Kitabı oku: «Там, где проходит лисий след», sayfa 3

Храм Исияма и лисье пламя

Храм Исияма и лисье пламя

Акуто пытался контролировать эмоции, рвущиеся наружу, но Рокурокуби, завидел смертных, что пытались протиснуться в узкие проулки. Длинная шея двинулась в сторону, широкая пасть разинулась как можно сильнее, а с острых зубов скатывался смрад. Миазмы скапливались на теле демона, создавали пустотные мешочки, наполнявшиеся желчью. Демон почти добрался до душ, отчаянно желающих спастись. Итами с трудом обхватила тело демона и, упираясь ногам в землю, потянула его на себя, вынуждая пасть. Тяжело ударяясь об осколки, Рокурокуби взревел. Одежда на нем разрывалась на части, обнажая изувеченное тело, полностью покрытое пустотными глазницами. Смертная из последних сил удерживала себя на ногах, пока Акуто, приблизившись к раскрытой пасти, занес руки для удара. Демон взревел. Звуковая волна оттолкнула от себя лиса и смертную, вынуждая тех тяжело удариться о здания. Камакура начинала просыпаться. Свет в окнах загорался с каждой минутой, все желали узнать о происходящем на улице, Итами и Акуто нахмурились. Понимая, что смертные не должны настолько тесно общаться с их миром, они переглянулись и кивнули, словно понимая друг друга без слов.

Достав четыре талисмана, смертная расположила их на каждом из полюсов, сев на землю в центр. Прижав к губам указательный и средний палец Итами глубоко вдохнула. Северный талисман воспарил. Темная нечистотная полуночная аура скапливалась на кончиках вытянутой бумаги. Восточный восход горел блекло, немного излучая свет концами, соединяя северную часть со своей. Южный полдень воссиял ярче солнца, очищая своим светом брата, напротив, борясь со скверной, соединяясь с восходом. Западный закат убаюкивал бушующую ауру, придавал блеск югу, полируя север. Четыре луча воссоединились в теле Оммёдо. Концентрируясь, Итами вытянула пальцы вперед, сквозь тьму пробираясь сутрой. Её голос звучал тихо, изредка меняясь высокой тональностью, когда звучали божественные имена. Переведя взгляд на изумленного лиса, смертная сплюнула кровь перед собой, привлекая внимание демона. Рокурокуби, ощутив знакомую ауру, прижал голову к земле и, прикрыв глаза, отступил, не позволяя силе Оммёдо изничтожить тело его. Акуто продолжал молча смотреть на ту, с кем заключил брачный союз. Вынужденные движения на века скрепили его жизнь с той, в чьих возможностях испепелить его темный нрав. Лис отступил, когда мизинец неприятно дернуло. Синие огоньки пламени будто обняли своего господина, унося того обратно в храм, подальше от смертной, из—за которой душа рвалась и металась.

Средний заяц явил лик свой спустя несколько часов. Сидя вокруг обожженных талисманов, Итами села удобнее и, обняв ноги, выдохнула. Жители Камакуры, одурманенные сутрой, вернулись в постели и продолжали спать, дабы не вовлечь души свои в новые беды, что постепенно надвигались на этот город. Оммёдо помнила учения, старалась не забывать о прошлом, где пало множество душ, которых отчаянно пыталась спасти один сильнейший мастер, способная подчинить воле своей Великую Каруру. Приподняв руку, Итами рассматривала свадебный отпечаток. Он постепенно проникал в кожу, где—то было не видно узоров, но то странное, что происходило с ней – пугало. Отторжение постепенно менялось сочувствием. Понимая, что рано или поздно Акуто узнает о том, кто она, Итами верила, что это поможет им найти способ разорвать прочные узы. Однако желание спасти потерянную душу брало верх.

