Kitabı oku: «Жизнь и страдания Ивана Семёнова, второклассника и второгодника», sayfa 2
Глава 3,
в которой впервые появляется Аделаида, а Иван Семёнов пытается выдать себя за лунатика
Ивану приходит в голову мысль
Милиционер Егорушкин принес Ивана к нему домой, сдал родителям и сказал:
– Получите вашего обормота. До того нахулиганился, что захрапел.
Иван, конечно, проснулся, но притворился, что спит. Он подождал, когда уйдет Егорушкин, пока все в квартире уснут, тихонечно прокрался на кухню, поел хорошенько и снова лег.
И размечтался. Вот если бы за один день выучить все учебники за все классы! А? Ух, было бы здорово! Прощай, дорогая школа! Сидит Иван на выпускном вечере в президиуме, в самом центре, а выпускают его одного, Ивана.
Играет духовой оркестр.
Выходит директор и говорит:
– Товарищи, мы собрались сюда для того, чтобы выпустить на свободу из школы нашего лучшего ученика, выдающегося человека нашего поселка, гордость нашу – Ивана Семёнова. Всю жизнь ему не везло. Надо честно сознаться, товарищи, что мы вели себя плохо. Не жалели Ивана нисколечко. Мучили его, воспитывали, заставляли учиться, не заботились о его здоровье. Поэтому он и был самым несчастным человеком на всем белом свете. Но он взял себя в руки и совершил небывалый подвиг – за один день окончил все классы, всю школу. Да здравствует Иван Семёнов! Ура!
Тут Иван сообразил, что ведь все это показывают по телевизору, и крикнул: «Ура-а!»
Была ночь, и никто не услышал его крика.
В окно светила луна.
У Ивана сжалось сердце, когда он подумал: «А вдруг мне не удастся слетать на Луну? Вдруг какой-нибудь Колька Веткин окажется счастливчиком? Или Паша Воробьев. И уж совсем будет обидно, если я останусь на Земле, а на Луну полетит малявка Алик Соловьев!.. Нетушки! Я вас всех обскачу. С завтрашнего дня буду отличником – вот увидите. Ведь стоит только мне захотеть, и буду кем угодно!»
И опять размечтался Иван. Представьте себе: получает он сплошные пятерки. Никто его больше не ругает, не воспитывает. Все смотрят на него с уважением. Идет он по школе и слышит, как старшеклассники про него говорят:
– Это Иван Семёнов, знаменитый отличник.
Заснул Иван крепко, сладко.
Ивана будут тащить на буксире
Утром был разговор с отцом. (Ну и любят же поговорить эти взрослые! Нет чтоб просто сказать, что вел ты себя плохо, обормот ты такой – и все!)
– Скоро кончишь дурака валять? – спросил отец.
– Скоро.
– А то ведь надоело с тобой нянчиться. Понял?
– Понял.
– Тебе хоть немного стыдно?
– Стыдно.
– Немного, средне или очень?
– Очень.
– Больше не будешь?
– Нет.
И еще минут десять! Так и хочется сказать: «Да что я, маленький, что ли? Не понимаю? Все я прекрасно понимаю, но не везет мне. Я бы рад хорошо себя вести, но не получается!»
Вышел Иван на кухню, а там мама спрашивает:
– Скоро кончишь дурака валять?
– Скоро.
– А то ведь надоело с тобой нянчиться. Понял?
– Понял.
– Тебе хоть немного стыдно?
– Стыдно.
– Немного, средне или очень?
– Очень.
– Больше не будешь?
– Нет.
И еще минут десять! И когда в кухне появилась бабушка, Иван затараторил:
– Скоро кончу дурака валять, потому что тебе надоело со мной нянчиться. Мне стыдно очень. Больше не буду.
– Ненаглядный ты мой! – воскликнула бабушка. – И все-то ты понимаешь, бесценный!
