Kitabı oku: «Чёрная сказка, или История одного королевства», sayfa 4

4. ВРЕМЯ ВЕДЬМ

– Возляжем же на ложе, мягкую перину! Воскурим же фимиам благочестиво! Выпьем из кубка истины! – Богохульствовали при свете одинокой чёрной свечи три девицы поздно вечером, одна другой краше.

Их звали Диана, Вивиана, Лилиана; красота же их была какой-то неестественной, по-дьявольски притягательной. В поселении, где они жили, люди относились к ним с опаской, а то и с нескрываемым предубеждением, почитая за ведьм, хотя и Диана, и Вивиана, и Лилиана просто баловались; маялись дурью по молодости своих лет.

У страха, как водится, глаза велики, и возмущаться начал народ, что ночью в избе на краю деревни дурниной орут три девки, устраивая шабаш; сношаются с бесами и летают на мётлах над крышами домов, злобно хихикая.

Пришлось деревенскому старосте вмешаться, принять меры, потому что народ уже вздумал учинить самосуд, повалив к треклятой избе с вилами и подожжёнными кольями в своих руках. И обошлось, на сей раз; повезло трём сёстрам.

Через некоторое время вознамерилась Диана избрать себе суженого под стать самой себе, но никого из деревенских в женихи не захотела. Тогда начала она гадать на картах Таро и кофейной гуще, но ей не хватало силы, и призвала она к себе Рубину, что торгует на базаре, и стали вместе колдовать, а Вивиана, Лилиана – во всём им помогать.

Глухой и тёмной ночью, ровно в полночь прокатился по земле небольшой и чёрный шар, потрескивая, точно уголёк. А спустился шар тот с тёмных туч, и через дымоход проник в избёнку тех сестричек, и визит сей был теми ожидаем!

Предстали пред сёстрами ровно три больших и чёрных ангела, восставших из разломившегося на части, но ещё потрескивающего маленькими молниями шара. У каждого за плечами ‒ крылья.

– Я ‒ несущий свет. – Сказал один.

– Я тот, кто на чреве своём бродит по земле. – Говорил второй.

– Я же – тёмный ангел; любвеобилен я весьма, искусен и силён в утехах. – Отвечал последний.

И состоялась оргия, и пляска дикая, избёнка вся ходила ходуном. И рассердились вновь проснувшиеся от чада и угара жители села, но сползла на веки их лень великая, большая, и вот, в который раз всё обошлось.

Однако после событий следующей субботы, когда три девицы наставили девять зеркал, чтоб вызвать Самого², на третий день рано утром прибыли из ближайшего замка каратели, старатели, зубодратели и носорватели, дабы судить со всею строгостью.

И притворились сёстры милейшими созданиями; поняв же, что не выкрутятся, на сей раз, они испили яду, испарившись, как эфир, а лица и тела свои надели на иных, ни в чём не повинных созданий и существ, душ светлых и предобрых.

Искали воины, искали; искали долго, рыская по всей округе. И вскорости нашли похожих по описанию девиц, а те – ни сном, ни духом. Отнекиваются что-то, вины своей не признают.

– Что в котомке водится твоей? Ссыпай сюда скорей! – Потребовали солдаты от одной из трёх испуганных девочек, одна юней другой.

– Пустырник, подорожник, эдельвейс и розмарин. – Сказала им незаслуженно обвиняемая. – Ходила в поле, и ходила в горы; собирала для себя, чтобы потом лечить да исцелять людей. Разве это – вред?

И прибыли истопник и исправник, и зашвырнули всю троицу по отдельности в три карательные, исправительные бани, и парили девиц не берёзовыми вениками, но крапивой жгучей, до покраснения и появления волдырей, а также воплей страшных и истошных.

И вывели их после всего на площадь, привязав к столбам, и раздели догола, оголив все прелести. И стали лупить несчастных баб по мягкому месту до тех пор, пока не набежала большая кровища, а кожа не сошла лоскутами. И состоялся над ведьмами суд.

– Вменяется тебе, паршивка, бесчестие и до омерзительности гадкий образ жизни. – Вещал на площади судья в присутствии огромного скопления зевак. – И ты, и ты виновна и повинна в грехе.

– Никто меня не растлевал! Чиста я пред законом, и по совести живу. – Плача, отвечала одна.

И заметили у одной родинку на плече, и ткнули ей туда иглой.

