Kitabı oku: «Лекарство (#1)», sayfa 3
****
Бессонная ночь прошлась по мне табуном, растоптав желание когда-либо вставать с кровати. Усталость, вялость и апатия – коктейль сегодняшнего дня. Только к ним прибавилось что-то еще. Какое-то необъяснимое чувство осело внутри сгустками сплошных нервов, как гуща на дне кофейной чашки. Предвестие о надвигающейся буре.
Урок живописи. Задание простое – рисунок с натуры. Я выбрала муниципальное здание напротив. Четыре стены, два столба, черепичная крыша со шпилем – даже пятиклашка справился бы. Но у меня не получается. Каждый раз, когда я вырисовываю контур, рука добавляет лишние детали. Вытянутая дверь, круг с циферблатом, на шпиле крест – церковь. Рука комкает рисунок и откидывает в сторону.
– Эм, знаешь, – карандаш ударяет по альбому, – я не могу рисовать того, кого не вижу. Конечно, некоторые художники рисуют портрет по памяти, но я пока такой магией не владею. Так что, – она приподнимает мой подбородок, – мерси!
Изи никогда не отличалась талантом, но тот, кто хоть раз видел ее рисунки, знает: портрет – лучшее, что она может подарить этому миру.
– Почему ее глаза похожи на арахис? – голова Майкла показывается за ее плечом. – Это современное искусство, или ты просто не завтракала?
– Это просто контур, бестолочь.
Я опускаю альбом на столешницу. Не могу рисовать и думать тоже. Как ни старайся забыть произошедшее не получается. Вокруг шумят голоса, двигаются кисти, шуршит бумага под напором грифеля. Но я не здесь. Мысленно я все еще в лесу, среди почерневших стволов, потревоженных сугробов и разбитой в дребезги машины.
– Еще как похожи, гляди, – Майкл дорисовывает в глазах точки, как в арахисовой скорлупе.
– Эй, руки! Вот увидишь, это будет зашибенно. Ты еще не видел мой Тауэрский мост. Когда я его закончу – это будет умереть не встать. Все в классе в трубу выпадут.
В альбоме Майкла возвышается здание академии. Суровые серые стены, прерывистые линии лицевого фасада, готические шпили крутой, островерхой крыши – все вырисовано с точностью, которой позавидовал бы сам да Винчи. Но даже архитектурное мастерство Майкла не позволяет разглядеть моим глазам то, что с недавних пор они видят везде. Купол, часовня, крест – церковь, неприметный бугорок на лице вечно дремлющего Фрейзера.
Хоть я решила оставить все в прошлом, голос совести решением разума не заглушить. И сейчас этот голос вовсю кричит: я должна туда вернуться. Только так я смогу выяснить, было ли это все на самом деле.
Машина проезжала здесь, свернула направо, затем в вглубь леса. Я бреду дальше по лесной дороге по следу размытых воспоминаний. Добраться автобусом до трассы оказалось легче, чем я думала. Куда сложнее найти дорогу, когда вьюга развеяла единственные отблески надежды. Раздавленный куст, покореженные ветви, яма – вроде бы это было здесь. Память уводит все дальше в чашу, заставляя картинки в голове обрастать все большим количеством деталей. Дорога становится тоньше, а нить воспоминаний все туже натягивает нервы. Заметив ободранные деревья, сворачиваю налево. Здесь, точно. Выхожу к громадной ели, метра три в высоту. Ствол, наполовину вдавленный внутрь. Это то самое дерево. Именно здесь машина наткнулась на острые лапы ели! Но… кадиллака нет. Как же так? Куда он подевался? Глаза вылавливают смутное сияние в сугробе. Разгребаю руками снег и достаю кусок покореженного металла. Боковое зеркало дядиной машины. Значит, я это не придумала. Это все было на самом деле! Тогда где автомобиль? Капот расплющен, стекла разбиты, двигатель наизнанку. Она ведь не могла просто так исчезнуть! Тревожные мысли разлетаются в стороны подобно стае перепуганных синиц, уловив эхо отдаленного шума. Хруст веток, слева, справа, впереди. Будто кто-то пробирается сквозь заросли. От страха бегу подальше что есть силы, пока шум не тонет в скрипе снега под ногами, а лес не открывает передо мной свои недра.