Выбежав на улицу, Иван, конечно, тут же забыл обо всем, даже о том, что с сегодняшнего дня решил стать отличником.
Для него идти по улице – все равно что кино смотреть, а может, еще и интересней.
Кошку на окошке увидел – «мяу, мяу», – поздоровался.
Собака мимо бежала – «гав, гав» ей сказал.
«Kap! кар!» – ворону передразнил.
Стайку воробьев разогнал.
Взглядом проводил самолет и погудел, как мотор.
Попробовал грузовик обогнать.
Девочке подножку подставил.
Все вывески прочитал и еще складывал их, получалось интересно:
БАКАНОМ ГАСТРОЛЕЯ
Около парикмахерской в зеркале состроил себе шестьдесят четыре рожицы.
Две старушки беседовали – послушал.
Впереди лейтенант шел – Иван за ним в ногу кварталов пять прошагал.
И вдруг вспомнил: школа!
Почесал затылок, скомандовал:
– В школу бегом – марш!
Только пятки замелькали. Бежал, бежал, запыхался. Остановился, огляделся и давай хохотать – не в ту ведь сторону бежал!
– Гвардии рядовой Иван Семёнов, обратно шагом марш! Раз, два, левой! Раз, два, левой!
Кошку на окошке увидел – «мяу, мяу», – поздоровался.
Попробовал грузовик обогнать.
Собака мимо бежала – «гав, гав» ей сказал.
Три старушки спорили – послушал.
Около парикмахерской в зеркале сам себе шестнадцать раз кулак показал.
И вдруг весело стало – поплясал немного.
Пришел в школу усталый, еле дышит.
– Почему опять опоздал? – спрашивает Анна Антоновна. – Проспал?
– Нет.
– А что случилось?
– Ничего.
– Почему же опоздал?
– По улице шел и… опоздал.
– Все по улице шли, а опоздал только ты. Почему?
– Не знаю.
– Не знаешь, – с укоризной сказала Анна Антоновна. Тебе хоть немного стыдно?
– Стыдно. – Иван тяжело вздохнул. – Очень стыдно. Всем надоело со мной нянчиться. Я больше не буду.
– А мы тебе не верим! – крикнул Паша.
– Мы всем классом решили, что тебе необходим буксир, – сказала Анна Антоновна.
– Какой буксир? – удивился Иван.
– Который тебя тащить будет! – крикнул Колька.
– Куда тащить?
– Мы найдем для тебя самого лучшего ученика из четвертых классов, – объяснила Анна Антоновна. – Он поможет учиться.
– А я и без буксира могу, – с гордостью сказал Иван. – Я еще вчера решил круглым отличником стать.
Тут раздался такой хохот, что Иван тоже захохотал. И чем громче смеялись ребята, тем громче смеялся Иван.
«Собачья жизнь»
Домой из школы Иван шел один. Настроение у него было… о-хо-хо! Испортилось у него настроение. «Вот всегда так бывает, – размышлял он, – только соберешься что-нибудь хорошее сделать – помешают. Буксир какой-то выдумали! Будто я сам не могу отличником стать. Ну, дело ваше… Вы этот буксир выдумали, вы и отвечать будете».
– Здорово живем, Семёнов! – окликнул его гревшийся на солнышке дед Голова Моя Персона. – Как жизнь шпионская?
Хотел Иван с горя мимо пройти, но вспомнил, что дед – мастер рассказывать разные истории, и присел рядом.
– Что смурый такой? – продолжал расспрашивать дед. – Двоечки мучают? У меня вот тоже беда. Можно сказать, несчастный случай. Надо нам с Былхвостом работу менять. Уж где только мы с ним не работали, а отовсюду я из-за него уходил.
– А почему, дедушка?
