Kitabı oku: «Стрелы кентавра. Кибервойна по-американски»

Савин Леонид Владимирович – известный публицист, главный редактор информационно-аналитического издания «Геополитика» и руководитель администрации Международного Евразийского движения, член Военно-научного общества.

© Леонид Савин, 2020

© Издательский дом «Кислород», 2020

© Дизайн обложки – Георгий Макаров-Якубовский, 2020

Введение

Кента́вр (Κένταυρος) в древнегреческой мифологии – это смертное разумное существо с телом лошади, а торсом и головой человека. Кентавры живут в глухих местах, как правило, горах и лесах. Один из героев эллинских сказаний, Геракл был воспитан кентавром по имени Хирон, который, по стечению обстоятельств, погиб от руки своего воспитанника. Образ кентавров, вероятно, возник как плод фантазии народов, еще не знавших верховой езды и впервые столкнувшихся с конными всадниками неких северных кочевых племен: скифов, касситов или тавров.

В политике образ кентавра был использован Никколо Макиавелли. В книге «Государь» он отмечал: «Вы должны знать, что бороться можно двумя способами: во-первых, законно, во-вторых, насильственно. Первый способ присущ человеку, второй – животным; но так как первого часто недостаточно, следует прибегать и ко второму. Таким образом, государю необходимо уметь превосходно пускать в ход то, что свойственно и человеку и животному. Именно этому иносказательно учили государей древние авторы, рассказывавшие о том, как Ахилла и многих других государей в древности отдавали на воспитание кентавру Хирону, чтобы он их взрастил и выучил. Что это значит иметь наставником полуживотное-получеловека, как не то, что государь должен уметь совместить в себе обе эти природы, потому что одна без другой сделала бы его власть недолгой».

Далее у Макиавелли образ власти, представленной в виде кентавра, перенимает Антонио Грамши: наполовину человек и наполовину зверь – это необходимая комбинация согласия и принуждения.

В контексте войн и конфликтов прошлого столетия весьма примечателен следующий факт. Известный британский геополитик и автор концепции географической оси истории Хэлфорд Макиндер в 1920 г. написал докладную записку британскому правительству о необходимости создания новых независимых государств из частей Российской Империи, находясь на борту королевского крейсера «Кентавр».

В военном сообществе США «кентавром» сейчас называют гибридную команду, куда входят люди и машины. Такие человеко-машинные команды ставят новые проблемы, а военные проводят эксперименты, чтобы найти оптимальное сочетание человеческого и машинного познания. Искусственный интеллект, роботы-убийцы, специальные приложения и алгоритмы командования, манипуляции социальными сетями – все это является частью глобальной распыленной военной машины США, кентавром XXI века, который ищет новые способы принуждения других стран и народов.

Но помимо кентавров, мир американских военных населен горгонами, минотаврами, гремлинами и прочей нечистью. Имена монстров и божеств из греко-романской (и не только) мифологии в Пентагоне присваивают программам, проектам и различным изделиям. В данной книге мы ознакомимся с новой интерпретацией этих существ.

И эти странные сущности имеют способность проникать сквозь границы, ведь если ранее защита национальной территории происходила по периметру границ, то киберпространство имеет иную природу. Инциденты с кибератаками на инфраструктуры различных стран, в том числе в России, показывают, что появилась новая возможность наносить удары «из ниоткуда», подвергая риску не только военных, но и гражданских лиц, проводить кампании по дезинформации, сеять панику и хаос.

О наступательных операциях в киберпространстве представители Пентагона открыто заговорили в феврале 2019 г.¹. В то же время руководство Киберкомандования США официально подтвердило, что их специалисты провели кибератаку против российской инфраструктуры². А в декабре 2019 г. глава Киберкомандования США Пол Накасоне снова сообщил, что в качестве мер предотвращения вмешательства в выборы американского президента в 2020 г. они опять проведут кибератаки против Российской Федерации³. На сухом языке Государственного департамента США это звучало так: «При авторизации предпринимаются действия по нарушению или ухудшению способностей злонамеренных киберсубъектов национального государства вмешиваться в выборы в США».

