Kitabı oku: «Флорентийская блудница», sayfa 2

– Во-ло-дя, ну где же ты? Мне страшно…

Позади себя она услышала твердые мужские шаги. Она повернула голову, но никого не увидела. То место, где прозвучали шаги, оставалось пустым. Квадрат лунного света озарял некрашеные половицы, покрытые мягким домотканым половичком.

– Кто здесь? – прошептала она. – Зачем вы морочите меня?

Но ответом вновь оставалась тишина. Из другого, темного угла комнаты, недалеко от шкафа, в котором ранее хранились мягкие плети, деревянные и каменные дилдо, веревки и прочая похотливая атрибутика, собранная для барских утех, послышались другие шаги. Некто невидимый шел по направлению к Глафире. Она пыталась всматриваться в зыбкую темноту, озаряемую светом свечей, но видела лишь трепетание воздуха.

Когда она готова была заплакать от страха, она почувствовала, как прямо за спиной ее плеч коснулись теплые и сильные руки. Одна из ладоней нежно провела по волосам и остановилась на шее, другая скользнула по предплечью и крепко сжала одну из грудей. Невидимый гость притянул её к себе. Спиной она почувствовала обнаженный торс мужчины. Она прижалась к нему и ощутила до боли знакомый запах. Так пах только один человек во всей Вселенной. Её ненаглядный Махнев.

– Володенька, ты? Я так соскучилась… – выдохнула она.

Она хотела развернуться и посмотреть в его глаза. Но он не дал ей пошевелить головой. Он крепко сжал ее в объятиях.

– Правда? – в его голосе послышались прежние, ироничные нотки. – А я полагал, что ты не скучала по мне.

– Это не так. Я ведь люблю тебя… И ты это знаешь.

– Vraiment? – он снова рассмеялся и повалил её на кровать.

Теплые губы принялись крепко целовать её губы. Когда она раскрыла глаза, то действительно увидела рядом с собою Махнева. Только вся верхняя часть его лица была закрыта темной карнавальной маской.

– Зачем это, Володя? Зачем ты закрыл лицо?

– Тс, тихо, – он приложил палец к губам. – Так надо. Мы поиграем с тобою в одну интересную игру, – посмеиваясь, произнес он.

Она бегло оглядела его обнаженную фигуру, плечи, покрытую волосами грудь. Пальцы коснулись его твердых губ, носа, бритого подбородка.

– Сними эту маску, – попросила она. – Я хочу видеть твои глаза.

– Их итак видно сквозь прорези.

– Володя, я не понимаю тебя. Ты что-то скрываешь? Ты снова стал другим.

– Каким?

– Тем, земным. Каким я тебя знала раньше.

– Ну, разве это плохо? – вновь рассмеялся он. – Ведь именно тогда ты любила меня до безумия. Разве нет? Вспомни, как я когда-то говорил о том, что вы, женщины, не любите слишком хороших. Вы чаще любите мерзавцев. Разве нет?

– Не знаю, – растеряно протянула она.

– Уж, кто-кто, а вы-то всё прекрасно знаете, моя дорогая кузина. Вы никогда не были святошей. Внутри вас всегда жила Вавилонская блудница. Разве нет?

– Нет! – крикнула она.

По углам комнаты усилился зловещий шепот. Она вспомнила этот шепот. Она слышала его и раньше. В шелестящих звуках она вновь разобрала чьи-то голоса:

– Хочешшшььь, ты хочешшшььь, ты этого хочешшшььь, грешшшница… Отринь все сомнения. Шагни! Иди к нам, блудница вавилонская… Тебе будет сладко… Ой, как сладко-ооо.

– Нет, я не хочу!

– Хочешь, – рассмеялся он и, наклонившись, принялся ласкать губами её торчащие от возбуждения соски.

– Нет… – шептала она прерывисто.

– Да, как же нет, если меж твоих полных ляжек уже струится обильная влага, и ты сама раздвигаешь ноги? Есть ли сила, способная их сомкнуть? Твои врата всегда открыты для моего толстого жеребца. Разве нет?

Он не дал ей ответить. Ее голос потонул в его горячем поцелуе. Она лишь застонала в ответ. Ноги согнулись в коленях.

– Вот, ты уже готова, – шептал он. – А я еще даже не ласкал твой трепетный бутончик. Твой предательски отзывчивый лепесток нежной плоти. Правда?