– Друг он мой. Не важно, что пес, а важно, что друг. Не могу я его бросить. А его отовсюду вежливо просят удалиться. Собачья у него жизнь! Характер у него уж больно невозможный. Вредный, я бы сказал. С виду пес смирный, а засоня и лодырь. А вдруг вот найдет на него… ужас! Вот в кинотеатре мы с ним работали. Красота. Днем сплю, вечером кино смотрю, ночью дежурю, караулю. Так этот пес, будь он неладен, вдруг решил тоже в кино ходить. Пролезет в зал, полсеанса сидит смирно, а потом – как начнет лаять! Все с мест повскакивают, крики, а он от криков совсем одуреет и под стульями носится. Ну, привяжу я его на веревку, а он скулит, прощения просит. «Дай, – говорю, – честное собачье слово, что больше не будешь». Он мордой кивает. Отвяжу я его. И опять старая история. Пришлось нам другую работу искать. Приняли нас в аптеку. Тоже красота! А там ночью дежурная старушка сидела. Кому ночью лекарство потребуется, тот постучит, старушка проснется и выдаст лекарство. Удобно. И кто это пса научил в окно стучать? Ума не приложу. Подойдет он к окну и лапой стук-стук. Старушка просыпается, бежит открывать, а на крыльце Былхвост сидит. Улыбается, дурак. Терпела старушка, терпела и заявила начальству: «Или я, или пес!» Пошли мы новую работу искать. Вот в эту контору устроились… – дед махнул рукой и замолчал.
– Ну и что, дедушка?
– Ох… Даже и говорить страшно. Думается мне, что Былхвост лунатиком сделался.
– Лунатиком? – оживился Иван. – Это как?
– А вот так. Ночь. Тьма кромешная. Бывало, друг мой храпит вовсю. Пока есть не захочет. А сейчас ни с того ни с сего встанет и – пошел! Прямо! А глаза закрыты! Спит! – в ужасе крикнул дед. – Стоя спит! На ходу спит! Лунатик! Вот какие дела, голова моя персона.
– Так пусть он себе гуляет, дедушка.
– А вдруг его на крышу потянет? Лунатики, говорят, даже по проводам ходят.
– А почему их лунатиками называют?
– Так ведь без луны-то лунатиков не бывает, – ответил дед. – Тут все дело в луне. Она на них действует.
Ивану эта болезнь понравилась. Только не знал он: как ею заболеть?
Задумался.
И – придумал.
Вот это буксир!
После звонка с последнего урока Анна Антоновна задержала весь класс.
– Сейчас придет… – сказала она.
– Буксир! – крикнул Колька Веткин.
Приоткрылась дверь, и раздался голос:
– Можно?
– Входи, входи, – пригласила Анна Антоновна.
В класс вошла девочка.
– Буксир! – закричал Колька Веткин. – Вот это буксир, я понимаю! – И захохотал, будто Чарли Чаплина увидел.
Но больше никто не рассмеялся.
Иван втянул свою большую голову в плечи.
Дело в том, что если бы эта девочка родилась мальчиком, то из нее (то есть из него) получился бы борец или боксер самого тяжелого веса. Эта четвероклассница ростом была как семиклассница, а может быть, и больше.
Звали ее Аделаида.
Дочь крокодила
Стоял на улице киоск с вывеской «Мороженое». В киоске сидела тетя. Один зуб у тети был не простой, а золотой. Когда на него попадал солнечный луч, зуб сверкал, как прожектор.
Ребята говорили, что раньше на месте этого зуба у тети рос клык. Потом его кто-то выбил, и она вставила себе золото.
Конечно, к взрослым надо относиться с уважением. Взрослые – это, в общем, неплохие люди. Но у них есть один недостаток: они часто забывают, что в свое время сами были маленькими. Они забыли, например, что внутри каждого мальчишки вставлен моторчик. И этот моторчик вырабатывает так много энергии, что если мальчишка посидит спокойно больше чем семнадцать минут, то может взорваться. Поэтому и приходится бегать сломя голову, драться, кусаться, обзываться – только бы не взорваться!
