Kitabı oku: «Там, где проходит лисий след»
Узы
Над Камакурой шел проливной дождь. Капли ударялись о невидимый барьер и будто исчезали, оставляя после себя паровую дымку. Смертные спешили спрятаться под широкими навесами, растянутыми над всей торговой площадью, что только—только окружила собой центральную площадь города. Деревянные палатки украшались старыми свитками, торговцы были одеты в древние одежды периода, когда Камакура начинала зарождаться, плотно укрепляясь в долгой вражде меж двумя кланами. Один из тучных мужчин, выглянув из—под плотной парчи, слегка прикрыл глаза ладонью, стараясь что—то разглядеть на темном небе. Еле заметная дымка обтекала вокруг каждой крыши, словно создавая иллюзию пустотного пузыря, скрывающего нечто удивительное.
Итами пряталась среди толпы. Крепко прижимая к груди плотный шелковый сверток, она постоянно выглядывала, надеясь как можно скорее добраться до одного из храмов, что располагался на конце города. Ощущая легкое прикосновение, Итами обернулась, пытаясь отступить от того, кто желал дотянуться до чужой души, но за спиной все исчезли, собираясь подле одной из лавок, откуда дико пахло ароматными булочками. Нервно сглотнув, девушка мотнула головой. Глубоко вдохнув и выглянув, Итами дернулась, когда прохладные капли попали на лицо.
– Дождь такой странный.
– Не уж то проделки Кицунэ? Что—то зачастили демоны в наш мир.
Прислушиваясь, Итами продолжала ощущать невесомое прикосновение к телу: то заденут щеку, вынуждая вертеть головой, то натянут одежды, выманивая на длинные улицы. Каждое действие сопровождалось тихим пением. Голос был нежен, надрываясь только на тех словах, где говорилось о спасении какой—то души, что продолжала падать низ из раза в раз. Итами не понимала, не желала слышать и понимать каждый шепот, но необычный сказ напоминал древние учения, что трактовались в древних фолиантах, запертых в молитвенных частях храма. Под общий гул смертные продолжали делиться небылицами и легендами, постоянно меняя слова или действительность, но Итами замерла, когда один из твердых голосов перебил каждого купца и торговца, вынуждая замолчать.
– Говорят, что когда идёт дождь и светит солнце – это трюк Кицунэ. Создавая дождь во время своих свадеб, они отстраняются от мира людей, дабы те не ходили на священные горы и не подсматривали за их церемониями.
Торговая площадь наполнилась шепотом. Каждый желал вмешаться, но тот, кто стоял подле одной из лавок, медленно перебирая пальцами ткани, внушал дикий, совершенно необузданный страх. Враждебно настроенный мужчина лукаво ухмыльнулся, когда ощутил пристальный взгляд светлой души, что верила и знала истину. В его зрачках появился блеск, а затем они изменились, более не походя на человеческие. Гром прогремел неожиданно. Дернувшись, Итами не сводя взгляда с незнакомца, прикрыла рот рукой, когда его тень изменилась, становясь похожей на лисью.
Глубоко вдохнув, девушка вышла из—под парчового навеса, стараясь прогнать демонический лик, застывший перед глазами. В храме учили, что от демонов нужно держаться как можно дальше. Их сладкие песни и речи способны изничтожить стойкий дух, вытащить все эмоции без остатка, оставляя сосуд для пропитания. Каждый раз, когда Итами покидала дом, наставник давал ей тканевый талисман, наполненный ароматными благовониями. «Он способен отогнать нечестивых», – поговаривал монах, всякий раз проверяя наличие оберега у ученицы. Подчиняясь, не смея проявлять не уважение, девушка отодвигала край широкой горловины фиолетового кимоно. Прикалывая туда тонкую ниточку, Итами глубоко вдыхала терпкую полынь, что смешивалась с ядовитой сладостью кассии коричной. Она запомнила этот запах. Так пахли те, кто оставил её подле храма после рождения.