За горизонтом постепенно появлялись солнечные лучи. С каждым пройденным часом Камакура пробуждалась от терпкого сна, ощущая неприятное жжение на глазах. Купцы и торговцы, что прибыли из других городов, возвращались к своим лавкам, где было полное изобилие товаров. Старые купцы пытались выторговать что—то необычное из древней утвари, ушлые торговцы отказывались и дурили народ. Каждый смертный мог сегодня попрощаться со спокойной и размеренной жизнью, но благодаря старшему лису, что вернул Итами в храм – город продолжает стоять на ногах. Где—то скапливались частицы миазм, но незаметные, для простого взгляда лисы, затаптывали пушистыми лапами чернь, пропитывая ей свои тела. Талисман призыва сгнил от обилия скверны. Шикигами исчезли, когда настало время дракона. Тяжело поднявшись и отряхнувшись, Итами стрела почти застывшие капли крови, желая как можно скорее оказаться в постели. До храма идти долго. С трудом удерживая себя на ногах, мастер Оммёдо дергала головой, стараясь прогнать тонкую пелену с глаз. Руки подрагивали от перенапряжения. Шаркая ногами, Итами всё чаще запиналась о себя или о камни, почти падая, но тут же хватаясь за длинные ветви деревьев. Дыхание участилось, в голове ощущались сильные пульсации. Смертной хотелось испить ледяных вод тэмидзуи. Опоясывающая боль сковала движение, вынуждая Оммёдо осесть, обвивая руками живот. Она вдохнула слишком много миазм после того, как прекратила ежедневные молитвы и очищения. Организм не справлялся со скверной, что выходила наружу плотной жидкостью. Прошипев, Итами через силу поднялась, продолжая идти. Перед плывущим взглядом возникали следы, что менялись с каждой минутой, становясь похожими на лисий отпечаток. Ухмыльнувшись, она осознала, что ненароком свернула не в ту сторону, сходя с праведного пути, ведущего в Исияму. Барьер, что запрещал ей покинуть Аманаву, исчез и боле не появлялся, Итами смогла разглядеть Чиё, заботливо собирающую травы. Кицунэ обернулась на шорох и, завидев смертную, не двинулась, пока тело не упало.

Синее пламя медленно витало в воздухе. Казалось, что сотня маленьких светлячков окружила широкую постель и тело той, что вернулась в храм. С недоумением осматривая смертную, братья то и дело вздрагивали, когда с уст её срывались отрывки сутры. Их демоническое нутро откликалось на зов, желало защищаться до последнего, но лисы, взяв себя в руки, отошли подальше от постели. Сев на стул и скрестив руки, Акуто разделял эмоции брата: удивление сменялось злостью, а злость постепенно перетекала в непонимание. Как столь хрупкое тело способно выдерживать многочисленные тренировки, сражаться с жителями Йоми но, самое главное, удерживать внутренний свет. То, что поддерживало в Итами жизнь – было ярким, будто бы мягкое облако, энергия мерно протекала по всему телу, теплая аура оберегала и воодушевляла. Эта смертная способна вести за собой, направлять воина или душу, наставляя тех на праведный путь. Акуто вдруг подумалось, что злосчастная судьба решила, что он должен исправиться.

– Куро, как давно ты узнал?

– Думаешь, я бы врал тебе, брат? Хотя, я начал подозревать что—то неладное, когда завидел сутры на её столе.

– И молча уходил всякий раз, оставляя меня наедине с Оммёдо.

Красное пламя вспыхнуло за страшим лисом. Ощущая враждебность от брата, Куро не желал уступать тому просто так, веруя, что поступал правильно. Зная их сущность, но не причиняя вреда, мастер Оммёдо самостоятельно вернулась в их храм. Пришла не в Исияму, где её всегда оберегали, но не защищали, отправляя сражаться с кровожадными демонами. А пришла в Аманаву, где под одной крышей жили три демона, два из которых знались самыми сильными, что жили в среднем мире. Умерив пыл, Акуто расслабился. Всё ещё ощущая боль и слабость во всем теле, он даже не представлял, насколько сильным и мощным было древнее заклинание.

– Ты что—то видел, Акуто?

– Скажи, каковы шансы спуститься в Йоми вместе с ней?