– Не идёт оттуда кровь! Даром, что укол! – Укоризненно качали головами люди, пожимая от негодования плечами. – Стало быть, ведьма ты и есть, самая язвящая!

– Вот, волосы твои рыжие, точно ржавчина али огонь! Глаза зелёные, веснушки по лицу… Ей-ей, ты точно ведьма, ведь боишься ты загара, укрывая свою проклятую белоснежную кожу, ибо тотчас проступает на ней кровь. – Говорили другой, подставив ту под лучи полуденного Солнца.

– Не нравишься ты нам, окаянная, потому что у тебя тяжёлый взгляд, который невозможно долго выдерживать! – Говорили третьей, побивая небольшими камнями. – В доме твоём и ступа, и помело, а твои волосы всклокочены, точно там буйствовала буря; локоны все извиваются, точно змеиные хвосты.

И прибыл к ратуше всадник; и был это ведьмак. И спешившись, обратился к народу с такими словами:

– Ах, люди: что вы творите? Одумайтесь сейчас же, ибо льётся кровь невинных душ.

И пошло среди стоящих замешательство, ибо ведьмак был не последний человек в этих краях.

– А не потому ли ты так печёшься, что одна из ведьм – твоя сестра? – Выкрикнул вдруг кто-то из толпы.

Замялся тут, замешкался ведьмак, но парировал так:

– Никаких прямых улик и доказательств здесь не вижу я в упор; всё домыслы, досужие разговоры ваши, сплетни да интриги завистников.

Роган, который чисто случайно оказался поблизости, тоже не выдержал и решил вмешаться в крайне суровое и неугодное ему правосудие:

– Оставьте вы их ради бога. Или стучалась каждая из них в ваши дома и проклинала? Подклады, наговоры разве слала? Обкрадывала, ставила подножку вам и детям вашим исподтишка? К чему жестокость в вас такая?

– О, славный малый! Защитник, заступник тут нашёлся… А, собственно, ты кто? – Послышался смешок, а люди неодобрительно поглядывали на юного смельчака.

– Я тот, кого все ищут, и найти не могут. Вот я перед вами: Роган, принц заморский, что женитьбы испугался, ибо не по нраву, когда не по любви. – Открылся юноша, показывая перстень на пальце и амулет на шее, которые все эти два года он тщательно, старательно скрывал и прятал.

– Охотно тебе верим, принц, но нет у тебя отныне ни власти, ни страны, ибо отрёкся от тебя отец твой, правитель королевства твоего. Ты сам избрал путь отшельника, путь одиночества; никто тебя не осуждает. Но и ты не лезь в наши дела, не суй свой длинный нос, потому нам ты тут никто, и звать тебя никак. Проваливай подобру-поздорову, а то и тебе достанется. – Грубо, непочтительно ему преподнесли.

– Остановитесь! Не судите – да не судимы будете! – Бросил Роган и ушёл, убрался восвояси, а вместе с ним пропал куда-то и ведьмак.

А суд над ведьмами продолжился, и испытанное ими ранее показалось цветочками, поскольку вогнали одной в сердце серебряное шило, умертвив навсегда; другую повели к озеру, а третью пока оставили на месте, но подножие столба завалили сухими ветками.

И бросили одну из ведьм в озеро, предварительно привязав к ней тяжёлый груз.

– Коли утонет – значит, не ведьма! – Шептались зрители.

Некоторое мгновение тело ещё живой, связанной по рукам и ногам трепещущей девушки, с кляпом во рту находилось на поверхности озера, и люди уже начали потирать от предвкушения удовольствия руки.

– Вот! Значит, не зря, и она действительно…

Но уже через секунду несчастная камнем пошла вниз, и бульки затихли, а озеро продолжило мирно, неспешно исходить невысокими волнами.