Широкая тропа устремлялась ввысь. Широкие стволы деревьев даже не прогибались от сильного ветра, изредка сбрасывая желтую листву. Итами постоянно оглядывалась, когда голоса в голове усиливались, а слова песни становиться понятнее:
– По лесной тропинке иди,
И следуй за лисьей тенью.
Сквозь заросли и густой плющ,
Душу лиса спаси скорее.
Застыв, Итами глубоко вдохнула и прикрыла глаза. Стараясь сконцентрироваться на услышанном, она вытянула правую руку, стараясь ухватиться за невидимый сяку, с которым постоянно ходил учитель. Древко в его руках было шершавым, где—то были заметны алые пятна, что въелись в основание орудия, способного защитить от жителей Йоми. Очерчивая пальцами каждый изгиб веера, который получался из сяку, Итами выдохнула, открывая глаза. Пред ней появилась синяя нить, вокруг которой витали синие огни. На тропе постепенно прорисовывались следы ног, что с каждым шагом изменялись, становясь похожими на отпечатки лап. Сверток с тканями выпал из рук девушки. Она завороженно следовала за каждым отблеском нити, что становилась толще, а огни расступались, собираясь в две души, имеющие нечто подобие рук. От их пальцев исходили искры, за ними оставался паровой шлейф, когда демоны, замерев перед завесой, распахнули её плотный купол, позволяя смертной ступить на священную землю, где лисий след резко обрывался.
Высокие каменные лестницы подсвечивались душами, лепестки сакуры указывали на самый верх, где еле—еле светили солнечные лучи, с трудом пробиваясь через завесу. Итами, ведомая песнями, продолжала идти, стараясь как можно аккуратнее ступать на пустоты, не смея портить чужой труд. Её простые одежды менялись: фиолетовое кимоно растворилось в облаке, обнажая тонкое девичье тело, дабы украсить его белоснежным сиромуку; на голове образовалась белая шапка ватабоси, что прикрывала невидимой вуалью лицо Итами, не позволяя никому разглядеть лик той, что шествовала к храму в окружении маленьких Они.
Сделав последний шаг, Итами пересекла грань между мирами, ступая в чужие владения. Небольшой древний храм располагался среди высоких деревьев персика, что цвел и не смел сбрасывать листьев. Вокруг деревянной тории постепенно собирались синие огоньки, освещающие не только путь, но и каждый из залов, разделенных бумажной перегородкой по середине храма. Подле входа стоял высокий мужчина. Его черное хаори было завязано поверх белого кимоно, такие же черные хакама туго перевязаны поясом, на котором закреплены ножны. Присмотревшись, Итами разглядела рукоять, перевязанную синей лентой, которую крепко сжимал мужчина. Он не смел повернуться, дабы не нарушить процессию своим грубым поведением.
Невысокий демон возник перед девушкой, не позволяя ей не проронить ни слова, прикладывая палец к своим губам. Последняя капля дождя, упавшая с купола, застыла в воздухе. Образовывая сферу, вода накапливала энергию, что мерно растекалась не только по всему храму, но и земле, воздуху и огню, позволяя завершить круговорот элементов, создавая единый союз. Красная нить упала в вытянутые мужские руки, в миг плотно схватившие тонкий шелк. Итами опустила взгляд, когда разглядела на земле тень мужчины: восемь длинных хвостов появлялись один за другим, лисьи уши словно собирались из густых темных волос, а на пальцах появились острые когти. Кицунэ обернулся с опущенной головой. Демон, приблизившись к лису, крепко взяла его за руку, вынуждая следовать и подчиняться каждому действу. Итами ощущала, что её опутывали оковы, она пыталась выбраться и сбежать, но с приближением демонов она теряла веру в силы, боле не в силах сопротивляться сладким пениям. За мужчиной оставался лисий след. Точно такой же, за которым следовала Итами, прежде чем потерять рассудок и, возможно, отдать свою душу царству Йоми.
– Вытяни руку, дитя.
