Kitabı oku: «Счастливые и несчастные (сборник)»

Yazı tipi:

Ведьма

Так вот, ребята, сразу скажу вам – у этой азартной девчонки внутри бушевал огонь. Одержимая, неугомонная она, рыжая бестия, будоражила всю нашу байдарочную компанию. Представляете, не успеем пристать к берегу на дневку – перекусить, отдохнуть в теньке, смотрим – она уже улепетывает в деревню, а через полчаса – скачет к нам… верхом на лошади!

– Дали покататься! Подходите! – кричит издали ликующим голосом – улыбка до ушей, рыжие волосы развиваются, как языки пламени.

Или приведет с собой ватагу мальчишек и те с гиканьем полезут в наши лодки, начнут приставать: «А это что? А это зачем?» Все перевернут вверх тормашками, какой уж тут отдых!

Ее переполняла неуемная жажда жизни. Бывало, ветрено, дождь сечет, а ей все нипочем – выскакивает из палатки и, распевая веселый мотивчик, начинает танцевать под дождем, а то и скинет платье и – бултых! – в воду:

– Водичка прелесть! Вылезайте, устроим заплыв наперегонки! – кричит, захлебываясь – не водой – радостью!

И мы невольно взбодримся, тоже прыгаем в воду – сами знаете, от страстных, горячих людей исходит заразительная энергия, а от нее просто-напросто исходила нешуточная магическая сила.

На стоянках она никогда не сидела без дела: вместе с нами, мужиками, таскала сушняк для костра, была самой активной поварихой и, само собой, – грибником и рыболовом. И спортсменкой, которая постоянно подбивала нас на разные игры, при этом восклицала:

– Я не дам вам нагуливать жирок!

И чем бы она не занималась, всегда напевала что-нибудь веселенькое. Такое состояние души!.. Словом, она, непоседа, не давала нам расслабиться и прямо летала по лагерю, как юная сияющая ведьма – ей только не хватало метлы. Мы в шутку ее так и звали: наша Ведьма. Наша рыжая Ведьма Веруня. Она не обижалась. Да и чего обижаться? Она прекрасно знала, что мы ее любим. Но, главное, ребята, как вы догадываетесь, своей деятельностью и весельем Веруня снимала нашу усталость, сглаживала мелкие разногласия, которые изредка у нас возникали, а без них, смею вас уверить, не бывает походов.

Ну, а по вечерам у костра – это уж непременно – Веруня брала гитару и исполняла свой бардовский репертуар – она писала стихи и подбирала к ним мелодии. Но спев две-три вещи, переходила на известные наши песни (она помнила их сотни). Тут уж, понятно, и мы начинали ей подпевать и расходились все больше. И вот что я вам скажу, ребята: в те моменты мы как-то особенно чувствовали нашу спаянность, прочность нашей дружбы, несмотря на разницу в возрасте и жизненный опыт. Ну, то есть, я хочу сказать – ничто так не сближает людей, как хоровое пение. А все потому, что песни – это душа народа, и когда они поются одновременно несколькими людьми, их, по большому счету, сплачивает любовь к своей родине, а это немаловажная штука, поверьте мне, ребята. Не знаю, как вам, а мне, к примеру, в искусстве неинтересны работы человека, который не любит свою родину. А таких сейчас немало, сами знаете. И среди них есть талантливые люди, не спорю, но приглядитесь – в их работах всегда есть негатив, а то и гниль. Между тем, обратите внимание, работы мастеров патриотов излучают свет, доброту. Чувствуете разницу?

