Kitabı oku: «КГБ. Председатели органов госбезопасности. Рассекреченные судьбы», sayfa 22

УБИЙСТВО ТРОЦКОГО

Убить Троцкого, который после изгнания из России жил в Мексике, было страстным желанием Сталина. Мало кого он ненавидел так сильно, как Троцкого. Тут было много личного. Троцкий от души презирал Сталина, считал посредственностью и не скрывал своих чувств.

Лев Троцкий был одним из отцов-основателей Советского государства. Ему судьба щедро отпустила славы и бесславия, взлетов и падений. Он видел, как осуществились его самые смелые мечты, как мгновенно реализовывались его идеи, он был триумфатором. И он видел крушение всех своих надежд и полный крах своей карьеры.

Пока был жив Ленин, Троцкий считался в партии человеком номер два и мог претендовать на первое место. В то время как Сталин чем дальше, тем с большей уверенностью полагал, что именно он должен возглавить страну и партию после неминуемого ухода Ленина.

Сталин с раздражением видел, что окружающие почему-то не замечают его достоинств и продолжают восхищаться революционными заслугами, военными успехами, ораторскими и литературными достоинствами Льва Троцкого.

В решающие дни 1917 года Троцкий вел себя очень мужественно. Когда Временное правительство начало преследовать большевиков, Ленин и Зиновьев спрятались, Троцкий не скрывался. Его арестовали и продержали два месяца в тюрьме, но вынуждены были отпустить.

Он сыграл ключевую роль в Октябрьской революции, в захвате власти большевиками. Он был необыкновенно популярен, его выступления завораживали слушателей.

Сам Троцкий мечтал быть писателем, журналистом. Власть пришла к большевикам так быстро и неожиданно, что Троцкий еще не успел решить, чем он станет заниматься. От предложенного ему поста наркома по внутренним делам отказался. По предложению Свердлова стал наркомом по иностранным делам.

Троцкий возглавлял наркомат по иностранным делам ровно шесть месяцев и после подписания Брестского мира с немцами с чувством облегчения подал в отставку. Ленин поручил Троцкому куда более важное для страны дело – создавать армию в качестве наркома и председателя Реввоенсовета.

Несмотря на сопротивление товарищей-коммунистов, Троцкий привлек к созданию Красной армии офицеров царской армии. Это и обеспечило ей окончательную победу. Высокомерный по характеру, он не боялся конкуренции. Ему не нужны были безмолвные исполнители, и он окружал себя не посредственностями, а талантливыми людьми. Он выдвинул всю плеяду полководцев времен Гражданской войны. Со временем это сыграло роковую роль в их судьбе: выдвиженец Троцкого – это было равносильно смертному приговору.

В роли создателя армии он был на месте – тут-то и пригодились его бешеная энергия, природные способности к организаторской деятельности, мужество и решительность. К ним добавилась еще и жестокость. Ленин и Троцкий победили в Гражданской войне, но какой кровавой ценой!

Потом многие годы будут писать, что жестокость Троцкого объясняется его еврейским происхождением: он не жалел ни России, ни русских. На самом деле национальность имела для Троцкого столь же малое значение, как и для Дзержинского или Сталина. Эти люди не чувствовали себя ни евреями, ни поляками, ни грузинами.

Они считали себя выше национальностей и ставили перед собой задачи всемирного характера. Выбирая себе друзей и врагов, они отнюдь не руководствовались этническими принципами. Поздний антисемитизм Сталина явление другого порядка, о нем пойдет речь дальше.

В начале 1918 года в газете «Петроградский голос», критически относившейся к большевикам, тогда это еще позволялось, публицист А. Амфитеатров, известный своим острым пером, опубликовал статью «Троцкий-великоросс».

