Kitabı oku: «Он и она минус он и она», sayfa 3
– Я объясню, секретов у нас пока нет.
Подпавшая под обаяние Феликса Ирэна, заковыляла в поддельных лабутенах с толстой платформой (явно не для варикозных ног) с ним на кухню. Он усадил даму за овальный стол с прозрачной столешницей идеальной чистоты и стал открывать шкафы.
– Кого ты там ищешь? – поинтересовалась она.
– Чай… кофе… Что найду.
– За ради меня стараешься? – ахнула Ирэна.
– Конечно.
– Ай, брось. – Но расплылась в довольной улыбке, кажется, ей захотелось произвести на него впечатление. – Я не хочу пить. Лучше скажи, где Танюха и… кто ты такой? Я тебя первый раз вижу, но ты тут, как у себя дома. У тебя с ней… э? – Скорчив хитрющую рожицу, она покрутила в воздухе растопыренными пальцами, намекая на интим с убитой хозяйкой. Настал момент истины, Феликс, идя к ней, подхватил стул, приставил как можно ближе, сел боком к столу и лицом к Ирэне, после чего признался, словно он агент иностранной разведки:
– Я, Ирэна, из следственного комитета.
– Ух ты, блин! Это что, про детективы, да?
– Ты удивительно догадлива.
– Ну ты крутой. А Танюха причем? – И вдруг до нее дошло. – Натворила у себя там, на фирме? И дядька ползал… Обыск, да?
«Дядька» – пф! То, что она сама тетка – не в счет, видимо. Феликс положил локоть на стол, опустил голову и трагическим голосом… И вдруг вспомнив, что не знает, каким боком эта райская птица причастна к хозяйке, осведомился:
– А ты кем приходишься Танюхе?
– Я эта… почти подруга.
– Почти? А точнее?
– Ну, мы давно знакомы… еще с учебы Таньки в универе. Я там работала в столовке, на раздаче стояла, убиралась, а она училась на последнем курсе. С тех пор помогает мне, когда работа нужна, деньги там… Вот такая безотказная. А когда она выгоняет домработниц… ну, такие гадючки попадаются, мама не горюй! Так вот, когда она их того, я помогаю: убираюсь здесь. Так она же заплатит, накормит, говорит, со мной потрепаться можно, не боясь подлянки.
– Не понял, как это – почти подруга?
– Не алё, что ли? – ухмыльнулась Ирэна. – Я свое место знаю. Она вон какая… образованная, бизнесменша, мужиками ворочает, а я никто. Слушай, не заговаривай зубы, я девушка занятая. Где Танюха? Если надо, то подтвержу, что она честная, невиноватая, потому что лучше девки я не встречала. Говори, где Танюха, куда передачи нести? И сразу скажи, что можно ей туда.
Теперь в трагической тональности Феликс сообщил:
– Передача ей не понадобится. Крепись, Ирэна, твоя подруга умерла.
– Шутишь? С какого хрена ей умирать?
– Татьяна не сама умерла, ее застрелили. Здесь, в этой квартире. Вчера вечером. Труп недавно увезли, а то бы показал твою почти подругу… Хотя нет, покажу! Вениамин! – громко позвал Феликс, не вставая с места. – Веня!
В кухню заглянул Вениамин:
– Я здесь. Что случилось?
– Все нормально, – сказал Феликс. – Эта девушка не верит, что Татьяну убили. Принеси фотоаппарат, покажи ей фотки убитой.
– Фотик со мной.
Идя к Ирэне, Вениамин снял с шеи камеру и на ходу принялся искать снимки, затем стал немного позади свидетельницы и показал первый. Она содрогнулась всем телом, словно ей в зад иголку воткнули, потом застыла с дурацким выражением страдания на раскрашенной мордочке пекинеса. А Вениамин менял снимки и показывал ей, Ирэна смотрела в маленький монитор, потом на Феликса – так несколько раз, наконец отвела руку Вениамина с камерой, он ушел. Несколько секунд она сидела, уставившись на Феликса, за это время Ирэна, что-то там кумекала, наконец, чего не ожидал он, она зажмурилась и запищала тонко-тонко. Опасаясь истерики, Феликс подскочил к ней:
– Эй, ты чего?.. Ну… Ну, не надо. Воды дать?