Бывают среди взрослых и плохие люди, даже очень плохие. Это я вам говорю по секрету, и вы уж меня, пожалуйста, не выдавайте. Подрастете – сами увидите, что я прав.
Сейчас же разговор идет только о тете с золотым зубом.
Паша Воробьев назвал ее однажды крокодилом.
– Какой же она крокодил? – удивился Колька Веткин. – Крокодил – это он. А она – это она.
– Значит, крокодил женского рода, – заключил Паша.
Так тетю и стали звать.
Почему же к ней такое отношение?
Попросту говоря, тетя эта была страшная злюка. Если бы разрешили есть людей, то она в первый же день съела бы человек пять.
Ох, и злая была!
Мороженое стоит одиннадцать копеек, а вам дома дали двенадцать – гривенник и двоечку.
Вы бегом к киоску.
– Дайте мороженку!
Глаза у тети округляются, лицо наливается красной краской, и тетя кричит на весь поселок нечеловеческим голосом:
– Нету сдачи!
И тут вы хоть головой об киоск бейтесь, мороженки вы не получите. Ни за что.
И даже если вы сбегаете в ближайший магазин и разменяете деньги и принесете тете ровно одиннадцать копеек, то не думайте, что мороженка у вас в руках. Как бы не так!
Вполне может случиться, что тетя в это время жует. И на все ваши просьбы она будет кричать нечеловеческим голосом:
– У меня обед! Все люди едят, а мне нельзя?! – и еще кулаком погрозит.
А жевать она может долго. Скопится огромная очередь, а тетя жует и жует.
Наконец, все съела. Так вы думаете, что теперь получите мороженку? Вряд ли. Тетя крикнет:
– Пить захотела!
И сколько бы вы ее ни просили продать вам мороженку, тетя будет кричать, поблескивая золотым зубом:
– Все люди пьют, а мне нельзя? – И еще кулаком погрозит.
И уйдет на другой конец поселка к другому киоску, где торгуют газированной водой. Пьет тетя медленно и не меньше семи стаканов.
Я бы не стал о ней рассказывать, если бы у нее не было дочери по имени Аделаида.
Страшное условие
Вот кто она была, эта девочка, из которой получился бы боксер или борец самого тяжелого веса, если бы она родилась мальчиком.
И у нее тоже был золотой зуб на том же месте, что и у мамаши, и он тоже сверкал, как прожектор, когда на него попадал солнечный луч.
Итак, Колька крикнул:
– Вот это буксир, я понимаю. – И захохотал, будто Чарли Чаплина увидел.
Как вы помните, больше никто не рассмеялся.
Аделаида взглянула на Кольку и сказала:
– Плохо будет тому, кто обзовет меня хоть еще один раз.
И все поняли, что обзывать ее просто опасно – это вам не малявка Алик Соловьев.
– Который? – спросила Аделаида.
Все повернули головы в сторону Ивана.
– Я, – еле живой от стыда и страха, ответил он.
– Ну как? – спросила Анна Антоновна. – Согласна взять на буксир?
– Согласна. Но с одним условием.
– Каким условием? – хором спросил класс.
– Чтобы он не жаловался, – ответила Аделаида.
Иван спросил тихо:
– А чего мне жаловаться-то?
– А я стукнуть могу, – объяснила Аделаида, и ее золотой зуб сверкнул, как прожектор. – Характер у меня страшный. Разозлюсь и – стукну.
Тут Иван совсем растерялся и проговорил:
– Я бы тебе тоже стукнул с удовольствием, но с девчонками драться нельзя.
– Правильно, – согласилась Аделаида, – потому что они слабее. А со мной можно. Я сильная. Но предупреждаю: драться со мной очень опасно.
– Почему? – хором спросил класс.
– Я силы рассчитывать не умею, – сказала Аделаида, – так стукнуть могу… – она тяжело вздохнула.
– Как? – опять спросил класс.
– А так… – Аделаида показала свой большущий кулак. – Видите? Раз и – вызывайте «Скорую помощь».