И почуяли люди неладное, но вновь ожесточили сердца свои, вернувшись к последней своей жертве, и страшно глумясь, вогнали глубоко ей в грудь большой и толстый, длинный осиновый кол, но так, чтобы девица не померла раньше времени. И вот, факелы коснулись хвороста, и вспыхнуло истовое пламя, огненными языками облизывая девицу. И в тот самый миг, когда заживо на костре сгорела громко воющая, вопящая, кричащая и зовущая на помощь девушка, небо разверзлось и обрушило в гневе своём на посёлок мощную грозу. И потушил ливень костёр, и смыл ещё проступающую кровь. И посреди большой чёрной тучи возникла такая сильная белая вспышка, что озарила всё на много вёрст вокруг. И тогда приняли все трое девушек своё истинное, невинное, не запятнанное обличье. И поспешили к ним мучители, и увидели, что это совсем не та троица, которую они выискивали. И поняли, что страшно ошиблись, потому что обнаружили в подвале злополучной избы тела трёх настоящих ведьм, что накануне казни других девиц приняли смерть от яда, дабы не постигла их страшная участь. И тела уже почти разложились.

И сказали знающие люди, что ведьмы те дар свой не передали, не успели, но ввели в заблуждение их всех, напоследок одарив своей внешностью трёх других девиц, чтобы они люди, подумали на них, а про тех забыли.

И схоронили одних, и схоронили других. И оплакивали люди тех, кого зазря истязали в неведении своём. Других же не приняла земля, и велено было сжечь тела за окраиной деревни.

Однако наказание людям за невинные смерти продолжилось, и вот: прилетел большой дракон и выжег весь урожай; он бывал здесь триста лет назад и вернулся снова. А самых ретивых, больше других ратующих за казнь и линчевание дракон отыскал и с превеликим для себя наслаждением поел, а косточки разбросал над выжженным им ранее урожаем, а ведь на полях могли подняться и пшеница, и ячмень, и рожь; морковь, и свёкла, и много чего ещё. Не колосится более рожь золотая, но дымящая пустошь, пепелище кругом и всюду, и везде.

Разжирев, дракон попытался протиснуться в своё логово, но тщетно. И пытался войти снова, но слишком узкой была для него теперь эта щель. И издох, на радость людям.

Однако потом настигло людей моровое поветрие, потому что повыбежали из нор своих большие и гадкие крысы, кусая без разбору всех подряд. Каяться стали тогда люди, ведь на многих из них висели прегрешения великие. И услышаны они были, и вернулись крысы в сырые подвалы, и более не показывались. Что же до людей, то наиболее виноватые, особливо линчеватели, иссохли заживо, корча гримасы в страшных мучениях, невыносимо страдая. Другие, просто выкрикивавшие во время казни бранные слова, умерли через несколько дней, и уже не в таких муках. Третьи отделались лёгким испугом, но этого им хватило на всю жизнь, послужило хорошим, годным уроком, и с тех пор они тщательно проверяли россказни людские на наличие в них правдивости, и внимательно расследовали, дабы убедиться, что поступают верно.

Роган, будучи однажды на ярмарке, увидел вдруг чудо чудное, диво дивное: купцы потехи ради организовали целую кошачью выставку, и той кошке, которая очарует собой людей более всего, обещан был самый вкусный, самый лучший и солидный корм.

Ой, какие пушистые там были кошки! Самые разные; мягкие и тёплые. Одни валялись на спинке, дурачась; другие перебирали лапками и чихали-зевали; третьи играли с собственным хвостом, а четвёртые тщетно пытались поймать бабочку – только уже хвать, а она всякий раз ускользала из-под самого носа, упорхала.

Кошек можно было трогать, гладить, играть с ними. Роган поддался странному чувству и посадил одну котейку себе на плечо, а другую на колени. Так и сидел, пока к нему не подошёл ведьмак, которого он впервые увидел во время суда над ведьмами.

– Любишь кошек? – Улыбнулся знакомец.

– Да вот; не устоял. Я вообще люблю животных – многие из них гораздо лучше людей, в том числе добротой и более бережным отношением к природе.

– Это да. – Утвердительно кивнув, согласился с ним ведьмак.

– Могу я задать тебе вопрос? Хоть мы и не знакомы толком. – Осмелился принц.

– Конечно; но смотря какой. – Рассмеялся его собеседник.

– Какая-то из убиенных – родная тебе сестра? – Предположил Роган, уже жалея, что затронул эту тему.

– Скажем так, дальняя родственница. – Уклончиво ответил ведьмак, и улыбка сошла с его уст. – А почему ты спросил?

– Жалко.

– Жалко у пчёлки. – Заговорил вдруг ведьмак необычными выражениями. – Главное то, что все невинные – в раю, а их губителям воздано по заслугам. – Ладно. – Заторопился он. – У меня ещё дела. А тебе я бы посоветовал возвратиться к своему отцу и поговорить с ним и с матерью твоею по душам. Умерь свой пыл, ведь они – не чужие тебе люди. Они хотели по-своему, как лучше; не держи на них зла. Вы любите друг друга, на самом-то деле; это я прочёл в твоих глазах и в их сердцах.