Не соглашаясь с обычной оценкой Троцкого – «инородец», чужой, он писал, что Троцкому, напротив, не хватает традиционных еврейских черт осторожности, образования, умения приспосабливаться к обстоятельствам. По его мнению, беда заключалась как раз в том, что Троцкий слишком хорошо усвоил типичные черты великоросса, причем великоросса-шовиниста: «похвальбу, драчливость, нахрапистость, легкомыслие, злобу». Той же точки зрения придерживался и Ленин, уверенный, что представители национальных меньшинств хотят быть большими русскими, чем сами русские.

Победа в Гражданской войне прибавила Троцкому восторженных поклонников. На XII съезде партии выступление Троцкого было встречено такой бурной овацией, что Сталин и другие члены политбюро позеленели от зависти. А тогдашний любимец вождя и будущий нарком обороны Климент Ефремович Ворошилов зло сказал:

– Подобные овации просто неприличны, так можно встречать только Ленина.

Сталин и другие твердо решили, что от Троцкого нужно избавиться. В 1925 году его сняли с постов наркома по военным и морским делам и председателя Реввоенсовета.

Два года он работал под руководством Дзержинского в ВСНХ, ведал научно-техническим управлением промышленности и Главконцесскомом. Но эта работа занимала у него не много времени. В основном он безуспешно сражался со Сталиным и сталинской политикой, пока не потерпел поражение. В 1926 году он перестал быть членом политбюро, в октябре 1927-го его вывели из состава ЦК, а через месяц исключили из партии.

Сталин не знал, что делать с Троцким: страна еще не была готова признать ближайшего ленинского соратника врагом. Троцкого отправили в ссылку в Алма-Ату, а затем выслали из страны. Его сторонники были постепенно уничтожены. Но Троцкий и в эмиграции продолжал выступать против Сталина.

Троцкий писал очень много и не всегда верно. Но несколько его исторических прогнозов сбылись. В 1931 году он предсказал, что фашисты могут прийти к власти в Германии. В 1933-м – что Гитлер готовится к войне.

Он высмеивал Сталина, который не понимал, что такое фашизм, и считал, что социал-демократия не лучше фашизма. Весной 1939 года Троцкий писал, что Сталин созрел для союза с Гитлером. Осенью этот союз, вызвавший изумление во всем мире, был заключен. 2 сентября 1939 года Троцкий предупреждал, что через два года Гитлер нападет на Советский Союз. И двух лет не прошло, как и этот трагический прогноз оправдался.

Сторонников по всему миру у Троцкого было не так уж много, притягательная сила его идей слабела. Он ведь не был ни крупным теоретиком, ни народным вождем, он был революционером-практиком. Но Сталину казалось, что Троцкий по-прежнему опасен. Или, скорее всего, он просто считал, что враг должен быть уничтожен.

Сталин не мог простить себе, что позволил Троцкому уехать. Достать Троцкого за границей, в Мексике, на другом конце света, оказалось трудновато.

23 мая 1940 года было совершено первое покушение на Троцкого, организованное НКВД. Группа боевиков ворвалась в его дом, поливая все вокруг из пулеметов. Троцкий остался жив, но с того дня жил в атмосфере обреченности. Каждое утро он говорил жене:

– Видишь, они не убили нас этой ночью, а ты еще чем-то недовольна.

Но, как говорил товарищ Сталин, нет таких крепостей, которые не могли бы взять большевики-ленинцы. Берия поручил убить Троцкого Павлу Судоплатову, умелому организатору диверсионных акций.

Непосредственно операцией руководил будущий генерал Наум Эйтингон (обычно его называли Леонидом Александровичем). Бывший эсер, он некоторое время был заместителем Серебрянского, возглавлявшего особую группу при председателе ОГПУ. Потом Эйтингона перевели в Иностранный отдел, он руководил отделением, которое ведало работой нелегальных резидентур.

На роль исполнителя нашли испанца Рамона Меркадера. Его мать, Мария Каридад Меркадер, тоже была агентом НКВД. В годы Гражданской войны в Испании она примкнула к анархистам. Ее старший сын погиб в бою, Рамон тоже участвовал в войне.