Класс притих. И никто не заметил, как улыбается Анна Антоновна.
– Я не согласен, – дрожащим голосом пробормотал Иван. – Это что же получается? Буксир обязан тащить, а не бить.
– А я и не собираюсь тебя бить, – сказала Аделаида. – Если ты меня слушаться будешь, зачем мне тебя бить?
– Значит, договорились, – сказала Анна Антоновна.
Иван выдает себя за лунатика
Впереди, боязливо втянув голову в плечи, шел Иван.
За ним широко и тяжело шагала Аделаида.
А на некотором от нее расстоянии стайкой семенили ребята.
Вдруг Иван резко остановился, обернулся и радостно закричал:
– Больной ведь я!
Подошли ребята. Аделаида спросила:
– Чем ты болен?
– Лунатик я, – гордо ответил Иван. – Ночами-то я не сплю. По крышам гуляю, по столбам прыгаю, по проводам хожу. Устану, не высплюсь – какая тут может быть учеба?
Ребята смотрели на него с удивлением.
– А почему тогда не лечишься? – спросил Колька.
– Лечусь, да ничего не помогает.
– А не врешь? – спросила Аделаида.
– Можете проверить, – ответил Иван, – пожалуйста, в любую ночь выходите и проверяйте. Ребята восторженно загалдели.
– Тише, мелюзга! – прикрикнула Аделаида. – Проверим лунатика. Когда по крышам ходишь?
– Ну… часов так с двенадцати до… до самого утра! Иногда вы уже в школу идете, а я все еще по крышам скок-скок.
– А где?
– А везде. Сначала на нашу крышу влезаю. Потом прыг-прыг до клуба. Потом по проводам, по столбам!
– И не падаешь?
– Могу и упасть. Тогда уж смерть. – Иван подмигнул притихшим ребятам. – Очень серьезная болезнь.
– Вот это болезнь, я понимаю! – с завистью прошептал Колька. – А как тебе заболеть удалось?
– Не помню.
– А если тебя веревками на ночь связывать? – спросил Паша.
– Пробовали. Но я любую веревку раз и – пошел дальше.
– А цепью если?
– То же самое получается.
– Ладно, ладно, – грозно проговорила Аделаида, сверкнув золотым зубом. – Всю ночь буду за тобой смотреть. И если ты наврал… – она погрозила большущим кулаком.
– Пожалуйста, смотри, проверяй сколько тебе угодно, – храбрился Иван. – Но учти: болезнь заразная. Тут один за мной подглядывал, так теперь ночами вместе со мной по крышам скачет. Понятно?
– Никаких болезней я не боюсь, – спокойно произнесла Аделаида. – Я очень здоровая.
– Мое дело предупредить, – упавшим голосом пробормотал Иван.
– А мое дело… – Аделаида опять погрозила ему своим большущим кулаком.
И когда она скрылась за углом, Иван сквозь зубы процедил:
– Как бы я тебя на буксир не взял, крокодильская ты дочь!
Глава 4,
в которой описываются события одной ночи, а также подготовка к ней
Лунатик тренируется и чудом спасается от гибели
Если вы думаете, что Иван струсил, то ошибаетесь. Конечно, ему было не по себе, конечно, он побаивался, но отступать не собирался.
Он сидел на крыше и размышлял: «Жалко, если навернусь головой вниз. Реветь все будут, сто раз пожалеют, что такого человека погубили. Судить ведь всех будут! Ну ладно, так и быть – постараюсь не упасть. Придется для этого потренироваться.
Сказано – сделано: Иван начал тренировку.
Он пошел по гребню крыши. Дом трехэтажный, не очень и высоко, а колени трясутся.
Но если решил стать лунатиком – вперед!
Балансируя руками, Иван осторожно переставлял ноги. Глаза у него были закрыты – как будто бы кругом ночь.
Вдруг он услышал глухой хриплый рев, и в ноги ему ударилось что-то тяжелое и упругое.