– Не-е… – подвывала Ирэна. – Выпить поищи, нервам плохо…
Феликс ринулся к шкафам, нашел выпивку с иностранными этикетками, одну прочел и предложил:
– Коньяк пойдет? «Наполеон».
Она махнула рукой, мол, пойдет, Феликс нашел стакан налил примерно треть – доза для нее, как слону дробина, но не рискнул налить больше, надо же и поговорить. Поставил перед Ирэной. Взяла. Потом подняла заплаканные глаза с потеками от туши, спросив дрожащим голосом:
– А ты?
– Я на работе, – плюхнувшись на стул, сказал он и развел руками в стороны, мол, сожалею, что не могу составить компанию.
Она понимающе покивала, всхлипнула и выпила.
Дачный дом стоит в глубине сада, тем не менее…
…свет фар из окна кухни Надежда Артемовна заметила сквозь листву перед оградой и поняла, что это бывший (давнишний и единственный) муж. Дачники, решившие провести ночь за городом, приехали еще засветло, значит, только он изволил пожаловать, и она вышла во двор. Все верно, огромный внедорожник остановился у ограды. Надежда Артемовна поспешила к воротам, чтобы открыть их, к этому времени Георгий Глебович вышел из машины:
– Добрый вечер, Надюша.
– Добрый, – поскупилась она на слова. – Почему так долго?
– Я делал все, чтобы приехать раньше, не получилось.
– Ладно, заезжай.
– Как! Ты пускаешь меня во двор?!
– Деваться некуда. Заезжай и быстрее.
Ого, действительно дела плохи, но удовлетворять любопытство на ходу Георгий Глебович не стал, а подчинился. Потому что в его мозжечке сидело, как у доктора психиатра: не возражать, не спорить, не уличать, сохранять спокойствие – что бы ни неслось из оскорбленных сто лет тому назад уст бывшей. У него есть дочь, есть внук, к которым нет доступа, в общем, терпение и только терпение – вот залог успеха. Когда Георгий Глебович заехал во двор, Надежда Артемовна, закрыв ворота, не сразу пригласила гостя в дом. Она подошла к нему, но, не имея охоты общаться глаза в глаза, прислонилась спиной к его внедорожнику и вынуждена была поставить его в известность:
– Поскольку я тебе не враг…
– Что, правда? – искренне изумился Георгий Глебович.
– Не перебивай! Ситуация очень скверная, втягивать тебя без твоего на то желания я не хочу, ты должен все знать. В общем, Камилла вновь связалась с отцом Ваньки. Да, она изменяла Константину. Три года вся эта… бодяга длится. И вот вчера, они вернулись после свидания… а дома у обоих случилось ужасное…
На последних словах у нее так дрогнул голос, что она едва выговорила их, тогда как у Георгия Глебовича глаза едва не выпали из глазниц:
– Надюша умеет плакать? Ничто человеческое и тебе не чуждо?
– Замолчи! – рявкнула в ответ она, утирая слезы. – Когда узнаешь правду, тебе точно станет все человеческое чуждо. Камилла и Платон в своих квартирах обнаружили… своих супругов мертвыми. Константина и жену Платона застрелили. Вчера. Представь, днем они оба виделись с Костей и Татьяной, а вернувшись после загула, застали… убитыми. Их застрелили…ой, я уже говорила… У меня в голове не укладывается вся эта история, как кино по телику смотрю, сейчас будет конец, я посмеюсь над глупым сюжетом и пойду спать, но это не так.
Всего на пару секунд она сделала паузу, чтобы глубоко вдохнуть воздуха, которого ей не хватало с того момента, как узнала о случившемся, затем продолжила, делая короткие паузы:
– Ты же понимаешь, что полиция докопается до связи Камиллы и Платона? Впрочем, тут и докапываться нечего… Черт, при таком раскладе у обоих железный мотив! Трудно представить, что у кого-то есть более веские причины убить Костю и Татьяну, но я… я верю своей дочери. В общем, Георгий, им нужно спрятаться на какое-то время, пока… пока не выяснится, что тут к чему. Забери ребят всего на одну, максимум на две ночи. За это время я подыщу дом в деревушке поблизости и перевезу их, здесь им нельзя оставаться. Ну? Что на это скажешь?