– Да-аа-аа.

– И разве после этого ты не блудница?

– Блудница, – послушно ответила она. – Наверное, ты прав.

– Я представляю, как скучны ночи с твоим пресным и слишком хорошим муженьком. Я угадал?

В ответ она молчала.

– И знаешь, что самое печальное?

– Что?

– Ты ведь боишься проявить с ним весь свой темперамент, данный тебе от природы.

– Почему ты так решил?

– Почему? Да, потому, что ты боишься, что он сочтет твои желания непристойными. Ты боишься осуждения и того, что он припомнит тебе время, проведенное в борделе. Разве нет?

– Нет, – она покраснела и отвернула лицо.

Он взял ее за подбородок.

– Я давно догадался, что твой отставной майор годится лишь на то, чтобы клепать тебе твоих славных карапузов. И ни на что иное… На истинный праздник плоти он просто не способен. Он не способен сделать так, чтобы ты кричала от страсти и кончала под ним, словно дикая кошка. Молчишь? Я знаю, что это так.

– Но он любит меня, – со слезами в голосе протестовала она, мотая головой.

– Угу, а ты до сих пор любишь меня.

– Да, люблю! И ты знаешь это…

– А меня? Меня ты тоже любишь? – раздался голос Виктора, недалеко от кровати.

Глафира вытаращила глаза и увидела, что к ним с Владимиром присоединился Виктор. Как и Владимир, он тоже был в маске.

Глаша дернулась всем телом, в попытке, освободиться из рук Владимира.

– Хватит! Прекратите все ваши игры… Я не хочу! Я так не буду.

– Будешь и хочешь… – спокойно произнес Владимир. – В прежней жизни ты любила l'amour à trois³. Разве нет? Ты и в борделе иногда занималась этим. Подставляла свои прелести сразу двум умелым кобелям.

Глафира соскочила с кровати. Глаза ее сверкали от слез, подбородок дрожал. Разлохмаченные волосы неровными локонами спускались на высокие белоснежные груди.

– Я ухожу, – гневно объявила она. – Сделайте так, чтобы я проснулась. А если я не сплю, то освободите меня от этого кошмара наяву.

– Успеешь еще вернуться к своему храброму майору, – фыркнул Владимир. – Бьюсь об заклад, что на поле брани он наверняка бывал куда более решителен, нежели в вашей с ним спальне.

И оба мужчины негромко рассмеялись.

* * *

В фамильном особняке Мельниковых, в спальне Глафиры, тоже горело множество свечей. Глаша крепко спала. Прислуга на время оставила её в покое. Внезапно крепкий сон нашей героини стал тревожным. Она принялась что-то бормотать, всхлипывать и стонать. Зрачки, прикрытые длинными ресницами, быстро двигались во сне. Казалось, что женщине грезится нечто ужасное. Какой-то кошмар.

– Как же здесь натоплено, – раздался голос Виктора из темного угла спальни. – Не мудрено от такой духоты увидеть и чёрта в лесу, – он хмыкнул.

Демон встал из плюшевого кресла и подошел к кровати Глафиры. Он долгим взглядом всматривался в ее бледные черты, искаженные страданиями. Смотрел и хмурился.

– Боже, какая же вам снится пошлость, дорогая моя Глафира Сергеевна, – удрученно произнес он. – Это ведь не мой сон, и не сон Владимира. Это, моя дорогая, именно – ВАШ сон. Это-то как раз и печально.

Он вновь вздохнул и отлетел к окну.

– Что же творится в вашей душе, если вам снится подобная дребедень? Хотя, женские сны бывают весьма непредсказуемы. Если бы вы знали, какие сны иногда видят монашки… Oh mein Gott, – Виктор хохотнул. – Им, от долгого воздержания и усмирения молодой плоти, иногда грезятся такие замечательные оргии, которые не мстятся даже куртизанкам в борделях. Я люблю иногда наблюдать за их снами. В яви посмотришь на иную – она от образов и молитв не отходит. Аж посинеет вся от долгого стояния на коленях. А ночью этой тихоне такое привидится, что всем чертям в округе станет тошно.

Он помолчал, глядя в темное окно, за которым наступили ранние сумерки.

