Kitabı oku: «Рецепт Мастера. Спасти Императора! Книга 2»

Yazı tipi:

Башня Киевиц на Ярославовом Валу, 1


Три молодые женщины-киевлянки неожиданно приняли от умирающей ведьмы Кылыны ее дар. Как же они сумеют распорядиться им? Ведь они такие разные: студентка исторического факультета Маша Ковалева, железная бизнес-леди Катерина Дображанская и уволенная из ночного клуба безбашенная певица – Даша Чуб, по прозвищу Землепотрясная.

По воле или против нее, им пришлось стать Киевицами – хранительницами Города Киева – и навеки поселиться в прошлом веке.1

Глава седьмая,
в которой начинается бой

Сцена была достойна кисти Ильи Репина – творца многозначительного шедевра «Не ждали»... Вот только живописцу, вознамерившемуся ее запечатлеть, пришлось бы долго ломать голову над названьем.

Отдаленно напоминавшее Машу существо в мужской шапке, сапогах, домотканой рубахе сидело в кресле, опустив глаза, сцепив брови. Невероятно красивая Катя с гранатовым колье на груди стояла в углу, кутаясь в соболье манто. Сбросив летчицкий пиджак и потертые ботинки прямо на пол, Даша Чуб развязно развалилась на диване гостиной невзрачного, маленького, одноэтажного дома на Малоподвальной, 13. Над ними всеми – на белой изразцовой печи – сидел большой и лобастый черный кот Бегемот (когда-то он принадлежал матери Акнир Киевице Кылыне да так и не признал новых хозяек – сбежал к дочери и, похоже, последовал за ней и сюда, в Прошлое). А молодая строголицая Учительница в белой блузе и черной юбке до пят, энергично ходила по комнате и говорила, говорила, говорила…

Сегодня Акнир говорила сугубо по делу – сухо и коротко, ладно и гладко. Слова ложились бусина к бусине. Учительница не позволяла себе ненужных отступлений, насмешливой дерзости, дешевой театральности; дополнявшее ее учительский образ пенсне Акнир так и не нацепила на нос – крутила в руках. Тон ее был суровым и деловым. С лица стерлись эмоции.

Но отчего-то именно из всех этих замечательных перемен становилось понятно: она боится Машу. Боится неприкрыто – и чем старательней она пытается это скрыть, тем отчетливей в ее экономичных построениях фраз проступает колючий страх.

И только сейчас Даша Чуб осознала:

«Это не Маша!»

В ожидании встречи с лжеотроком, лжепоэтесса думала о нем, как о бывшей подружке. О том, как той пришлось скрывать в монастыре свой пол, притворяться, и представляла разное… Но лишь теперь сопоставила: став их подругой, Маша не перестала быть исцелявшим на расстоянии всеведающим пророком и чудотворцем, чью святость не решались оспаривать и зубоскалы.

Но Маша святой не была. И все же делала это. Как?

«Она колдовала!»

Чуб заледенела.

Все чудеса, творимые Отроком, делала ведьма. Вся ее святость была порождением Книги Киевиц. Она переписала заклятия и оставила их на квартире. Но Маше не нужны были записи – студентка-отличница, она на лету запоминала любой единожды слышанный текст.

И во всем этом Даше увиделось что-то не очень хорошее. Но еще меньше хорошего видела в этом Акнир… Она искала Отрока и нашла младшую из Трех Киевиц, отсутствие коей нимало ее не печалило. Признав, что Маши точно нет на земле, она словно бы разом вычеркнула без вести пропавшую Третью из их общих планов…

Но оказалось, что Маша – есть. И еще оказалось, что Маша – Отрок. Тот самый Отрок, без участья которого весь ведьмин план летит к чертовой бабушке. И еще оказалось, что Маша – ведьма. Ведьма, о силе чудес которой говорит весь Юго-Западный край…

«Маша сильнее ее?»

– …блестящие реформы Столыпина не смогли ничего изменить, хотя поначалу моя мама тоже думала так, – подобралась девица к финалу. – Да, будь Столыпин жив, он изменил бы историю, он укрепил бы низы и остановил войну. Если бы он был жив… В этом-то месте мамины расчеты и не сошлись. Он умер в 1913 году от инфаркта и…

– Все, что мы сделали, было зря, – фыркнула Чуб. – Наша песня хороша, начинай сначала!