Ладно, пойдем дальше о нашей Веруне, нашей рыжей чародейке. Как вы догадываетесь, по утрам она вставала первой и бегала босиком по росе – закалялась. А когда мы вылезали из палаток, над костром уже дымились каша и чай. Обычно мы просыпались от ее голоса: она собирала цветы в лугах или плавала в реке и, как всегда, пела. Но, случалось, мы просыпались от тишины. «Уж не случилось ли что с нашей певуньей?» – думали. А она сидела у реки за мольбертом и писала этюд. Да-да, ребята, у нее было множество талантов. Вместе с моей дочерью она окончила прикладное художественное училище и работала гримером в театре, и, в отличие от моей дочери лентяйки, постоянно занималась живописью: в театре писала портреты актеров, а в наших походах не упускала случая запечатлеть живописное место, а на реке таких мест, сами понимаете, всегда полно. Что интересно – она своеобразно настраивала себя на работу:

– Чтобы что-то получилось, надо на себя разозлиться, – говорила.

Вот так, ребята. Такая требовательность к себе. Не то, что некоторые, вроде моей дочери, которые ждут хорошего настроения, им подавай благоприятные условия и прочее. Всегда можно оправдать свою лень. Успеха добиваются только те, кто работает через «не могу». Согласны?

Все дни напролет Веруня проводила сверхнасыщенно, но, странное дело, мы никогда не видели ее уставшей, она и спать ложилась позже нас всех. Ну, а как я уже сказал, вставала первой и всегда в отличном настроении. Не раз кто-нибудь из наших мужиков вылезал из палатки насупившись, жаловался на «кошмарные сны» – Веруня тут же откликалась:

– Скорее ныряй в воду, сразу будешь, как огурчик!

А когда страдалец выходил из воды, смеялась:

– Чтобы снились красивые сны, надо на ночь съесть что-нибудь сладкое или погулять вдоль реки с красивой девушкой. Только и всего.

Она находила простые решения в любой ситуации.

Самое время представить нашу разновозрастную компанию. Значит так. Это прежде всего неразлучные подруги, двадцатилетние Веруня и моя дочь. Затем три супружеские пары средних лет (из них две с детьми). И, наконец, трое сорокапяти-сорокасеми-летних «стариканов» (я в их числе; кстати, я считался капитаном, поскольку раньше всех начал осваивать речные просторы и имел самую большую трехместную байдарку; собственно, я и сколотил нашу компанию). Всего у нас было пять лодок – такая внушительная флотилия «комариных» суденышек, как небрежно называют маломерные посудины. Между тем, в «комариных» каноэ – тех же байдарках – пересекали океан!

Но я отвлекся, ребята. Вернусь к Веруне. По возвращении в Москву никто иной, а именно она обзванивала всех нас, собирала на просмотр слайдов о походе, а в дальнейшем – на дни рождения каждого из нас и, разумеется, на все праздники. Иногда сообщала какой-нибудь «праздник середины осени» или «праздник первого снега», а когда мы собирались, объявляла, что придумала повод для встречи. Но чаще всего она просто с обезоруживающей искренностью кричала в трубку:

– Я соскучилась, давайте встретимся!

Общительная, дружелюбная, Веруня участвовала в жизни каждого из нас, подогревала в работе и во всех начинаниях – как бы вдохновляла на подвиги. Можно сказать, несмотря на молодость, наша рыжая Ведьма одновременно была нашим вождем. И длилось это на протяжении трех-четырех лет. Но однажды…

Да, ребята, однажды наша золотоволосая красавица влюбилась. Об этом она сообщила каждому из нас по телефону звонким от счастья голосом. И пропала на несколько месяцев. Без нее мы пару раз собирались, но, сами понимаете, все уже было не то – другими словами, наша компания попросту потускнела. Как стало известно позднее, Веруня влюбилась в мужчину моего возраста, женатого, отца двоих детей. Так бывает, ребята, так бывает.

Она появилась со своим возлюбленным на мой день рождения, когда вся наша компания была в сборе и мы застольничали – не бурно, не вяло – средне. И вдруг является эта парочка: Веруня, как всегда, в отличной форме, да еще освещенная счастьем, и он – мрачноватый верзила, который сразу всех стал называть на «ты», кое-кого похлопал по плечу. Естественно, это его панибратство – проще говоря, развязность – нам не понравилась; особенно женской половине нашей компании. А сияющая Веруня торопливо говорила:

– … Он охотник… Мы уже были в тайге… Ходили на медведя… Скоро поедем охотиться на лося…

– Да, завалили косолапого. Да, будем брать сохатого, – подтверждал верзила, одновременно выпивая и закусывая.