– Что же мне с вами делать? – он вздохнул. – Экая вульгарность… Неужели вы полагаете, что после нашего полёта и моего объяснения с вами; после ужина под музыку великого Бетховена; и гуляний по брегу моря, названного вашим именем; после Альбинони; после всех моих слов – я смог бы опуститься до того, чтобы пригласить в злополучную баньку Володьку-несмышленыша, и вместе с ним… С ним!!! – демон покачал головой. – Предаться разврату и овладеть вами самым некрасивым и скотским образом? Да? Да? Правда? – горькая усмешка тронула губы Виктора. – Нет, то, что вам сейчас снится, это, конечно, потрясающе и слишком заманчиво… И ранее я всегда делал так. Я был в телах многих мужчин, которые овладевали вами. Тогда, но не сейчас. То, что происходит сейчас в вашем сне, не имеет ко мне ровно никакого отношения. Да и, по правде говоря, к вашему любовнику Махневу тоже. То, что сейчас грезится вам, как ни печально, принадлежит лишь только вам одной. Вашей душе.

После этих слов он глубоко вздохнул и растворился в пламени свечи.

* * *

Она попыталась сбежать. Снова уйти, как делала это не единожды в своей прежней жизни. Уйти, громко хлопнув дверью. Провалиться сквозь землю. Но какая-то неведомая сила удерживала её на месте. Она пятилась в сторону двери, пытаясь закрыть руками обнаженные груди и лобок, но какие-то невидимые сущности крепко держали ее за плечи и легонько подталкивали в спину.

– Возвращайся назад. К ним. В постель, – шептал кто-то противным гнусавым голосом с шелестящим присвистом. – Посмотри, какие у них толстые члены. Ого! Какие знатные приапы! У тебя давно не было таких! ХУИ! Ты будешь течь от желания, блудница. Посмотри, по твоим ногам уже струится влага. Внутри тебя всё алчет их вторжения. Ты будешь кричать от наслаждения. Иди к ним. Они обнимут тебя крепкими руками. Придавят, сожмут, словно сладкий плод. Плод, из которого будет течь сок. Сладкий сок порока. Ты создана для похоти, блудница Вавилонская…

Тот, кто нашептывал все эти гадости, одновременно дул ей в уши и затылок. От этого ее распущенные волосы приподнимались легким облаком, а по спине шел холодок, вызывая приятную изморозь по всему телу.

– Нет… – она вновь качала головой.

Но каждое ее слово звучало невнятно и тихо – казалось, что губы деревенеют. Тяжелели и веки. Она смотрела на кровать, в которой лежали Владимир и Виктор. Теперь у неё не оставалось и тени сомнения, что это были ОНИ. Оба мужчины были обнажены. Оба были похожи друг на друга, словно две капли воды. Стать, рост, фигуры – все было одинаково. Даже огромные эрегированные члены походили теперь на двух братьев-близнецов. Только цвет волос Виктора немного отливал рыжиной. Лица обоих закрывали плотные черные маски с узкими прорезями для глаз, делавшие их похожими на глаза рыси или волка. Сквозь прорези она видела блеск их вызывающих взглядов, полных вожделения. Оба улыбались, поблескивая оскалом белых клыков.

– Не стыдись своей наготы, Глашенька! – крикнул ей Виктор. – После родов ты стала такою пышкою. Ну, очень аппетитная и сочная девочка. Иди к нам, мы с Владимиром тебя скушаем. Всю…

– Нет, я не стану спать с вами двумя.

– Не станешь? – хмыкнул Владимир. – Станешь…

– Володя, очнись, что ты говоришь? Стыдитесь и вы, Виктор. Неужто и вы туда же?

– Куда, мой ангел? Как это забавно, когда демону похоти и разврата предлагают устыдиться. Чего?

– Вы же сами еще недавно говорили мне о том, что не можете вступать в плотскую связь с теми, кто живет в Яви. Что вам нельзя, – последние слова она произнесла с пунцовым от обиды лицом.

– Я? Конечно, говорил, – рассмеялся в ответ демон, красиво запрокинув голову. – Но, на то я и демон, чтобы хоть иногда позволять себе исключения. А может, я лукавил? Нет?

– Я ничего не понимаю, – у неё задрожал подбородок. – Кому тогда верить, если не вам?

– Мне! Конечно же, мне! – хохотал Виктор. – Правда, я однажды уже сказал как-то нашему общему другу, – он кивнул на Владимира. – Что глупо ожидать правды от лукавых. Ты помнишь мои слова, Le Favori?