С этими словами ведьмак откланялся и исчез; точно, след простыл.

Взволнованный Роган, собрав весь свой небольшой скарб, первым же судном отплыл в своё королевство, где ему были оказаны честь и приём. Простили ему его долгое отсутствие, устроили в честь возвращения большой пир на весь мир.

– Не лежит моя душа к тому, чтобы быть принцем и твоим наследником, отец. – Говорил королю Роган. – Пусть на престол после тебя взойдёт сын средний или младший; мне всё равно.

– Что ж, так тому и быть; приму я безропотно любой твой выбор. – Вздыхая, отвечал ему отец.

– Есть одна девица, на все руки мастерица; птицы, высоко летая в небе, слагают о ней песнь. Я бы всё отдал, чтоб отыскать её и отнести на самый высокий холм, чтобы вместе любоваться рассветом и закатом, встречать зори и наблюдать движенье облачков. Она прекрасна, душой своей прекрасна; лишь с ней хочу я быть. Все принцессы, баронессы, все графини, герцогини не милы мне, ах, пойми! Не толстушка, хоть простушка, ах, ты милая пастушка! Поит и свиней, и коз… Великим бы счастьем для меня, оказалось, просто подержать её ладонь в своей. Если б слышал ты, отец, как дивно, чисто, звонко напевает она песни! Её поступь сводит с ума вмиг. Её ушки так удивительно краснеют, когда она волнуется… Тонкая линия её рта столь красива, что… Ах, не объяснить мне, не понять всего, что творится вот здесь, в груди, где бьётся сердце. Всякий раз, как я вспоминаю свою первую с ней встречу, у меня захватывает дух! Чистоплотная, не злобная; весёлая, но серьёзная; умная, честная, добрая, милая, красивая… Я даже не знаю её имени! Как бы я хотел хоть одним глазком глянуть, где она сейчас и чем занята! Ах, как она мне понравилась, так понравилась, и до сих пор не разонравилась, хотя перевидал я после неё много девушек других – от прекрасной маркизы до обычной портнихи. Но ни одна не вошла в моё сердце и мой разум; ни к одной не подошёл я ближе локтя в длину. Ни одна не оправдает моего доверия, лишь к одной-единственной я благосклонен. Я готов быть её собакой; не слугой, но верным другом и помощником. Отгонять от этого существа всевозможных волков и медведей… Хотя скажу тебе по правде: очень сильно сомневаюсь я, что звери попытаются ей навредить. А вот люди, обычные люди (как мы с тобой), всячески обижают её ни за что. Мне её так жаль, так хочется обнять, поцеловать и приголубить, что сил моих больше нет! Хочу, желаю я, чтоб стала матерью моих детей она, верной спутницей во все дни жизни моей. Кажется, я очень сильно её люблю… Я нашёл своё счастье, свою вторую половинку; лишь боюсь её отказа. Но и тогда я, смирившись, буду просто помогать ей, чем смогу, даже ценой своей жизни защищать буду неустанно от бед всех и невзгод. Вот увидишь, отец: она тебе тоже очень понравится!

– Ах, не та ли это дева, что знаменита во всех десяти королевствах тем, что искусно выпекает яблочный пирог? – Подавился от смеха король, ибо никогда не наблюдал своего сына настолько искренним, ведь горели у того глаза. – Но разве нет шрама на её лице? Разве не покрывает она голову, скрывая седину? И, сказывают люди, в тех краях её более нет…

– Главное, что на её сердце нет никаких шрамов! – Топнул ногой Роган и начал собираться в путь. – Найду её, во что бы то ни стало!

Король же благословил Рогана и пожелал ему всего наилучшего, отпустив с миром.

И прибыл принц заморский кораблём в те края, по которым ступала нога Сильбины. И, купив коня, не нашёл её там, сколь не искал; в каждый дом стучал, испрашивая о рукоделице неслыханной.

Говорить стали злые языки принцу:

– Вот, хвалёная тобой зазноба – блудница ныне! Сожительствовала со скотоложцем, прелюбодеем и растлителем Уго; с людоедом-убивцем Тугодумом да с неким вампиром ещё якшалась… Да на ней же пробу ставить негде! Одумайся, о юноша!