Уже смирившаяся с сим малоутешительным фактом летчица посмотрела на бывшую студентку-историчку. Чуб уже не казалось, что та втянула их в провальную аферу – она глядела на подругу сочувственно:

«Бедная, так старалась все изменить. Каково ей узнать, что Акнир ее тупо использовала…»

Но лжеотрок безучастно таращилась в пол. За шесть монастырских лет Машина привычка опускать глаза достигла своего апогея – она вообще перестала их поднимать. И летчицу посетило неприятное чувство, что все они словно заключены в стеклянный сосуд, а Маша находится за его прозрачной стеной – вроде бы рядом и все же за пределами их мироздания.

– Нет, не зря, – отвлекла ее от сомнительных ощущений Учительница. – В последней маминой тетради было просчитано все. Все, – весомо повторила она, – включая и вас, и вашу первую попытку Отмены. Только благодаря вам все сошлось. Только благодаря вам Трем…

– А откуда твоя мама знала про нас? – переключилась Чуб. – Она ж умерла до того, как мы тут…

Катерина еле заметно дернула ртом, вспомнив:

«Моя мама верила в вас!»

– Она просчитала, – выдала исчерпывающее объясненье ведьма. – С помощью формулы Бога мама высчитала: пророчество Великой Марины сбудется. Трое придут, пойдут в Прошлое и изменят его. И вы совершили немыслимое. Да, все, что вы сделали ради Отмены было бессмысленным. Но все, что вы делали просто так, ради себя, ради наживы и честолюбия, имело огромнейший смысл… – Учительница повернулась к госпоже Дображанской. – Только благодаря вам, Екатерина Михайловна, в наших руках вторая и третья власть – финансы…

Катерина насупилась.

– …и средства массовой информации. Все кинотеатры Империи принадлежат вам. И они нам весьма пригодятся. Только благодаря вам, – Акнир подошла к круглому столу у окна и взяла в руки разноцветную книгу, – мы получим первейшую власть – монархию. Только благодаря Гришке Распутину…

– Распутину? – эмоционально перебила Чуб. – Мы и его к нам подключим? Я сто лет мечтала с ним познакомиться! Вот волнующий дядя… Я слыхала, он трахался со всеми придворными дамами, потому что вампирил через секс.

– А я слыхала, – резко отбрила перебившую Катя, – что Изида Киевская постоянно говорит в интервью несусветную чушь!

– А че, я неправду ща-с говорю? – дернула невозмутимым плечом пилотесса. – Вот спроси у Акнир. Распутин – колдун ведьмак? И вампирит через трах. Я слыхала, у него та-а-акой член…

– А я слыхала, что слухи об огромном размере члена Распутина и поклонение его размеру – типичные рудименты язычества, – поморщилась Екатерина Михайловна. – Помолчи, Дарья. Спасу от тебя нет, ей-богу… Твой Распутин испохабил все святое, что еще оставалось в стране. Святым старцам место в келье, а не во дворце, не в кабаках и не на оргиях. Царя с царицей и раньше-то не сильно любили, а когда они приблизили к трону пророка-развратника и принялись слушать его как малые дети… Да самый последний гимназист в Империи знал, что Россией правит не законный монарх, а окаянный Гришка! Думаю, он и впрямь обладает недурственными гипнотическими способностями. Но нам чем этот Кашпировский поможет? – вернула она трибуну Акнир.

– Он уже помог нам, – сказала Учительница. – Тем, что он жив.

– А он уже должен был умереть? – удивилась Даша.

– 16 декабря 1916 года. А незадолго до смерти Распутин оставил пророчество. Или скорее проклятье… «Русский царь! Знай, если мое убийство совершат твои родственники, то ни один из твоей семьи, родных и детей не проживет дольше двух лет. Их убьет русский народ». Так все и вышло, – серьезно сказала Учительница. – Царь и Семья были расстреляны через девятнадцать месяцев после убийства Распутина. Однако на этот раз он не умер… Его предупредили о покушении, – Акнир нарочито развернулась к лжеотроку.

– Маша… – Чуб выговорила это имя без должной уверенности, – ты что-то сделала? Значит, это правда, что говорили на Киеве? Будто царь и Распутин тайно приезжали к нашему Отроку? Правда?

– Неправда, – лжеотрок упрямо смотрела в пол. – Царя не было.