Генерал Пол Накасоне отметил, что в качестве целей будет выбрано «высшее руководство и российская элита, но, наверное, не сам президент Владимир Путин, потому что это будет выглядеть слишком провокационно». Издание «Вашингтон пост» в своей статье указало, что целью станут критические личные данные, которые могут представлять определенную ценность⁴. Можно предположить, что целями таких атак будут не только личные данные. Возможности Киберкомандования США, ЦРУ, Агентства национальной безопасности и других структур, которые занимаются разработкой и применением киберинструментов для различных целей, постоянно совершенствуются. Бюджет из года в год увеличивается, создаются новые подразделения и центры, проводятся специализированные конкурсы и мероприятия, на которых проходит вербовка перспективных хакеров.

Киберпространство, которое не имеет физических границ, в качестве зоны боевых действий стало активно использоваться американскими военными с 90-х гг., а теперь считается одним из доменов, где ведутся боевые действия, наряду с сушей, морем, воздухом и космосом. Более того, в современных боевых операциях киберинструменты считаются жизненно необходимыми для успешного выполнения многочисленных задач.

Киберкомандование в структуре вооруженных сил США начало работу в 2010 г., а на полную мощь вышло только к концу 2018 г. При этом все виды войск имели свои подразделения, специализирующиеся на компьютерных сетях и хакерских взломах. Теперь происходит интеграция этих структур, в том числе на международном уровне. Военнослужащие стран НАТО регулярно принимают участие в киберучениях, где условными противниками являются Россия, Китай и еще ряд стран.

За все это время в США вышло немало публикаций, посвященных кибервойне в целом и кибервойскам в частности. Начинают проводиться сравнительные исследования кибервойск разных стран⁵. Однако в отечественной литературе ощущается нехватка исследований и материалов по теме кибервойны и операций в киберпространстве. Данный труд подготовлен с целью ликвидации этого недостатка.

Хотя в книге будет дан анализ в основном военной стороны вопроса, необходимо учитывать, что спецслужбы США и дипломатия также используют киберинструменты для достижения своих целей, в том числе методами, противоречащими международным правовым нормам. Поэтому по мере необходимости и в соответствующем контексте будет рассмотрена деятельность не только американских военных, но и других ведомств. Кроме того, часть военно-промышленного комплекса США также занимается созданием кибероружия, следовательно, есть необходимость освещения работы некоторых подрядчиков Пентагона, а также блока НАТО.

При структуризации материала мы применяли логический метод и разбили книгу на три части. Первая часть состоит из трех глав, и она посвящена рождению нашего существа – кентавра. В первой главе рассмотрено определение кибервойны, концепции кибермогущества, киберпространства и кибероружия. Во второй главе будут детально проанализированы доктринальные и стратегические документы США в отношении киберпространства и применения военной силы. Третья глава является своего рода продолжением второй, только в ней будет сделан осмотр не официальных документов, а рекомендаций и аналитических докладов, подготовленных научно-экспертным сообществом США. Вторая часть посвящена непосредственно кибервойскам – это «анатомия кентавра». Четвертая глава рассматривает историю Киберкомандования США и оценки его деятельности в стадии начального функционирования со стороны военных специалистов. В пятой главе рассмотрены киберподразделения и методы их работы в различных войсках – армии, ВВС, ВМС, Морской пехоте, Силах специальных операций, космических войсках. Шестая глава посвящена подрядчикам, которые готовят обеспечение кибермогущества американских военных. Третья часть книги описывает широкий и многолетний опыт работы американских военных – от учений и маневров до наступательных киберопераций, как против отдельных государств, так и негосударственных акторов в лице террористических организаций. Уделяется внимание и теоретическим аспектам, связанным с киберпространством и перспективными технологиями. В седьмой главе рассмотрены различные киберучения, а также наступательные операции против различных государств. Восьмая глава посвящена теме роботов и тактике роения автоматизированных комплексов. В девятой главе говорится об искусственном интеллекте, возможном его применении в военных целях и первых программах Министерства обороны США. Десятая глава повествует о применении социальных сетей в интересах военных США, а также относительно новом феномене меметической войны. Одиннадцатая глава рассматривает нейробиологические исследования, связанные с влиянием на человеческое сознание, и применение данной науки в военных целях. Двенадцатая глава объединяет два кейса – представления американских политиков и военных об угрозах со стороны России и Китая, а также предложения о том, как им противодействовать.

Основные источники для книги – это документы Министерства обороны США, специализированные американские СМИ, освещающие деятельность вооруженных сил, целевые исследования аналитических центров, а также монографии по данной теме. Подавляющее большинство – американского происхождения. Это сделано намеренно, чтобы показать именно точку зрения США на кибервойну, ее проявления, методы ведения боевых действий в киберпространстве и потенциальных противников. Поэтому при написании мы старались избегать оценочных суждений.