Но ни на миг не усомнился он, уйдя от них подальше, не став слушать эту ахинею.

И, сойдя с лошади, воссел на один пенёк, и пригорюнился; весь свет был ему не мил. И коснулся кто-то его плеча. И обернулся Роган, и увидел какого-то древнего, дремучего старика.

– Чего тебе, старче?

– Не Сильбину ли ты ищешь, путник?

– Если так зовут ту, которой навеки отдано моё сердце, то – да.

– Последний раз её видели на тропе, ведущей в старый лес.

Роган подорвался с места, как ужаленный и, поблагодарив старика, помчался по указанной им дороге на своём гнедом скакуне. В образе же старика был ведьмак…

День, второй, третий плутал в лесу путник, оставив скакуна ещё на его краю. Бац – стрела вонзилась рядом с тем местом, где стоял сейчас Роган. И вышел из-за ствола одного большого дерева силуэт какого-то худенького человечка, человечка невысокого и на вид не сильно бравого; не кровожадного, но сумеющего дать отпор любому захватчику.

– В следующий раз не промахнусь. – Предупредил стрелок, подходя ближе.

И блеснула Луна, и пала тень в иное место. И осветил блеклый голубоватый свет черты лица нападавшего.

И страшно обрадовался Роган, потому что это была Сильбина!

– Здравствуй, красна девица… – Поприветствовал её принц. – Я Роган. Мы когда-то виделись… Я…

– Я знаю. – Сказала хозяйка этого леса, опуская лук, и наморщила лоб – отвыкла она от людей; ведь давно уже не забредала сюда ни одна живая душа.

– Вот, чуть ли не лесной разбойницей тебя считают, величают!

– Веришь ли, сему?

– Нет, потому и здесь.

– Ведунья я, врачую всех птиц-зверей лесных и полевых. И имя мне – Железная дева, потому что устояла я перед всеми трудностями и отныне сама по себе, аки дикая кошка. Врагам я враг, друзьям я друг; хулителя оцарапаю и искусаю, а достойного приглашу к столу.

– Я, правда, очень рад тебя видеть. – Переминался с ноги на ногу Роган от неловкости.

– Странно слышать. – Подавила своё удивление девушка. – Где твой конь? Или так пришёл?

Роган промямлил что-то маловразумительное и вложил кинжал в свои ножны, давая понять, что не желает зла и пришёл с миром.

– Наверное, ты голоден? – Поинтересовалась Сильбина. – На огне варится похлёбка.

– Из твоих рук я слопаю всё. – Заявил принц.

Их взгляды встретились, пересеклись.

За ужином гость сказал:

– Я очень долго тебя искал. Я отказался от многого, лишь бы увидеть тебя опять.

– Стоило ли оно того? – Не глядя на него, произнесла сиротка. – Кому я нужна, безобразная такая? Оттого и удрала в лес, чтоб глаза всем не мозолить…

– Сосватали меня к одной принцессе, и принцесса эта как две капли воды похожа на тебя.

– Засватан к ней, пришёл ко мне… – Скрестив руки на руки, выпрямила спинку Сильбина, с плотно сжатыми губами и уставшим взглядом разворачиваясь к гостю.

– Я пришёл выразить тебе своё восхищение, потому что есть, чем восхищаться; дурных намерений нет. – Обидевшись, встал из-за стола Роган. – А ты ведёшь себя так, будто я тебе что-то должен, чем-то обязан. Вижу, мне здесь не особо рады… Бегать за тобой я впредь не стану.

Сиротка уже пожалела, что словами своими безразличными оттолкнула этого прохожего; просто все так взъелись на неё когда-то, постоянно в чём-то укоряли, что она в каждом теперь видела, если не врага, то подозрительную личность.

Принц же, имея гордость и достоинство, пошёл обратной дорогой, но коня своего не нашёл. И увидел след от копыт, и вёл он в лес. Ругая себя, что сразу не обратил внимания на следы, бедолага опять пошёл в лес. И вышел к опушке, а там его скакун, и Сильбина его поит из подобия корыта, зачерпнув из родника.

– Далеко ль собрался без коня? – Съехидничала, но как-то по-доброму, Меченая.

– Не твоё дело. – Нагрубил ей, но не со зла, принц.