Один из самых знаменитых боевиков XX столетия, Меркадер прожил пятьдесят девять лет, из них двадцать – треть жизни – провел в тюрьме. Отсидел свой срок от звонка до звонка.

Уже через пять дней после первого покушения будущий убийца проник в дом Троцкого, выдавая себя за сторонника Льва Давидовича. Он называл себя Жаком Морнаром, сыном бельгийского дипломата, но пользовался фальшивым канадским паспортом на имя Фрэнка Джексона.

Незадолго до своей гибели Троцкий записал в дневнике: «Прошлой ночью мне приснилось, что я разговаривал с Лениным. Он с тревогой спрашивал о моей болезни: «У вас нервное утомление, вы должны отдохнуть. Вы должны серьезно посоветоваться с врачами». Я рассказал Ленину о своей поездке в Берлин на лечение в 1926 году и хотел добавить: это случилось после вашей смерти, но сдержался и заметил: это было после вашей болезни».

Как странно: в конце жизни в своих снах и грезах Лев Давидович Троцкий, бывший железный нарком, видел себя под защитой Ленина!

20 августа Меркадер пришел к Троцкому, несмотря на жаркую погоду, в плаще и шляпе и попросил прочитать его статью. Когда Троцкий взялся за чтение, Меркадер вынул ледоруб и, закрыв глаза, со всей силой обрушил его на голову Троцкого. Он надеялся убить Троцкого с одного удара и убежать.

Но Троцкий вступил с ним в борьбу. Меркадер, растерявшись, не воспользовался пистолетом, который у него был. Его схватили и передали полиции.

На следующий день Троцкий умер в больнице. Проститься с ним пришло триста тысяч человек.

Убили и почти всю семью Троцкого. Это тоже был сталинский принцип: за врага отвечают все его родные.

Один из сыновей Троцкого, инженер Сергей Седов (оба сына, соратники Ленина, носили фамилию матери, поскольку не хотели незаслуженно пользоваться славой отца), занимался не политикой, а наукой. Он отказался уехать с отцом, остался в Советской России. Преподавал в Высшем техническом училище в Москве, подчеркнуто не участвовал даже в разговорах на политические темы, наивно полагая, что к нему у власти претензий быть не может.

Разумеется, это его не спасло. Виновен, не виновен, это Сталина и его подручных не интересовало. В 1936 году Сергея Седова для начала отправили в ссылку в Воркуту. Потом новый арест, и в 1937-м его расстреляли.

Расстреляли также обоих зятьев Троцкого. Одна дочь Льва Давидовича умерла от чахотки в 1927-м в Москве, вторая – в 1933-м в Берлине. Третью посадили в 1937-м, но она выжила. Только в 1961 году КГБ перестал за ней следить – ей тогда было уже восемьдесят семь лет.

Второй сын Троцкого, Лев Седов, унаследовавший от отца бойцовский характер, предпочел эмигрировать вместе с родителями. Верный помощник Льва Троцкого, он, проживая в Париже, пытался сплотить единомышленников, не подозревая, что окружен осведомителями советской разведки. Вся его переписка, все архивы троцкистских организаций оказались в Москве.

В начале 1938 года его оперировали по поводу аппендицита. Операция прошла благополучно, но через несколько дней, 16 февраля, Лев Седов умер в парижской клинике. Мало кто сомневался в том, что это дело советской разведки, но документальные свидетельства насильственного характера смерти не обнаружены.

Через два дня после странной кончины Льва Седова в Москве по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР был расстрелян известный физик-теоретик, один из основоположников квантовой теории гравитации Матвей Петрович Бронштейн. Его арестовали как троцкиста, потому что однажды этот талантливый ученый неудачно пошутил, что он – родственник Троцкого, настоящая фамилия которого Бронштейн.