Вот это да! Людям свойственно ожидать плохих событий в своей жизни, при определенных обстоятельствах они даже моделируют неудачи, чтобы выстроить защиту, однако для подобных случаев не предусмотрены предохранительные меры. От весьма своеобразной новости Георгий Глебович впал в ступор, ему реально понадобилась опора, и он тоже прислонился спиной к джипу рядом с Надеждой Артемовной и поник головой. Она, разумеется, поняла его состояние по-своему и вернулась к привычному жесткому стилю общения:
– М-да… Прости, что вызвала тебя вслепую, но по телефону всего рассказать не могла, сам понимаешь. Если ты не можешь ничего для них сделать, то будет лучше тебе прямо сейчас уехать, не заходя в дом. Я скажу, что ты не смог вырваться, никаких претензий к тебе мы не…
– Слушай! – вскипел Георгий Глебович. Скрипнув зубами, он подавил справедливый гнев, что далось с трудом, и произнес без эмоций, ровно: – Ты хотя бы иногда бываешь умной?
– Что-о-о?! – задохнулась Надежда Артемовна.
– А доброй, ласковой бываешь? – как не слышал он. – У тебя мозги работают только в одном коридоре, причем в очень узком. Вызвала меня, чтобы прогнать, и таким образом доказать, что во мне не нуждается моя дочь, только ты есть.
– Не разыгрывай здесь слезливую мелодраму, от тебя ничего хорошего ждать не приходится, жалею, что обратилась к тебе…
– Я понял, ты просто самодура.
И решительно двинул к дому. Оскорбленная до глубины души Надежда Артемовна, не привыкшая к грубостям, тем более от бывшего мужа, который всегда занимал позицию скромного просителя (маскировался), прошипела ему вслед:
– Куда ты? Не смей заходить в мой дом…
– А я плевать хотел на твои запреты, – не оборачиваясь, бросил через плечо Георгий Глебович, причем спокойно, зная, как это бесит ее. – Там моя единственная дочь, она в беде, и я – ее родной отец, между прочим! – иду к ней. А ты пока покорми свою параноидальную мнительность гордыней.
Он взялся за ручку двери и услышал за спиной скрип вместо голоса:
– Они на втором этаже с Ваней. Не напугай ребенка.
Кстати сказать, это не первый случай, когда она доводит бывшего до белого каления, в такие моменты в нем просыпается маньяк, жаждущий убить ее, а вот то, что пустила его в дом и к дочери – первый. Сейчас не застарелые обиды важны, а накопилось у обоих этого добра вагон и большая тележка, сейчас важна Камилла, безопасность дочери. Только по этой причине Надежда Артемовна стерпела выпад в ее сторону, в противном случае ему пришлось бы надолго забыть дорогу к их дому, в который он мечтал вползти.
На втором этаже в узком коридоре четыре двери, Георгий Глебович открывал их подряд, в небольшой комнате, прямо на полу сидели внук и дочь с Платоном. Они расположились вокруг квадратной карты, на которой стояли фишки, одну двигал Ваня, ему было весело, значит, он выигрывал. Понятно: это настольная игра, перекочевавшая на пол, так как комната маленькая, за столом-партой места троим просто нет.
– Ребята, – сказал Георгий Глебович, – заканчивайте.
– Мам, это кто? – поинтересовался Ваня.
Разве мог Георгий Глебович не подойти к внуку, к которому не пускала злопамятная мегера, разве мог он не опуститься на корточки, чтобы разглядеть его славную мордашку вблизи? И главное, увидеть что-то от себя… есть, есть, вот так поджимает губы он сам, когда озадачен. Тем временем Платон тоже разглядывал отца Камиллы, раньше встречаться им не доводилось.
Георгию Глебовичу пятьдесят два, при этом он потрясающе выглядит: представительный, немного располневший, ну так и возраст! Волнистые черные волосы с яркими серебряными прядями нисколько его не старили, волоокие черные глаза наверняка свели с ума не одну представительницу слабого пола. Добавить сюда короткую бородку с проседью, улыбку бродяги, манеру держаться просто и в то же время недосягаемо, на выходе – альфа-самец с богатым жизненным опытом и, разумеется, успешный во всем.