Иван полетел вниз…
На мгновение открыл глаза – навстречу ему стремительно опрокидывалась земля. Все перевернулось.
Он зажмурился…
Иван катился вниз по крыше, руками нащупывая, за что бы зацепиться.
Пальцы его вцепились в водосточный желоб.
Руки от усилий онемели. Он не мог ими пошевелить. Ногами он шевелить боялся: казалось, что одно движение, и он соскользнет с крыши.
И даже лежать неподвижно и то было страшно.
«Да-а, – пронеслось в голове, – еще бы немного, и одним будущим отличником стало бы меньше».
Поднявшись на четвереньки, он вернулся на гребень крыши и сел. И тут-то увидел виновника своего падения, которое едва не кончилось гибелью, – кота Бандюгу.
Кот сидел на трубе и ехидно улыбался.
– Дурак! – крикнул ему Иван. – Ты соображаешь или нет?
– Ма-а-а, – ответил Бандюга.
– Ма-а-а, – передразнил его Иван. – Балбес! Был бы у тебя хвост, я бы тебя за него и – с крыши!
Бандюга показал ему язык, отвернулся и помахал обрубком хвоста.
«А вдруг он меня ночью так же? – испуганно подумал Иван. – Тогда – все. Надо поймать его и спрятать».
– Бандюжечка миленький, – позвал Иван ласково. – Бандитик ты мой дорогой. Ну иди сюда, разбойничек.
– Ма-а! – ответил кот, даже не посмотрев в его сторону.
– Золотой мой, бесхвостенький, иди сюда!
Но недаром кота звали Бандюгой: хорошего к себе отношения он не принимал.
– Иди сюда, а то получишь, бесхвостая твоя натура! – закричал Иван.
И тогда кот подошел.
Загремела крыша и загудела, когда Иван бросился на Бандюгу и придавил его к железу.
– Ма-а-а-а-а!
– Два-а-а-а-а-а!
Куда же его спрятать?
Поединок на чердаке
Справиться с этим ужасным котом не было никакой возможности. Он орал, будто раненый тигр, кусался и царапался.
До того оба устали, что умолкли.
– Дурак ты, – тяжело дыша, сказал Иван, – чего ты? Я тебя накормлю, бай-бай уложу, а сам лунатить пойду.
Бандюга закрыл глаза и утих. Но Иван знал его подлый характер и рук не разжимал. Так они и сидели на чердаке, пока не отдышались.
Казалось, Бандюга совсем успокоился, но едва Иван поднялся, как кот снова обезумел. Опять он орал, кусался и царапался.
И – вырвался!
С победным ревом кот ринулся вниз, в отверстие, к которому была приставлена лестница.
По дороге он сбил с ног маленькую девочку. Иван девочки не заметил, запнулся об нее и полетел кувырком, считая головой ступеньки.
Стук!
Стук!
Стук!
Стук!
Другой бы на его месте тут же умер. Но Иван столько раз в жизни падал и ударялся о твердые предметы, что для него подобный полет – ерунда. Встал он, шмыгнул носом, почесал ушибленные места и – побежал дальше.
Бегал он за Бандюгой до позднего вечера, вернулся домой еле живой от усталости, поел хорошенько и лег отдохнуть.
Впереди была трудная ночь…
Луна была большая и яркая
Предстояло сложное дело: надо было улечься спать, в двенадцать часов незаметно выскользнуть из квартиры и так же незаметно вернуться.
Особенно трудно было сделать это Аделаиде. Мамаша ее до смерти боялась жуликов. Поэтому во дворе на здоровенной цепи сидел здоровенный пес, а на двери было три висячих и четыре врезных замка, две щеколды да еще цепочка.
Окна закрывались ставнями, а ставни – замками.
Но Аделаида твердо решила сбежать.
А как выскользнуть из дома, в котором даже окна закрываются на замки?
