Kitabı oku: «Грис-космоплаватель»

Глава 1

На каждого человека порой обрушиваются удары судьбы. Но самый страшный – удар по его репутации. Если же человеку совсем недавно исполнилось одиннадцать лет, а репутация у него и до этого была не ахти, то этот удар разит насмерть. Именно такой удар достался нынче на долю Гриши Селиверстова по прозвищу Гриська. Прозвище тоже было дурацкое, доставшееся в наследство с младенческой поры, когда он не умел еще правильно выговаривать собственное имя, а поскольку иного прозвища он так и не сумел заработать, то старое так и прилипло. Оно долгое время причиняло ему немалые страдания. Чудовищное, дурацкое прозвище, так, не имя, а какая-то щенячья кличка. Но и с ним можно было бы примириться, если бы не угроза получить новую, еще более позорную кличку, скажем Трепло, Брехунчик, или того похлеще. И все из-за того, что Гриша не умел держать язык за зубами. Или если бы не придавал особенного значения своим снам. Но как ему было не верить в них, когда с недавней поры они стали являться с пугающим постоянством?

Так, скажем, ему довольно отчетливо снились собственные приключения на разных далеких, неведомых планетах. Он с кем-то сражался, кого-то побеждал, попадал в плен и, проявив чудеса мужества, вновь вырывался на волю. Странные, дивные существа являлись ему во снах: многорукие и одноногие, двух-трехголовые или же вообще без голов, пугающе-безобразные или же невообразимо прекрасные. Но чаще всего среди них присутствовал высокий худой человек с длинными, кипенно-белыми волосами и иссиня бледной кожей. Он пристально глядел на мальчика из темноты своими темно-синими глазами, в которых горел крохотный пурпуровый зрачок и, вкрадчиво улыбаясь, манил его за собою. Куда? Смешно сказать: в лес, в чащобу, в самую глухомань которая, впрочем, Грише была неплохо известна. Там была небольшая полянка, надежно спрятанная от посторонних глаз в буреломе и зарослях можжевельника. С нее-то и начинались все его невероятные ночные похождения, о которых он имел глупость рассказать мальчишкам. Тем его рассказы неожиданно понравились. Они даже готовы были поверить, что Гриша все это увидел в кино, но ему вздумалось начать рассказывать от первого лица, от своего имени, да еще в школе. Например, о бурляндцах. О, это были забавные создания с большущими головами и крохотными ручками и ножками, каким порой в детских книжках рисуют Колобка. Они обожали делать друг другу подарки и каждый день начинали с того, что думали, кому бы и что подарить, так чаще всего не додумав, они и укладывались спать до следующего утра. И все повторялось сначала. Ежегодно они проводили всенародный конкурс Глупости и самый большой дурак становился их королем, а дурни, занявшие низшие призовые места – его министрами. Деньги каждый из них рисовал такие, какие ему больше нравились, причем в любом количестве. Весь класс так и катался со смеху, слушая эти рассказы.

Но итоговую черту подо всем этим провел Санек Камарин, которого Гриша до той поры считал своим лучшим другом. Сегодня он его слушал, слушал да вдруг заявил, что Гриша никак не мог просидеть три недели на одном астероиде, дожидаясь подмоги. А все потому, что на астероидах нет ни воды, ни воздуха.

– Но я же был в скафандре! – возразил Гриша.

– А где ты взял столько воды, еды и кислорода, чтобы хватило на три недели?

– А кислород в космосе есть!

– Как есть?

И всей гурьбой мальчишки повалили к школьному физику Арнольду Сергеевичу, который снисходительно улыбаясь, объяснил, что в космосе, конечно, есть и кислород и водород в свободном состоянии, но их там настолько мало, буквально несколько атомов на кубический километр, что их конечно не хватает на то, чтобы объединиться в молекулу воды, и уж тем более не хватит на дыхание.

– Но ведь на мне был очень хороший скафандр! – воскликнул Гриша. – Он был… НУ. как бы живой. Он самостоятельно улавливал атомы кислорода из пространства и солнечные лучи и перерабатывал их в энергию. И ее мне вполне хватило для жизни!

Услышав это, физик с улыбкой потрепал ему волосы, назвал фантазером и ушел.