– На обиженных воду возят, знаешь? – Улыбнулась сиротка, поворачивая лицо к Рогану. – Как раз вся вода закончилась, и в дом кому-то надо воду принести. Хватит дуться… Что там с моей сестрой? Раз начал разговор – продолжай…

– Откуда знаешь про родство?

– Ведьмак сказал.

– Ты знакома с ведьмаком? – Поразился Роган.

– Бывает в этих местах; редко, но метко.

– А я сразу понял, что вы – сёстры; не понял я другого: почему одна в шелках, другая – на бобах. Неужто выгнали из дома? Чем провинилась?

– Да ничем я не провинилась; разве что избавились от меня после моего рождения, и приютили, воспитали меня совсем чужие люди, коих уже давным-давно нет в мире живых.

– Я о том не знал. Но почему они так поступили?

– А разве ты не видишь? – Повернула Сильбина лицо стороной с кинжальной отметиной и глазами подсказала обратить внимание на цвет и вид её волос.

– Я вижу. Но шрам можно замазать, а волосы – покрасить. Не конец света же…

– Я тоже так думала; только сползает со шрама любая замазка, ни на миг не задерживаясь, и волосы мои не берёт ни одна известная нам краска! А люди… Люди полны предрассудков. Они бегут от неизвестного, непонятного, необъяснимого; им так проще жить. А ещё, та рана кровоточит и болит, а волосы с каждым годом редеют; когда-то они были гораздо гуще. Но я привыкла; видимо, такова моя доля.

И разговор их прервался появлением белки, у которой был подпалён её пушистый хвост и изранена лапка. Не могла белка вскарабкаться к себе на дерево по веткам, и ковыляла еле-еле по траве, пока вовсе не рухнула от бессилия.

– Веди своего коня в мою обитель, но для начала набери воды из родника. А я возьму белку. – Попросила Меченая.

Роган всё сделал, а Сильбина перевязала белочке лапу и обрезала подпалённую часть её хвоста.

– До свадьбы заживёт; ещё отрастёт новый хвостик. Будет бегать, прыгать и веселиться; грызть орешки и сверкать глазками-бусинками.

– Добрая ты. – Сказал ей принц. – Жаль, что не все люди такие же.

– А ты не увиливай от разговора. – Краснея, перебила его та. – Мы не закончили: чем тебе не угодила моя сестрица, что заявился ты сюда воды с горя напиться?

– Нехорошо говорить о людях за их спинами, но сестра твоя, Альбина, очень из себя особа; капризная и бестактная. Внешне она как ты, только полненькая немного. Внутренне вы две противоположности. Если кратко, то она никому никогда не поможет, лишь ходит-бродит по дворцу да раздаёт приказы не самого лучшего содержания. Все в доме потакают ей, во всём с ней соглашаются – даже тогда, когда она явно неправа! Она ни за что, ни про что кричит на служанок, требует к себе всяческого внимания. Я не скажу, что она совсем плохая; нет. Просто меня тянет к людям иного порядка, иных взглядов. К тому же, я чётко понимаю, что женитьба та вся – по расчёту; нашим королям нужно породниться, чтобы произошло слияние двух королевств в одно из-за всяких там недругов севера, запада, юга и востока. Я не ведаю другого решения, я плоховато б вёл государевы дела, но уж если кому и восседать на троне под руку с Альбиной, то пусть это будет кто угодно, но только не я.

– О, какая у меня сестра! – Впервые за долгое время расхохоталась Сильбина. – Что-то не возникает у меня желания познакомиться с ней поближе. Всё, что ты мне рассказал, я знаю и так; просто хотела услышать мнение человека, который общался с ней непосредственно, а не через видящий шар, как ведьмак.

– Сдаётся мне, ведьмак мог бывать в том дворце; он словно вездесущ. Очень располагающий к себе человек! Я бы провёл с ним ряд занимательных бесед, но он всё время исчезает, не сидит долго на одном месте.

– Вот как появится вновь, все вместе и поговорим. – Подытожила Сильбина.

Постелила сиротка на ночь коню ночлег в хлеву, а Рогану – в другой комнате её небольшой, но справной хижины.

– Если ты не против, я переночую в хлеву. – Отказался тот. – Право же, мне неудобно; не хочу стеснить.

– Изволь, коль найдёшь себе там место. – Пожала плечами Меченая.