Он быстро набрался и стал хвастаться, каких животных, когда и где «завалил». Если бы не Веруня – как бы это сказать помягче – ну, я выгнал бы его – ненавижу тех, кто убивает животных ради развлечения. Тоже мне героизм! Но и Веруня нас удивила – она всегда любила животных и вдруг – охота! И всегда она была душой компании, а теперь сидела тихо, с немым восхищением смотрела на верзилу (так мы все, не сговариваясь, его прозвали), слушала его хвастовство, ловила каждое его слово, раскрыв рот. Стало ясно, она совсем потеряла голову. И это неглупая, уже двадцатипятилетняя женщина! Мы представляли рядом с Веруней мужчину немного старше ее, неженатого, порядочного, компанейского, который станет членом нашей байдарочной эскадры, и вдруг этот дубоватый амбал! В общем, от прежней Веруни осталась только улыбка. Вот так, ребята, неожиданно от искрометной Ведьмы осталась только ее тень.

После того, как они уехали, моя дочь сообщила, что верзила, ради Веруни, ушел из своей семьи, что живут они у Веруни (у нее с матерью, интеллигентной женщиной, была трехкомнатная квартира), но мать Веруни не одобряет их отношений.

Больше Веруня не появлялась и, само собой, ей стало не до байдарочных походов – перед ее безумной любовью все отошло на второй план. Она изредка звонила только моей дочери. И вот, спустя год, дочь сообщает мне:

– Представляешь, у Рыжей (так она звала Веруню, а та, в свою очередь, ее – Лохматая – дочь не делала никаких причесок) все стало плохо. Верзила и не собирается разводиться с женой. Хорошо устроился. И с матерью у Рыжей начались трения.

Позднее мне позвонила мать Веруни. Жутко расстроенная, она жаловалась на «сожителей», просила «как капитана» повлиять на ее «взбалмошную» дочь. Будучи добропорядочной женщиной и любящей матерью, она хотела, чтобы у дочери все сложилось по-человечески, а тут такое! Известное дело, влиять на влюбленного человека – дохлое дело, но я все же решил поговорить с Веруней, только когда позвонил, ее уже не застал. Оказалось, мать потребовала от «сожителей» или вступать в брак или уходить и снимать комнату.

– Я больше не потерплю ваших любовных отношений, – заявила. – Был бы жив отец, он давно прогнал бы вас, а я полтора года терплю. Семья должна быть семьей, а у вас не поймешь что!

Веруня сняла комнату, но верзила пробыл там недолго и вернулся в свою семью. Этого следовало ожидать – всем нам такой поворот был ясен с самого начала их отношений, только Веруня, по словам моей дочери, «надеялась, что они распишутся». Такая неоригинальная история – сами знаете, подобное происходит сплошь и рядом. Короче, Веруня оказалась покинутой, униженной. К матери она не вернулась – посчитала ее виновницей «разбитой любви».

И вот в этот самый момент, когда Веруне казалось, что ее жизнь потеряла всякий смысл, она вдруг встречает пожилую пару, глубоко верующих людей – на вид вполне добропорядочных. Вроде, они сами к ней подошли, заметив ее потерянную, не от мира сего. Неторопливо, доверительно эти «благодетели» посоветовали Веруне поехать в Коломенский женский монастырь. И что вы думаете, ребята? Веруня поехала и осталась в монастыре. (Позднее она призналась, что пожилые верующие люди ее загипнотизировали. Все может быть, ведь Веруня в те дни была в полной растерянности. Как говорила моя дочь, «у нее взгляд стал какой-то потусторонний, она как-то смотрит мимо меня»).

А теперь, ребята, представьте, чем для всех нас стало это событие. Наша заземленная неутомимая Веруня отрешается от любимой работы, друзей, бардовских песен, занятий спортом, не говоря уж о наших походах, и замыкается в стенах монастыря! Для нас это стало потрясением.