– Трепло ты самое настоящее, Гриська, вот кто! – припечатал его Санек. – Трепач! Гриська-сосиська!

Гриша бросился было в драку, но его отмутузили, извозили в пыли и со свистом проводили со школьного двора.

Уже на подходе к дому в нем возникло твердое решение не возвращаться больше в школу. А куда пойти? Для ПТУ он еще мал, других школ в округе не было, в лес его с собой отец брать не хотел. Едва Гриша зашел в дом, как мать крепко выругала его за грязные брюки. Еще бы им не быть грязными, лупили-то его ногами. На глазах у всех! На виду всего выходящего восьмого класса, у Таньки!

Вспомнил он, как поглядела на него эта высокая красивая девочка, из-за которой девятый и десятый классы ходили драться стенка на стенку. На Гришу она даже и не смотрела, маловат он был для нее, но все равно очень обидно оказаться у нее под ногами в истоптанном костюмчике с чумазым лицом и расквашенным носом. Вспомнив об этом, Гриша чуть не разрыдался, тем более, что именно в этот момент получил от матери крепкий подзатыльник. Решение пришло неожиданно. Он уйдет из дому. Да-да, уйдет и немедленно!

Будет жить в лесу, построит себе шалаш, потом дом, будет сам охотится, смастерит себе лук и стрелы, как Чингачгук. Тем более, что недавно всю страну обошел репортаж о семье староверов, которая в отрыве от цивилизации прожила более семидесяти лет.

Итак, недолго думая, Гриша отломил себе полбуханки хлеба, отрезал кусок сала, немного колбасы, бросил все в лукошко, накрыл тряпкой и пошел из дома.

– Куда? – строго спросила мать.

– За земляникой, – сказал он, отводя глаза.

– Сядь за уроки, олух, четверть же кончается! – сердито сказала она. – Вот уже погодь мне, хоть одну тройку в табеле увижу, отцу скажу, он-то тебе всыплет как следует!

– Не увидишь! – закричал Гриша и пустился бегом со двора.

Дом стоял на окраине деревни, и от крыльца его тропинка, затейливо петляя, вела на пригорок, с которого открывался вид на безбрежный зеленый океан тайги.

Затем тропинка круто сбегала в молодой подлесок и окончательно терялась среди вековых елей, незыблемо сидевших на подушках из собственной опавшей хвои. По весне в этих подушках можно было отыскать немало грибов, но сейчас шел к концу месяц май. Дни стояли сухие и грибы давно сошли. Зато вволю было ягод, коими Гриша не преминул полакомиться.

Неожиданно для себя он наткнулся на довольно приличные заросли земляники, сам поел и набрал в лукошко, потом огляделся и обнаружил, что забрался очень далеко. Более того, это место показалось ему подозрительно знакомым. Он пригляделся. Все точно. Именно эта поляна так часто виделась ему во снах. Правда, пока она была не видна, поскольку была закрыта густой зеленой стенкой кустарника, однако, все ее приметы были налицо. Он запомнил их с тех давних пор, когда они с братом Мишкой забрели сюда в поисках грибов и чуть не заблудились. Старшие братья их, правда, довольно быстро отыскали, но влетело им здорово, так что место это хорошо запомнилось. Вон поваленная пихта, чуть подальше от нее – старый муравейник, небольшой обрывчик, в котором зияет заброшенная барсучья нора.

Чтобы выйти на поляну, достаточно было лишь раздвинуть ветви можжевельника – и все же он отчего-то оробел. Что-то пугало его во внезапно сгустившейся тишине, которую порой разрезали резкие свистящие выклики каких-то птиц. Однако эти звуки не могли принадлежать ни одной из известных ему птиц, а знал он их немало. Так же неожиданно потемнело небо, солнце, и без того плохо различимое из-за древесных крон, скрылось за тучи и на землю упали резкие черные тени. Тьма окутала мальчика. Ему стало страшно. Он никогда не отличался особенной отвагой и все свои подвиги предпочитал совершать во сне или же в воображении. О да там-то, да, под рукой у него всегда оказывался факел, чтобы сунуть его в оскаленную пасть чудовища, или автомат, чтобы расстрелять набросившихся на него врагов, или замысловатой конструкции бластер, которым легко было спалить целый танк. Но здесь эта чернота, эта таинственная тишь пугала его, и одновременно манила, и звала к себе, и отгоняла прочь. Но нет, это не тень, это тот самый человек с голубыми волосами, протягивает ему призывно руку и приглашает к себе. И мальчик, вдруг осмелев, шагнул за ним, раздвинул кусты и увидел это…

Меньше всего это походило на летающую тарелку. И тем не менее Гриша Селиверстов каким-то внутренним чутьем, может быть, чисто подсознательно ощутил, что это непонятное нечто, встреченное им на лесной поляне, имеет какое-то отношение к космосу. И все это несмотря на то, что внешне предмет этот больше всего походил на обыкновенный земной гриб, вроде свинушки.