– Давай знакомиться, я твой дед Георгий, можно дед Гоша или просто дедушка, – представился Георгий Глебович.
– Дед? – пожал плечами мальчик, но улыбаясь, видимо, идея заиметь деда ему понравилась. – Ма, как у Петьки и Димки? (Камилле ничего не оставалось, как подтвердить слова отца неуверенным кивком.) Классно. А где ты был раньше?
– Э… в командировке. Надеюсь, теперь мы будем видеться.
Не зная, как отреагирует мать на знакомство внука с дедом, ведь отец наверняка проявил инициативу, Камилла предложила нейтральный вариант:
– Вы идите вниз, а я уложу Ванечку.
– Мама, а поговорить с дедом? – воспротивился сын.
– У вас будет время поговорить, – заверила она. – А сейчас дедушка торопится, у него много важных дел. Ты ждал его долго, подождешь еще, да?
Георгий Глебович пообещал мальчугану приехать в ближайшее время и привезти подарок, какой Иванушка скажет, собственно, за этим – узнать, что хочет внук, – он и приехал на минутку.
– Велосипед, – озвучил мечту Ваня без раздумий. – А то знаешь, дед Гоша, бабушка и мама не разрешают мне кататься на ве́лике, но я же уже большой.
– Ладно, постараюсь убедить маму и бабушку, что велосипед тебе необходим, – пообещал Георгий Глебович. – Только велик хочешь?
– А что, можно еще? – воодушевился мальчик.
– Будь скромнее, милый, – урезонила сына Камилла.
Он попрощался с Ваней за руку, потом все же обнял его, поцеловал в обе щеки и вместе с Платоном, который не забыл пожелать ребенку спокойной ночи, спустился вниз. Надежда Артемовна, задумчиво болтая в чайной чашке ложечкой, ждала их на кухне, туда и пришли мужчины. Набравшись наглости, Георгий Глебович уселся за стол (без приглашения!) и как ни в чем не бывало, будто между ними мир и лад царил всю жизнь, обратился к ней:
– Может, чаем и нас угостишь?
Эх, какой взгляд кинула Надежда Артемовна в бывшего – Горгона Медуза скромно пыхтит от зависти в сторонке, но Георгий Глебович проник в этот дом не за тем, чтобы пугаться очередных ухудшений в отношениях. А вот Платона хмурое лицо матери Камиллы не вдохновило на чаепитие, он решил не мозолить ей глаза и ретироваться:
– Я в гараж, машину выкатить…
– Сядь! – приказала она.
В данном случае разумней подчиниться, в конце концов, Надежда Артемовна помогает и надо быть благодарным за это, а не лезть на рожон. Платон послушно сел на стул рядом с Георгием Глебовичем – между мужчинами и «добрейшей» хозяйкой находился в качестве разделительной полосы длинный стол – очень символично. Осталось подписать договор и скрепить его кровью, но пауза кончилась. Надежда Артемовна взяла свою чашку, вылила остывший чай в раковину и поставила чайник на огонь, следовательно, чаем напоит. Ставя на поднос посуду для чаепития, она озвучила обдуманное предложение:
– Машину Платона нужно оставить здесь, в гараже места хватит. Если он будет ездить на ней, велик риск, что его и Камиллу задержат элементарно на въезде в город, номер-то, думаю, уже известен полиции. Следователь, вне сомнений, приедет ко мне, я не стану ему врать, будто моя дочь с Платоном сюда не приезжали, это глупо, потому что Ваня вас видел. Из ребенка вытащить правду ничего не стоит, поэтому половину правды я и выложу, покажу машину, а дальше буду убедительно врать: куда уехали – не знаю. Мне поверят, обещаю.
– А как быть со мной? – вставил Георгий Глебович. – Ваня теперь знает, что я его дед и что приезжал сюда…
– Обязательно сегодня надо было сказать об этом Ивану? – пыхнула Надежда Артемовна.
– А другого случая у меня могло не быть, – парировал он.