Останавливаюсь перевести дыхание и вижу перед собой поляну. Я знаю это место. Господи, как давно я здесь не была. Средняя школа Волсбери, в которой я училась, всего в пяти километрах отсюда. Я часто любила приходить сюда после занятий. Как-то раз я бродила в старом лесу в поисках сморчков и наткнулась на это место. Две колонны, каменные огрызки стен, половина сводчатой арки – все, что пощадило время. В окружении рощи эти ошметки показались мне настоящим кладом, затерянным среди вечно растущей зелени. С тех пор ничего не изменилось. Правда, в последний раз колонны пестрили вьющимися цветами. Сейчас руины погребены под тоннами белой мглы. Воспоминание о школе навеяло о том, что я выпустила из памяти. Мой маленький тайник. Направляюсь к колонне, сажусь на корточки и начинаю рыть до тех пор, пока из-под белой пыли не выныривает контур плинта. Затем цветочный орнамент, за ним четыре плиты. Надавливаю на одну, и та послушно выдвигается, оголяя спинку резной шкатулки. Стоит отодвинуть крышку, как из тени ларчика, словно из самого прошлого выныривает фотография.
Семейное фото, одно из немногих, на котором мы все вместе. Не знаю, почему их так мало, может, из-за нелюбви мамы к фотографированию или из-за того, что папа редко бывал дома. Командировки – неотъемлемая часть работы журналиста. Он часто был в отъездах, брал интервью, собирал факты, писал статьи, смотрел мир. Работа была для него такой же важной частью жизни, как и семья, тогда как для мамы имели значение только мы с Эми. Как трогательно и грустно смотреть на этот снимок. Трогательно потому, что на нем мы выглядим, как настоящая семья. Грустно потому, что в тот день папа в кои-то веки решил отменить поездку и побыть с нами. День, когда к нам в дом ворвались грабители, перерезали горло маме и уволокли папу в неизвестном направлении (нас с Эми мама успела спрятать на чердаке). Единственный день его короткой и такой редкой отсрочки от бесконечных неотложных дел. Лучше бы он уехал.
Зачем хранить вещи у черта на куличках, да еще и посреди леса, спросите вы? Не знаю, наверное, чтоб сделать эти вещи особенными. Покрываясь пылью в ящике стола, вряд ли это фото было бы ценнее спичечного коробка. Именно место делает вещь особенной, не сам предмет. Ныряю рукой в дыру, охапкой выгребаю содержимое. Изначально в мои планы не входило сюда приходить. Я даже не подозревала, что место аварии так близко к руинам. В планах был поиск машины и дяди, но пробегая сквозь рощу, движимые инстинктом самосохранения, ноги сами привели меня сюда. Это похоже на инстинкт паникера. В горящем доме первым делом хватаешься спасать самое дорогое и только потом себя. К счастью, в лесу пожара нет, а в моем тайнике кроме фотографий, маминого обручального кольца и пустого папиного портсигара, спрятан карманный нож. На всякий случай. Засовываю вещи в рюкзак и уже собираюсь бежать к автобусной остановке, когда шорох снега сметает мои планы подобно костяшкам домино.
– Какого черта ты здесь делаешь?
Дориан вырастает за спиной, словно из воздуха. Откуда он взялся? Я даже не слышала, как он подошел.
– Могу задать тебе тот же вопрос.
И правда. Поляна находится в самом сердце старого леса и в десяти километрах от Фрейзера. За все годы я не видела здесь никого. Тогда как об этом месте узнал парень, недавно переехавший в город? Он осматривает меня с ног до головы и уходит. Сама вежливость и очарование.
– Ты что, так и уйдешь?
Ноль реакции.