Голос демона был нежный и спокойный, позволяя расслабиться, а пелене на глазах полностью закрыть взор. Подчиняясь, Итами аккурат вытянула правую руку, показывая демонам только кончики пальцев. Отпустив мужчину, демон встала между двумя душами, перехватывая красную нить. Натягивая и удлиняя её, Кицунэ резко выпустила нить из рук, заставляя ту парить в воздухе, обвивая тела, опутывая каждую часть внутри и снаружи, скрепляя тем самым союз. Мужчина вытянул руку, позволяя судьбе закрепиться на нем. С мизинца начала стекать кровь, капли которой отделялись от кожи, воспаряя перед невестой. Итами приоткрыла рот, когда кровь проникла к ней через вуаль, попадая на язык. По телу разливался жар, хотелось испить ледяной воды из темидзуи, что располагалась подле входа в её храме. В висках ощущалась пульсация, когда нить плотно сжала мизинец, в миг исчезая и оставаясь заметным следом: лисий хвост обвивал весь палец и не исчезал, когда свадебный ритуал завершился.
– Теперь вы связаны на долгие века. Открой вуаль и позволь супруге войти в дом твой, Акуто.
Кивнув, мужчина подошел близ девушки, аккурат поддевая невидимую ткань. Дурман спадал с Итами, и та начала видеть. Разглядев демона лиса, она дернулась, отбивая руку и не позволяя дотронуться до себя. Не понимая происходящего, Акуто ловко перехватил чужую руку, дергая на себя. Ткань разрушилась, открывая демонам лик смертной. Дождь прекратил идти над храмом и Камакурой, демонический вид испарился с тела Акуто, когда тот выпустил девушку, вынуждая ту пасть на земь.
– Смертная?
– Господин, я не понимаю.
Повернувшись к Кицунэ, мужчина крепко сжал одежды на её груди, вынуждая от страха прикрыть глаза.
– Чиё, ты должна была привести ко мне Рин. Скажи, от чего я вижу смертную и заключаю с ней священный союз?
Кицунэ не знала ответа. Совершенно не понимая, как эта душа оказалась на их горе, демон приоткрыла один глаз, ощущая гнев и злобу господина. Тяжело выдохнув, Акуто отпустил лису, позволяя той пасть на колени, прижимая лоб к земле.
Акуто желал изничтожить смертную, то и дело дергаясь в её сторону, но тут же замирая, когда ощущал пульсацию на пальце, что не позволяла поднять руки. Демон взревел. Достав катану из ножен, он ринулся в глубь леса и исчез, оставляя Итами и Чиё одних. Не зная, как сделать вдох, Итами судорожно перевела взгляд на лису. Продолжая стоять, Чиё выпрямилась, когда прекратила ощущать огромные всплески энергии, что оставлял после себя господин. Судорожно выдохнув, она стерла испарину со лба и, повернувшись к смертной, широко улыбнулась, меняясь на глазах.
– Добро пожаловать в ваш новый дом, госпожа.
Лис громко смеялся, продолжая внимательно слушать ту, что совсем недавно оказалась в храме его младшего брата, который постоянно пропадал с восходом солнца и возвращался, когда загорались синие фонари, окружающие храм с каждой стороны. Стирая выступившую слезу, Куро не сразу заметил, насколько сильно смутил смертную, облаченную в свое привычное фиолетовое кимоно. Отказываясь от здешних правил, Итами продолжала настаивать на своем возвращении обратно, постоянно следуя за Акуто, пока тот не исчезает в плотной дымке, оставляя после себя легкий запах трав и цветов. Тогда, пожимая плечами, смертная садилась на невысокие ступени. Подминая под себя подол одежд, Итами старалась дожидаться возвращения лиса, но тот, окутывая её шаткое сознание грёзами, вынуждал впадать в долгий сон, постоянно забывая о том, где находилась.
– И что теперь, Итами?
– Господин Куро, вы ведь старший лис, а ведете себя хуже Акуто.
Вскинув бровь и выпрямившись, лис скрестил руки на груди, опираясь спиной о стену. Внимательно смотря на смертную, демон продолжал восхищаться тем, как его брат не заметил такого удушающего запаха полыни, что исходил не только из одежд, но и от тела, волос. Всё нутро и душа Итами были полностью пропитаны священными травами, которые постоянно выращивали храмы Камакуры.