Часть 1
Рождение кентавра

Глава 1
Кибервойна и ее характеристики

Лет двадцать назад первое, что могло прийти обывателю на ум при упоминании о кибервойне, – это киборги-убийцы из фантастических голливудских боевиков типа «Терминатор». Сейчас ситуация изменилась. Слово «кибервойна» стало активно использоваться в СМИ, часто не в военном значении. С этим термином связывают не только боевые характеристики и атрибуты военных действий, но еще и хакерские взломы, манипуляции, пропаганду и убеждения в социальных сетях и распространение контента через электронные СМИ.

Несмотря на спорные мнения и продолжающиеся уточнения в отношении дефиниций, ни у кого не вызывает сомнений, что США – безусловный лидер в вопросе ведения кибервойн. На ралли в штате Огайо в январе 2020 г. Дональд Трамп в эксклюзивном интервью телеканалу 13abc из Толедо сказал: «Кибер – это целая тема. Это совершенно новое поле. У нас есть потрясающие люди. Мы лучшие в кибер, чем кто-либо еще в мире. Но мы на самом деле не использовали эту силу, этот интеллект для кибер. Мы не делали этого. А теперь делаем. И у нас, у меня есть невероятные люди, отвечающие за кибер. Если мы когда-нибудь получим удар, мы будем бить в ответ очень сильно. Мы сможем ударить очень сильно. И это новая форма войны – боевых действий, – и я думаю, что мы очень хорошо ее контролируем»⁶.

Конечно же, Трамп имел в виду новую, более агрессивную стратегию кибербезопасности Белого дома и обновленную философию киберопераций Министерства обороны. В 2018 г. Министерство обороны начало следовать новой доктрине киберопераций для лучшей защиты сетей и инфраструктуры США. Но дело не только в защите. Подход, известный как «передовая оборона», позволяет кибервойскам США быть активными внутри чужой сети за пределами США, чтобы либо действовать против противников, либо предупреждать союзников о надвигающейся киберактивности, которую они наблюдают в зарубежных сетях⁷.

Что такое кибервойна?

«Это новый вид войны не только для тех, кто ведет ее, но и для нейтральных сторон, которые смотрят на нее. Наука и изобретения позаботились о том, чтобы не осталось ни одной страны и ни одной прослойки общества, которые не знакомы с ее ужасами, угрозами и тревогами»⁸. Эти строки были написаны в 1940 г., хотя могут быть вполне применимы и сегодня, и век спустя, в 2040 г. Автор писал о том, что благодаря радио люди уже не могут спрятаться от информации. Как предсказывал Герберт Уэллс – «голос незнакомца всегда в наших ушах». Но насколько же это выражение подходит под определение кибервойны!

Конечно, как и в случае с термином «война», который тоже имеет широкое значение (достаточно вспомнить такие понятия, как «война с наркоманией», «война с бедностью» и т. п., что подразумевает применение совершенно иных мер, чем при ведении боевых действий), есть определенная привычка воспринимать его в зависимости от контекста, то и в отношении «кибер» нужно отметить, что терминология этого слова гораздо шире, чем кажется на первый взгляд.

Следует напомнить, что понятие «кибернетика» в современный обиход ввел ученый Норберт Винер в 1948 г., который предложил понимать под ним науку об общих закономерностях процессов управления и передачи информации в машинах, живых организмах и обществе. Хотя первые шаги в этом направлении были предприняты еще раньше. Американский инженер и историк Дэвид Минделл ссылается на работу Льюиса Мэмфорда «Техника и цивилизация», которая вышла в 1934 г. В ней была выдвинута теория исторических периодов, делящихся на фазы в соответствии с основными технологиями. Вначале была фаза «эотехники», когда задействовались вода, дерево и ручные изделия. Ее сменила фаза «палеотехники», в которой применялся пар, металл и фабрики. «Неотехнику» он охарактеризовал «математической точностью, физической экономикой, химической и хирургической чистотой, а также электрическим светом и новыми материалами типа бакелита». По Мэмфорду, при неотехнике автоматические процессы достигнут такой точки, когда существование рабочего будет поставлено под вопрос. Человек начнет сливаться с машиной, что приведет к драматическим эффектам. Границы между ними станут неясными. Как пишет Дэвид Минделл, у Мэмфорда наиболее важной мыслью было то, что техника связана с возможностью представлять мир посредством символов и легко ими манипулировать⁹.