Ситуация пошла не в то русло, спонтанно, ее следовало хотя бы поверхностно проанализировать. Не торопясь, Надежда Артемовна поставила поднос на стол, разлила свежезаваренный чай, принесла чашки по отдельности каждому мужчине, эту паузу она использовала на обдумывание. Но тут поступило совершенно дикое предложение от Георгия Глебовича:
– А если нам забрать и Ваню?
Взгляд Надежды Артемовны, брошенный в сторону бывшего, говорил сам за себя, мол, ишь, разбежался, все сразу решил получить: дочь, внука, зятя – такого же предателя, как ты сам. Но возразила на улыбке, это означало, что и за мизерный временной промежуток она успела продумать тактику:
– Сегодня девятнадцатое августа, а первого сентября Ванечке в школу. Ты, видимо, не представляешь, сколько дел перед этим грандиозным событием, к тому же тебе с внуком нельзя показываться, чтобы не вызвать нездоровый интерес. Речь ведь идет о дальнейшей судьбе родителей Вани, а в следствии долго разбираться не станут. Напомню: у обоих имеется мотив, теперь возражайте, если я не права.
В ответ тяжелое молчание и унылые физиономии, а еще пару минут назад Георгий Глебович чувствовал себя вполне удовлетворенным. Не-ет, в ее планы не входило дать ему все то, что он когда-то грубо отбросил. О, Георгий Глебович каялся и не раз, ему осталось надеть вериги и босому зимой обойти поселок, вымаливая прощение, но она ему мстила иронией, примерно, как в эту минуту:
– Да не переживайте, не все так мрачно. Для местных я ни разу не была замужем, ведь гражданский брак не в счет, короче, в поселке никто о нашем сожительстве не знает. Даже старожилы, ведь на дачу к моим родителям ты приезжал редко, а за почти двадцать лет ты очень изменился, тебя никто не узнает. Девичья фамилия Камиллы моя, а отчество твое, но… не Георгиевна. Если ты помнишь, в те времена тебя звали – Жорж! В паспорте тоже был – Жорж, так назвала тебя твоя мама. Ее польско-французская кровь не желала Ванек-Петек, правда, француз из тебя не получился, а вот цыган вполне. Кстати, имя Камилле тоже дала она. Но некая дура в ЗАГСе записала отчество – Жоржевна, не додумавшись спросить, насколько уместно это в нашей среде. Нет, правда, как ругательство на слух – Жоржевна! Выйдя из роддома, я намеревалась сменить непривычное нашему уху отчество, а мне сказали, мол, сейчас девочке это не понадобится, вот будет паспорт получать, тогда и сменит. Ты, когда официально женился, все же имя Жорж заменил на человеческое, а твоя дочь до сих пор так и пишется: Камилла Жоржевна… Ей все равно как называться, но сейчас этот факт работает на нее.
Попутно всех боднула Надежда Артемовна, не пожалела даже маму Георгия Глебовича. Не зря она метала ироничные шпильки в бывшего гражданского мужа, тем самым давая понять: мы на разных планетах, идиллии не пройдут. Однако все это ерунда, ее тоже можно понять, хотя прошло много лет после нанесенной обиды, могла бы и успокоиться. Но не все способны переступить через прошлое, ей не удалось. Платон поражался другой ее способности: она в своем роде феномен, какой бы ни была Надежда Артемовна резкой и нетерпимой, злой или безучастной, во всех своих ипостасях эта женщина не лишалась очарования и обаяния.
– Нет, я уверена, – между тем продолжила она рассуждать, – Камиллу следователи не свяжут с тобой, если, конечно, ты сам не накосячишь. Вряд ли можно найти и в городе тех, кто помнит, что мы с тобой целых восемь лет изображали святое семейство на одной жилплощади. Сейчас моя городская квартира в другом районе, ты тоже, думаю, давно забыл, в каком непрезентабельном месте провел молодые годы. И последнее: любой человек твоего возраста мог представиться Ванечке дедом, любой. Например… да хоть мой друг! С которым мы планируем зарегистрировать барк, поэтому приучаем Ваню видеть в моем будущем муже деда, а не постороннего. Сейчас ведь никого не удивишь возрастным сдвигом на почве семейных уз.