Он был серого цвета, с рифленой трубчатой шляпкой, переходящей в довольно узкую бугристую ножку. Попадись такой под ноги, Гриша бы его и не заметил, а заметив – просто сшиб бы его одним ударом носка потрепанного своего кеда. Но в том-то и дело, что это было в тысячу раз больше, обширней и выше любого гриба. Ножка его достигала в высоту метров двадцать, а шляпкой и вовсе можно было бы прикрыть приличный коровник.

В первые мгновения после того, как, раздвинув кусты можжевельника, Гриша выглянул на поляну и увидел это, у него просто перехватило дыхание и он даже чуть было не воскликнул восторженно:

– Ух ты!..

Однако, он не закричал. И именно потому, что увидел в густой траве, из которой как бы выросла ножка «гриба» несколько человек довольно причудливой наружности. Это были карлики ростом не выше тех, которых он видел когда-то в «Цирке лилипутов». Этот цирк когда-то очень давно гастролировал по области и заехал в районный центр. Тогда же и забрели на представление лесник Никодим Саввович вместе с сыном Гришуней, который тогда еще учился в первом классе. Тогда мальчик смотрел на невиданных артистов со смешанным чувством восхищения и жалости. Когда же во втором отделении один малютка клоун начал и тот разразился фонтаном слез, Гриша тоже да так горько, что отец был вынужден увести его. В детстве Гриша вообще очень часто ударялся в слезы по поводу и без повода. Впрочем, причина похныкать всегда отыскивалась. То казалось ему, что очень уж пренебрегают им родные братья и сестры (а у него их было целых пять), то, напротив, чересчур уж бурно душили они его в объятиях, то отец наградит оплеухой за одно-единственное улице услышанное и дома повторенное слово, то мать отругает за опрокинутую чашку молока. Он рос, а странная привычка все не проходила. Бывало, смотрит кино или мультик какой-то, все смеются, скажем, над Чарли Чаплином или похождениями Лоскутика, а он вдруг как разревется. Так же остро и болезненно переживал он и страдания книжных героев. За эти причуды его долго дразнили деревенские ребята. Но нынешней весной, когда Гришке исполнилось одиннадцать, когда он окреп и вытянулся и даже неожиданно для всех, а в первую очередь для самого себя осмелился «врезать» долговязому Ерохе из параллельного класса за то, что тот мучил приблудного пса, соседские ребята его зауважали и даже стали приглашать на задушевные посиделки с «трепом» и с гитарой. Но Гриша предпочитал все свое свободное время проводить в лесу с какой-нибудь книжкой. Отец и дед его были лесничими и родные чащи мальчик знал досконально. Он знал, где вьют гнезда крикливые сойки, на каких полянах зайцы любят устраивать свои суматошные игры, ведомы ему были и самые изобильные грибные и ягодные места. Знал и то, что гигантских грибов в их лесу отродясь не водилось. Но, как мы уже упоминали, не только в грибах было дело.

Лилипуты, каждый ростом не более полутора метров, были одеты в причудливые наряды, сшитые, казалось, из бесчисленного множества разноцветных веревочек; на головах у них были блюдцеобразные шляпы с острыми кончиками, а на шее каждого был повязан пышный серебристо-серый шарф. Эти человечки с лицами цвета бледной моркови, казалось, бесцельно бродили по поляне, нагибались и срывали цветы, травки, тыкали в землю и в небо какие-то длинные, расширяющиеся к концу палки, время от времени окликая друг друга тоненькими, щебечущими голосами. И страх, который было поселился в душе Гриши в первые минуты, сменился умилением и радостным волнением. «Так вот они какие, – с нежностью подумал он, – пришельцы…"

Однако, дальнейшее течение его мыслей было прервано треском веток и раздавшимся за его спиной ревом, от которого замерло сердце. Ибо так реветь мог только медведь, а кроме Шалого в округе медведей не водилось. Шалый славился по всем окрестным деревням как отчаянный разбойник, дерзкий разоритель кошар и пасек, о его свирепых налетах на стада и курятники ходили легенды. Его неоднократно пытались изловить, однако от облав и охотников он уходил с виртуозной изворотливостью и, как заговоренный, избегал пуль и капканов.

