Kitabı oku: «Измена. После нее», sayfa 3
Глава 5
– Здравствуй, мам. Как вы тут? – целую ее и подхожу к сыну, севшему кушать. – Привет, малыш.
– Привет, ма. Суп будешь?
– Спасибо и приятного аппетита, – сажусь к ним за стол и принимаю тарелку с ароматным бульоном.
– А чего так рано приехала? Суббота же. Могла и завтра забрать внука или вечером хотя бы.
– Мам, я у Кристины была, сразу за Мишей приехала. Не хотелось мотаться.
– А с лицом что?
– А что у меня с лицом?
– Зареванная.
Да, мама у меня прямолинейная. Что думает, что видит, то и говорит. Не права так извинится, но чаще всего она попадает в цель.
– Не смеши. Я проснулась и не накрасилась даже.
– Кир, я твоя мама, а не соседка или подружка.
– Да ма, – вмешивается сын, – мешки под глазами.
– Да что вы пристали? – улыбаюсь слегка нервно и наигранно. – Старею я.
– В тридцать пять женщина расцветает, а не стареет. Не хочешь не говори.
– «Приятного аппетита, Кира», – вы хотели сказать?
– Ешь уже, юмористка. Задержишься немного? Там счета пришли какие-то, письма, не могу разобраться в них.
– Конечно, – улыбаюсь ей и беру в руку ложку, опуская голову, пытаясь скрыть чертовы мешки.
Пока помогала маме с оплатой ЖКХ, сын смотрел телевизор, и стоило мне встать с кресла, он побежал в сторону ванной.
Рванула за ним, найдя его над унитазом.
– Мишуль, что такое.
– Тошнит мам, выйди.
– Уверен? Может с тобой побыть?
– Не.
Стою под дверью и слышу, как его рвет.
– А что случилось?
– Не знаю. Тошнит его. Вы ничего не съели с испорченным сроком годности?
– Да нет. Сама знаешь, все свежеприготовленное. В школе может?
– Боже, только бы не серьезное что-то.
Сын выходит ко мне бледный и слегка горячий.
– Миш, может, съел что-то не то? В школе купил, в магазине?
– Не, только столовке ел и все. Ну и у бабушки.
– Посидим чуть-чуть, чтобы не тошнило?
– Вроде норм уже, поехали.
– Скажи, если станет мутить в дороге.
Прощаемся с мамой и по пути заезжаю в аптеку купив на всякий случай специальный гель-абсорбент и для восполнения жидкости препарат, если вдруг снова будет рвота.
Домой возвращаюсь к трем только, и на мгновение пропадает желание копаться в грязи с мужем.
– Привет, боец, как у бабушки погостил? – встречает нас Тимур, силясь подойти ко мне ближе, но я ловко выворачиваюсь и придерживаю Мишу.
– Привет, па. Нормально.
– Что случилось?
– Ему плохо было. Сейчас вроде лучше. Пойду уложу в кровать.
Он понятливо кивает и за нами не идет.
– Зови, если что, ладно? – глажу моего мальчика по голове улыбаясь.
– А у тебя правда все хорошо? – спрашивает смотря на меня беспокойно.
– Иначе и быть не может, – целую его в висок и выхожу, закрыв плотно темные шторы.
Переодеваюсь в спальне, куда вошла нехотя и спускаюсь вниз.
– Кира, – окликает из гостиной Тимур и идет за мной. – Может, поговорим?
Раздражает этот его голос невиновного. Словно это я что-то натворила, и он меня обвиняет в плохом настроении теперь, пытаясь умаслить на улыбку.
– Лиля, когда говорила ее забрать? – не отвечаю на его вопрос и задаю свой, выпив воды из стакана, зачем, собственно, и спускалась.
– К пяти.
– Я сама за ней поеду. С сыном побудешь?
– Побуду, мы поговорить можем?
– А ты уверен, что готов говорить? Говорить не то чтобы я перестала задавать вопросы, а чтобы начистоту. Как есть.
– Я даже не понимаю, о чем ты?
– Значит, не готов, Тим. И не стоит делать вид, что повода мне не желать находиться рядом с тобой нет. Он слишком весом, – собираюсь выйти, но он берет меня за ладонь и останавливает.