– Да ну! – изумился Георгий Глебович. – У тебя, правда, есть друг? (Она проигнорировала вопрос, будто не слышала.) Значит, я могу выдать себя за твоего друга и свободно приезжать к Ване, раз меня…
– Лучше не надо, – остудила его Надежда Артемовна. – Давайте закончим на оптимистичной ноте, что я выкручусь в любом случае. Пейте чай, раз просили.
Мужчинам не удалось насладиться чаепитием, пришла Камилла, после чего все спешно засобирались в дорогу. Первое, что сделали – перенесли вещи из машины Платона в джип Георгия Глебовича, собственно, вот и все сборы. Надежда Артемовна на прощанье обняла дочь, именно в такие минуты, когда обстоятельства отягощаются непредсказуемыми и фатальными событиями, родственные души тянутся друг к другу. Она просила ни в коем случае ей не звонить.
– Мы оставили трубки у меня, когда заезжали туда за вещами, – сказал Платон. – По ним легко найти нас, поэтому бросили.
– Правильно, – согласился Георгий Глебович. – Я буду держать тебя, Надя, в курсе дел, заеду и расскажу, как устроились ребята.
На этот раз она не возразила, потому что жить в неведении – хуже только гильотина, которую пора применять к тем, у кого голова лишняя часть. Разумеется, она имела в виду Платона, а кто ж еще виноват, что ее слабохарактерная дочь снова подавлена его волей? И вот результат… нарочно не придумаешь такое. Итак, внедорожник выехал со двора, вскоре огоньки утонули в темноте, еще немного постояв, Надежда Артемовна вернулась в дом.
Камилла с Платоном ехали на заднем сиденье.
Ни о чем не расспрашивали, хотя бы из любопытства – куда их везет Георгий Глебович, в каком месте находится его дом или квартира, сколько человек живет с ним и прочие мелкие, но в их положении жизненно важные вопросы не задавали. Они словно покорились судьбе, коварно подставившей подножку, не исключено, что им просто неловко перед ним. В данных обстоятельствах не станешь болтать с малознакомым человеком, который лишь числится отцом по крови. Понимая, что ребята на контакт сами не пойдут, Георгий Глебович поставил задачу расположить их к себе и начал с расспросов о матери:
– Камилла, чем занимается мама? Она не работает?
– Почему вы решили, что мама не работает? – подала с заднего сиденья сонный, или уставший, голос Камилла. – У нее удаленная работа, ей так удобней.
– Надюша все время живет на даче, вот я и подумал…
– Мама любит уединение, поэтому искала подходящее дело, освоила компьютерные программы. Благодаря такой работе, она всегда может уделить внимание Ване, каникулы они оба проводят на даче, у него там много друзей – это же поселок… деревня фактически.
Про себя Георгий Глебович радовался, что ему удалось разговорить дочь, она легко пошла на контакт, на что он уже не надеялся. Все из-за Надежды, вот злопамятная! Из-за нее Камилла избегала общения с родным отцом – это не мелодрама, это маразм.
– У меня хороший дом в Луговом, места хватит. Со мной живет твой дед, Камилла, ему семьдесят семь, но он бодр и в полном здравии. На данный момент папа уехал к другу на пару недель поохотиться, рыбу половить, не любит долго сидеть на месте, но когда приедет, то… вам не найдется места. Ха-ха-ха… Он очень активный.
М-да, забылся немножко. Все же у дочери беда, а он тут радуется, хохочет, как дурак. Хорошо, что Надюши нет рядом. Оставшийся путь Георгий Глебович проделал молча, изредка поглядывая в зеркало на Камиллу с Платоном. У них беда и горе, а его от счастья клинит так, что скрыть невозможно. Но обязан.
– Мы почти на месте, не выходите из машины, здесь везде видеонаблюдение, – подъезжая к дому, предупредил он. – Видео напрямую идет в охранное ведомство на компьютеры, наверняка ваши фотографии будут и там. Гараж у меня сообщается с домом, но и там выйдете, когда закрою его, так будет надежней.
Ворота на дистанционном управлении, Георгий Глебович въехал в просторный гараж, вышел из машины и нажал на кнопку пульта.
– Выходите, – открыв дверцу, дал команду он.
