Kitabı oku: «Разговор на асфальте», sayfa 3
Гипс наложили на всю правую ногу – перелом в двух местах. Больше серьезных травм не обнаружилось, лишь ушибы, ссадины и горькие слезы не от неутихающей боли, а больше от слов добродушного травматолога, полных сочувствия и теплоты.
Мать еще больше отдалилась от «трудного подростка», который когда-то был ее частью, обнимал ее теплую грудь пухлыми ручонками и засыпал сытым сладким сном. Теперь это сильно повзрослевшая ее трагедия, которая угрюмо лежит в своей комнатушке и все рисует, рисует… Младшие дети к ней не допускаются из-за боязни дурного влияния. Хотя Ивка даже не обращала внимания на прибегающих иногда галдящих глупых сестер, которые с нескрываемым любопытством рассматривали загипсованную ногу, похожую на высокий белый валенок. Этот валенок, уже без хозяйки, потом долго валялся под шкафом в детской, как напоминание о старшей сестре, которая уехала учиться очень далеко.
В ту осень мать действительно отправила Ивку учиться, подальше от семьи, в Архангельск, попутно со старой своей знакомой – ректором медицинского училища, в которое мать и определила свою трудную дочь. После интерната Ивка была в родном доме как чужая. Она ни о ком не заботилась, молча, без охоты, помогала по дому, делала трудную работу безо всякого нытья, лишь зыркала зло на мать и сестер. Поэтому мать легко согласилась на предложение Ниночки, ее знакомой с юности, гостившей у нее этим летом, отправить дочь учиться в другой город. Там она будет под присмотром ректора, будет комнатка в общежитии, все потихоньку образуется, когда девочка увлечется учебой.
Но учеба почему-то не увлекала. Скучная латынь, сложнейшая фармакология, нудная анатомия, да еще плюс школьные предметы – все это удручало Ивку и подавляло в ней даже самую малую искру жизни. Из-за плохих оценок у Ивки не было стипендии, она голодала. Из дома иногда приходили маленькие посылки с копченой колбасой от отца, которая тут же съедалась за пару дней. Пробовали с девчонками выкапывать оставшуюся с лета в земле мерзлую картошку и печь ее на костре – очень вкусно, особенно с посоленным и поджаренным хлебцем. Зимой стало еще хуже: таких холодов Ивка не знала, прожив всю жизнь на юге, где самая мерзкая погода – это норд-ост с дождем и температура минус 5. Здесь же замерзали сопли уже внутри и трудно вдохнуть было, а ноги промерзали моментально в тоненьких сапожках. Ивка серьезно простужалась, пропуская неделями занятия. К новому году она плюнула на учебу и увлеклась ухаживаниями местных морячков – студентов из соседнего института. Один из них, мускулистый поджарый и очень симпатичный, оказался особо настойчивым, и Ивка доверилась его жарким объятиям и нежным поцелуям, с нервным шепотом, обнажающим притягательную плоть юной «медички».
К весне мать узнала об «успехах» дочери и велела отцу привезти ее, вместе с документами из училища. В привезенных документах мать наткнулась на совершенно новый – медицинскую карточку с единственной записью о мини аборте на 5-недельном сроке, что вызвало немалую эмоциональную бурю и ручей слез от бессилия и злобы на судьбу. Тогда мать и хватил первый серьезный нервный удар. Она лежала на постели, вся вытянувшись дугой, хрипя и стискивая кулаки; изо рта медленно выливалась пена и никто ничего не мог сделать – зрелище было не из приятных, но страх тормозил все мыслительные процессы, могущие помочь в данной ситуации. Лишь отец непрестанно гладил мать рукой место солнечного сплетения и ласково повторял ее имя, как будто звал откуда-то. Испуганных, плачущих младших сестер увели, а Ивка молча вышла из комнаты, собрала вещи и ушла к Ленке. Она старалась не попадаться матери на глаза. Устроилась опять официанткой, отдавала половину зарплаты Ленкиной матери за проживание и надеялась на то, что жизнь повернется когда-нибудь к ней своим счастливым ликом.