Обернувшись, Гриша увидел выскочившего из-за поваленной осины карлика с длинной серой бородой, волочившейся по земле. Ее при этом он старательно придерживал руками, неся впереди себя, как невесть какую драгоценность. Он бежал, смешно взбрыкивая коленями и по-заячьи что-то отчаянно вереща, а за ним по пятам мчался здоровенный медведь с острой мордой и мохнатой шкурой темно-бурого, почти черного цвета. Неожиданно человек наступил на свою же бороду, споткнулся и кубарем покатился в кусты. Торжествующе рявкнув, медведь прибавил шагу. Не долго думая, Гриша схватил первый попавшийся под руки предмет – это было почти полное лукошко с собранной им земляникой – и швырнул в медведя. Тот немедленно остановился и повернул голову. Очевидно, появление новой добычи привело его в превосходное расположение духа. Шалый осклабился, обнажив ряд острых, желтоватых зубов, и бросился на Гришу. Расстояние между ними не превышало трех метров. И мальчик уже видел налитые кровью, горевшие яростью глаза зверя, уже ощутил его смрадное дыхание, когда тяжелая, теплая волна нахлынула на него, закружила и понесла куда-то вдаль, отрешив его сознание от всего земного. Как, впрочем, и небесного.

Глава 2

– Ну, как чувствует себя наш отважный воитель?

Это звучный и резкий голос был слышен совершенно отчетливо. Гриша открыл глаза. Он находился в небольшом, довольно теплом помещении, погруженном в мягкий полумрак. Несколько необычным могло бы показаться, что в помещении этом не было ни единого острого угла и ни малейшего участка абсолютно ровной поверхности. Все казалось обитым алым атласом, причем без швов и складок. Мальчик лежал на диване, составлявшим одно целое со стеной и полом. Перед ним находились трое карликов с обнаженными головами. Шевелюры их были того же серебристо-серого цвета, что и бороды и, образуя с ними один густой покров, окутывали их шеи пышными воротниками.

– Где я? – прошептал мальчик, попытавшись подняться, но один из пришельцев, мужчина с морщинистым лицом и расплющенным, вздернутым кверху носом остановил его жестом.

– Ты у нас в гостях, на Фуррандане. А я – его любимый водитель, и зовут меня Флайт.

Одежда его походила на живописные лохмотья, сшитые из лоскутков разноцветного ситца, глаза смотрели дружелюбно и весело. Мальчик попытался было сесть на кровати и неожиданно уперся головой в мягкий и теплый потолок.

– Нет-нет, лежи, – встревоженным тоном проговорил другой лилипут с большой яйцеобразной и совершенно лысой головой, – слишком резкие движения могут сбить твою ориентировку в пространстве и вызвать головокружение. Ты хорошо нас понимаешь? Как тебя звать?

– Меня зовут Гриса… Грисей… Гри… – Гриша напрягся, пытаясь выговорить собственное имя, последние буквы которого ему отчего-то не давались.

– Не трудись, – вмешался третий, плечистый, коренастый коротышка с морщинистым лицом, цветом и формой напоминающей печеное яблоко. – В нашем языке нет звука, который ты пытаешься произнести. Поэтому мы будем звать тебя Грисом. Ты не против?

– Да, хорошо… – согласился мальчик и тут же встрепенулся, – Но я же сказал «хорошо». А значит этот звук…

– Не будем вдаваться в лингвистические тонкости, – заявил Флайт. – Видно, ты еще недостаточно хорошо освоился со своим «умником». Сейчас ты говоришь с нами на языке фарарийцев. Этим бесценным даром – общаться с любым существом во Вселенной на удобном для вас языке, мы тебя наделили во время сна и лечения. Лечил тебя мой брат, доктор Флопп, – он указал на лысого, – а другой мой брат, пилот Флийт заботливо вырастил «умников» для тебя и для твоего зловредного врага.