Через год моя дочь навестила Веруню. Потом рассказала:

– Представляешь, настоятельница монастыря очень ценит Рыжую. Быстро сделала ее послушницей, а сейчас она уже монахиня.

– Ведьма стала монахиней, – с грустью усмехнулся я.

– Она изменилась, – продолжала дочь. – Руки у нее стали грубые, лицо усталое…

– Естественно, они там не только читают молитвы перед иконами, но и вкалывают. Монастыри сами себя всем обеспечивают.

Да, ребята, вот так все повернулось. А время между тем летело с бешеной скоростью, год проносился за годом, и как-то незаметно пролетели шестнадцать лет! Для таких, как я – уже стариканов без кавычек – незаметно. Вам, молодым, этого не понять. Для вас-то ясно – заметно, и еще как! Но именно столько прошло до того дня, когда моя дочь позвонила и чуть ли не крикнула в трубку:

– Рыжая приехала! Она на машине, сама водит! Сейчас прикатим к тебе!

Я вышел их встречать. И представил Веруню пополневшей, увядшей раньше времени от тяжелой работы и однообразной жизни в монастыре, представил ее с тусклым взглядом, мозолистыми руками… А из «иномарки» вышла прежняя Веруня – понятно, повзрослевшая, но такая же стремительная, жизнерадостная, какой была когда-то. В современном костюме она выглядела как нельзя лучше – как деловая женщина средних лет.

– Здравствуй, дорогая Ведьма! – сказал я.

– Здравствуй, дорогой капитан! – сказала Веруня.

Мы обнялись, расцеловались… За столом Веруня рассказала все: и как попала в монастырь, и как, несмотря на строгие устои и чопорность в обители, развила там кипучую деятельность, ввела много новшеств – в подворье разбила цветники, создала конеферму, разводила служебных собак…

– …Было тяжело, но и интересно, – восторженно говорила Веруня. – Но больше уставала от ежедневного штудирования библии… Да еще разочаровалась в некоторых священнослужителях… Среди них есть плохие люди… Я поняла, что можно почитать Бога, но жить, как живет большинство людей… Долго колебалась, стояла перед выбором – оставаться в монастыре или вернуться в мирскую жизнь. Уже привязалась к лошадям и собакам, жалко их было оставлять. Правда, там есть несколько человек, которые их любят… Потому и решилась… Я уже скоро месяц, как живу с матерью.

Я сказал, что очень рад, что в конце концов ее природное жизнелюбие взяло верх. А Веруня вдруг открыла тайну:

– …Скоро приглашу всю нашу байдарочную компанию на свадьбу! Выхожу замуж. Он актер в театре, где я работала гримером. Он на десять лет старше меня, был женат, развелся… Мы и раньше симпатизировали друг другу, и вот встретились… И любовь… – Веруня засмеялась. – Скоро вернусь в театр, а пока устроилась в одно бюро, регистрирую породистых собак… Вот взяла в кредит «иномарку»…

Мы проговорили часа три. Когда прощались, Веруня сказала:

– Я так соскучилась по нашей байдарочной компании!

Я изобразил серьезный «капитанский» вид:

– Если отдам команду: «Всем по лодкам!», присоединишься?

– Непременно! Об этом не может быть и речи. Наши походы – лучшее в моей жизни!

Смеется и плачет

Весной в том поселке на пригорках острая, как иголки, трава, на кустарнике желтый мох, над платформой клубится пар, вдоль железнодорожной колеи бегут ручьи, а в воздухе круглосуточный гомон птиц. Обычно Андрей приезжает в поселок в марте, когда с крыш еще сползает снег и грохочут сосульки. Хозяйка сдает ему веранду, на которой, кроме стола, лавки и раскладушки, на случай заморозков имеется железная печурка, но веранда с двойными застекленными рамами, тепло держит хорошо, и топить печурку Андрею не приходится.

До поселка пятнадцать минут езды на электричке от станции метро «Войковская», так что после работы Андрей добирается до своего пристанища быстрее многих сослуживцев, живущих в центре города.