Очутившись в гостиной, Камилла, поставив баул на пол, растерянно обвела глазами интерьер. Мягкие диваны, большие кресла, напольные вазы, картины – много картин, камин, замысловатые фигуры, кажется, из дерева, еще разнообразные светильники – далекие от ширпотреба. В общем-то, набор стандартный для благополучного дома, разница в качестве, здесь оно на высоте.
– Красиво, – похвалила она гостиную.
– Рад, что тебе нравится мое бунгало, – сказал Георгий Глебович. – Платон, ставь чемоданы, потом отнесем, ваша комната наверху, там же все удобства. Пока падайте, ребята, где понравится, чуть позже покажу вашу комнату. А сейчас принесу что-нибудь выпить и закусить… нам всем не помешает. Камилла, ты что пьешь?
– Обычно ничего, – смутилась она, словно не пить – порок страшней, чем напиваться вдрызг. – Ну, вино… иногда. Ликер…
Хозяин ушел куда-то, а Камилла с Платоном присели рядом на один диван, но не расслабились, оба продолжили водить глазами по сторонам, изучать и пока не делились впечатлениями. Впрочем, все это не столь важно, иногда наступают моменты, когда ничто не представляет интереса, а любые действия происходят машинально, как в этот момент.
Георгий Глебович принес на подносе бутылку, бокалы, тарелки, снова ушел за холодными закусками. Наконец и он опустился в кресло, взял бутылку и сначала налил Камилле, протянув рюмку, убедительно сказал:
– Немного коньяку тебе не помешает, не отказывайся, будешь спать, как в детстве. Смелее, дорогая, это лекарство. Только за один раз выпей.
Камилла кивнула и опрокинула коньяк в рот, сжала губы, затем поставила на столик рюмку, только потом сделала глоток. А отец уже держал перед ней тарелку с оливками, дольками лимона, нарезанными кружочками огурцами и помидорами – на ее вкус. Камилла взяла оливку, положив в рот, кивнула в знак благодарности. Ну а мужчины без церемоний выпили и принялись закусывать, правда, заботливый отец в первую очередь побеспокоился о дочери – сделал ей многослойный бутерброд из мясных закусок. После второй рюмки (Камилла пить отказалась) Георгий Глебович разговорился:
– Мой дом в вашем распоряжении, не вздумайте стеснять себя ни в чем. Должен предупредить, вам желательно не выходить во двор на всякий случай, чтобы соседи не проявили ненужное любопытство. Ваши фотографии могут показать по телевизору… в общем, побережемся, ладно? Ко мне приходит два раза в неделю женщина убирать дом и каждый день повар… Я дам им оплачиваемый отпуск, посторонние нам не нужны. Сами справимся?
– Конечно, – сказала Камилла. – Я могу готовить и убирать.
– Не волнуйтесь, мы справимся, – заверил Платон.
– Отлично, – налив себе и ему коньяку, произнес Георгий Глебович. – А теперь, рассказывайте, я должен знать все, чтобы подумать, как помочь вам. Можете мне доверять. Сначала выпей, Платон. Пей, пей. Стресс надо снять.
Как ни удивительно, но спиртное не помогало расслабиться, не снимало стресса и не пьянило. Платон поставил пустую рюмку, занюхал по рабоче-крестьянски кулаком и через паузу начал…
* * *
Не думайте, что у нас с Камиллой пошлая интрижка. Это не так, история наша давнишняя, проверенная временем, однако время и поставило непреодолимые заслоны. С момента, когда так глупо по моей вине расстались, с Камиллой мы не виделись почти шесть лет… Странно, да? Жили в одном городе и не встречались, но так иногда бывает. Правда, я часто уезжал то на повышение квалификации, то работать к одному мастеру без степеней и званий, чтобы разобраться в тонкостях дела. Если думаете, я забыл, как плохо поступил с Камиллой, то чувство вины… оно всегда было со мной, опять же со временем притупилось, но не забывалось. Много раз порывался найти ее… собственно, искать знал где, просто не решался, совесть останавливала или что-то в этом роде, ну, вы меня понимаете.