– А Распутин к тебе приезжал? Да рассказывай, Машка, уже, не тяни! – полувосторженно-полувозмущенно закричала Чуб. – Про Распутина столько всего говорят…

– Не о чем рассказывать, – отрезала Маша. – Предостерегла. Вот и все.

Вот и все?

Существо в мужской шапке, бесформенных штанах и потертых сапогах даже не подняло головы. И Даша расстроилась. Вначале не поняла отчего. А потом догадалась: не Маша это, не Маша! Настолько, что и само имя Маша к ней не лепилось. Какой-то чужой человек, холодный, недружелюбный, бездушный – запертый на все замки и засовы.

Эта «не Маша» Чуб решительно не нравилась. И не исключено, что вы, мой читатель, испытываете схожие чувства. Воздержусь от высказывания личного мнения, скажу лишь: прошло много лет. И одних годы меняют до неузнаваемости, иные изменяют только оттенки…

За шесть лет Даша Чуб не перестала быть Дашей – она представляла собой набор тех же разноцветных качеств. Ее не иссякающий энтузиазм – вылился в широкую и штормящую деятельность, бодрость духа – превратилась в экспансивность, готовность бездумно броситься на помощь любому – разрослась до честолюбивой жажды спасти всю страну, переломив мировую войну, а непотопляемый оптимизм – перековался в абсолютную веру в победу. Не то что запертая перед носом дверь, Земплепотрясную сроду не останавливала и сплошная стена. В этом была ее сила: многие стены ей удавалось пробить. В этом была и ее главная слабость: Изида Киевская больше не верила, что непробиваемые стены существуют вообще. А они существовали, увы…

Но звезда-неудачница, перевоплотившаяся в первую знаменитость Руси, более не сомневалась в себе и поступала, как человек, привыкший, что ему сходит с рук любой сумасбродный поступок. Передергивала плечами с презрительностью высшего создания, привыкшего, что все опасения, предостережения, табу – удел иных, не таких, как она. Говорила голосом баловня целой Империи, привыкшего, что его словам внимают, публикуют в газетах, повторяют, цитируют, и все реже и реже слышала других. Она стала чуть более надменной, визгливой и самоуверенной. Шесть лет ужесточили Дашины цвета…

А Катины – напротив, сделали более нежными и пастельными. Ее агрессивная самоуверенность превратилась в спокойную уверенность в себе и в ее силе угасли оттенки нервозности. Ее красота обнаженного кинжала больше не переливалась блеском голодной стали. Катя стала более мягкой и сдержанной, вдумчивой и невозмутимой. Более счастливой… И хотя минувшее шестилетие не состарило ни одну из них ни на год, образ жизни и мыслей порядком изменили черты лица двух Киевиц.

Но Третья… Третья не изменилась – она просто исчезла. Точно кто-то старательно вымарал все исконные качества, делавшие их Машу – Машей: ее простоту, ее безыскусную искренность, всепонимающее сострадание, способность мгновенно принять чужую боль как свою. Все то, что мелькнуло на краткий миг, там, в Дальней Пустыни, и кануло в Лету.

«Катя, как дура, по монастырям каталась, ее искала, – подумала Чуб с внезапной досадой. – Колбасилась, церкви отхаркивала. А Маша, когда Катька к ней первый раз в Пустынь приехала, ее и не приняла. И ей было чихать, что Катя волнуется. Я из-за нее потеряла маму. Из-за ее Отмены! А она сидит тут и цедит слова, словно знать нас не хочет…»

– Но есть еще одна важная, может самая важная вещь, – сказала Акнир, – о которой все узнают только тогда, когда начнется наша пиар-акция… Как вам известно, новая власть потребовала от Николая II отречься от трона в пользу сына. Но, поразмыслив, Николай написал отречение в пользу младшего брата, который тут же написал отречение в пользу неизвестно кого – как получилось в итоге, в пользу Владимира Ленина. Иными словами, царь совершил страшный ляпсус. Он, как мудро заметила Катерина Михайловна, оставил Россию без царя. Она стала в сознании народа как бы ничейная. А что ничье, то всехнее. Кто хочет, приходи и бери. Тут-то все и попытались ухватить кто что может.

– Именно так, – подтвердила госпожа Дображанская.