– Я всё помню, патрон, – отчеканил Владимир. – Вашу науку я ценю очень высоко.

– Молодец… – удовлетворенно крякнул Виктор. – Годы учёбы не прошли для тебя даром.

– Мне всё это снится, – шептала она. – Разбудите же меня.

– Обязательно разбудим. Но только после того, как чуточку развлечемся с тобой. Пока каждый из нас не насытиться твоим спелым телом и не выпьет весь твой сок, ты никуда отсюда не сбежишь.

Рогатый невидимка, что дул ей в затылок и щекотал талию и ягодицы, крепко подхватил её на руки. Со стороны это выглядело так, словно Глафира взмыла в воздух и повисла меж потолком и полом. А после она легко приземлилась, аккурат меж двух мужчин. Не успела она возмутиться и проявить хоть какое-то сопротивление, как две пары сильных рук обхватили ее плечи, груди, живот и ноги. Она чувствовала, как мужчины стали с жадностью тискать ее упругое и гладкое тело. Обе головы склонились к ее груди, и подобно младенцам, ухватились за торчащие соски. А две сильные ладони тут же двинулись к лобку.

– Боже, как ты течешь, – вымолвил Владимир, глядя на Глафиру с нескрываемым восхищением.

– Да, сочная женщина, – согласился демон.

В смущении наша героиня прикрыла руками пылающее лицо.

– Не стыдитесь, Глафира Сергеевна, – снисходительно прошептал демон, лизнув горячим языком мочку её уха. – То, чего вы стыдитесь, является величайшим женским достоинством.

После этих слов он стал нежно целовать ее в губы, вызывая в теле настоящий тайфун неподдельного сладострастия. И тысячи солнц вновь взрывались в её голове, множась сотнями ярких вспышек. Но сознания она не теряла, как это бывало прежде от поцелуев демона. Теперь всю ее плоть сводило невероятное по силе и совершенно жгучее желание – желание отдаться своим мучителям, как можно скорее. Скорее! Чтобы ощутить всей плотью тяжесть их орудий и их скольжение. Нет, не скольжение, а удары. Сильные удары!

– Да! – вдруг крикнула она охрипшим голосом, отстранившись от Виктора, чтобы глотнуть хоть немного воздуха. – Да!!! Ну, да же…

И в этот момент уже ощутила властные и такие желанные губы Владимира. Пока оба мужчины по очереди дарили ей поцелуи, их руки скользили по пухлому лобку, раздвигая нижние отяжелевшие от желания губы и теребя лепестки её горячей плоти. Она с трудом угадывала то, кто ласкал её в эту минуту – демон или Владимир. Она пьянела от нестерпимого наслаждения.

– Господи, – шептала она. – Какое это счастье. Спасибо тебе, господи… Неужели так бывает?

Глаза Глафиры сверкали в полутьме, подобно двум синим сапфирам. Волосы разметались по подушке. А ноги, её длинные ноги, были раздвинуты в ужасающе развратной позе. Широко, очень широко… Навстречу. Навстречу. Скорее. О, боги…

– Я люблю вас обоих, – исступленно шептала она. – Люблю…

– Ну вот, а ты не хотела…

– Хочу, – шептала она, мотая по подушке взлохмаченной головой. – Хочу… Сильно. Скорее! Умоляю… До боли, до крика…

– Уже скоро… – с улыбкой пообещал Виктор. – Какая вы, Глафира Сергеевна, все же страстная особа. Вашему темпераменту бы позавидовали лучшие куртизанки Рима.

– Да, что там Рима! – встрял Владимир. – Лучшие куртизанки Парижа тоже бы не сравнились с нашей девочкой. Ах, Глафира Сергеевна, какие у вас прелестные ножки.

Она чувствовала, что ее клитор распух и увеличился в размерах. Еще ни разу этой маленькой горошины не касались два мужских пальца в близком скольжении, в утонченном танце неземного блаженства. Оба они кружили над ним, то нежно, то дерзко. Оба любовника были настолько искушены в этом ремесле, что от закипающего наслаждения сжимались пальцы на ее узких ступнях, и сбивалось дыхание. Она отрывала голову от подушки и, закусив нижнюю губу, приподнималась на локтях и наблюдала за смелыми ласками двух мужчин.