За три года кем только Ивка не работала, в основном на должностях обслуживающего персонала в том же пансионате, дослужившись до администратора и завертев роман с женатым заместителем директора, она узнала все внутреннюю жизнь высшего руководства: чем кто живет, что покупает, кто где и с кем живет и каким образом богатеет. Ивке очень хотелось попасть в тот мир «других людей», но не хватало образования, и она решила пойти на курсы телефонисток. На тот момент в городе больше не было ничего привлекательного для нее из учебных программ. Зато после курсов она чувствовала себя хозяйкой связи, которая вольна соединять голоса людей на разных концах страны, могла подслушивать их разговоры, могла разъединять, так, для баловства, объявляя о том, что кончилось время. Работа Ивке нравилась. Здесь не нужно ни за кем ни прибирать, ни прислуживать. Ивка была почти счастлива. Не хватало одного – принца. И он не замедлил появиться. Это был офицер в отставке по состоянию здоровья, проходивший реабилитационное лечение в местном санатории. В первый раз он пришел позвонить маме, поздравить ее с днем рождения. Ивка сразу заметила этого высокого красавца и широко улыбалась теперь ему каждый раз, когда он приходил позвонить кому-то из родственников. Красавец не мог оставаться равнодушным к очаровательной пышногрудой красотке и, на третий раз, подошел к Ивке как будто спросить про плохую связь с Москвой. Ивка таяла от его обаяния и сразу согласилась на свидание вечером. Она показала ему вечерний город со второго этажа прогулочного катера, качающего их двоих, обнявшихся для тепла и первого поцелуя.
Через три недели офицер уезжал домой уже с невестой, с зачатой жизнью внутри, с надеждами на счастливую и радужную жизнь, как мечталось Ивке. Она с легким сердцем оставляла этот город, в котором родилась, в котором жила ее родительская семья – то было ее прошлое, которое ее больше не тревожило, лишь покрылось дымкой сожаления и горечи.
Прошло 16 лет. Трудных, с глубокими разочарованиями, ранами, побоями, разводом, отчаянием, встречей нового избранника, с рождением сына и уже взрослой дочерью, не желающей знать свою истеричную мать, жесткую и горделивую. Уставшая, так и не понявшая жизнь, Ивка опять приехала к своей матери. Возможно, теперь они смогут восстановить ту близость, которую потеряли еще в розовом Ивкином детстве, когда она не хотела расставаться с любимой мамой даже на время дневного пребывания в детском саду. Когда мама забирала ее по дороге домой с поликлиники, в которой работала, Ивка, лишь увидев родное лицо, кидалась со слезами радости навстречу и обвивала материнскую шею руками, целуя в щеки, уши, куда придется и вдыхая запах материнской пудры, который так и остался в памяти, неприглушенный ничем, даже теперь, когда мать давно не пользуется косметикой, когда она располнела и от нее приторно пахнет валокордином. Тонкая нежная когда-то кожа на лице матери теперь обвисла, взгляд замутнился, но голос остался звонким, с теми знакомыми нотками из детства, которые так радовали маленькую Ивку. Это была все та же ее родная мамочка. Ивка приехала в ее 65-й день рождения. Привезла роскошный букет из бардовых пахучих роз, который мать поставила в единственную красивую вазу в центре стола. Ивка собрала на стол все, что привезла. Были икра, запеченная рыба, салаты с оливками и лососем, фрукты и, конечно, водка. Ивка не любила вино – от него сильно болела наутро голова, а водки немножко можно выпить, не разбавляя сладкой газировкой, как в юности. Мать, конечно, обрадовалась дочери, они обнялись, расцеловались, накрыли на стол, а потом мать погрустнела, глядя на Ивку. Сколько они пережили вместе и поодиночке. Как же тосковали по той нежности и теплоте, которая бывает при рождении первенца. Когда мать живет в каждом его вздохе, видит глазами малыша, чувствует с ним, дышит и бьется одним большим сердцем со своим маленьким первым сокровищем.
Рождение других детей отодвигали все дальше эти ощущения, вытесняли из памяти нежные моменты, из сердца – теплоту, лишь оставался взгляд на дочь как бы со стороны, постепенно приближаясь к оценке будто бы другого ребенка. И вскоре уже действительно будто чужой ребенок вырастает сам, взрослеет, отвечает на агрессию и давление со стороны матери, не поддается родительскому волевому влиянию и хочет жить самостоятельно. И мать ее отпустила тогда, не без боли оторвав от своего сердце, будто целую часть, которая билась теперь в этой женщине напротив, бывшей ее маленькой дочурке. Ивка смотрела сейчас на постаревшую мать улыбающимися глазами, прямой спиной демонстрируя свою непоколебимую независимость и все же изнывая от желания хоть немного понежничать или хотя бы прильнуть к плечу матери. Но ситуация не сближала их, а давала лишь возможность пообщаться без напряжения.