Дернув младшего лиса за плечо, Куро не знал, как ответить или правильно подобрать слова. Он знал, что его брат не такой глупый, каким его считали Боги из Майор Ками, но услышанное изумило.

– Не заставляй веровать, что старшие Боги правы. Зачем ей спускать? Что она должна найти там, где тело смертного просто изничтожится.

– Каждый в трех мирах знает, что нынешний Владыка был из среднего мира. Возможно, эта смертная сможет закрыть проходы в Йоми.

– Думаешь, Майор Ками позволит? А Котоамацуками? Акуто, не просто так они позволяют вратам Йоми быть открытыми.

– Так ты что—то знаешь и скрываешь, хитрый лис.

Перехватив руку брата и дернув его, Акуто заставил Куро упасть на пол. Придавив старшего появившимся хвостами, лис довольно ухмыльнулся, подминая щеку. Он любил соревноваться с братом, в детстве ждал, когда он вернется, дабы сразиться и пасть, громко смеясь. Принимая поражение, Куро всегда трепал Акуто по волосам, но братья росли, а века менялись, вынуждая демонов подстраиваться под новые мировые устои. Каждый из трех миров желал большего, чем мог иметь: Верховные Боги – больше почитателей, смертные – обучения и отстранения от необычного, а Йоми насыщения. Демоны всегда были голодны, мечтали о пропитании, будучи запертыми многие века. Последний раз, когда врата демонов были открыты – Камакура и большая часть Ашихары почти пали. Смелые воины Оммёдо смогли уничтожить полчище демонов. Об этом ходил сказ. Передаваясь из уст в уста, демоны не желали забывать поражения, мечтая вернуть прежнюю силу и власть.

Тело Итами дернулось, и Акуто отстранился от брата. Озноб пронзил лиса, заставил крепко сжать ножку стула, пытаясь справиться с отторжением миазм. Неокрепшее тело не желало справляться самостоятельно. Дотронувшись до брата, Куро одернул руку. Вечно горящее тело вмиг стало ледяным. Лисий огонь не мог полностью защищать господина, отделяясь от него легкими клубнями.

– Мы должны вернуть её в Исияму.

– Ты. Я не желаю видеть ту, из—за кого я становлюсь таким слабым. Куро, унеси и не позволяй ей более переступать грань между храмом и Камакурой. Я запрещаю этой смертной являться в мои владения.

– Как скажешь, Хранитель.

Удобнее перехватив обнаженное тело смертной, Куро не позволял себе вольности, стыдливо отводя взгляд, стараясь привлечь внимание младшего. Акуто прикрыл глаза. Подняв упавшую простынь, он накинул её на тело, непроизвольно касаясь кожи. Хвосты и уши дернулись от того, насколько непривычно горяча была смертная, от которой единственное, что исходило – знойный холод, ужасно дополняющий его бушующее пламя.

Сохэй с облегчением выдохнул, когда пред ним возникло алое пламя и старший лис, крепко прижимая к себе Оммёдо, ступил в храм. Передавая горячее тело, Куро склонил голову, пытаясь не смотреть монаху в глаза, пытаясь поведать всё, что произошло и было услышано от брата. Сражение с Рокурокуби отняло слишком много сил, но даже демоны не понимали, как Итами могла сбиться с пути. Словно что—то постоянно тянуло её в сторону того, с кем крепко накрепко соединена союзом. Кивнув, Сохэй просил лиса следовать за ним как можно тише. Каждый из юных Оммёдо не должны были вновь встречаться лицом к лицу с демоном, теряя рассудок, тратя свет души на очищение от скверной души.

Внутренние покои менялись, свет за спинами постепенно мерк и лис создал небольшой клубень пламени, подсвечивая Сохэю путь. Монах замер на месте, когда перед ними появились старые двери, полностью усеянные следами от острых когтей. Звук пропал, когда за смертным и демоном закрылась дверь. Пламя потухло и более не загоралось. Куро начал нервничать, но почему—то подчинялся каждому жесту. Сохэй внушал доверие и немного страха, но всё это померкло, когда пред лисом разгорелся мощный огонь, жар которого лис знал не по наслышке.