– Так было в прошлой редакции, – внесла важную корректировку Акнир. – Но поскольку Распутин остался жив, Николай передал престол двенадцатилетнему сыну, назвав брата регентом…

– Потому что Распутин так посоветовал? – не уловила логики Чуб.

– Дело не в том, что он посоветовал, – Учительница распахнула книгу, – а в том, что единственный сын и наследник царя – Алексей – с рождения был неизлечимо болен. А благотворное действие распутинских молитв на здоровье ребенка признавали даже ненавидящие старца врачи. Три раза цесаревич Алексей был на краю могилы. Три раза доктора единодушно провозглашали его безнадежным. А святой черт просто слал из другого города телеграмму царице: «Не плачь. Твой сын будет жить». И на следующий день Алексей поправлялся.

– Ну прямо, как наш Михаил, – впечатлилась Даша. – Только наш Отрок… – Чуб проглотила слово «святой». Перевела угасающий взгляд вправо.

Сидящее поодаль, отрешенно рассматривающее дощатый пол существо не было ни святым, ни Михаилом, ни Отроком… Ни их подругой!

– Болезнь наследника престола скрывали от народа, – продолжала Акнир. – На этой страшной государственной тайне и зиждилась власть Распутина над царской семьей. Но Распутин был убит, и отец не рискнул отдать трон смертельно больному ребенку, утратившему в лице старца единственный шанс на спасение. Он написал отречение за себя и за него. Так было раньше, – сказала она.

– Но и нынче в газетах не было ни слова о том, что Николай передал власть сыну, – заметила Катерина Михайловна.

– И нам это на руку! – подвела жирную черту юная ведьма. – Брат царя отказался от регентства. Временное правительство и Совет рабочих депутатов подумали и решили: раз регент не хочет править, цесаревич им тоже без надобности. Об отреченье в его пользу не знает никто. Кроме тех, кто живет в ХХI веке. – Акнир протянула Катерине разноцветную книгу, оказавшуюся при более близком знакомстве историей за 5 класс. – Тут все прописано. Вы понимаете, к чему я веду?

Екатерина Дображанская взяла школьный учебник, открыла отмеченную закладкой страницу, неторопливо вчиталась в отчеркнутый красной ручкой абзац новой истории.

– Понимаю, – медленно проговорила она. – На самом деле у России есть царь. И не просто царь – двенадцатилетний ребенок. И не белоручка – герой войны, отец его полтора года по фронту таскал. Цесаревича народ очень любит… Тут психология. Люди в принципе склонны преувеличивать достоинства детей и возлагать на них излишне большие надежды. И одно дело взять ничейное-всехнее, и совсем иное – отобрать законную власть у обожаемого народом ангела. Если на троне не Николай, а Алексей, царь – не отыгранная карта. Царь – наш козырный туз в кулаке. Осталось собрать еще несколько карт…

– И мы их соберем! – энергично уверила Катю Учительница. И тут же перевоплотилась в восторженную Агитаторшу. – Вдовствующая императрица послушает Отрока и предупредит сына. Мы похитим Семью. А на следующий день народ узнает, что Временное правительство скрыло от них, что у них есть новый царь!

– Это иной разговор. Это серьезный аргумент, чтобы их обвинить, – признала Катерина Михайловна.

– Через неделю-две новая сенсация: юный царь Алексей тайно приговорен новым правительством к смерти.

– Да, убить ребенка-царя… Такого святотатства им не простят ни здесь, ни за границей, – закивала Катя.

– Временные мгновенно теряют всех своих союзников, – подхватила Акнир. – Во всех ваших кинотеатрах идет документальная хроника – цесаревич в своем матросском костюмчике. Да не двенадцатилетний, а трехлетний, двухлетний крохотуля с невинными глазками. Россия-мать со слезами хватается за сердце. Вдовствующая императрица-мать тайно скликает командующих в Киев на спасение внука и на время его отсутствия принимает власть в стране на себя.

– Вдовствующая императрица недурно, – заценила госпожа Дображанская. – Она – хваткая баба. И в Киеве ее уважают. Если все это будет ее именем…

– Именно! – воспарила Акнир. – И именем Бога! Нынешние люди – не мы. Для них помазанник божий – святое. Это сидит в подсознании, даже если сознание уже исковеркано…

– Но армия – это огромные деньги, – опустила Катя воспарившую было ведьму на землю.