– Я нервный, врачи советуют жить на природе, – объясняет Андрей приятелям свое добровольное затворничество.

Кто-кто, а приятели знают, как у него «шалят нервы», какой он раздражительный и болезненно подозрительный – на себе не раз испытывали его «закидоны», потому и посмеиваются:

– Таких, как ты, успокаивает не природа, а женитьба.

В том поселке среди однотипных домов попадаются и необычные – сплошь из балконов, террас, веранд, и ясно – владельцы этих дач стремятся уйти от стереотипов. И среди посельчан немало оригиналов, для которых покататься на велосипеде или почитать книгу в гамаке важнее всяких грядок. А около платформы на столбах рядом с объявлениями о «купле-продаже» вдруг прочитаешь нечто прекрасное: «Ну, кто смелый? Кто возьмет на себя хозяйство: большой дом, восемь соток земли, троих детей и блондинку средних лет с хорошим характером?!».

Так получилось, что в прошлом году Андрей выбрался в поселок только в середине мая и не застал раннего пробуждения природы, но все равно время было замечательное: цвела черемуха, в садах распевали соловьи, дачники уже вовсю работали на участках. Лишь соседний участок, как всегда, пустовал. Он принадлежал известному писателю и был одним из самых обширных в поселке, с высоченными, разлапистыми елями, за которыми виднелся строгий двухэтажный особняк – «холодный дом», как его называла хозяйка Андрея. Летом время от времени писатель наведывался на дачу. Он приезжал на старомодном «ЗИМе», отпирал входную дверь, и несколько дней из дома доносился стук пишущей машинки и хриплый кашель.

Писатель был пожилым человеком, худощавым и по-юношески изящным. По слухам, с женой он разошелся и жил один в большой квартире в районе Садового кольца. Говорили также, что он болен какой-то неизлечимой болезнью. Андрей прожил в поселке два летних сезона, но видел знаменитого соседа всего несколько раз, а разговаривал с ним и вовсе однажды.

Как-то Андрей ремонтировал хозяйскую изгородь; только прибил рейки, как рухнул сгнивший столб. Некоторое время незадачливый плотник в растерянности соображал, что делать дальше; вдруг слышит, его окликает писатель:

– Молодой человек! – и машет рукой, стоя около калитки. – У меня за гаражом лежат столбы, из них можно что-нибудь подобрать, – и, когда Андрей подошел, ободряюще, с улыбкой добавил: – Главное – не раскисать от неудач. Человек ведь и проверяется в минуты неудач, горьких испытаний.

Он помог Андрею выбрать столб и подробно, со знанием дела, объяснил, как его следует обтесать, обмазать дегтем и утрамбовать в яме битым кирпичом.

В прошлом году, в конце мая, писатель неожиданно приехал на участок с молодой брюнеткой. На вид ей было чуть больше двадцати лет, держалась она чересчур свободно: с беззаботным смехом выскочила из машины, пронеслась по участку, точно измеряя владения, которые ей нежданно-негаданно достались, потом подбежала к писателю и с чарующей улыбкой, открыто и безбоязненно обняла и поцеловала его.

Вбежав в дом, она распахнула настежь окна и, явно давая писателю понять, что она усердная хозяйка, а не какая-нибудь легкомысленная бездельница, стала наводить в комнатах порядок. С веранды Андрей отлично видел эту деятельность: она двигала мебель, снимала занавески, мыла посуду, при этом то громко пела, то заразительно смеялась и все время посматривала на себя в зеркало.

– Небось, уверена, что она картинка – глаз не оторвешь, – усмехнулся Андрей.

Сложена она, действительно, была неплохо и лицо имела довольно привлекательное – словом, на взгляд Андрея, выглядела смазливой девицей, но не больше. А вот ее поведение вызывало у него неприязнь – он считал, что новоиспеченная хозяйка вела себя чересчур показно, что ее веселье – всего лишь ловкое притворство. В тот день прошел первый теплый дождь и она, мокрая и развеселая, танцевала перед домом – шлепала в ботах по лужам, выписывала некие водяные знаки, предварительно запустив на террасе магнитофон. А писатель наблюдал за ее танцами из окна и, радостно улыбаясь, аплодировал.