Однажды мама познакомила меня с Татьяной, у нее к тому времени отец и мать погибли – взорвали машину на трассе далеко за городом. По счастливой случайности Таня осталась жива, за несколько секунд до взрыва она вышла из машины, пардон, в туалет, не дошла до лесополосы и тут – взрыв. Ее отбросило волной, она ударилась головой о бревно и потеряла сознание, очнулась в больнице. Мы с ней познакомились четыре месяца спустя после взрыва, она еще не отошла, все-таки потерять сразу обоих родителей… нелегко.
Не собирался с ней встречаться, Татьяна сама постоянно попадалась мне на глаза, старалась угодить, развлечь – не очень это у нее получалось. Жалко ее стало, она какая-то несчастная была… тем более мама постоянно рекламировала Татьяну, а Камиллу я считал потерянной навсегда.
Короче, женился. И почти сразу понял, какую глупость совершил. Мы с ней абсолютно разные, с разными потребностями, правилами, взглядами. Такие дела нельзя делать из жалости или по каким-то другим меркантильным причинам, жизнь потом за явную глупость бьет обратным концом в качестве наказания. Нет, конечно, жалеть людей надо, но не ценой своей собственной жизни, это же не война, должна быть хотя бы симпатия, что-то общее, связывающее… а мы очутились в одной квартире и на разных планетах.
Добивало, что она меня любила, это жутко угнетало, да и раздражало. Таня понимала, что у нас все не так, наверное, дети могли сгладить наше жалкое существование вдвоем, но выяснилось, что у нее с этим проблемы – она бездетная. С удивлением я обнаружил нелады с психикой – последствия взрыва: обидчивость, истеричность, слезы на пустом месте. Ее напрягала и фирма отца, которую она изо всех сил тянула, бизнес ей не давался, как ни вгрызалась в него, с другой стороны… Думаю, фирма отца спасала Татьяну от меня и всего остального, надо отдать должное, она старалась быть хорошей женой, только мне это было не нужно.
Мне хотелось сбежать хоть на Луну, но снова что-то не пускало, как будто голос внутри злорадствовал: это тебе расплата, терпи, так тебе и надо – мне то есть. Я знал, за что расплачиваюсь, к тому же ее старания и состояние не давали весь этот цирк послать к черту. С одной стороны, я вроде бы смирился, с другой все чаще стал подумывать о разводе, кстати, на этот паноптикум ушел год. Всего-то год, а мне казалось, мы с ней прожили лет тридцать.
Однажды случайно на одной пирушке встречаю Камиллу… Вам знакома боль, когда дверь прищемит палец? То же самое почувствовал я, ту же боль, только в сердце – будто дверью прищемило. Не решался подойти к ней… потому что… я очень обидел ее… оскорбил, когда бросил. Если бы со мной так поступили, думаю, вряд ли я простил… Она сама подошла и только одно слово «здравствуй» снесло мне голову. Я понял, как много потерял, ведь моя жизнь могла стать совсем иной, понял, что Кама была и есть для меня той самой – которую ищут все и мало кто находит. Мне совестно было смотреть ей в глаза, но… второй шаг навстречу все-таки сделал я, и мы стали встречаться.
Это случилось три года назад. И как будто не было пропасти между нами из нескольких дурацких, пустых, напрасно прожитых лет, а ведь все вместе – это десять лет. Мы могли прожить эти годы гораздо интересней и счастливей, но… У меня открылось второе дыхание, отлично пошла работа, да и вообще кругом все как-то осветилось, я строил планов громадье… Не хватало только мира и покоя, когда Камиллы рядом не было, но этой роскоши у нас с Таней никогда не имелось.
Однако пропасть оказалась шире, чем думалось и чем хотелось. Я много раз предлагал Камилле переехать с сыном ко мне, купил квартиру… То, что Ваня мой – это простая арифметика. Честно, так хотелось исправить ошибку, наладить и отдать все то, что я не отдавал эти годы… ну и, разумеется, не получал сам.
Разве мог я подумать, когда расставался с Камой, что для меня станет важным сын? Я же его не хотел… от этой мысли становилось не по себе. И вообще, самое страшное наказание – одиночество. Да, да, оно обостряется, когда рядом спит, дышит, говорит, требует, да просто живет бок о бок совсем чужой человек.