Это не длилось слишком долго, ибо Глафира не выдержала этих погибельных касаний. Она замерла, изогнувшись телом, с открытым навстречу пахом. Замерла на кончике мужских пальцев. А после качнулась еще раз навстречу, прижавшись упругой и пульсирующей сердцевиной. Навстречу. И еще раз! До вспышки молнии, до крика, до боли. В этот момент ей показалось, что всё ее естество превратилось в неведомый поток, набухающий одним безумным и жадным нервом. И этот поток выплеснуло наружу мощной волной. А после волна откатилась к самому горлу, сведя судорогой красивое лицо, оскалив белые зубы и сорвав из горла хриплый крик. Совсем не нежный крик. Этот крик походил на крик какой-то неведомой птицы. Птицы не из этого мира.

Волна сладострастия несколько раз вскрывала ей живот, сжимая судорогой все женское естество. А после она вновь, подобно морскому прибою, откатывалась к горлу.

– Oh mein Gott, куда я попал! – фыркнул Виктор. – Я все-таки ни разу не видел такого сладострастия ни у одной своей любовницы. Каждая из них кричала в постели, но так как делаете это вы, Глафира Сергеевна, не делал никто. И что за звуки? Неужели ваше нежное горло издает это змеиное шипение, клекот и рычание?

– Ах, прекратите меня стыдить, – устало прошептала она и свела полные ноги.

– Я не стыжу. Я восхищен! Я много веков не слышал ничего лучше, чем ваши бесстыжие гортанные крики.

Она перевернулась на бок и закрыла глаза.

– Смотри, Махнев, она сейчас заснет.

– Да, разве же ей кто-то позволит?

Владимир погладил Глашу по ягодицам и вновь легко перевернул на спину. Томная сень ресниц смежила тяжелые Глашины веки. Теперь ее тело казалось ей ватным. Длинные ноги были гибки и расслаблены от основания пышных бёдер, до нежных, чуть розоватых пальцев.

– Как податливо твое тело, – пробормотал Владимир. – Как оно послушно.

Она лишь молча шевелила губами, находясь в бессознательном омуте.

– Глашенька, надеюсь, ты помнишь многое из моих дерзких банных забав. А сейчас приготовься. Мы будем тебя ебать до изнеможения. Ты будешь терять сознание и вновь приходить в себя. Мы с моим учителем наспускаем в тебя столько горячего семени, что оно будет литься из всех твоих, до поры нерастянутых, милых дырочек. Мы разъебём тебя так, что ты не сможешь даже двигаться. Готова?

– Нет, – она качнула головой.

Но кто ее спрашивал.

– Какова будет первая поза? – очарованно глядя на сонную Глафиру, спросил Владимира демон.

– Я предлагаю положить ее на живот и согнуть в коленях ноги. Она и раньше любила такую позу. После нее она так быстро заводилась. Сначала она любит сзади…

– Что ж, давай. Приступим, благословясь. Но, кто первый? Ты или я? Может, бросим жребий?

– К чему нам жребий, патрон? Конечно, я уступаю первенство вам. Вы же мой учитель.

А дальше она почувствовала, как в нее вошел каменный и раскаленный член демона. Ранее он не раз говорил ей о том, что их телесный контакт может принести ей смерть. И что же теперь? Она принимала в себя его грозный жезл и стонала от наслаждения. От каждого его толчка. И была жива! Жива! Но, жива ли?

«Странно, неужели он мне лгал? Но, зачем? Что это? Неужели он такой же, как все?»

Сознание ускользало от нее, заполняя всю её суть одним лишь безумным наслаждением.

* * *

– Глафира Сергеевна, я не такой как все! – крикнул он. – И я не лгал вам!

Она всё еще спала и бредила во сне.

Виктор стоял в ее земной спальне и смотрел на свою спящую возлюбленную.

– Не скрою, ваш сон весьма значителен и ошеломительно приятен для меня, моя дорогая королева. Частью себя я нахожусь всё-таки в нём. Я всё чувствую. И безумно счастлив от этого. Пики ваших сладострастий таковы по накалу, что в моих древних жилах закипает кровь… И всё же. Мне мучительно больно от некоторых ваших мыслей. Вы всерьез считаете, что я мог вас обмануть? Нет, я, конечно, известный лжец и плут. Оно и понятно. Оно мне и по должности положено. Я таков со всеми. Кроме вас! Но я удручен тем, что вы могли предположить мой обман тогда, во время нашей прогулки. Я не лгал вам, Глашенька! Я погибельно хотел вас, но знал, что убью вас этой связью. А в вашем сне вовсе не я. Там лишь часть меня. Некий симулякр, если хотите. Поэтому-то он вам и не опасен. Моя же природа – совсем иная. Я не человек. Я весь состою из огня.