– Эй! – бегу за ним следом. – Ты не можешь так уйти. Нельзя просто появиться посреди леса и исчезнуть!
– Можно. Смотри, как это делается.
– Ты так и не ответишь?
– Это я задал вопрос.
– Хорошо, что ты здесь делаешь?
Он оборачивается так резко, что я чуть не налетаю на него.
– Сначала ты.
– Ладно, я кое-что здесь спрятала и пришла это забрать.
Его глаза скользнули к колоннам. Если он следил, значит видел, зачем я пришла. Тогда к чему этот спектакль?
– Твоя очередь.
– Не твое дело.
Он продолжает идти. Я обреченно развожу руками.
– Ты всегда такой дружелюбный или сегодня особый день? Я ничего тебе не сделала.
– Достаточно того, что ты здесь.
– Это ведь ты преследовал меня. По логике я должна злиться.
Он резко оборачивается. Слишком. Каждое его движение, как выточенное острием ножа. На секунду мне даже кажется, что он сейчас что-то бросит в меня.
– Я никого не преследовал.
– Тогда как ты здесь оказался?
– Ты не вправе что-либо требовать.
– А ты не вправе уходить не объяснившись.
То ли удивление, то ли раздражение вспыхивает на его лице. Словно я и вовсе не смею с ним говорить. Да кем этот парень себя возомнил?
– Так что, объяснишь, чем я тебе не угодила?
– Я не желаю иметь ничего общего с Блумами.
С его уст это звучит как низшее из оскорблений, но удивляет меня не это.
– Я не говорила свою фамилию.
Он идет быстрее. Будто хочет в два шага оказаться как можно дальше от меня.
– Эй! – хватаю его за руку и вдруг замираю. Глаза впиваются в его запястье. Сегодня на нем нет перчаток, и теперь я прекрасно вижу, что под ними скрывается: шрамы. От одного только вида на эту изуродованную кожу, меня передергивает от страха. Да здесь же живого места нет! Рука, запястье – все в багровых отметинах, а на ладони темнеет след от глубокого ожога. Что с ним произошло?!
– Боже…
Мое прикосновение действует на него как разряд тока.
– Лес – неподходящее место для прогулок в одиночестве. Это может иметь прискорбные последствия. Ты ведь не хочешь неприятностей?
Он меня запугивает? Даже если и нет, мне все равно лучше отсюда уйти. С этим парнем явно что-то не так. Кто-то, но он точно не самая подходящая компания для прогулок в лесу. Хруст ветки за спиной ломает витающее в воздухе напряжение вместе с моим самообладанием.
– Ты это слышал?
Чувствую, как напрягаются ноги. Готовятся пуститься в бег.
– Кажется, мы здесь не одни.
Шум повторяется, уже ближе. Кажется, я что-то вижу там за кустами. Что это? Мне это не нравится.
– Эй?
Поворачиваюсь и понимаю, что говорю сама с собой. Блэквуд исчез так же, как и появился. Прекрасно. Я снова в одиночестве посреди леса. Или, может, не одна, что еще хуже. Не дожидаясь, пока из-за кустов покажется то, что издавало шум, бегу к дороге и торможу проезжающий автобус. Только опустившись на потертое сидение чувствую, как стихает дрожь в коленях. Что это, черт возьми, было? Как он мог меня оставить? А вдруг там, в роще, притаился медведь или волк? До чего мрачный тип. Хотела бы я знать, зачем он вообще приходил на поляну. Но пока что я знаю только одно: у этого парня явно проблемы.
Глава 2. Куда приводят страхи
Сегодняшний день помог мне понять две вещи. Первое – Блэквуд полный псих, который явно что-то скрывает. Второе – я ему не особо нравлюсь. Если уж честно – он меня ненавидит. От одного его взгляда становится не по себе, будто мне вскрывают вены заржавелым гвоздем. Едва появившись в академии, он объявил мне войну, хотя увидел впервые в жизни. Чтоб влюбиться достаточно одного взгляда. А чтоб возненавидеть? Нужно ли больше? Оказывается, нет. Ненависть с первого взгляда.