Куро являлся старшим лисом при храме Аманава Симмэй. Постоянно посещая божественный пантеон, демон не был частым гостем подле брата, не любил узнавать о проблемах, появляющихся из—за его скверного характера. Всё нутро Акуто пропитано тьмой, что отталкивала от себя каждого, кто некогда желал сблизиться с величественным лисом. Акуто служил опорой для Аманавы, стал центром сил и поддерживал своей энергией шаткое здание, что не раз пытался отремонтировать, но постоянно впадая в гнев, лис разрушал священные храмы, уничтожал низших демонов, прислуживающих подле. Это чувство стало лучшим спутником в долгой жизни младшего лиса, вынуждая того закрываться в себе, прятаться не только от верхнего мира, но и от нижнего, полностью игнорируя Владыку Йоми.
– И что у нас здесь?
Дернувшись, Итами выронила из руки лист бумаги, полностью исписанный древними сутрами. Нагнувшись, лис поднял записи, с непониманием смотря то на них, то на смертную, знающую древний язык. Выдохнув, Куро создал в руке красное пламя, стараясь как можно скорее избавиться от того, что вынуждало напрягаться. Желая защититься, пламя обхватило бумагу, не оставляя пепла.
– Никогда не пиши их здесь, Итами.
– Вы держите меня здесь несколько месяцев, господин Куро. Не позволяете вернуться домой, в Камакуру. Я даже не смею ступить в лес.
– Я думаю о твоей сохранности, дитя. Смертная, что стала супругой сильнейшего лиса подле священной Камакуры. Слишком много демонов знает о своем существовании.
– У господина Акуто есть враги?
Вскинув бровь, Итами села на постели, подпирая подбородок кулаком. Она уже привыкла к тому, что пробуждалась с появлением легкого ветра, проникающего в покои через открытые окна, – приходил старший лис, которого необходимо было встретить с ароматным чаем и бутылью с сакэ. Всегда тяжело вставая, Итами сонно потирала глаза, осматривалась и осознавала, что стала узницей в чужом доме. Возможно, где—то там учитель долго и безутешно искал её, постоянно думая о падении души. Девушка усмехалась, когда вспоминала о том, насколько беспечно поддалась сладким песням демона лиса, пленившего нитями судьбы. Постоянно поглядывая на мизинец, Итами не понимала, как смертный и демон способны заключить союз. Почему Ками позволяли произойти такому и отчего старший лис так отчаянно охранял Аманаву, окружая только лишь храм пламенным куполом. Постоянно дотрагиваясь до барьера и обжигаясь, Итами хмурилась, безуспешно пытаясь испариться с этой горы.
Итами видела, как отмахнулся, но всё же напрягся Куро, который перевел взгляд на открытое окно. Подле леса блуждали синие огоньки, постепенно возвращаясь в бумажные фонари. Чиё, что являлась смотрительницей храма, расставляла свечи подле тропы, зажигала благовония, втыкая кончик в твердую землю. Постукивая пальцами по щеке, лис постепенно менялся, сбрасывая смертную оболочку, становясь самим собой: за его спиной были массивные девять хвостов, уши постепенно образовывались из его волос, а зрачки сузились. Клыки слегка выпирали из—за губ, а острые когти царапали гладкую кожу, позволяя кровь медленно стекать по лицу. Начиналось время теней. Тех, кто мог пересекать невидимую черту и охотиться за смертными, что не знали одной истины:
– Нельзя покидать дома своего, когда наступает время средней крысы.
Куро довольно кивнул. Поднявшись и поправив одежды, лис собрал длинные волосы в высокий хвост. Он собирался отбыть до утра, не желая встречаться со злым и безутешным братом. Слегка склонив голову, старший лис исчез до того, как пламя свечей содрогнулось, а здешний господин твердо ступил на священные земли. Итами ощутила, как стало трудно дышать. Поднявшись, она покинула комнату и, встав подле входа в храм, низко склонилась, не позволяя господину заглянуть в её душу.
Акуто дернул рукой, заставляя кровь стечь с его орудия, окрашивая землю, туша пламя и развеивания благовония. Чиё протянула господину влажные полотенца, указала на двери, стараясь говорить как можно спокойнее.