– Откуда это здесь?

Голос демона разносился эхом. Положив тело ученицы на пол и скинув ненужные покрывала, Сохэй указал лису на место подле себя.

– Почему не явился тот, кто связан с ней?

– Младший брат не желает видеть смертную. Она делает его слабым и живым. Он не привык ощущать столько эмоций. Месяца, что они провели вместе – немного изменили его. Раньше, когда Акуто возвращался в храм, он запирался в покоях, успевав взять несколько сосудов с сакэ.

– Отчего же демон стал таким? Ведь, как я знаю, вы давно живете на землях Ашихары.

– Я не могу поведать, достопочтимый Сохэй. Эта жизнь Акуто, и только он вправе рассказывать о ней. Но, все же позвольте, откуда у вас пламя Каруры?

Усмехнувшись, монах протянул руку, аккуратно огибая пальцами языки пламени.

– Все вы знаете историю Камакуры и должны помнить, что второй мастер Оммёдо, после Великого Абэ—но, смог подчинить себе мощь Каруры. Это было мое названное дитя, демон лис.

Больше не проронив ни слова, Куро кивнул. Он услышал достаточно. Узнал то, чего не следовало, мысленно обещая сохранить тайну почившего клана Кудзё, воспоминания которого закончились на Айко. Мори глубоко вдохнул, когда положил ладонь на живот и лоб ученицы. Стараясь аккуратно двигать руками, он постепенно вычерчивал круг энергии, что мерно текли в каждом живом существе. Синяя аура, что отделялась от Итами, постепенно угасала, а пожирающее пламя поглощалось более могущественным. Тем, что некогда вознеслось над землями, разрушая плотные тела демонов, не оставляя от них ни следа. Нутро Куро дрожало. Лис ощущал каждым кончиком меха, насколько велика сила Каруры. Он начинал восхищаться, желал узнать всю историю потерянного клана и, если бы только мог, то оказался бы в тот тягостный период Камакуры.

Движения Сохэя были резкими. То поднимая ладони, то резко опуская, он тихо зачитывал сутру, точно зная, что демон может услышать и ответить жестокостью. Не желая причинять вреда столь необычному существу, Мори возложил на тело Итами несколько талисманов. От рук его постепенно исходило тепло и свет.

– Я твой проводник в мир смертных, покуда душа и тело твое увязли в тени. Поднимись и подчинись власти моей, дитя. Оставь чужеродную силу за пределами этого храма, где долгие века поддерживалось и сохранялось священное пламя Каруры. Омойся в ледяных реках тэмидзуи, открой глаза и увидь сей прекрасный, но жестокий мир, мастер. Ты есть земля, ты есть непокорные реки, а он бушующее пламя, что поддерживается ветром. Встань, мастер.

С каждым словом голос Мори затихал. Талисманы стали светиться ярко, собирали остатки миазм, пока Итами не дернулась. Глубоко вдыхая, она осматривалась и не понимала, где находилась. Вспоминая, что слышала голоса братьев, смертная думала, что оказалась в храме Аманава, но завидев учителя, дрогнула. Взгляд её едва коснулся старшего лиса, как по телу прошелся легкий ветерок. Она была обнажена и слишком открыта. Стыдливо прикрыв лицо ладонью, Итами желала найти хоть что—то, дабы прикрыть наготу, но демон, усмехнувшись, открыл дверь, позволяя силам вернуться. В его руках оказались легкие одежды: длинное алое кимоно и нижние белые халаты, украшенные ветвями персика. Сохэй склонился и покинул покои старого храма вместе с лисом, желая дождаться смертной снаружи.

Неприятно почесывая шею, Итами как можно скорее оделась, плотнее затягивая широкий пояс. От одежд пахло свежестью и сладкими травами, примерно также, как кассия. Потерев глаза, Оммёдо продолжала ощущать небывалую тяжесть во всем теле, мизинец болел от покалывания, но произошедшее исчезло из памяти. Будто кто—то навеял дурманом странный сон, где она подле Акуто сражалась с демоном в стенах Камакуры. Заперев за собой дверь, где теплилось пламя, Итами поклонилась и отблагодарила Великую Каруру, чей свет и мощь помогала ей не раз. Теперь она понимала, насколько ценным оказался горький опыт.