Он присел на край её постели.

– Повторюсь, я многое чувствую через своего двойника. И за это вам безумно благодарен. Но я вам не лгал! Мне жаль, что вы не поверили мне. Ваша душа отринула мои слова и оправдания. Отсюда и такой сон. Я скоро разбужу вас. Я мог бы и сейчас разбудить. Но, видит бог, я не в силах оторваться от вас! Я не в состоянии до поры прервать ваше дивное видение. И пусть оно не станет вашим разочарованием. Мне трудно предугадать, куда вас заведут ваши грёзы. И ладно бы одни грёзы… Там много ваших страхов. И это печально… Ладно… Посмотрим, что вам приснится дальше, моя светлоликая вакханка.

После монолога над спящей Глафирой демон вновь исчез – растворился в зыбком пламени свечи, скользнув по стене хороводом сизых теней.

* * *

«Странно, неужели он мне лгал? Но, зачем? Что это? Неужели он такой же, как все? – думала она, закусывая от страсти губы. – И Володя, мой любимый Володя, как он-то смог вновь меня предать?»

Она лежала на животе, поджав под себя ноги. Правая нога была согнута чуть сильнее и поднята выше левой. Демон ритмично двигался позади нее, а она стонала от наслаждения. Владимир же в это время теребил ей соски и целовал в губы. Длилось это бесконечно долго. Её сотрясали волны оргазма – одна сильнее другой. Потом на место Виктора встал Владимир. И это вновь было безумно. Безумно и волшебно.

Стыд куда-то пропал, сменившись животной страстью. Затем её вновь переворачивали на спину и, запрокинув ноги, входили сверху. И вновь по очереди. Мокрые от пота волосы прилипали к лицу. Их заботливо поправлял Владимир, который держал ее за руки. Плечами и спиной она ощущала жар его паха. И каменный член, готовый к бою.

Ей казалось, что время тянется бесконечно долго. Мужчины то отдыхали, уходя к распахнутому окну, и курили душистые сигары, то вновь возвращались к кровати, тормошили её и заставляли подчиняться их смелым фантазиям.

– У тебя, Махнев, насколько мне не изменяет память, была одна «приспособа» для плотских утех, – вдруг оживился Виктор.

– Какая, патрон?

– Тиски со ступенями. Где фиксируется голова и руки рабыни, оставляя в свободном доступе её роскошный зад.

– Ага, была. А как же. Мы с Игнатом в ней замыкали Лушку.

– Вот-вот! Правильно, Лушку. Я отлично помню и Лушку, и ту великолепную композицию с огородным огурцом. Всё это было весьма живописно и зело затейно. И Глафира Сергеевна, насколько я помню, имела честь, лицезреть ваши мудреные экзерсисы. Так ведь?

– Нет! – вдруг крикнула Глаша. – Нет!

– Да, моя прелесть, – выпуская кольцами дым, рассмеялся Виктор. – Я знаю, что и тогда ты мечтала, оказаться на месте Лушки. Разве нет?

– Нет!

– А мы это сейчас посмотрим, – вторил патрону Владимир.

Она уткнулась носом в подушку и зажала пальцами уши. Кровь пульсировала в горячих висках. Сквозь ладони она слышала быстрые шаги и деревянный скрежет. Когда она открыла глаза, то увидела, что изуверская конструкция с одним большим отверстием для головы и двумя маленькими для рук, уже стояла посередине банной горницы. Владимир заботливо отер тряпочкой пыль с полированных досок и расстелил один из мягких половичков перед ступенями тисков – аккурат в том месте, где должны были стоять ее колени.

– Прекратите этот балаган! – сверкнув глазами, крикнула она.

– Глафира Сергеевна, признайтесь, что ПОДЧИНЕНИЕ – это именно то, чего вам так не хватает в любовных играх с супругом.

– Помилуйте, патрон, то, что происходит у Глафиры с отставным майором Мельниковым, играми-то назвать никак нельзя. Грешно называть их унылые телодвижения – играми. Он и не подозревает о том, какие сильные оргазмы способна испытывать наша недотрога при применении к ней даже легких элементов насилия. Скажите, ma chérie, ваш благоверный хоть однажды вас отшлепал?