Наутро засобирался постоялец неведомо куда.

– Это хорошо, что тебе есть, куда идти; а вот мне идти некуда. – Провожая принца, вздохнула девушка.

– У тебя есть дом; замок, дворец. Он по праву твой. – Не согласился с ней Роган.

– Да сдался он мне сто лет! Да и кто меня туда пустит? Это ты принц, человек знатный и многоуважаемый, а я так, без роду, без племени; кому я нужна на всём белом свете…

– Ты мне нужна. – Проговорился тут и сразу же осёкся Роган, слезая с коня. – Никуда я не поеду. Я тебя не брошу, не оставлю.

– Привыкла я в лесу одна. Да и разве я – одна? Вокруг меня и птицы, и животные, и трава-мурава, и зелёная-презелёная листва.

– Буду я помогать, и грибы собирать; с родника набирать, да и рать отгонять. Урожай засевать, урожай пожинать.

– Ты будешь вместе со мной лечить животных? – Глядя ему глаза в глаза, спросила Сильбина и затаила дыхание. – Кто им поможет, кто их спасёт – если не мы?

И ответом ей послужили крепкие объятья и нежный поцелуй, после которого вдруг выглянуло из-за туч Солнце и осветило опушку леса, а вместе с ней – и двух молодых людей. И ахнул Роган, не веря своим глазам: спускается по лицу его возлюбленной солнечный луч, всё ниже и ниже, и убирает за собой шрам, словно его и не было никогда! И куда же подевались редкие седые космы? Вместо них – златая коса до пояса; тяжёлая, густая.

– Ты чего? – Распахнула свои прекрасные васильковые глаза Сильбина, ничего не понимая.

Тогда повёл её за руку принц к ближайшему водоёму, и упросил заглянуть туда. И вот, отражается в прозрачном пруду синее небо с белыми облаками, а вместе с ними – лицо той, кто как никто другой достоин короны, королевской диадемы.

И схватилась ладошами Сильбина за своё личико, поворачивая его и так, и сяк, и эдак. И косу свою великую тут распустила, чтобы взять гребень и хорошенько расчесать.

– Поверить не могу! – Прыгала она от счастья. – Восемнадцать лет уродства минули, как страшный сон…

И решили они пока пожить в её лачуге, её домике-домишке как хорошие друзья, чтоб узнать друг друга хорошо; вместе, но порознь. И стали со временем единым целым, защищая жителей леса от гадких-прегадких охотников. И с каждым днём узнавали друг друга всё лучше и лучше, отражаясь друг в друге, друг друга наполняя, дополняя. Они всячески помогали друг другу; вместе смеялись над одной шуткой, вместе трудились, вместе ели и пили. И кормили лебедей в пруду, сидя рядышком, очень близко друг к другу (так, что их склонившиеся головы слегка касались). И держались за руки, и бегали наперегонки, и были счастливы.

И был у Рогана день рождения, и упросил он свою ненаглядную испечь так понравившийся ему когда-то яблочный пирог, вместо подарка, дабы съесть его тихонечко вдвоём, запив водой из родника, а крошки раздать всяким разным воробьям и иже с ними. И сшила красотка принцу красивую одежду; и от невнимательности немного поранилась, потому что влюбилась. И поведала о том прилетевшей горлице, и радостно та защебетала.

И был у Сильбины день рождения, и проснулась она средь лепестков роз, а рядом возлежал большой ароматный букет свежесобранных полевых цветов, и дивен был их запах. И по дому, по хозяйству всё было переделано, так что думала сиротка, что умрёт в тот день со скуки. Но принц отвёл её к холму на опушке глядеть на звёзды, и счастлива она была безмерно, потому что шепнули ей в тот день, что ни одна из звёзд не сравнится с ней по красоте, а одну из звёзд однажды люди назовут её именем как память.

Так прошло полгода, и принёс однажды Роган Сильбине с водоёма прекрасную жемчужину, встал на одно колено и попросил её руки.

– Да я ж и так тебе почти жена; разве что ночуем в разных половинках хижины. – Рассмеялась сиротка. – Да и приданого не сыскать, ибо его нет.

И стал уговаривать принц свою красотулю, чтобы набралась она храбрости и однажды взяла и потребовала своё.

– Всему своё время. – Отвечала сиротка. – Пока ещё я не готова; не пришёл, не пробил час.