Ноги скользят по мощеной дорожке. За спиной захлопывается входная дверь. Я дома. Все страхи остались в самом сердце лесной чащи, но не здесь. Здесь я в безопасности. В гостиной, как всегда, встречает Оскар – единственный дневной обитатель этого дома. Вот кто действительно рад меня видеть. Чешу за ухом, поглаживаю пушистый черный хвост, но вдруг сквозь радостное мяуканье вылавливаю дикий для моих ушей звук – шум работающей микроволновки. Включена? Значит…
– Привет. Кофе? – Эми выныривает из-за угла и протягивает мне чашку. На шее гремит связка ключей, золотистые волосы завязаны на макушке в тугой пучок, что свидетельствует о недавнем приходе с работы.
– Ты что здесь делаешь?
– Живу уже двадцать восемь лет как. Ты вроде в курсе?
– Я не об этом. Разве ты не должна быть на работе?
– Взяла выходной.
– Сегодня что, Рождество?
– Брось, это так удивительно?
– Вообще-то, да. Не помню, когда последний раз заставала тебя дома.
Оливковые глаза потупляются в пол, боясь повстречаться с моим взглядом. И не нужно, я и без этого чувствую всю гамму ее неловкости.
– В последнее время я и вправду много работала.
Ну вот. Теперь я чувствую себя виноватой.
– Ладно, не бери в голову.
– Так ты кофе будешь или нет?
Забираю чашку и жадно отпиваю. Уф, горячий.
– Ты чего так поздно? Занятия закончились два часа назад.
– Решила пройтись после занятий.
– Знаешь, эта привычка гулять в лесу рано или поздно может плохо закончиться, – она плюхается на диван и включает телевизор.
На экране местного канала мелькают знакомые улочки. Бетонный короб академии,
фонтан в сквере перед городской площадью и готическое здание с крестом над массивной дверью. Церковь, в которой я еще недавно укрывалась от снегопада.
«…происшествие, которое заставило жителей мирного городка Фрейзер содрогнуться от ужаса…»
– Громче!
Эми нажимает на кнопку пульта.
«…было найдено местным жителем. Установить личность удалось по опознанию свидетеля. Николас Неймон, местный священнослужитель был найден мертвым в глубинах старого леса, неподалеку от четырнадцатого шоссе случайным прохожим».
– Вечером я выгуливал собаку, – на экране мужчина с залысиной нервно потирает подбородок. – Обычно я не захожу далеко, но в этот раз Кори потянула меня в самую чащу, словно напала на чей-то след. Я долго не мог понять, куда она меня тянет, пока не увидел… Это было ужасно. Преподобный был милейшим человеком. Никогда бы не подумал, что кто-то способен на такое.
«На руках погибшего, – продолжает репортер, – обнаружены многочисленные царапины, нанесенные тонким предметом. По предварительному заключению смерть наступила около пяти дней назад. Причиной смерти стало обескровливание. Подробные сведения будут объявлены после экспертизы. В связи с данным событием, мы настоятельно рекомендуем всем жителям Фрейзера держаться группами и не ходить в лес без сопровождения».
Как-то раз в детстве мы с Эми посчитали забавным взобраться на трухлявый дуб неподалеку от дома. Начали карабкаться, не обращая внимания на пронзительный треск – предупреждающий звоночек. Эми не добралась и до середины, зато я вскарабкалась на самую верхушку, вот только ветка не выдержала веса и рухнула прямо под моей ногой. Мы посыпались вниз, как желуди. Эми была ниже и благополучно спрыгнула на землю. А вот я слетела с десятиметровой высоты. Удар о землю был таким сильным, что меня оглушило. Горло перехватило, сердце подпрыгнуло до самого горла, и мне даже показалось, что я сейчас его выплюну. Я не могла ни дышать, ни говорить, ни двигаться. Было непонятно, где я и что происходит. Сейчас я испытала то же самое, только раскололось не дерево, а моя жизнь. Дядя Ник мертв. Неужели это правда?