Смертный и лис молча смотрели вдаль, когда услышали, как тихо открылась и почти сразу закрылась дверь за ними. Смущенно сжимая одежды, Оммёдо склонила голову пред демоном, стараясь отблагодарить его за всё.

– Что ты делаешь, Итами?

– Разве не вы спасли меня, господин Куро?

– Кажется, память защищает тебя от любого плохого воспоминания. Что же, позвольте оставить вас.

Спрятав руки в широкие рукава, Куро склонил голову пред каждым из Оммёдо и, замерев на мгновение, кивнул сам себе.

– Итами, Акуто просил тебя не приходить больше к храму Аманава. Но, он не до конца понимает, насколько тесно вы оба связаны.

– Мы обещаем, что постараемся помочь с этим и разрушить этот неподобающий союз.

– Благодарю вас, Оммёдо. А теперь, позвольте.

Лис исчез в плотном облаке, оставляя после себя небольшую горсть пепла. Итами вздохнула, почесывая мизинец. Ощущая легкую тревогу, она вдруг захотела оказаться подле злобного лиса, дабы убедиться, что с ним всё хорошо. Дернувшись, Оммёдо не ожидала, что учитель дотронется пальцами до её лба. Кивнув, Мори пошел вперед, точно зная, что любопытная Итами последует за ним. Храм Исияма вновь наполнялся жителями Камакуры. После того как столица смогла оправиться после кровавой битвы, храм было решено постепенно передвинуть и расположить на окраине, дабы каждая душа, что сомневалась, могла найти пристанище. И теперь, когда постепенно подрастало новое поколение Оммёдо, Сохэй мог уйти на покой, передавая правление в руки Итами. Она была юной и неопытной, но силы покидали Мори изо дня в день, хоть он стойко удерживал себя пред каждым, кто являлся в его храм. Слишком много сил потратилось на поддержание его старой души.

Итами нагнала Сохэя подле тории, что стояла в самом конце храма, где была одна только тропа, ведущая в густые леса. Замирая только подле высокого древа с сакурой, Итами глубоко вдохнула прекрасный аромат вечно цветущего древа. Раньше она часто задавалась вопросом, почему сакура цвела круглый год, а Сохэй, грустно улыбаясь, вечно проходил мимо, обещая когда—то поведать удивительную легенду. Смотря на тропу, Мори предавался воспоминаниям. Они были горькие, изредка счастливые, но такие далекие, что, казалось, словно такого и не существовало. Но всякий раз, когда он возвращался в одни из покоев, где мог запереться надолго – развеивал сомнения, возвращаясь старее. Седина его волос только украшала, Итами представляла, как учитель гордо выхаживал вдоль длинных храмов, постоянно следя за каждым из прошлых учеников, древко сяку в его руках оставлял долгие порезы после поражений.

Сев на холодные земли, Сохэй молчаливо ждал. Всякий раз, когда заканчивались изнурительные тренировки, они шли в это место, где Итами ждали вкусные булочки и свежий чай. Впервые за долгое любимых вкусностей не было. С непониманием сев рядом с учителем, Оммёдо дожидалась. Не желая начинать разговор первой. Ей просто не чего было ему сказать.

– Ты до сих пор слышишь лисий зов?

– Да, учитель.

Вздохнув, Мори махнул головой. Потирая виски, он надеялся услышать иной ответ, но теперь и не знал, как должен правильно поступить. Ему нужно было сказать слишком много, но запреты и обязательства оставляли мощный след на душе и жизненной энергии. Сохэй аккурат погладил Итами по голове, слегка растрепав её волосы. Смущенно улыбнувшись, Оммёдо ощутила себя маленький девочкой, которая ни на шаг не отходила от своего Сохэя. Он стал тем, кто поднял на ноги, научил говорить и кушать, однако, самое главное – знания. Древние, таинственные. Такие, которые юные Оммёдо, посещающие занятие, не могли понять. В Итами было что—то странное, способное достучаться до дремлющей истины, которая пробудила силы. Подчинять талисманы Итами начала в пять лет, а призывать шикигами в десять. И именно тогда Мори осознал и принял, что не должен даже думать о том, что это дитя пропадет.