Женой несчастного однофамильца Троцкого была Лидия Корнеевна Чуковская, дочь знаменитого писателя и сама писательница, человек исключительно мужественный и честный. Ей сообщили, что муж приговорен к десяти годам лагерей без права переписки. Только потом она узнала, что этот приговор означал на деле расстрел.

Рамон Меркадер на суде в Мексике не признался, что работает на Советский Союз. Это понравилось в Москве. НКВД даже пытался его вызволить из тюрьмы. Профессор Анатолий Павлович Судоплатов, сын генерала Судоплатова, рассказывал мне, со слов отца, что вначале Меркадера хотели выкупить и лишь потом отказались от этой идеи.

Он отсидел свой срок полностью.

4 мая 1960 года Меркадера освободили. Его переправили на Кубу, а оттуда на теплоходе – в Советский Союз. 25 мая КГБ СССР доложил Хрущеву об освобождении Меркадера. 31 мая появился закрытый указ президиума Верховного Совета СССР: «За выполнение специального задания и проявленный при этом героизм и мужество присвоить тов. Лопесу Рамону Ивановичу звание Героя Советского Союза с вручением ему ордена Ленина и медали «Золотая Звезда».

Меркадера доставили в Москву, где 8 июня председатель КГБ Александр Шелепин вручил ему Звезду Героя Советского Союза. В Москве ему выдали советский паспорт на имя Рамона Ивановича Лопеса. Устроили на работу в Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. Его опекал Комитет государственной безопасности. Относились к нему вежливо-холодно.

Меркадер женился на женщине, которая в Мексике носила ему в тюрьму передачи.

К тому времени, когда он появился в столице Советского Союза, его друзья и наставники – генералы Леонид Эйтингон и Павел Судоплатов – уже сидели в тюрьме: их посадили как людей Берии.

Я спросил Судоплатова-младшего, который в 60-х годах хорошо знал Меркадера и часто бывал у него дома: сожалел ли тот о своем прошлом? О том, что убил Троцкого?

– Нет, – сказал профессор Судоплатов, – он сожалел о том, что жизнь его так сложилась, что ему пришлось столько лет провести в тюрьме.

В середине 70-х Меркадер уехал из Москвы на Кубу, где не было снега и надоедливых аппаратчиков, где говорили по-испански и где ему нашли дело.

На Кубе Меркадер умер от саркомы в 1978 году. Его тело доставили в Советский Союз и похоронили в Москве, на Кунцевском кладбище. Большую часть своей жизни он выдавал себя за другого человека. И похоронили его тоже под чужим именем.

РАССТРЕЛ В КАТЫНИ

В августе 1939 года Сталин заключил с Гитлером пакт о ненападении. Это развязало Гитлеру руки, и он напал на Польшу. К советско-германскому пакту прилагался дополнительный секретный протокол, который подписали Молотов и нацистский министр иностранных дел Риббентроп. Этот протокол зафиксировал договоренность Гитлера и Сталина о разделе Польши. Сталин обещал немцам вступить в войну с Польшей, чтобы ускорить ее разгром.

Густав Хильгер, советник немецкого посольства в Москве, описал прием в Кремле, после которого довольный Риббентроп произнес свою знаменитую фразу:

– В Кремле я чувствовал себя так хорошо, словно находился среди старых партийных товарищей.

Нарком внутренних дел Лаврентий Берия неустанно подливал Хильгеру перцовки. Советник Хильгер пытался сохранить трезвую голову.

– Ну, если вы пить не хотите, никто вас заставить не может, – снисходительно сказал Хильгеру Сталин.

– Даже шеф НКВД? – шутливо спросил Хильгер.

– За этим столом даже шеф НКВД значит не больше, чем кто-либо другой, – серьезно ответил Сталин.

Сталин не лукавил: для него Берия был всего лишь одним из подручных, и не самым близким. Но ему Сталин поручал самые грязные и кровавые дела, в том числе расстрел польских пленных в Катыни.