– Добро пожаловать домой, господин.
– Сегодня барьер не дрогнул. Смертная испустила дух свой?
– Вы ведь ощутили бы это, господин.
Фыркая, лис сжал пульсирующий мизинец, и стерев черную кровь с лица, сжег полотенца, оставляя катану подле ступеней. Замерев с вытянутой рукой, Акуто облизнул пересохшие губы. Смертная всегда встречала его с опущенной головой. Словно боясь заглянуть в его глаза, она постоянно одергивалась, когда горячие пальцы дотрагивались до ледяной кожи. Смертная стала для него чем—то непонятным. Словно поймав диковинку, лис заключил её в клетку, с радостью наблюдая, как душа стремилась вырваться из оков. Акуто громко смеялся, когда смертная молила о спасении, – то были первые месяца их совместного проживания. Но затем, когда Итами поняла и приняла своё заключение, она начала неистово злить, становясь желанной жертвой, над шеей которой постоянно мелькало острие катаны.
Отодвинув старые двери, Акуто не удивился, видя Итами в привычном поклоне, который, как ему казалось, был больше надменным, чем искренним. Ненавидя и желая разорвать связь со смертной, лис исчезал, пытаясь быть как можно дальше. Становилось нестерпимо тошно от одного только взгляда в сторону простой души, в которой не было ни капли той силы, что существовала в его мире. Пройдя мимо Итами, Акуто поманил её за собой, приглашая в покои для разговора. Смертная продолжила стоять неподвижно, когда лис с силой сжал дерево, что немного треснуло под его ладонью.
– Я попросил следовать за мной, смертная.
– Вы махнули мне, как скоту.
– Ты просто пустой сосуд, не смей порочить животных, которые являются священными.
Сжав руки, Итами сдерживала гнев. Вспоминая учения и наставления, она делала глубокий вдох, а затем медленно выдыхала, стараясь не слушать жесткий голос.
– Я всё ещё жду, смертная.
– Тогда не смею задерживать вас.
Повернувшись к двери в свои покои спиной, Итами не осмелилась оборачиваться к демону, дабы тот не пронзил тело рукой или клинком. Когда дверь перед ней закрылась, смертная выдохнула и осела на пол, ощущая мощный всплеск, слыша громкие крики и треск дерева, части которого ударились о стены, пронзая тонкие бумаги. Итами крепко обняла себя, дергалась от каждого слова, пока лис не затих. Падая на постели, Акуто прикрыл глаза ладонью, стараясь контролировать злость, постепенно окутывающую его душу. Не понимая, почему не отпустит смертную, демон то и дело наблюдал за ней, когда та впадала в дрему. Её тонкие пальцы дергались, крепко сжимая тонкие покрывала. Тело вздрагивало, а по лицу стекала испарина. С того дня, как Акуто запер Итами в храме, той снились кошмары.
Раскрыв ладонь, демон создал синее пламя, опутывающее его пальцы, согревающее и так разгоряченное тело. В такие моменты Акуто вспоминал, насколько ледяной была смертная. Постоянно кутаясь в свои одежды, не желая принимать дары от лиса, Итами начинала хворать, но еле заметные огоньки согревали продрогшее тело, позволяя душе излечиваться от любого недуга. Пламя постепенно отделялось, создавая искры, озаряя темную комнату ярким светом. Смертная могла выдохнуть и расслабиться. Господин потерял интерес к разговору и вернул покой в свою душу. Поднявшись и отряхнувшись от пыли, Итами села за стол, пододвигая к себе старую кисть и плотные чернила. Куро принес это на третий месяц пребывания в Аманаве. Тогда смертная желала испепелить себя, изничтожить каждый волосок, но всякий раз, когда над рукой появлялось пламя, мизинец начинал пульсировать. Тело сковывало, вынуждая пасть на земь от острой боли. Итами не знала, что в порывы слабости причиняла боль не только себе.