– Как можно представить весну без майского дождя?! – она раскидывала руки, готовая обнять весь участок, и непрерывно смеялась.

Девица слишком изображала переполненную счастьем и, по понятиям Андрея, за этим виделся определенный расчет.

В полдень они обедали на террасе, и опять брюнетка корчила из себя внимательную, заботливую хозяйку. Повязав яркий передник, пританцовывая, картинно накрывала на стол, все время что-то подавала писателю, что-то пододвигала к нему – казалось, готова ползать за ним на животе и носить в зубах его тапочки. Она без умолку болтала, прямо не закрывала рот и беззастенчиво показывала себя, уверенная, что красивей и добросердечней, чем она, женщин не бывает. Похоже, это же она внушала и писателю. Обычно невозмутимый и сдержанный, рядом с ней он испытывал состояние возбуждения; словно опьяненный неотрывно любовался ею, с наивной бесхитростностью внимал ее словам.

После обеда они гуляли по поселку; вначале шли, взявшись за руки, потом в обнимку, причем она так и висла на нем, – можно было подумать: любит без памяти, не ест и не спит без него и будет ему верна до последнего вздоха. Они выглядели смешно, нелепо: он – седой, лысеющий, в темном костюме, и она – юная, легкая, в открытом коротком платье. В этом контрасте было что-то противоестественное, не зря посельчане посылали вдогонку писателю косые, осуждающие взгляды – по их нравственным меркам он вел себя вызывающе и глупо. Демонстрируя свое легкомысленное знакомство, он игнорировал общественные устои поселка. Некоторые сочувствовали писателю, говорили, что этот приступ поздней любви непременно закончится печально – молодая любовница доконает его. Но к вечеру пришли достоверные сведения, что брюнетка вовсе не любовница, а новая жена и что посельчане являются свидетелями не какого-то легковесного приключения, а медового месяца законных супругов.

Вечером хозяйка сообщила Андрею:

– Ей двадцать два года. Она недавно приехала из Ростовской области и работает на заводе по лимиту. Говорят, их даже расписывать не хотели… И где она его подцепила только?.. Но хваткая. Сразу поняла: у него положение, квартира, дача… И как он, умный человек, не видит, что она играет в любовь! Какие все же мужчины близорукие… Сколько вокруг хороших одиноких женщин, которые были бы примерными женами, так нет! – выбирают себе разных свистушек…

В последующие дни брюнетка полностью подкрепила первое впечатление о себе. Переделав на новый манер все внутри дома, она привезла из города целый «пикап» всевозможных вещей, среди которых Андрей заметил садовый инструмент и цветочную рассаду, велосипед, проигрыватель и кучу пластинок. Потом она принялась за участок: разбила цветники, дорожку от калитки уложила плитками, меж деревьев повесила гамак. Но самое странное брюнетка устроила за домом – там она исхитрилась соорудить некий спорткомплекс: разметила площадки для игры в теннис и бадминтон, установила какой-то диковинный тренажер, под навесом на лавке разложила ракетки, мячи, кегли, фрисби.

Андрей понял – молодая жена решила обосноваться на даче обстоятельно и надолго, а главное, полностью изменить уединенный, деловой образ жизни писателя. Так оно и получилось. Уже через неделю писатель, точно мальчишка, с непонятным рвением гонял на велосипеде в продовольственный магазин, а на спортплощадке с женой махал ракетками, катал шары и при этом восклицал с сияющей улыбкой:

– Ты умница! Именно этого мне и не хватало. Ты превратила холодный дом в настоящий оазис красоты и здоровья. Я так благодарен тебе… Знаешь, сегодня утром мне даже работалось как никогда… Ты облегчаешь, скрашиваешь мою жизнь, а я помогу тебе найти себя, попытаюсь обозначить твою судьбу.