Нападение немецких фашистов на Польшу стало началом Второй мировой войны, поскольку Франция и Англия в ответ объявили Германии войну.

Сталин, который считал, что его этот пожар не опалит, сказал 7 сентября 1939 года генеральному секретарю исполкома Коминтерна Георгию Димитрову:

– Война идет между двумя группами капиталистических стран за передел мира, за господство над миром! Мы не прочь, чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга.

Польшу Сталин назвал фашистским государством:

– Уничтожение этого государства в нынешних условиях означало бы одним буржуазным фашистским государством меньше! Что, плохо было бы, если в результате разгрома Польши мы распространим социалистическую систему на новые территории и население?

Вступать в войну Сталин не спешил: поляки продолжали отчаянно сражаться. Вторжение в Польшу предполагалось осуществить в ночь с 12-го на 13 сентября, потом его перенесли на 17-е.

Польскому послу в Москве заместитель наркома иностранных дел Владимир Петрович Потемкин вручил ноту советского правительства: «Польско-германская война выявила внутреннюю несостоятельность Польского государства. Варшава как столица Польши не существует больше. Польское правительство распалось и не проявляет признаков жизни. Это значит, что Польское государство и его правительство фактически перестали существовать».

Посол ноту отверг: Варшава еще не пала, и польское правительство продолжало существовать.

17 сентября, выступая по радио, глава правительства и нарком иностранных дел Молотов сказал, что советские войска с освободительной миссией вступили на территорию Западной Украины и Западной Белоруссии. Это была территория истекающей кровью Польши.

Главнокомандующий польской армией маршал Эдвард Рыдз-Смиглы приказал не оказывать Красной армии сопротивление. Поляки продолжали сражаться с немцами, но вступление в войну Советского Союза лишило их последней надежды.

Советские и немецкие войска, встречаясь, приветствовали друг друга, даже устроили совместный парад: это называлось «братство, скрепленное кровью».

Когда Польша будет разгромлена, Молотов с удовольствием скажет на сессии Верховного Совета СССР:

– Правящие круги Польши немало кичились «прочностью» своего государства и «мощью» своей армии. Однако оказалось достаточным короткого удара по Польше со стороны сперва германской армии, а затем Красной армии, чтобы ничего не осталось от этого уродливого детища Версальского договора…

Польша была оккупирована, поделена и перестала существовать как государство. Раздел Польши был назван в советско-германском договоре о дружбе и границе «надежным фундаментом дальнейшего развития дружественных отношений между советским и германским народами».

Отдельные польские части, не получив приказа главнокомандующего, встретили Красную армию как захватчиков и вступили с ней в бой. Город Гродно сопротивлялся два дня. Когда красноармейцы взяли город, триста поляков сразу же расстреляли без суда. В некоторых районах части вермахта и Красной армии вместе уничтожали очаги польского сопротивления.

Красная армия заняла территорию с населением двенадцать миллионов человек. В советский плен попало около двухсот пятидесяти тысяч польских солдат и офицеров. Армия не знала, что делать с таким количеством военнопленных. Не было ни конвойных войск, чтобы их охранять, ни продовольствия, чтобы их кормить. Нарком обороны Ворошилов и начальник Генерального штаба Шапошников высказывались за то, чтобы, как минимум, рядовых солдат бывшей польской армии распустить по домам.

Сталин нашел другое решение: пленных поручили наркомату внутренних дел. 19 сентября 1939 года нарком Берия подписал приказ об образовании Управления по делам о военнопленных (во время Великой Отечественной оно станет Главным управлением по делам военнопленных и интернированных) и создании сети приемных пунктов и лагерей-распределителей.

Уже через неделю первых военнопленных приказом Берии отправили на строительство шоссейных дорог. А в октябре – на добычу железной руды и на известковые разработки. Пленных ставили на самые тяжелые работы, но это еще было не худшее, что их ждало.