Мамаша Аделаиды в этот вечер так ругалась с покупателями, что еле дошла до дома, хриплым голосом попросила пить, выпила семь стаканов квасу и легла. И сразу заснула.
Около двенадцати часов ночи Аделаида уже была в условленном месте – на скамейке под огромной липой напротив клуба.
Сюда пришли еще трое: Паша Воробьев, Колька Веткин и – совершенно неожиданно! – Алик Соловьев.
– Мама с папой уехали в дом отдыха, – сказал он, – я остался с бабушкой. А бабушку я легко перехитрил.
А Паша и Колька придумали так: соврали, что будто бы ночуют друг у друга.
– Смотреть в оба! – приказала Аделаида, и в лунном свете золотой зуб ее грозно поблескивал.
Луна была большая и яркая.
Смотрели, смотрели на пустые крыши, заскучали.
– А это правда, что ты его бить будешь? – спросил Алик.
– А это от него зависит, – ответила Аделаида.
Мимо прошел дед Голова Моя Персона с Былхвостом.
– Отведу я тебя, дурака, в больницу, – донеслось до ребят, – там дадут жизни. Взвоешь. Пожалеешь, что не слушался меня.
Вот уже и прохожих больше не было.
Ни одного огонька не светилось в окнах. Алик уснул сидя и во сне сладко причмокивал губами. Паша толкал его в бок, чтобы самому не заснуть. Сияла огромная луна, будто дразнила незадачливых наблюдателей.
– Лунатик несчастный, – прошептала Аделаида, – получишь ты у меня…
– Я спать хочу… – жалобно протянул Паша.
– Сахара, сахара, сахара! – во сне крикнул Алик.
– А шоколада не хочешь? – рассердилась Аделаида.
– Скоро пойдем по домам.
– По каким домам? – чуть не плача, спросил Паша.
– Я ведь у него ночую, – он показал на спящего Кольку, – а он у меня. А мы оба на улице.
– Пер-станьте! – во сне крикнул Алик, вскочил, побежал, упал и заревел что было сил.
Колька спросонья тоже закричал:
– Лампочки держите!
А Паша с испугу запел:
– Не кочегары мы, не плотники!
И тут Аделаида доказала, что если бы она родилась мальчиком, то стала бы боксером или борцом. Она стукнула Кольку по затылку и приказала:
– Цыц!
Она схватила Алика за шиворот, поставила на ноги и приказала:
– Цыц!
Паша с перепугу приказал сам себе:
– Цыц! – И замер, вытянув руки по швам, пятки вместе, носки врозь.
– То-то, – сказала Аделаида, – мелюзга несчастная. Пойдете ночевать к Алику.
– Бабушка утром пер-пугается.
– Ничего. Марш домой!
– А ты? – спросил Колька.
– Буду продолжать наблюдение.
Ребята ушли.
Луна-то была. А никакого лунатика не было…
Ну и ночка!
Иван в то время спал самым, как сказал бы Алик, пер-спокойным образом. И спал Иван потому, что устал. А устал Иван потому, что за Бандюгой гонялся. А гонялся он за Бандюгой потому, что хотел его спрятать. А спрятать его он хотел потому, что Бандюга мог помешать ему лунатить.
Устал Иван, лег отдохнуть да и уснул до утра.
Аделаида знала, что никакой он не лунатик и что вообще все это выдумки. Спорить же с Иваном бесполезно: он кого угодно переговорит и наврет столько, что не разберешь.
Надо было его уличить.
Поэтому Аделаида и сидела на скамейке под огромной липой напротив клуба. Глаза сами собой закрывались.
Вдруг она вздрогнула и едва не вскрикнула.
Прямо на нее шел пес. Поймите, не просто шел, а прямо на нее.
Аделаида не шевелилась.
Пес ткнулся влажным носом в ее колено и замер с закрытыми глазами.
Из-за угла клуба появились две фигуры и направились прямо к Аделаиде.