– Послушай, Итами. Рано или поздно мне придется уйти.

– Господин Мори, вы решили поговорить со мной о том, что жизнь смертного способна оборваться в любой миг?

Тихо смеясь, Сохэй приобнял Итами и прижал к плечу. Он дорожил этим дитя, как некогда не смог другим. Возможно, именно это сподвигло Мори обучать Итами всему, что умела когда—то Айко.

– Нет, ты уже достаточно взрослая для такого. Я не об этом. Совсем скоро меня не будет рядом и тебе придется сражаться в одиночку. Да, это нестерпимо сложно и больно, когда от необъятного чувства одиночества хочется закрыться в храме медитации, не выходя оттуда. Но, пойми, Итами. Внутренний свет – это то, что способен воспитать в себе каждый. И не важно, насколько шаткой оказалась душа: пала ли она в лапы демонов, сбившись с пути в тягостном грехе или опыта в освященных водах. Главное – разделить тяготы и невзгоды с тем, кто станет достаточно близок, чтобы поддержать и понять.

– Вы согласны с этим?

Подняв мизинец, Итами ойкнула, когда ощутила, как сильно сжали плечо. Понимая, что шутка не очень удачная, смертная улыбнулась и кивнула. Она понимала, о чем говорил учитель, но не стремилась в поисках такого подле себя. Всегда было проще сражаться в одиночку, когда рядом нет той души, которую отчаянно необходимо оберегать. И даже этот случайный союз подтвердил её выводы: демонов не изменить, а смертный может быть настолько нечист, что предаст тебя при малейшей возможности. Итами не поняла, почему вдруг вспомнила теплое чувство, когда пред ней всплывала широко разинутая пасть, а рядом была рука лиса, протянутая к ней в сторону.

– Что меня ждет дальше? Отчего именно я услышала этот зов?

– Моя дорогая, поверь, если бы я мог рассказать тебе все.

– Господин Мори, вы вновь говорите загадками. Прошу, не стоит. С самого детства я слышу одно и то же: потерпи, Итами, совсем скоро завеса падет; нет, Итами, ты ещё слишком слаба.

– Хватит. Я понимаю, насколько важно знать истину, но Оммёдо всегда обучались всему самостоятельно. Взгляни на тех, кто пытается постичь это искусство.

– Им предстоит долгий путь.

– Теперь ты понимаешь, о чем я пытаюсь сказать. Ты, Итами, станешь следующей защитницей храма Исияма. И даже не думай спорить.

Кивнув и уткнувшись в плечо Сохэя, Итами понимала, что противиться его воли дико. Сейчас он был в смятении. Боялся того, что его душа совсем скоро исчезнет и не сможет пересечь реку Сандзу. В его жизни произошло что—то страшное. Итами пыталась узнать у старых монахов и лекарей, но те пожимали плечами, им нельзя было говорить или они попросту не хотели. Ощущая тепло и любовь, Итами была благодарна Сохэю, который стал ей родителем. Аккурат дотронувшись до лба ученицы, Мори старался вложить в родительский поцелуй всю любовь, всё то безграничное, что желал подарить не только ей. Он отпустил Оммёдо, когда плотные тучи заполонили небо, а ледяные капли постепенно капали на них. Монахи бежали как можно скорее, желая спрятаться от проливного дождя. Итами ощущала себя ребенком. Сохэй не был зол за проступок, не желал отказываться от неё и, тем более, готов был бороться до самого конца, желая увидеть, как душа очищается.