Лагеря создавались на скорую руку, пленные спали на голом полу, бараки не отапливались, еды не хватало, как, впрочем, и одежды, воды, посуды.

Берия командировал в лагеря лучших работников из центрального аппарата наркомата – в первую очередь для сортировки пленных. В Козельском лагере бригаду следователей возглавлял майор госбезопасности Василий Михайлович Зарубин, разведчик, участвовавший потом в похищении атомных секретов в Соединенных Штатах.

Начальник политотдела и комиссар Управления по делам военнопленных Семен Васильевич Нехорошев оповещал своих подчиненных, что «сотрудники Старобельского лагеря включились в предоктябрьское социалистическое соревнование и вызывают на соревнование сотрудников Козельского лагеря». Социалистическое соревнование развернулось во всех лагерях.

Уроженцев Западной Белоруссии и Западной Украины формально освободили, но отправили не домой, а на строительство дорог и предприятий наркомата черной металлургии. Лагеря назывались трудовыми, но условия содержания были ужасными.

Сорок с лишним тысяч уроженцев центральных областей Польши, которые оказались под немецкой оккупацией, передали Германии, хотя многие пленные – особенно коммунисты и евреи – просили оставить их в Советском Союзе.

Офицеров, генералов, чиновников, полицейских, видных представителей интеллигенции, священников, судей, промышленников собирали отдельно. Они разместились в трех лагерях – в Козельске, Старобельске и Осташкове. Среди офицеров было много учителей и врачей, мобилизованных в армию с началом войны. Среди полицейских основную массу составляли рабочие и крестьяне, которых мобилизовали в полицию, потому что они не могли в силу возраста или здоровья служить в регулярной армии. Лагерное начальство предлагало распустить их по домам. Берия отверг это предложение.

Польские военные врачи обратили внимание на то, что по Женевской конвенции после окончания войны их должны немедленно освободить из плена. Сбитый с толку начальник Старобельского лагеря отправил обращение военных врачей своему начальству в Москву.

Через неделю он получил ответ: «Женевская конвенция не является документом, которым вы должны руководствоваться в практической работе. Руководствуйтесь в работе директивами Управления НКВД по делам о военнопленных».

В лагеря поступали новые арестованные: оперативные группы НКВД на Западной Украине и в Западной Белоруссии выявляли «чуждые элементы», «антисоветски настроенных лиц», которых тут же арестовывали, а их семьи выселяли в Казахстан. Еще примерно сто сорок тысяч поляков были насильственно вывезены на Крайний Север и отправлены на лесоразработки.

На Украине этим занимался нарком внутренних дел республики комиссар госбезопасности третьего ранга Иван Александрович Серов, будущий первый председатель КГБ, в Белоруссии – нарком внутренних дел Лаврентий Фомич Цанава.

7 октября 1939 года Берия подписал директиву особым отделениям лагерей для военнопленных, приказав им настойчиво выявлять среди военнопленных «контрреволюционные формирования». Сотрудники особых отделений вербовали себе агентуру среди пленных и сообщали в Москву о настроениях среди польских офицеров.

А какие были настроения? Поляки не понимали, почему их не выпускают, почему не разрешают связаться с родными и получать письма. Большинство хотело воевать с немцами и просило разрешить им уехать в Англию или Францию. Советский Союз как союзника нацистской Германии они не любили и своих чувств не скрывали.

Особисты, выполняя приказ Берии, начали выявлять «контрреволюционные и антисоветские организации». Поступавшая от них информация, видимо, укрепила Сталина в мысли, что от польских офицеров надо избавиться: враги они и есть враги. Выпускать их нельзя, держать в лагере до бесконечности себе дороже…

После обсуждения вопроса в политбюро в первых числах марта 1940 года Берия направил Сталину подробное письмо с предложением дела военнопленных офицеров «рассмотреть в особом порядке, с применением к ним высшей меры наказания – расстрела».