В ответ она заливалась звонким смехом.

Теперь по утрам она выскакивала на террасу, запрокидывала голову, улыбалась и потягивалась, как бы возвещая всему поселку, что видела золотой сон. Потом звала писателя, и они делали гимнастику – подпрыгивали и махали руками.

После завтрака писатель уединялся в кабинете, садился за пишущую машинку, а его благоверная порхала по кухне, но уже вела себя более-менее тихо. «Не хватало еще, чтобы и сейчас, когда писатель работает, устраивала танцульки», – раздраженно думал Андрей.

Чем занимались «молодожены» днем, Андрей не знал – к этому времени он уезжал на работу, но, по словам хозяйки, «молодая жинка» (так она называла девицу) время от времени чуть ли не насильно тянула писателя на спортплощадку.

По вечерам писатель читал девице отпечатанное на машинке. Она охала и ахала, прерывала чтение возгласами:

– Потрясающе!

А когда он откладывал листы, с откровенно прямой лестью превозносила его талант. Андрей слышал почти все, что она говорила, а то, чего не слышал, домысливал. Восторги девицы злили его не на шутку, ему так и хотелось крикнуть: «Заткнись, лицемерка!»

Тем не менее от нового образа жизни писатель заметно посвежел и помолодел, но Андрей-то чувствовал, к чему ведут спортивные игры, всякие губительные страсти. Он был уверен, что провинциалочка все четко вычислила и действовала методично, изуверски, без всякой жалости и сострадания. Она прекрасно знала, как влюбить в себя одинокого, доверчивого человека, и знала, как можно избавиться от него. Изредка встречаясь с ней взглядами, Андрей видел ее едкую ухмылку – у этой бестии все было написано на лице, и Андрей просто поражался недогадливости писателя, «знатока человеческих душ».

Спустя неделю писатель съездил в город и вернулся с полной машиной свертков и коробок. Как правило, по утрам он работал, а здесь уехал ни свет ни заря. «Явно укатил по указке жены, – решил Андрей. – Она приумножает свой будущий капитал. Но это только начало, скоро она покажет себя во всем блеске».

В выходные дни к ним зачастили гости. Они приезжали шумной ватагой и, заполонив дом и участок, устраивали такое веселье, что соседи только укоризненно вздыхали. А гости знай себе расхваливают супругов. Особенно ее. Веранда Андрея была хорошим наблюдательным пунктом, и он отчетливо все видел и слышал. То один, то другой мужчина подходил к писателю и говорил:

– Она прелесть! Лучшей жены и желать нельзя. Веселая, умная.

– Да, да, – наивно соглашался он. – Никогда не думал, что под старость мне так повезет… Она, знаете ли, по-настоящему любит меня. И я ее… Это кажется смешным, но тем не менее это так… Она необыкновенная, все тонко чувствует… Интуитивно догадывается о том, к чему я пришел в результате многолетних раздумий… Она перепечатывает мои работы, завела картотеку, в которой отмечает все, что я сделал, и ходит за меня по издательствам… Но главное – она заменила мне всех врачей и медсестер. Научилась делать уколы и массаж…

«Ну ладно писатель, – рассуждал Андрей. – Он просто потерял голову от этой красотки, но куда смотрят его знакомые! Почему они, взрослые люди, считают сожительство столь разных людей райской гармонией! Неужели им невдомек, что подобные отношения никакая не любовь, попросту изощренная игра насквозь порочной девицы!»

Гости засиживались на даче до темноты, потом писатель с женой провожали их до платформы, а вернувшись, устраивались на ступенях террасы и о чем-то вполголоса разговаривали. Иногда она поспешно вскакивала и в комнате тихо включала музыку, затем снова садилась на ступени и ластилась к нему, и все время, затаив дыхание, смотрела на него, как зачарованная – весь ее вид выражал безграничную покорность и преданность.