– Нет, – тихо отвечала она, помрачнев лицом.

– А связывал ли он вас хоть однажды, разведя ноги так, чтобы вы сходили с ума от стыда и похоти?

– Нет…

– Ну, тогда позвольте узнать еще об одной пикантной вещице: употреблял ли хоть однажды супруг ваш сладкий афедрон? Скажу, не мудрствую лукаво: входил ли он своим хуем в вашу сладкую попочку?

– Замолчите!

– Ну, вот… Что и требовалось доказать.

– Audiātur et altĕra pars⁴, – приподняв бровь, иронично заметил Виктор.

– Ха-ха, патрон! Уж не предлагаете ли вы пригласить сюда нашего бравого майора и расспросить его обо всех пикантных подробностях с особым пристрастием?

– А что? Это идея…

– Не трогайте моего мужа!

– Ах, какие нежности! Да, кому он нужен ваш муж? Меня только от вида его тошнит. До того он правильный. Патрон, вас никогда не тошнило от сладкого?

– Ну, как же! Конечно, тошнило… Как сейчас помню, обкушался я как-то пряничных пасхальных голубков в патоке.

– Довольно вам кривляться, господа. Я вижу, что вас обоих не оставила равнодушными моя супружеская жизнь. Не кажется ли вам, что копаться в чужом исподнем, это низко.

– Нет, не кажется. Если это исподнее ваше, Глафира Сергеевна. Так уж вышло, что оставить вас в полном покое – не представляется возможным.

– Володенька, довольно нам пикироваться. Приятно одно: от этих живых диалогов наша красавица, наконец, вновь пришла в чувства. Даже энергии в ней стало больше. Вон, и щечки от спора заалели. Ручками машет, груди колышутся. Я любуюсь ею и мечтаю, как можно скорее, увидеть ее в этих тисках.

– А это мы запросто. Только, чтобы она не убегала от нас и не брыкалась, я хочу надеть на ее нежную шейку мягкий ремешок и защелкнуть его.

– А это идея! Я люблю водить обнаженных женщин на поводке.

Глафира и глазом не успела моргнуть, как ее обожаемый кузен оказался у нее за спиной и, ловко обведя шею кожаным ремешком, защелкнул его. От ошейника к рукам Владимира шел тонкий, но довольно крепкий плетеный поводок.

– Вот и всё, мадам. Теперь я не советую вам брыкаться. В таком виде вы будете намного покладистее, чем накануне. Я слишком люблю вас, чтобы применять к вам более жестокие методы воздействия – такие, какие я применял ко многим своим рабыням.

– Ты что, не собираешься ее отшлепать? – разочарованно протянул Виктор.

– Патрон, у нашей девочки такая нежная кожа, что я боюсь оставить на ней красные полосы.

– Ну, а ты не усердствуй шибко. Я видел в твоем арсенале очень мягкую плетку из тонкой лайки. Там отменная кожа. Она только разогреет нашу красоту и ее трепетный бутончик.

– Хватит с меня! – крикнула Глафира сквозь слезы. – Разбудите меня сейчас же! Этот сон переходит все границы! Я хочу проснуться! Я не стану угождать вам в этом ошейнике для шпицев, словно ваша крепостная девка.

– Станешь, – вздохнул Владимир.

– Но, это низко!

– Мы знаем… – развел руками Виктор. – Мы всё это знаем. Однако мы не можем не исполнить задуманное. Сейчас вы станете на колени. И мы отхлещем вас парой плеток. А после мы вновь, по очереди, будем вас употреблять по вашему прямому назначению.

– И по очереди. И одновременно.

– Нет!

– Да, и ровно так, как подскажет нам наша бурная фантазия. Ведь с помощью этих тисков в нашем распоряжении будут все ваши отверстия – от вашего горячего рта, до узкого ануса… А потом мы вас снимем с тисков и завершим этот сон одновременным вторжением наших орудий. Ну, вы понимаете, как. Это ведь банальная классика. Вы сядете в позе наездницы на меня или моего Le Favori. А третий участник закроет тылы всей этой славной кавалькады.

– Не просто закроет, – хмыкнул Владимир. – Он забьет туда свое орудие по самые яйца!

Глафира побледнела и пошатнулась.