Но ведь это невозможно. Он не мог умереть пять дней назад. Во вторник он подвозил меня домой. Всего два вечера назад я сидела с ним рядом в машине. Как они могут говорить, что он тогда был мертв? Они ошиблись. Эти чертовы репортеры ошиблись! Или… ошибаюсь я? Но, если он умер за три дня до нашей встречи, кого я тогда видела в лесу?
По спине волнами прокатился страх. Старый лес. Я была там сегодня и не одна. Кроме меня там был еще кое-кто. Человек, появившийся в городе накануне странных событий и чье загадочное исчезновение не может не бросать тень на его личность. Человек, при одном виде которого уже хочется набрать номер местного отделения полиции. Блэквуд. Связан ли он с убийством дяди? Мне бы очень не хотелось в это верить, но будем честны. Он не так давно приехал во Фрейзер. Никто о нем ничего не знает. Сам его внешний вид не внушает доверия. А еще эти следы на его руках. Что это за садистские отметины? Откуда они и имеют ли отношение к ранам на руках дяди, о которых говорилось в репортаже? Тягостное чувство вновь засосало под ложечкой. С самого утра оно не давало мне покоя. Как бы ни пыталась, я не могла понять, что это за чувство. Теперь знаю: это было предчувствие.
– Пообещай мне, что больше не будешь гулять в лесу, – шепчет Эми. – Обещай мне.
– Обещаю.
****
Утро четверга. Первый ряд амфитеатра пустует. Блэквуд не пришел на занятие, чем только подкинул дров в постепенно разгорающееся пламя подозрения. После последней встречи у меня есть все основания подозревать его если не в убийстве, то хотя бы в укрытии информации. Его поведение в кафетерии, слова в лесу, выражение лица, взгляд – все буквально плещет ненавистью в мою сторону. Ненавистью, истоки которой остаются загадкой. Изи опаздывает. Я сижу одна на последнем ряду. Когда она появляется, миссис Стедстоун вовсю глаголет об истории происхождения стилей. Взгляд Изи подтверждает то, на что я надеялась весь вчерашний вечер, – она знает.
– Ты смотрела вчера новости? – она садится рядом.
– Мы с Эми смотрели.
– Боженьки, это так ужасно. Кто мог сотворить такое с преподобным?
Связки сжимаются комом.
– У меня есть предположение…
– Мисс Блум, – прерывает наш разговор преподаватель, – что такое важное вы нашли, чтоб так открыто игнорировать занятие? Или вы считаете, что происхождение стилей не достойно вашего внимания?
Миссис Стедстоун смотрит на меня, а вместе с ней и пол-аудитории. Пытаюсь заговорить, но голос проваливается куда-то в живот вместе с моей уверенностью.
– Мы продолжим, если вы не против.
– В кафетерии.
Изи молча кивает. Ее лицо сосредоточено как никогда, но поджатые губы выдают то, что она так умело пытается скрыть: она взволнована не меньше меня.
– Я должна тебе кое-что рассказать, – выпускаю скопившееся внутри напряжение, усаживаясь за столик. – Я встречалась с дядей за пару дней до того, как он… Как все произошло. Во вторник вечером он подвозил меня домой и…
– Мать моя оперная дива… Ты видела его за день до убийства?!
– Да, но это…
– Как? Что ты вообще делала вечером в церкви?
– Не имеет значения, – потираю переносу, – Важно то, что дядя был не в себе. Он выглядел необычно и вел себя странно. Говорил какие-то небылицы, что я особенная и скоро за мной придут…
– Стоп. Кто за тобой придет?
– Не знаю. Мне кажется, он бредил. Может, его кто опоил или еще что-либо…
– Спокойненько, Сив. Дыши глубже.
Впиваюсь руками в край стола. Пальцы начинают болеть от напряжения.
– Ладненько. Кроме этого ты не заметила ничего странного? Запаха алкоголя или…
– Да он весь был клубком странностей! Он вел себя так… Я не знаю. Он был сам не свой, будто с ума сошел.