Медленно натирая чернила, смертная переводила взгляд на дыру, что образовалась в стене. Она могла разглядеть движения демона, то, насколько грациозно двигался лис, когда игрался с собственным пламенем, что отражало его душу. В такие моменты Итами осознавала, насколько одинок хранитель храма. Положив руки на стол и опираясь о них щекой, Итами прикрыла глаза. Хотелось расслабиться, вновь ощутить себя под защитой монахов, с которыми жила Итами вот уже двадцать лет. Никогда не желая узнавать о том, кем были родители. Для неё не были важны корни и традиции тех, кто дал жизнь. Главное, насколько чисты помыслы монахов, как сильно полюбил её учитель и то, как долго воспитывалась эта душа.
Лис почуял безмятежность. Она всегда пахла кассией, полностью перебивая терпкость полыни. Скинув испачканные одежды, демон накинул на обнаженное тело тонкие халаты, туго затягивая те поясом. Черные одежды выделялись на фоне бледной кожи и синего пламени. Покинув свои покои, Акуто осторожно дошел до покоев смертной, пересекая черту, которую старательно воздвигала Итами. Он растворился в дымке и оказался подле смертной, беспечно уснувшей за рабочим столом. Демон лис старался игнорировать требования и желания Итами, посылая Чиё для воплощения чужих просьб. Стараясь отдаляться и не протягивать руку в сторону простых сосудов, которые ни на что не были годны. Усмехнувшись, Акуто подул на пламя, заставляя то отделиться от огромного сгустка. Искра кружила вокруг ледяного тела, позволяя смертной расслабиться. Лис впервые за несколько месяцев увидел улыбку и умиротворение на лице Итами, ощущая что—то непонятное на душе. Дернувшись, демон исчез из покоев и оказался на улице. Высокие и длинные ветви деревьев прогибались от ветра, пламя свечей давно потухло, а благовония всё ещё истончали тонкие ароматы женьшеня. Глубоко вдохнув, Акуто сел на земь, подгибая под себя ноги. Пытаясь успокоиться, лис не дернулся, ощущая позади мощную ауру, что постоянно источал его старший брат, что являлся перед ним не просто.
– Брат.
– Доброго здравия, Куро.
– Как долго ты ещё будешь пугать и держать эту душу?
– Но ведь тебе интересно с ней? Как я могу избавить старшего брата от такой прекрасной зверушки.
Топнув, Куро создал вокруг себя красное пламя. Лис не любил слышать от демонов такого отношения к смертным, пытаясь сохранять с каждым миром нейтральные отношения. Акуто усмехнулся.
– Ежели тебе так интересна эта душа – бери.
– Прекрати это, Акуто. Я пришел сюда не для этого.
– Не томи или ступай, брат.
– Демоны говорят, что в одном из храмов пропал монах, которого обучали древнему искусству.
Открыв глаза и обернувшись, Акуто с непониманием смотрел на старшего лиса.
– Но ведь его потомок пал в древние времена. Кто смел принести в мир смертных это учение?
Пожав плечами, Куро сел на деревянные ступени. Смотря на ночное небо, усеянное миллиардами звезд, лис словно не желал рассказывать младшему что—то. Ощущая злобу, хранитель храма громко простонал, падая спиной на землю.
– Я сдаюсь, Куро. Ты победил.
– Не понимаю о чем ты, брат. Но, поверь, Йоми, Майор Ками и Котоамацуками в таком же неведенье. И, ещё.
Ощущая напряжение старшего, Акуто нервно сглотнул, когда красное пламя вспыхнуло настолько сильно, что опалило верхушки деревьев, вынуждая гореть те в вечном пламени.
– Я не очень доволен твоим поведением, младший брат. Но даже это не столь важно, как возвращение твоего старого друга.
– Которого из, Куро?
– Именно это ты и выяснишь. Не забывай, брат, что я все таки представитель нашего храма и обязан подчиняться воле двух миров.
Фыркнув, Акуто отмахнулся. Он пытался понять, кто мог заставить демона говорить и быть столь серьезным, упоминая не только Майор Ками, но и Котоамацуками. Поняв, о ком шла речь, Акуто дернулся и осел.
– Он в Камакуре?