Впереди шагал милиционер Егорушкин, за ним вприпрыжку торопился дед Голова Моя Персона.
«Попалась, – подумала Аделаида. – Теперь мне попадет! Да еще как!»
– Вот он, лунатик! – обрадованно на всю улицу закричал дед. – Былхвост!
– А это что за особа? – удивленно спросил Егорушкин, направляя луч электрического фонарика на девочку. – Ты что здесь делаешь?
– Лунатика караулю.
– Какого еще лунатика?
И Аделаида рассказала о том, как ее попросили взять Ивана Семёнова на буксир и что из этого вышло.
– Эх, сколь лунатиков-то развелось! – воскликнул дед.
Откуда-то донеслись не то крики, не то плач…
Все прислушались.
– За мной! – приказал Егорушкин.
Выбежав за угол, они увидели Пашу, Кольку и Алика, которые брели по улице и ревели.
Увидев милиционера, ребята умолкли.
Оказалось, что бабушка Алика была глуховатой, и они не могли ни достучаться, ни дозвониться.
– Ну и ночка! – сказал Егорушкин. – Придется всех вас за нарушение общественного порядка отвести в отделение.
– Не надо-о-о-о!
– А что мне с вами делать прикажете?
– Иван во всем виноват, – прохныкал Колька, – из-за него… все случилось!
– Виновата я, – сказала Аделаида.
– Граждане! – воскликнул дед. – Спросите меня, кто виноват, отвечу. Спрашивайте!
– Кто виноват? – спросил Егорушкин.
– Я! – гордо ответил дед. – Это я, голова моя персона, про лунатиков Ивану рассказал. Значит, надоумил его. Готов понести заслуженное наказание.
– Сейчас надо решить, куда эту мелюзгу спрятать, – озабоченно проговорил Егорушкин. – Уж вы меня извините, а придется родителей будить.
Когда все разошлись, дед сказал:
– Идем, Былхвост, на дежурство. И не вздумай больше лунатика из себя строить. Кончилось мое терпение. Понял?
Утром Иван пришел в школу чуть ли не первым.
Утром
Вернее, не пришел, а прибежал. Он трусил. Очень. Даже стыдился немного. Он понимал, что теперь никто ему не поверит, сколько ни сочиняй про свою болезнь. Невезучий он человек – что поделаешь? Не нарочно же он проспал.
Одна только и была надежда, что Аделаида тоже проспала.
Тут она и подошла. И с нею ребята.
– Вчера я себя прекрасно чувствовал, – сказал Иван. – Пилюль много съел. Помогло. Всю ночь спал. Впервые за много лет. А вы?
– А мы ночью дежурили, – ответила Аделаида, – с товарищем Егорушкиным.
– А также с псом Былхвостом, – добавил Паша, – он тоже лунатик. Вроде тебя.
– Врун ты и хвастун, – сказала Аделаида. – Из-за тебя им дома, знаешь, как попало?
Ребята громко вздохнули.
– После уроков останешься, – приказала Аделаида, – начнем!
У Ивана мороз по коже пробежал.
– И правильно! – воскликнул Иван. – Еще мало попало! Да я бы вас всех за такое безобразие в милицию бы забрал! Суток на семьдесят!
– За какое такое безобразие?! – поразился Колька Веткин.
– Пер-путал ты что-то, – сказал Алик Соловьев.
– Это пер-ступников в милицию забирают.
– А может, вы и есть преступники во главе вот с этой особой. – Иван показал на Аделаиду. – Зачем к человеку пристали? – крикнул он. – Почему человеку нормально жить не даете? Почему даже ночью ему от вас покоя нет?!
– Так ведь мы… – пробормотал Паша Воробьев. – Так ведь мы ему помочь хотели!
– Не нужна ему ваша помощь ни капельки! – сказал Иван, отвернувшись. – Он жить – по-человечески хочет! Ему ночью спать надо, а вы хотите, чтобы он по крышам скакал да по проводам бегал! Не выйдет!