– Да, не бойтесь вы так! К этому времени мы непременно разработаем вашу, так долго неиспользованную попку. Она с легкостью примет все наши орудия.

– Начинай!

Глафира дернулась, но тут же поняла, что ошейник не дает ей двинуться с места. От натуги лицо ее покраснело. Пальцы вцепились в кожу поводка, в попытке, сдернуть его с шеи. Но вместо этого тело ее выгнулось, и она вынуждена была встать по стойке смирно, чуть отогнувшись назад. Владимир крепко натягивал поводок, выгибая ее спину так, что водопад густых волос сместился к спине, оголив голые груди, выпуклый живот и лобок.

– Видишь, как ты беспомощна. Теперь, с помощью простых манипуляций, мы легко можем поставить тебя в любую, самую похотливую позу.

Глафира взмахнула руками и еле удержалась на ногах.

– Веди ее к нашим тискам.

Словно собачку, Владимир потащил ее к изуверской конструкции.

«Господи, эти ступеньки часто снились мне в кошмарах, – лихорадочно думала она. – Я помню, как ужасно выглядела несчастная Лушка после долгого стояния на коленях. С безбожно раздвинутыми ногами. Они насиловали её часами с приказчиком Игнатом. Неужели и меня так же? Боже, какой стыд!»

Но вместе со страхом, словно непрошенный гость, ее телом овладело еще более мощное вожделение. Ей хотелось раздвинуть ноги так широко, чтобы члены ее мучителей проткнули ее насквозь. Живот ныл от нестерпимого желания.

«Да! – думала она. – Я всегда мечтала о том, чтобы это длилось часами. До изнеможения. Я хочу, чтобы они до краёв наполнили меня горячим семенем. И чтобы оно текло по моим ногам, прямо на пол. Много семени. И снова … Я готова умереть от страсти…»

– До смерти не получится, моя девочка! Как же ты горяча…

– Вы читаете все мои мысли? – вспыхнула Глафира.

– Увы, – демон развел руками. – И рад бы не читать.

– Она мечтает умереть от наших приапов?

– Да, – притворно всхлипнул Виктор. – Как это не прискорбно. Понимаешь, мой Le Favori, женская природа очень загадочна. Недаром все их сёстры произошли от Евы и Лилит. В них сильнее, чем в мужчинах, присутствует разделение на две половины: темную и светлую. В их маленьких душах ангелы и бесы иногда играют вместе, на одной и той же лужайке. Они их пытаются, видишь ли, совместить. Она одновременно – не хочет нас, и хочет. Да, так хочет, что готова умереть от страсти.

– Да уж. Я всегда говорил, что Глафира Сергеевна в душе – то ангел, то Вавилонская блудница.

Натянув поводок, Владимир заставил её склониться перед деревянными ступенями тисков. Она пыталась не опускать голову и не сгибать шею. Но натяжение поводка оказалось сильнее. Взмахнув руками, она вынуждена была подчиниться. Он позволил ей мягко опуститься на колени.

– Так, девочка моя. Так… А теперь еще ниже. Наклонись, я закреплю твою шейку в этом отверстии. Я все сделаю аккуратно, если ты не станешь брыкаться. Так, а теперь ручки – тоже в эти дырочки, – приговаривал он. – И не надо сжимать кулачки. Расслабь ладошки. Расслабь, я сказал.

Ей ничего не оставалось, как подчиниться этим настырным увещеваниям своего ненаглядного Владимира. Пока он готовил «экспозицию» с беззащитной Глафирой, выставляя ее в самой похотливой и развратной позе, обнаженный демон сидел напротив, посередине комнаты в бархатном кресле и, закинув ногу на ногу, курил дорогую регалию⁵. Время от времени он щурился от дыма и сплевывал крупинки табака.

– Отлично сморится. Какая попка выпуклая. Чудо, а не попка. Ты прав, Владимир Иванович, ее даже жалко плеткой-то охаживать. Такие белоснежные ягодицы должны были позировать самому великому Бернини. Он бы с удовольствием их изваял в мраморе.

– Да, я тихонечко. Только для разогрева.

– А ножки раздвинь шире. И привяжи их за щиколотки. И нижнюю ступеньку подними. Я хочу, чтобы ее талия прогнулась как можно сильнее. И да, заколи ей шпилькой волосы на затылке. Я хочу видеть ее плечи и шею.