Берия писал, что «все они являются заклятыми врагами советской власти, преисполненными ненависти к советскому строю… Они пытаются продолжать контрреволюционную работу, ведут антисоветскую агитацию. Каждый из них только и ждет освобождения, чтобы иметь возможность активно включиться в борьбу против советской власти».

Сталин написал на письме Берии – «за». Вопрос был решен. Его оформили решением политбюро от 5 марта 1940-го:

«1. Предложить НКВД СССР:

1) дела о находящихся в лагерях для военнопленных 14 700 человек бывших польских офицеров, чиновников, помещиков, полицейских, разведчиков, жандармов, осадников и тюремщиков,

2) а также дела об арестованных и находящихся в тюрьмах западных областей Украины и Белоруссии в количестве 11 000 человек членов различных контрреволюционных и диверсионных организаций, бывших помещиков, фабрикантов, бывших польских офицеров, чиновников и перебежчиков – рассмотреть в особом порядке, с применением к ним высшей меры наказания – расстрела.

2. Рассмотрение дел провести без вызова арестованных и без предъявления обвинения, постановления об окончании следствия и обвинительного заключения – в следующем порядке:

а) на лиц находящихся в лагерях военнопленных – по справкам, представленным Управлением по делам военнопленных НКВД СССР;

б) на лиц арестованных – по справкам из дел, представляемым НКВД УССР и НКВД БССР.

Рассмотрение дел и вынесение решения возложить на тройку в составе Меркулова, Кобулова, Баштакова».

Меркулов и Кобулов были заместителями Берии.

Леонид Фокиевич Баштаков, бывший счетовод-конторщик, в день, когда политбюро приняло окончательное решение, был произведен в майоры госбезопасности и назначен начальником 1-го спецотдела НКВД (учет и статистика). Этой тройке предстояло подготовить расстрельные списки и их утвердить.

Через два дня в Москве в наркомате внутренних дел началась серия совещаний с руководством трех лагерей и начальством конвойных войск, которые усилили охрану пленных.

Дела на пленных поступали в Москву, обрабатывались в первом спецотделе НКВД, на их основе составлялись расстрельные списки, которые передавались на утверждение Берии и Меркулову. В основном этим занимался Меркулов.

Польские офицеры уже были приговорены к смерти, но не подозревали об этом. Начальники лагерей получали списки, которые оформлялись как наряды на вывоз пленных, и отправляли обреченных людей поездом в город. Начальникам Калининского, Харьковского и Смоленского областных управлений НКВД присылали приказ о приведении приговоров в исполнение.

В каждом подобном случае пленных привозили во внутреннюю тюрьму УНКВД. Расстреливали в камере, обитой кошмой, чтобы не было слышно. Расстрелом руководил начальник комендантского отдела НКВД. Делали это по ночам. Все было просто: пленного приводили в камеру, надевали на него наручники и стреляли ему в голову. Расстреливали из немецких «вальтеров» – их отправили из Москвы целый чемодан.

Трупы на грузовиках вывозили за город и закапывали в районе дач областного НКВД: сюда чужие люди не зайдут. Часть пленных из Козельского лагеря расстреляли прямо в Катынском лесу. Эти братские могилы и обнаружили потом немцы, заняв Смоленск.

Начиная с 1 апреля 1940 года, каждый день в лагеря поступали списки на несколько сотен человек. После каждого расстрела в Москву лично заместителю наркома Меркулову шла короткая шифротелеграмма такого, скажем, содержания: «Исполнено 292». Это означало, что за ночь расстреляли 292 человека.

К концу мая расстреляли 21 857 человек. Эту цифру в марте 1959 года назвал, ознакомившись с опасными документами, новый председатель КГБ Александр Николаевич Шелепин в написанном от руки особо секретном письме Хрущеву.