– Думаешь, он хотел увезти тебя от преследователей?
– По правде говоря, я не знаю, что думать.
– Я… просто… очуметь! Это же ужасно! – едва выдыхает она, хватаясь за голову. – Это даже хуже, чем заплатить три тысячи баксов за сумочку от Dior, а получить дешевую китайскую подделку.
Наконец я добилась того, ради чего и был затеян разговор – взаимопонимания. Кажется, теперь Изи поняла, каково мне сейчас. И, принимая во внимание ее беглый взгляд, побывавший за последнюю пару секунд во всех уголках кафетерия, у нее нет ни малейшего понятия, что с этим делать.
– Боженьки, – ее рука со свежим маникюром вцепляется в сумку, – мы должны сию секундочку сообщить об этом полиции.
– Что? Нет!
– Нельзя о таком умалчивать!
– Но и рассказать тоже! Никто мне не поверит.
– С какого тарарама?
Самое время придумать, как намекнуть ей о нестыковке во времени. Ведь кто поверит, что дядя подвозил меня во вторник, если его официально объявили мертвым с субботы.
– Понимаешь, – нервно откашливаюсь, – у меня мало доказательств, что мы виделись. Если честно, их нет.
– Да ты прикалываешься что ли! И о чем ты только думала?
Может, она и права. Нужно было сразу обратиться в полицию. Тогда мне удалось бы… Стоп. Удалось что? Объявить, что я проблемный подросток с тараканами в голове? В репортаже ясно сказано: дядя Ник убит пять дней назад. А, значит, тот человек в машине, кем бы он ни был, не мог быть им.
– Это еще не все. Вчера я гуляла в старом лесу и наткнулась там на Блэквуда.
– Что?! Как он… ты… Что вы там делали в лесу? То есть что ты там забыла?
– Главное, что он там был. Думаю, он имеет к этому всему отношение.
– Почему ты так решила?
– Он был на месте преступления, как раз в тот день, когда нашли тел… – язык заплетается в узел об одной лишь мысли об этом слове, – нашли дядю. И я понятия не имею, зачем.
– А ты-то чего там вертелась, грибы собирала?
– У меня были причины.
– С чего ты взяла, что у него их не было? Может, он просто вышел прогуляться, осмотреть райончик, так сказать.
– Да, а сегодня не появился на занятиях.
– Лапочка, – она наклоняется ко мне через стол, – на улице минус двадцать четыре. Пол-академии не пришло. Будешь обвинять парня в том, что у него есть инстинкт самосохранения?
– Изи, я серьезно.
– А я что, шуточки здесь шучу? Стейси похожа на барби-переростка. Див из параллельной группы играет на банджо. Майкл носит кожаные брюки. А кто-то гуляет один в лесу. Вокруг полно фриков, но ты не можешь обвинять первого встречного в убийстве только потому, что тебе не нравится его вид. Речь ведь идет не о простом розыгрыше. Мы ведь говорим об… – она оглядывается через плечо, словно боится, что нас кто-нибудь услышит, – об убийстве. У-би-й-стве!
– Я знаю, но…
– Ты слышала, как умер преподобный? У него выкачали кровь. Его руки все в порезах. Каким межеумком нужно быть, чтоб дойти до такого?!
Она качает головой, словно откидывает непрошенные мысли, и берет мою руку.
– Ясненько, ты в шоке, но я не хочу, чтоб ты еще больше намудрила. Речь ведь не только о тебе. Ты можешь подкинуть свинью ни в чем не повинному парнишке! Поэтому возьми себя в руки и выброси это из своей темной головки. Лады?
В горле сжимается комок вины. Может, она и права. Может, мои переживания необоснованные, но в такой ситуации сложно размышлять логически. Когда родного человека находят мертвым в лесу, непроизвольно начинаешь подозревать весь город. Но, как ни старайся, интуиция твердит иначе. Не могу описать причину этого беспокойства, но с этим парнем что-то не так. Я это чувствую и обязательно выясню что.
