Kitabı oku: «Кролик», sayfa 5

Гром замер, будто решая, стоит ли вмешиваться. Он наблюдал и был готов действовать сию же секунду, если что-то пойдет не так.

Забежав в дом, мальчик сразу же закрылся в своей комнате. Мама, кажется, даже не заметила его. Она продолжала убирать осколки с пола, бубня себе под нос возмущения и периодически повышая голос, видимо, надеясь, что хотя бы какая-то часть долетит отсюда через улицу до ее мужа. Плакала она или нет, мальчик не успел понять. Да и не хотел. Ему просто было страшно, и больше всего сейчас ему хотелось бы оказаться подальше от этого повторяющегося снова ада.

Еще какое-то время родители продолжали перекрикиваться оскорблениями – каждый из своего «угла». Постепенно фразы становились реже и будто бы тише – стало понятно, что конфликт почти исчерпал себя, и скоро они все успокоятся. Но что-то все еще держало мальчика в сильном напряжении, словно говоря ему: «Держись, это еще не конец».

6

Стало совсем тихо.

Сынишка, который все это время прятался в углу своей комнаты, решил подойти поближе к закрытой двери. За ней еле слышался разговор двух взрослых, которые, кажется, немного успокоились. Можно выдохнуть…

Погода почти никак не изменилась: тучи все так же висели в небе тяжелым грузом, прохладный ветер шевелил макушки деревьев и разносил по двору соломинки скошенной травы, а гром шепотом предупреждал о том, что все еще рядом. Только еле заметные капельки дождя врезались в стекло и скатывались вниз к карнизу.

Теперь мальчику очень захотелось, чтобы сейчас с ним был кто-нибудь рядом, но, похоже, никому вообще нет до него дела. По маленьким щекам одна за другой медленно покатились слезы.

А за дверью голоса то немного прибавляли в громкости, то снова становились тише. Это сильно напоминало качели: вверх-вниз, вверх-вниз. Сначала на маленькой скорости, потом все сильнее раскачиваешься – до тех пор, пока не раскачаешь их до упора, до стука о перекладину, на которой качели держатся. Вверх-вниз, вверх-вниз… щелк – и теперь, если ты не сбавишь скорость, будешь ударяться постоянно.

Одно неаккуратное выражение порождало другое. Они цеплялись друг за друга, образовывая ком и разжигая незавершенный конфликт заново и с новой силой. Мальчик не выдержал и выбежал на защиту маме, когда послышался хлопок от пощечины и ее вскрик. Отец прижал маму к стенке и яростно пытался ей что-то доказать. Сын попытался разнять их, но папа отпихнул его так, что тот даже потерял равновесие. Он быстро поднялся и, не зная, что делать, в истерике побежал прочь из дома. Мальчик кричал в надежде, что его услышат соседи и придут на помощь, пока не забежал на задний двор…

Увидев издалека горку маленьких тушек на разделочном столе, мальчик замолчал и, как завороженный, пошел в ту сторону. Он знал, чем папа занимается на этом столе и старался никогда не подходить туда, потому что страшно… Но сейчас он шел, как ведомый чем-то. Когда он подошел к месту, его сердце будто остановилось, в глазах на секунду потемнело, и весь мир в один момент рухнул. Трясущимися ручками он взял со стола оглушенное тельце своего кролика. Он все еще был таким же теплым, пушистым и мягким, и, казалось, сам прижимался к своему хозяину. Слезы катились быстрее, мешаясь с усилившимся дождем, и дышать было сложно, но, не проронив ни звука, шатаясь, мальчик дошел до скамейки возле клетки, сел и начал поглаживать шерстку своего мохнатого друга. От макушки к хвосту… Его уже не волновали звуки вокруг, он даже не заметил, что закипевшая в доме ссора в один момент резко оборвалась, и наступила гробовая тишина. Его так же не волновала разбушевавшаяся гроза и то, что его, промокшего до нитки, перетряхивает от страха и холода. Хотя, кажется, страха он уже не чувствовал. А чувствовал ли он вообще что-нибудь?..

Отец вышел во двор. Его тоже трясло, но уже не от переполняющей ярости. Теперь в его глазах виднелась паника. Острые ледяные капли моментально набросились на него, чтобы отомстить за мальчика, а гром попытался оглушить, но тот уже был глух и абсолютно потерян. Мужчина нашел сына, сидящим в обнимку с пушистой тушей, и тут же понял, какую ошибку совершил по невнимательности и еще большую – по неосторожности. Он упал перед мальчиком на колени и, рыдая, стал просить о прощении, хотя прекрасно осознавал, что то, что он совершил, ни понять, ни простить невозможно. Никогда.