Теория Мэмфорда нашла отклики, так как были и другие подобные концепции, – Гарольд Газен предложил идею сервомеханизмов, а Гарольд Блэк в 1927 г. – телефонные наушники с отрицательной обратной связью, что позволило инженерам соединить контроль и коммуникацию. Отрицательная обратная связь уже использовалась американцами во время Второй мировой войны для управления радарами и артиллерийскими установками¹⁰.

Однако можно вспомнить и более ранние прецеденты. В 1905 г., через 9 лет после того как Маркони запатентовал беспроводной телеграф, японская морская разведка обнаружила в Цусимском проливе русскую эскадру. Сообщение об этом с помощью беспроводной связи было оперативно передано на базу, и императорский флот Японии, используя преимущество, атаковал русские корабли, что предопределило итог сражения, которое было названо первой военно-морской битвой современности¹¹.

Через 10 лет после Цусимского сражения американский журнал «Популярная механика» отмечал о важных новшествах, которые приобрело военное командование после открытия беспроводного телеграфа, при этом подчеркивая, что «вмешательство в беспроводную связь практически невозможно»¹². Однако сейчас перехват, блокирование и искажение контента, который передается по беспроводной связи, является банальным фактором безопасности коммуникаций¹³.

Философ Поль Вирильо в середине 80-х гг. также отмечал, что «информационная осведомленность в критических условиях, которыми, несомненно, является война, напрямую связана с выживаемостью. Принимая дарвинистскую модель эволюции, либо рассматривая примеры современной конкуренции, мы сможем обнаружить, что наиболее успешным является тот, кто обрабатывает более комплексный поток информации и поэтому способен лучше адаптироваться к окружающей обстановке. В свое время вопрос скорости обработки информации привел к появлению новой науки – кибернетической теории»¹⁴.

Следовательно, речь идет не столько о компьютеризирова-ных сетях, сколько о широких общественных процессах, каким, собственно, и является война в разных формах своего проявления. И те же киборги, если применять концепцию Винера, это не столько роботизированные механизмы или люди с различными имплантатами, сколько управляемые персоны, через которых проходят информационные процессы. Хотя слово «киборг» впервые было использовано в исследовании НАСА по теме длительного пребывания в космическом пространстве. Это сокращение от двух слов – «кибернетический организм», что подразумевало динамическое взаимодействие органических (тело) и биомехатронных (машинных) частей¹⁵.

В американском военном издании Signal за сентябрь 2010 г. упоминается полемика, связанная с терминологией кибервойны, где профессор Национального университета обороны США Дэниел Куэл и предложил вернуться к первоисточнику. Он совершенно верно замечает, что основа слова «кибер» заимствована из кибернетики Норберта Винера – теории контроля и коммуникации между животным (человеком) и машиной, и должна быть расчленена на три различных элемента. Во-первых, это соединение – сеть, затем контент – сообщение, и, наконец, познание – эффект, полученный от сообщения. Эта деконструкция показывает, насколько отличаются навыки человека и организаций, начиная от операций в компьютерной сети до общественных дел, которые тоже вовлечены в управление информацией, так как последняя проходит между машиной и человеком¹⁶.

Джон Аркилла и Дэвид Ронфельд из корпорации RAND, пожалуй, были первыми, кто заговорил о кибервойне. В своей статье «Грядет кибервойна!» от 1993 г. они указывали, что «информационная революция подразумевает усиление кибервойны, в которой ни масса, ни мобильность не будут определять результаты; вместо этого сторона, которая знает больше, сможет рассеять туман войны, но при этом погрузить в него противника, и, как следствие, получит решающие преимущества. Коммуникации и разведка всегда были важны. Как минимум, кибервойна подразумевает, что они будут востребованы еще больше и будут развиваться как дополнение к общей военной стратегии. В этом смысле она напоминает существующее понятие «информационной войны», которое подчеркивает значение коммуникации, командование, управление и разведку. Тем не менее, информационная революция может подразумевать всеобъемлющие последствия, которые требуют существенных изменений в военной организации и состоянии войск. Кибервойна может быть для XXI в. тем, чем блицкриг был для XX в. Она также может предоставить американским военным возможность увеличить силу «удара» с меньшим объемом «мышц». В то время как кибервойна на военном уровне относится к конфликту, связанному со знаниями, сетевая война относится к социальной борьбе, чаще всего связанной с конфликтами низкой интенсивности со стороны негосударственных субъектов, таких как террористы, наркокартели или распространители оружия массового уничтожения на черном рынке. Обе концепции подразумевают, что будущие конфликты будут решаться в большей степени «сетями», чем «иерархиями», и что тот, кто овладеет формой сети, получит значительные преимущества»¹⁷. Это заявление было довольно революционным для своего времени, а правота авторов была подтверждена историей следующих десятилетий.