– Каких умников? – недоумевал Грис (так будем именовать его и мы). – Для какого врага?

– Того самого, от которого ты спас моего безрассудного брата Флоппа, – продолжал капитан Флайт. – Он у нас дипломированный врач по внутренним болезням, каковые хоть пока и минуют наш Фуррандан, но от коих пока никто еще не застрахован.

– «Фуррандан» – это название корабля? – спросил Грис.

Капитан пожал плечами.

– Причем тут корабль? Корабли плавают по воде, – объяснил Флийт.

– Ну… я имел в виду звездный корабль, – пояснил мальчик. – Звездолет.

Флайт и Флийт переглянулись и недовольно фыркнули.

– Не путай наш прекрасный Фуррандан с какой-то глупой железной летучкой, – строго сказал капитан. – Фуррандан есть Фуррандан – и хватит об этом.

– А теперь, – сказал Флийт, – позволь нашему кожевеннику Флэнну снять с тебя мерку, дабы ты смог одеться, как того требуют приличия и правила гигиены.

Взглянув на собственные застиранные и залатанные на коленях штаны и великоватую перешитую отцовскую ковбойку, Грис покраснел.

Вошедший коротышка был совершенно миниатюрного роста, не выше первоклашки. В руках он держал длинную серебристую змейку, которая, повинуясь взмахам его руки, моментально обвилась вокруг тела мальчика раз, и другой, и третий, в разных направлениях, распустилась и вновь свилась, обвила шею хозяина и что-то прошептала ему на ухо, лукаво поглядывая на мальчика. Затем портной откланялся и удалился, бормоча под нос нечто вроде заклинания.

– Не желаешь ли подкрепиться? – предложил Флайт, широким жестом приглашая мальчика к выходу. Он поднялся и прошел вслед за инопланетянами очень узким, извилистым и постоянно содрогающимся коридором. По пути Флопп неожиданно отстал. Обедали они втроем. Обеденная зала была несколько меньше по размеру, чем комната, в которую поначалу поместили Гриса. В центре ее стоял относительно ровный стол и пышные мягчайшие кресла, которые, казалось составляли одно целое с полом и были одной с ним ровной кумачовой окраски. Все уселись за стол и Грис, который понемногу свыкся со своим новым именем и необычной обстановкой, уже открыл было рот, чтобы осведомиться о цели приезда собратьев по разуму, местоположении их родной планеты и о чем-то еще, о чем принято расспрашивать собратьев космоса, когда капитан Флайт неожиданно спросил:

– Скажи-ка, друг мой, а тебе ничего неизвестно ли о таком… э-э… как бы это выразиться, не предмете, нет, а, скажем, о понятии, да-да, вот именно, о таком понятии, как «центр мироздания», а?

– О чем, о чем?

Братья многозначительно переглянулись.

– Центр Ми-ро-зда-ния! – раздельно произнес Флийт, в упор глядя ему в глаза. – Иначе – Срединный Мир.

– Н-не-ет, ничего, – пробормотал Грис. – А что это такое?

– Он не лжет, – поморщившись, отметил Флайт. – А это плохо.

– Значит лгал другой, – сказал его брат. – А это – гораздо хуже.

– Вас кто-нибудь обманул? – встревожился мальчик.

– Да как тебе сказать? – капитан пожал плечами. – Вот, взгляни, тебе это ни о чем не говорит? – и протянул листок бумаги.

Там было написано довольно странной вязью, которую Грис совершенно неожиданно для себя прекрасно понял:

На шаре голубом по счету третьем,

В Спирали на краю Водоворота,

Среди лесов стоячих кто-то встретит

То, что давно уже предмет заботы

Семи миров, пластей и плоскостей,

Что даст нам первый витязь средь детей.

Прочитав это, Грис неожиданно для себя развеселился:

– А что, разве бывают леса и не стоячие? – ему эта строчка показалась ужасно нелепой.

Капитан взглянул на пилота и тот, вздохнув, ответил:

– Мы облетели четыреста двадцать семь миров, пока встретили хотя бы один стоячий лес. Действительно стоячий, как на твоей планете. Хорошо, что ты не видел лес летучий. А что говорить о лесе прыгучем, ходячем… Вообще, деревья – это ужасно своенравные создания. Никогда не знаешь, чего от них ожидать.