Обнаружив массовые захоронения расстрелянных поляков, немцы были счастливы: какой прекрасный аргумент в борьбе за мировое общественное мнение! Эксгумацией трупов и идентификацией останков занимались не только немцы, но и польские патологоанатомы по просьбе польского Красного Креста.

В ответ в Советском Союзе была создана комиссия под председательством академика Николая Ниловича Бурденко, главного хирурга Красной армии и первого президента Академии медицинских наук. Она утверждала, что это немецкая провокация, на самом деле поляков расстреляли сами немцы. Единственным реальным аргументом комиссии Бурденко было то, что всех поляков убили из оружия немецкого производства.

Комиссии Бурденко на Западе не поверили, но Россия была союзником в борьбе с Гитлером, поэтому на преступление в Катынском лесу просто закрыли глаза. В Нюрнберге, где судили главных нацистских преступников, по требованию советской делегации эта тема не возникала.

Правда, польское правительство в эмиграции допытывалось у Молотова: а куда делись офицеры, взятые вами в плен? В тот момент поляки вновь стали союзниками. Одна часть поляков из бывших военнопленных воевала вместе с Красной армией, другой части разрешили уехать из Советского Союза, и они сражались вместе с англичанами. Что же касается тех, кого расстреляли, то Сталин велел Молотову ответить, что исчезнувшие польские офицеры убежали куда-то в сторону Китая. Он мог позволить себе такой хамский ответ, потому что твердо решил, что никакие эмигранты к власти в Варшаве больше не придут: новое польское правительство может быть только просоветским.

О Катыни заговорили после войны. В социалистической Польше это было запретной темой, но польская эмиграция хотела узнать судьбу двадцати двух тысяч соотечественников. Рассказы уцелевших поляков, дневники пленных, найденные при раскопках в Катынском лесу, документы захваченного немцами архива Смоленского обкома партии позволили установить, что с ними произошло. В Москве твердо решили ни в чем не признаваться и держались до последнего.

Вот характерный пример. 15 апреля 1971 года на заседании политбюро принимается решение «О представлении МИД Англии в связи с антисоветской кампанией вокруг так называемого «Катынского дела».

Советскому послу в Лондоне дается указание:

«Посетите МИД Англии и заявите следующее: по имеющимся у посольства сведениям телевизионная компания Би-Би-Си намеревается показать подготовленный ею враждебный Советскому Союзу фильм о так называемом «Катынском деле». К этому же времени приурочено опубликование в Англии клеветнической книги о Катынской трагедии.

Английской стороне хорошо известно, что виновность гитлеровцев за это преступление неопровержимо доказана авторитетной специальной комиссией, которая провела на месте расследование этого преступления тотчас же после изгнания из районов Смоленска немецких оккупантов.

В 1945–1946 годах Международный военный трибунал в Нюрнберге признал главных немецких военных преступников виновными в проведении политики истребления польского народа и, в частности, в расстреле польских военнопленных в Катынском лесу.

В этой связи не может не вызывать удивления и возмущения стремление некоторых кругов в Англии вновь вытащить на свет инсинуации геббельсовской пропаганды с тем, чтобы очернить Советский Союз, народ которого своей пролитой кровью спас Европу от фашистского порабощения…»

Все документы о расстрелах хранились в КГБ. Это досье было опечатано с предостерегающей пометкой: «Вскрытию не подлежит».

3 марта 1959 года председатель КГБ Александр Шелепин обратился к Хрущеву с предложением уничтожить учетные дела расстрелянных польских офицеров, которые для советских органов «не представляют ни оперативного интереса, ни исторической ценности. Вряд ли они могут представлять действительный интерес для наших польских друзей. Наоборот, какая-либо непредвиденная случайность может привести к расконспирации проведенной операции со всеми нежелательными для нашего государства последствиями. Тем более, что в отношении расстрелянных в Катынском лесу существует официальная версия.