– Катерина Михайловна, – с упреком сказала Акнир. – Ведь сплетня, что вам принадлежит половина Империи, не такая уж сплетня…

– Да, – сказала Катя. – Но это мои деньги.

– Неужто вы предпочтете отдать их большевикам? Неужто вы так и не поняли главного? – вдохновенно спросила ее Агитаторша. – Война стала первой причиной! Раздав мужикам оружие, Николай своими руками вооружил будущую красную армию. Но благодаря вашим деньгам и масс-медиа эта вооруженная армия будет нашей! Болезнь цесаревича сделала царя и царицу психологическими рабами Распутина. Но благодаря ей мы и получим теперь того единственного законного наследника трона, которого признают все: офицеры, солдаты, мужики, аристократы. И все благодаря Маше… Вы Трое удивительным образом последовательно превратили десяток причин революции в десяток беспроигрышных способов ее отмены!

– Помилуй, душа моя, – скривилась госпожа Дображанская, – мы Трое не похитим наследника. Чтоб осуществить весь твой план нам понадобятся сотни людей.

– И вы снова правы, – нимало не смутилась Акнир. – Помните, я поминала, что Ленин назвал революцию чудом – он сам толком не понял, как, почему она произошла. Слишком уж все сошлось! Сами собой множество фатальных причин выстроились в ряд, как на параде планет. И чтобы противостоять им, нам понадобились бы не сотни, а тысячи тысяч человек… Но в том-то и соль, что вы Трое стоите всех! Зачем нужна сотня, если у нас есть одна наша поэтка? – ведьма улыбнулась Чуб.

Даша неуверенно растянула губы в ответ, крайне плохо представляя, за что Акнир собирается ее похвалить – неужто за кражу ахматовских стихов?

– Самолет, – лаконично сказала Акнир. – Похитить царскую семью сможешь лишь ты на своем «Илье Муромце». Единственном самолете, способном поднять десяток человек: семь августейших особ, тебя и меня. Я знаю, куда их везти. Место надежное, – ведьма повернулась к Катерине Михайловне: – Я понимаю, вы зададите мне еще десятки вопросов. Но на все ваши вопросы есть лишь три варианта ответа… Это сложно осмыслить, трудно понять, но, поселившись в Прошлом, вы Трое бездумно, исключительно в силу природных качеств характера прибрали к рукам все рычаги, повернув которые можно обратить историю вспять. Превратить все возможные минусы в наши плюсы.

Все наши недостатки – в достоинства! – Чуб, безутешно оплакивающая свой бесполезный самолет, поняла ее первой. – Ну и что, что я с «Муромцем» на войну не пойду? Я не зря его строила! Я на нем царя от смерти спасу! Ну и что, что ты, Катя, всех тутошних воротил разоряла? Правильно делала! Они мир на свои бабки спасать не собирались. А ты спасешь… Просекаешь?

– Ну, коли так… – с секунду поколебленная Катя смотрела на Чуб, не подозревающую, какую жизненно важную струну ей удалось зацепить. – Должна признать, в целом план совершенно безумен.

– То, что сейчас вы внимаете мне, тоже часть безумного, но гениального маминого плана! – победительно просияла Акнир. – Моя мама не зря верила в Трех!

Катерина кивнула. Новость о том, что план, частью которого была вся Катина жизнь, принадлежал Киевице Кылыне, а не ее шестнадцатилетней дочери, как ни странно, принесла облегчение.

– Но отчего-то твоя мать не сочла нужным воспользоваться своим планом, – сказал незнакомый им голос.

Машин голос – впервые за весь разговор лжеотрок подняла глаза, и Чуб увидела в них пустоту, бесконечную, непонятную, зимнюю – теперь она была еще больше «не Машей».

– Твоя мать предпочла умереть, – сказал Отрок. – Я не буду вам помогать. Ты знаешь почему. Ты знала, что я откажусь. Октябрьская революция будет.

* * *

– Как? Почему? – в первую секунду Даша даже не поразилась – просто не поверила. – Ты ж больше всех мечтала ее отменить. Ты больше всех хотела… Ты нас и уговорила тогда! Ты нас втянула. Как же теперь?

– Мы вернемся назад. В наше время, – лжеотрок перевела на вопрошавшую взгляд, и пустота охватила Дашу.

– А как же пятьдесят миллионов? – растерянно спросила та, отказываясь верить в безжизненность этой пустоты.