– Но тогда, может быть, это – не совсем деревья?

– Вот именно. А что это такое – никто не знает, но нас это, впрочем, и не интересует.

– Послушай, парень, – задушевным тоном спросил капитан, – а ты случайно не витязь?

– Н-не-ет… – робко протянул Грис.

– А может быть, ты отличился какими-то грандиозными подвигами, а?

– Да вроде бы тоже нет… – Грис покраснел. Он и впрямь не числил за собой никаких особенных геройств. Не считать же за подвиг то, что он за щенка вступился. Да и давно это было. А то, о чем он трепал ребятам – вообще сплошная выдумка, про это и вспоминать не стоит, пока инопланетники не засмеяли.

– Странно-странно, – качал головой Флайт, – а между тем в этой бумаге довольно точно зашифрованы координаты твоей планеты, ее местоположение в нашей Галактике, более того, в международной системе координат количество гласных в тексте соответствует широте, а согласных – долготе места, куда мы прибыли довольно точно… Нет, нет, ошибки быть не может.

– А может быть, здесь что-то напутали? – предложил Грис.

– Этому манускрипту более трехсот лет, в подлинности его убедились ученейшие мужи трех миров. Более того, мы почти уверены, что он пришел к нам из Обратного Мира, а значит это пророчество о том, что уже свершилось.

– Из обратного? – переспросил Грис.

– Ну да, из того, где время идет в другую сторону. Ну что ж тут делать, – вздохнул капитан, пригладил свою роскошную бороду, поднялся и с чувством произнес:

– О могучий Фуррандан, лучший и прекраснейший из всех Фурранданов, которые когда-либо фуррычили и фуррыкались во Вселенной нашей и не нашей, на семи пластях и двадцати двух плоскостях, на торцах и на кромочках, вниз, вверх, вглубь и поперек, как во времени, так и вне его, яви нам свою живительную силу, вдохни в нас частицу своего могучего духа, дабы мы еще громче и ладнее хвалили и воспевали тебя в вековечном своем фурролете.

С этими словами капитан сел в кресло и погрузился в сосредоточенное молчание. Запахло копченым. Грис сглотнул слюну. Он приготовился к тому, что сейчас откуда-то выползет лента-транспортер, установленная диковинными инопланетными яствами. Или что они внезапно возникнут посреди стола. А что если появится робот-официант и железным голосом проскрежещет: «Чего изволите?» Но ничего, ровным счетом не происходило. По примеру Флайта и Флийта он тоже закрыл глаза. Запах копченого усилился, но ни тарелок, ни вилок, ни каких-либо приборов на столе не появилось. Наконец капитан с братом поднялись, умиротворенные и повеселевшие.

– Ну вот, – довольно сказал Флайт, – теперь мы можем заняться делами. Ты уж извини нас, но нам необходимо заняться мозжечком.

– А… обед? – с удивлением спросил Грис.

– Разве ты не наелся? – с удивлением спросил Флайт. – Разве не почувствовал прикосновение незримой и невесомой, но тем не менее ощутимой силы, которую влил в тебя Фуррандан непосредственно сквозь поры кожи? Разве тело твое не окрепло, а дух не возрадовался, впитав в себе частицу вселенного эфира?

Вид у него был при этом до того недоумевающий, что Грис смутился.

– Да вы не волнуйтесь, – сказал он, слегка покраснев, – я понимаю, наверное у вас иной способ питания, не такой, как у нас. Я сейчас сбегаю домой, пообедаю, а потом…

Переглянувшись с Флийтом, капитан Флайт задумчиво поиграл кончиком своей желтоватой бороды.

– Я про вас никому не расскажу, – твердо пообещал Грис, – Даю вам честное-пречестное слово!..

– Увы, друг мой, – со вздохом сказал Флайт, отводя глаза в сторону. – Самое печальное, это то, что ты еще очень не скоро сможешь попасть домой…

– Ты напрасно отчаиваешься, – увещивал Гриса портной Флэнн, раскидывая перед ним обширный ворох разноцветных одежд. – Вот примерь-ка этот плащ и кафтан.