Андрей наблюдал за романтической парочкой, и гнев искажал его лицо. «Это надо же так прикидываться! – думал он. – Поглаживает его плечи, а сама наверняка подсчитывает, сколько ей достанется после его смерти». Для Андрея было совершенно ясно, что ласки подобных практичных девиц находятся в прямой зависимости от степени богатства мужчин. Андрей твердо решил вывести ее на чистую воду.

Однажды в полдень, улучив момент, когда она вышла за калитку, Андрей подошел и, сухо поздоровавшись, сказал:

– Поздравляю вас, соседка, с удачным замужеством.

– Спасибо! – она вздернула плечи и растянула рот в издевательской улыбке. – Меня только тревожит здоровье моего мужа.

– Еще бы! – зло усмехнулся Андрей, как бы делая промежуточный ход.

Она изобразила величайшее изумление, словно не догадываясь, что Андрей имел в виду, словно все, в чем он ее подозревает, – ложные обвинения.

– Конечно, ведь он далеко не молод, – пояснил Андрей.

– Не поэтому, – фыркнула она. – Он болен давно. А сейчас он как раз молодой. У него молодой дух, и он оптимист, не то что молодые по возрасту мужчины. Те зациклены на себе. Они эгоисты, живут только для себя. И помешаны на своей необыкновенности… А мой муж умный, талантливый и скромный. И очень добрый, отзывчивый, вот только… – она перешла на плаксивые нотки, – болен. Но я излечу его. Мы занимаемся спортом, много гуляем, осенью поедем к морю.

Больше Андрей с ней не разговаривал, только насмешливо здоровался при встрече, а она, отвечая на его приветствие, с брезгливым холодком смотрела в сторону.

В середине лета у писателя случилось обострение болезни. Девица выводила его на участок, усаживала в кресло в тени под деревьями, рядом ставила столик с лекарствами. Она укутывала его пледом, читала вслух журналы и книги, говорила кротким голосом с горестным выражением на лице. Она выказывала прямо-таки искреннюю озабоченность, страшнейшее беспокойство состоянием его здоровья. В ответ он робко улыбался, как бы извиняясь за свою немощь, за то, что доставляет ей столько хлопот.

– У тебя такой прекрасный голос, – бормотал он. – Твой голос – лучшее лекарство для меня.

Случалось, она ненадолго отходила от мужа и тогда вроде бы украдкой всхлипывала и что-то взволнованно шептала, а после того, как на даче побывал врач, долго сидела за домом в глубоком унынии, опустив голову, и плакала почти неподдельными слезами. За всей этой слезливостью, наигранным огорчением проницательный Андрей видел раздражение, вызванное тем, что ей приходится возиться со стариком, тратить свою юность на беспомощную развалину. «Вот актриса! – сквозь зубы цедил он. – Строит из себя бескорыстную жертву».

Вскоре писателя увезли в больницу, и почти месяц дача пустовала. Но потом супруги появились вновь.

– В больнице сказали, что он безнадежен, – сообщила хозяйка Андрею. – Она забрала его оттуда. Хочет пригласить травознаек.

В самом деле, на дачу стали наведываться гомеопаты и старухи с разными зельями. Девица как бы в отчаянии металась от одних врачей к другим. Она просиживала около больного целые часы, исступленно ломала руки и что-то монотонно причитала. От этого бесчеловечного артистизма Андрей прямо-таки выходил из себя, шастал, взвинченный, по веранде и сыпал проклятия.

В какой-то момент писателю стало лучше. Раза два он даже прошелся по участку, одной рукой опираясь на локоть девицы, другой – на палку. Он смотрел на уже увядающие цветы и желтеющую хвою и грустно улыбался; казалось, прощается со всем тем, что много лет ему служило приютом уединения и тишины, а последние месяцы – обителью счастья. На его лице была гримаса бесконечной скорби; казалось, он хотел сказать: «Как жаль, что именно сейчас, когда я только начал новую жизнь, меня так скрутило».

На исходе лета он умер. В тот день Андрей проснулся от странных звуков; приподнявшись, увидел, что на террасе писательского дома сидит девица и, обхватив голову, протяжно воет.