Когда-то Даша Чуб стояла до последнего пнем, отказываясь жертвовать собой ради миллионов людей, погибших в прошлом столетье. Но нынче не помнила об этом…

Нынешний Прошлый век уже был ее настоящим, погибшие – живыми людьми, которые сидели рядом с нею в кафе, аплодировали на ее выступлениях, восхищались ее рекордами, дарили ей венки и букеты. Наивные модистки и горничные, студенты и романтические гимназистки с длинными косами, серьезные господа с закрученными усами, сестры милосердия в белых платках, бесстрашные военные летчики…

– Они все погибнут, – бесстрастно сказала «не Маша».

– Нет, нет! – воспротивилась Чуб. – Ты не можешь так думать. Устроила себе там, в Пустыни, рай на земле, а на остальных и смотреть не хочешь. А ты в курсе, что пока ты у себя в келье сидела, семь миллионов погибли? Уже! Вот на этой войне… – ударила Чуб по непонятной атрофии души, поразившей подругу. – Петя погиб. Он не погиб бы, если бы мы войну отменили. Если б Столыпин не умер…

– Но он умер, – сказала «не Маша». – Неужто, вы не поняли?

Да поняли мы! Это была ошибка!

– Ошибка, – повторила лжеотрок. – Я убедила вас ее совершить, потому что возомнила себя умнее Бога. И пошла против него. А когда поняла, было поздно – ничего не поправить. И я отчаялась… От маловерия. Ибо Господь все равно все сделал по-своему. Столыпин все равно умер. От инфаркта. И революция будет. Потому что Бог допустил ее.

– Да кто ж тебе такую глупость сказал?! – ахнула Чуб.

– Ты, – существо, отдаленно напоминавшее Машу, чуть заметно растянуло губы в улыбке. – Ты часто говоришь мудрые вещи. Но редко прислушиваешься к себе. Почему ты не поешь? Ты же певица.

Причем тут пение-то… Нашла кого слушать! – возопила Чуб. – Мало ли чего я ляпнуть могла!

– Так я и рассудила тогда, – согласилась «не Маша». – Но если бы я прислушалась к тебе, если бы я услыхала тебя… Я никогда б не пошла на Отмену.

– И что бы было тогда? – разрезал их ссору голос Акнир.

От ее учительской сдержанности не осталось и следа. Сияющий восторг превратился в свою противоположность. Черты юной ведьмы заледенели от ненависти, губы оскалились.

– Что было бы, – яростно прошипела она, горбясь, как кошка, – если бы ты не попалась в мою ловушку, не пошла на Отмену, не уломала их уместись сюда… Какие у вас были еще варианты? Вступить в бой со мной и погибнуть! Вы, люди – слепые… Вы получили власть моей матери незаконно! Киевицей может стать только чистокровная ведьма. И ни одна из вас не в силах доказать свою ведемскую кровь. Ты, – обличила она презрительным перстом Катерину, – из захудалого рода! Ты, – ее палец уткнулся в Чуб, – сама не знаешь, кто ты! А ты… – Акнир испепеляюще взглянула на Отрока, – ты должна помнить. Там, в нашем времени, вас ждет Суд между Землею и Небом. Вы должны не на словах, а в бою доказать, что вправе владеть силой моей матери. А во время суда Киевицу можно убить. И шесть лет назад я бы просто убила тебя. Вы не знали тогда ничего. Ты не справишься со мной даже сейчас, святой Отрок.

* * *

Без всякого предупреждения дочь своей матери выбросила руку вперед.

«Акнир – бесиха», – Даша вспомнила, как называют ведьм, повелевающих бесами.

Но воспоминание выхлопнуло на мгновение позже, чем лжеотрок подняла руку в ответ и комнату наводнили скрежещущие, взрезающие душу скальпелем стоны. Круглый одноногий столик испуганно отшатнулся к двери, мебель – старые диваны и кресла – задрожала, задвигалась. Катя и Даша рефлекторно впечатались в стены. Тяжелая оконная занавесь встала дыбом – бьющаяся ткань перегородила гостиную наподобие ширмы…

А в складках, очертаниях полощущейся шторы пропечатались рожи невидимых жутких тварей.