Следует также напомнить, что Интернет – это продукт Министерства обороны США, хотя, как указывают авторы издания Foreign Affairs, он «всегда был чем-то более значимым, чем просто местом для конфликтов и конкуренции; это основа мировой торговли и коммуникации. Тем не менее, киберпространство, как часто думают, не является просто частью общего достояния, как воздух или море. Государства отстаивают юрисдикцию, а компании утверждают, что являются собственниками физической инфраструктуры, составляющей Интернет, и данных, которые его пересекают. Государства и компании создали Интернет и несут ответственность за его поддержание. Действия, предпринимаемые в государственном секторе, влияют на частный сектор, и наоборот. Таким образом, Интернет всегда был гибридным по своей природе»¹⁸.

Отсюда они делают вывод, что угроза кибервойны реальна, поскольку с Интернетом связаны различные виды деятельности предыдущих столетий, ради которых или с помощью которых велись войны. А сейчас «государства используют инструменты кибервойны, чтобы подорвать саму основу Интернета: доверие. Они взламывают банки, вмешиваются в выборы, крадут интеллектуальную собственность и ставят частные компании в тупик»¹⁹.

Если на Западе говорят о войне с позиции науки, то всегда вспоминают Карла фон Клаузевица и его постулаты. Поскольку война, согласно его теории, – это продолжение политики иными средствами (что подчеркивает инструментальный характер войны), как правило, с помощью насилия, и направлено на подавление воли противника, следует задать вопрос: насколько этот аргумент может быть применим к действиям в киберпространстве?

Томас Рид считает, что «в акте кибервойны фактическое применение силы, вероятно, будет гораздо более сложной и опосредованной последовательностью причин и следствий, которые в конечном итоге приведут к насилию и жертвам. Однако такое опосредованное уничтожение, вызванное кибератакой, может, без сомнения, быть актом войны, даже если насильственными были только последствия, а не средства. Кроме того, в сообществах с высокой степенью сетевого взаимодействия ненасильственные кибератаки могут привести к экономическим последствиям без насильственных последствий, которые могут превысить ущерб от менее масштабной физической атаки»²⁰. При этом он утверждает, что кибератаки не соответствуют трем критериям Клаузевица – инструментальности, насилию и политическому характеру²¹.

Алекс Кальво придерживается другой точки зрения, отмечая, что летальность во время конфликта не является критерием войны, и приводит в пример войну между Аргентиной и Великобританией в 1982 г. Следовательно, если кибератаки не приводят к жертвам, это еще не значит, что они не являются актом войны. По его мнению, кибервойна – это такая же война, поскольку современные технологии изменили классическое понимание войны как в западной (Клаузевиц), так и в восточной традиции (Сунь Цзы, Каутилья)²².

Кибервойна в качестве конфликта имеет разные трактовки, хотя большинство исследователей склонны считать, что она проходит исключительно в виртуальном пространстве, а электронная война служит для создания помех в работе радиосвязи противника, вывода из строя аппаратуры, подавления сигналов различных приборов и сенсоров (либо отправки ложных сигналов) непосредственно перед началом либо во время вооруженного конфликта.

В более широком смысле «будущее боевое пространство состоит не только из кораблей, танков, ракет и спутников, но и из алгоритмов, сетей и сенсорных сеток. Как никогда ранее в истории, будущие войны будут вестись за гражданскую и военную инфраструктуру спутниковые системы, электрические сети, сети связи и транспортные системы, а также сети между людьми. Оба этих поля битвы – электронное и человеческое – подвержены манипулированию алгоритмами противника»²³. Но вся упомянутая инфраструктура уже существует, следовательно, наличие оборонительных и наступательных возможностей в данном контексте является потенциалом кибервойны.