Молитвенные храмы заполнились прохладой, когда Мори раздвинул двери. Множество зажженных свечей в миг погасли, благовония дико пахли полынью и женьшенем, Итами стало дурно от столь резких ароматов. Завидев фарфоровый чайник, стоящий на небольшом столике, Оммёдо подошла и, быстро наполнив чаши, осушила свою, протягивая вторую учителю. Горячая жидкость обожгла горло, кто—то только что принес это сюда, но ни Итами, ни Мори не видели никого. Сохэй усмехнулся и, выпив чай, склонил голову в тень, принося благодарность кому—то, кого видел лишь он.

Постепенно тишина в залах сменилась сутрами. Их привычное звучание менялось, когда учитель желал рассказать что—то новое, обучить старым защитам от зла, которое постепенно прорывалось в Камакуру и их дом. Итами послушно повторяла. Каждый изгиб её тела напрягался, а руки неистово болели от ударов, когда движения при заклинаниях были другими. Оммёдо понимала, что где—то там лис ощущал боль, всякий раз, когда сяку касалось красной кожи. Представляя злость на хмуром лица, смертная усмехалась. Теряя концентрацию, она выпускала из рук подчиненные талисманы, те опадали на пол и загорались, не оставляя после себя ничего. Мори замечал, как Итами поглядывала на палец. Он знал, что время неумолимо утекало куда—то вперед и, если не разделить эти души – они так и останутся во власти друг друга. Священный союз можно разрушить, если найдется смелый Бог, способный противостоять такой силе. Дан будет год. Возможно, за этот отрезок души воспитают сладкие чувства и не позволят произойти ничему плохому, но до тех пор, каждый их них уязвим. Раны одного – раны другого. Дикая боль одного – дикая боль другого. Судьба намерена мучить непокорных. Ведь они противятся истине. Сохэй понимал, что судьба не просто столкнула именно Итами с этим странным лисом, который не смог найти в себе сил явиться пред старшим Оммёдо. Но, рано или поздно это произойдет. Только Мори знает истинное происхождение Итами. То, почему лишь она слышит его сладкое пение, почему распознает лисий след и то, насколько близка, но в тоже время далека её душа.

Замерев, Итами не могла сделать вдоха. Выронив сяку и пав на колени, она схватилась за одежды, как можно сильнее натягивая их. По лицу начал течь пот, а ледяное тело вновь стало горячим, словно лисье пламя захватило и не желало отпускать чистую душу. Не в силах помочь ученице, Мори достал свой талисман из широкого пояса. Прикусив губу, он обмазал пальцы в крови, а затем оставил след на талисмане, заставляя шикигами явиться на его зов. Древние лисы склонились, когда увидели старого учителя. Они были переданы ему для защиты, а теперь являлись и по приказу молодой госпожи.

– Что—то случилось, Сохэй?

– Ступайте в храм Аманава. Найдите хранителя и доставьте его сюда, даже он возжелает противиться вашей силе. Он должен понимать, насколько испепеляющим является его естество.

– Как прикажите, господин.

Лисы исчезли, а Мори, присев рядом с Итами, начал вытирать её лицо широким рукавом. Каждое мгновение казалось слишком долгим, Сохэй дергался, когда ученица пыталась сделать глубокий вдох, но вместо этого выплевывала кровь, пачкая сяку и половицы. Когда—то давно Мори видел подобное, точно также поддерживая и оберегая светлую душу. Он не посмеет отдать её в лапы хитрому лису. Только не тогда, когда полностью принял свои страхи и смог отплатить за потерянные годы без любви и ласки. Шикигами явились, когда Итами почти не двигалась. Крепко обвивая вырывающегося лиса, демоны кинули его в сторону господина, охраняя вход. Акуто злился, всё время стараясь дотянуться до рукояти катаны.

– Отчего ты, Оммёдо решил, что смеешь так играться со мной?

– Ты должен быть рад, что всё ещё жив, демон. А теперь помоги мне.

Видя, как Итами почти задохнулась, Акуто дернулся в её сторону. Слишком горячее тело не желало остывать. Лис кивнул.

– Почему я не чувствую её боль?

– Потому что сам губишь своим лисьим пламенем, хранитель Аманавы.