Они гримасничали, извивались, корчились в муке – бесы метались, бились в силках между той, чья рука властно посылала их вперед, и той, чья выставленная щитом ладонь приказывала им идти прочь. Бесовская портьера завыла от боли, рванулась к двери, карниз соскочил со стены, выдирая громадные гвозди, и с грохотом обрушился на пол.

– Ничья, – крикнула Акнир и опустила руку – Ты сильнее, чем я думала… Тебе же хуже!

Вместо ответа Маша щелкнула пальцами, и пол ушел из-под Дашиных ног. Она повалилась на непонятную, поросшую травою летнюю землю. Вскочила, завертела головой. Гостиная исчезла. Исчез 13-й дом, улица Малоподвальная…

Исчез Город Киев!

Четверо возвышались на покатой горе в окружении бесконечных холмов и дремучих, укутанных пушистыми лесами низин. Справа – вдалеке – искрился невозможно огромный, широкий, как море, Днепр, лениво рассекающий своим великим телом два безмятежных, нетронутых цивилизацией берега.

– Две тысячи лет назад. Неплохо! – услышала Чуб и повернула очумевшую голову вправо.

Ведьма и лжеотрок стояли друг против друга на отроге горы. И прежде чем Даша успела осмыслить хоть что-то, одним коротким движением Акнир распустила, собранные в безликий учительский шиш светло-золотистые волосы, утопила в них пальцы, приподняла космы вверх и резко мотнула головой. Ее грива взвилась, описала полукруг…

Катя заорала.

В мгновение ока лжеотрок превратилась в окровавленную статую. Густые потоки крови обезличили Машино лицо. Иссеченная тысячью бритвенных порезов одежда обвисла лохмотьями, окрасившимися в кроваво-алый. И каждый из этих порезов нанес каждый волос ведьмы!

«Акнир косматочка. Умеет ворожить с помощью собственных волос»

Даша не помнила, кто и когда говорил им это. Но знала теперь, почему первым делом инквизиторы брили уличенных в малифиции женщин наголо.

Волосы ведьмы могли быть страшным оружием!

– Нет! – секунду тому назад бывшая Машей кровавая туша выставила рваную ладонь. – Катя, не надо…

Второй рукой лжеотрок закрыла лицо, длань скользнула по телу, врачуя порезы. Мгновение – и кабы не жалкие остатки одежды, Чуб могла бы подумать, что кровавое месиво примерещилось ей.

– Да, восстанавливать ты научилась неплохо. Но вся твоя наука не стоит в бою ни черта. Ты не умеешь УБИВАТЬ! – просипела Акнир.

Стремительным жестом ведьма вырвала из шевелюры длинный волос, скрутила петлю, затянула ее.

Маша схватилась за горло. Держа волос за два конца, противница медленно развела руки в стороны – вмятина от невидимой струны, перерезающей горло лжеотрока, стала видимой, синей. Младшая из трех Киевиц раззявила рот, выкатила глаза, засучила руками.

«Катя, не надо!»

Она не могла это крикнуть – вытянув в сторону Кати руку с предостерегающим указательным пальцем, Маша качнула им, удушливо засипела…

Чуб не разобрала слов.

Но ведьма конвульсивно согнулась пополам, ее черты исказили слезы.

– Зачем?! – захрипела она. – Мамочка, ну зачем… Так нечестно, нечестно! Зачем тебе Небо? Они воюют две тысячи лет. Они разберутся без нас… Почему именно ты… как же я? Разве это честно, бросать меня? Сказать: «Я пошла умирать, ты должна все понять». Я не хочу понимать! Не надо выпускать Змея… Мы отменим октябрьскую. Трех не будет. И ты будешь жить. Ты – лучшая… «Истинная гордыня в смирении», – чушь! Мамочка… слышишь, даже если ты против, я верну тебя! И мне плевать, что будет потом! Поверьте мне, поверьте, только поверьте… знали бы вы, как я вас ненавижу… но я сделаю все… для вас все, что хотите. Я пальцем не трону… Только отдайте мне маму. Пожалуйста…

«Вот она – настоящая!» – поняла Катерина.

Ее дрожание губ, детские всхлипывания, злая истерика, боль, прорывающаяся, стоило Акнир вспомнить о матери, погибшей из-за такой ерунды, как трое слепцов – только это одно и не было маской. Только это и можно было принять за непреложную истину. Только в этом одном ей можно верить.

Она хочет вернуть свою мать, и для нее не имеет значенья цена!

Девчонка закашлялась, затряслась в рвотных судорогах, кровавая каша вырвалась из ее рта. Кожа Акнир стала бледной, а васильковые глаза почти черными от иссушающей ненависти.

– Значит так, святой Отрок, ты обрабатываешь своих гостей? – прохрипела она. – Вырываешь из них самое… самое… Знай, сука, этого я тебе не прощу! Это было только мое!

Словно юла, Маша крутанулась на 360 градусов, нарисовав пальцем в воздухе замкнутый круг.

– Круг Киевицы, – усмехнулась Акнир. – Считается непреодолимым. Ну что же, смотри…

Остекленевший от злобы взгляд ведьмы прицелился в Третью. Пальцы зашевелились, словно Акнир сплетала из воздуха незримое кружево. И мир начал рушиться у них на глазах…

«Она чароплетка», – вспомнила Даша.

Не сразу.

Вначале ей показалось, что перед глазами поплыли серые пятна. Она потрясла головой. Пятна не исчезли – стояли на месте. Зеленый, насыщенный солнцем мир лесов и холмов то там, то тут покрывали неясные сгустки темноты, будто мир был картинкой, поверхность которой можно испачкать. Или прожечь…

Грязное ржавое пятно испортило безоблачное небо над Машей. Черная клякса осквернила пейзаж за спиной. Тьма замутнила воздух перед ее ртом, очертила черный ореол вокруг головы…

«Она чароплетка! Со времен Великой Марины даром чароплетства не владел никто! Чароплет способен создать новые законы… меняет мир по собственному желанию. Стоит Акнир получить чуть больше сил…»

Чуб вспомнила, кто говорил им это в том давнем-давнем будущем, где суд между Небом и Землей, бой между ними и Акнир, был неизбежен. И еще вспомнила, что восстав против Трех, дочь своей матери получила достаточно сил – киевские ведьмы отдали ей свои силы, чтобы наследница Киевицы Кылыны могла победить самозванок.

Бурая тьма выжгла солнечный мир вокруг Маши, крепко обняв жженой грязью непреодолимый круг Киевиц – с каждой секундой кольцо сужалось. Опустив очи долу, лжеотрок безвольно стояла, не предпринимая попыток разогнать эту мглу…

«Она не знает, как… Она не умеет!» – в отчаянии осознала Даша.

«Акнир может сплести новые чары! Чары, которых нет в книге Киевиц. Чары, против которых нет противоядий. Кабы не это, у вас был бы шанс…»

Лжеотрок подняла глаза, посмотрела на Катю и отрицательно покачала головой.

В тот же миг тьма дорвалась до нее. Маша заорала так, словно чернота, разъедавшая мир, была соляной кислотой. Мгла набросилась, скрыла ее.

– Нет! – закричала лжеотрок. – Умоляю тебя… Только не убивай! Только не убивай!..

– Ты слаба даже духом! – пальцы чароплетки опали. Тьма исчезла. – Киевицу невозможно убить! Забыла? – брезгливо спросила она. – Но если бы сейчас был Суд между Землею и Небом, знай, я бы не расслышала твоих просьб о пощаде... Знайте все, – сверкнула глазами она. – Если вы поможете мне вернуть маму, я действительно сделаю для вас все. Все, что попросите. Помогу вам разбогатеть и прославиться, научу менять мир… Делайте с ним все, что хотите! Пусть моя мать не будет Киевицей в будущем, пусть она только будет… Но если, – сказала Акнир, потемнев, – вы откажетесь помочь мне, я вспомню, кто виноват в ее смерти. Да, вы бессмертны. Но из этого правила есть три исключения: Киевицу может убить Город, она сама, и тот, кто вступит с ней в поединок во время Суда. Клянусь, чтобы расправиться с вами, мне хватит и одного!

1.Начало истории – читайте в романе «Киевские Ведьмы. Выстрел в опере».

Ücretsiz ön izlemeyi tamamladınız.

Yaş sınırı:
0+
Litres'teki yayın tarihi:
19 kasım 2012
Yazıldığı tarih:
2011
Hacim:
121 s. 2 illüstrasyon
Telif hakkı:
OMIKO
İndirme biçimi:

Bu kitabı okuyanlar şunları da okudu

Bu yazarın diğer kitapları