– Детка…
– Только посмей назвать меня еще раз этой кличкой, обезличенной потасканной девки, – тычу пальцем ему в грудь и окончательно ухожу на этот раз.
Мерзавец. Наглый подонок. Поверить не могу, что все это тоже его часть. Что это он. Вызывает во мне то боль, то злость. Как я могла видеть его другим? Как могла не заметить всего этого?
Приезжаю в торговый центр, прохожусь по этажам. Покупаю несколько офисных рубашек и не торопя дочь, жду ее в небольшом кафе с чашкой кофе.
Заказываю нам обед, потому что сомневаюсь, что она ела что-то нормальное с подругами, и встречаюсь с вошедшей дочерью глазами. Странными и мне кажущимися очень потерянными.
Она садится за стол и даже не улыбается, сразу же взяв в руки меню.
– Лиль, ты в порядке?
– Да. Настроение что-то такое грустное.
– И с чем это связано или может быть с кем?
– Дениса не было, – грустно признается.
– Значит, встретитесь потом.
– Угу.
Обедаем быстро и за время трапезы моя девочка так и не улыбнулась ни разу.
– Может шопинг? – предлагаю, расплатившись.
– Что-то не хочется мамуль.
– Ничего себе, ты и против покупок?
– Ну ма, не обижайся. Давай завтра?
Не успеваю ответить ей, что пошутила, мне звонит муж.
Если бы не болеющий сын, вряд ли подняла трубку, а так побоялась, что это может быть связано с ним.
– Алло?
– Кира я еду в больницу с Мишей, у него температура под сорок.
– Господи… Я сейчас буду там.
– Мам, что такое?
– Твоему брату плохо, приболел. Отец его в больницу повез.
Приезжаем с дочкой по всем субботним пробкам не очень быстро. Поэтому меня встречает уже врач, вышедший из палаты сына.
– Добрый день, прошу немного успокоиться. Явные признаки отравления у вашего Михаила. Сильного, но не критичного. Пару дней пусть полежит у нас, выведем из организма токсины и прочее, что мешает нормально функционировать. А вы пока что можете вспомнить, чем питались последние сутки? Это очень поможет.
Начинаю перечислять домашние продукты, те, что у мамы, но стопорюсь на школьных.
– Не знаю, что в школе давали им в пятницу. Мы и поговорить толком не успели, ему плохо стало у бабушки.
Мужчина ненадолго задумывается, что-то читая.
– А какая школа у вашего сына? – врач смотрит в свои записи, ожидая моего ответа.
– Сто седьмая.
– Вот как. Теперь все ясно. У меня еще трое с отравлением лежат в отделении, но других возрастов из этой школы. Думаю, причина именно в столовой учебного заведения. Проведем проверку, и все выясним. Думаю, вам и остальным родителям стоит обратиться к руководству школы.
Оставшаяся часть субботы проходит в суматохе и переживаниях за сына. Засиделась на кухне допоздна. Испекла несколько пирогов и на завтрак запеканку. Муж скрывался от меня и хоть этим не нервировал. Ужасно не желала разводить еще и о нем мысли.
Спать легла в гостевой, куда принесла еще днем немного личных вещей. Заметил он это или нет, я не знаю, однако прийти ко мне, когда я пошла туда, он не решился, только спросил:
– Ты собираешься там ночевать?
– Да, – был мой ответ, прежде чем я скрылась за дверью.
В доме дочка и начинать разборки, когда она за стеной? Нет уж. Потерплю. Как раз смогу разработать по порядку свои действия. Мне впервые в жизни изменили, когда за плечами совместный быт, брак и дети.
С чего обычно начинают после измены? С разговора?
Воскресенье ушло на разборки с директором школы, которые взял на себя Тимур. Мы с Лилей отправились к Мише, которому становилось лучше, и вернулись к трем часам.
– Мам, а может я завтра к брату поеду, вместо школы? А потом вместе приедем домой на такси.
– Маленькая хитрая девчонка, – смеюсь на слова этой лисы, складывая одежду после стирки. – Кстати, спасибо, что постирала вещи. Я бы и забыла сама. Эти выходные выдались просто ужасными, – устало сажусь рядом с дочкой на диван, в гостиной и обнимаю ее одной рукой.
– И не говори. Завтра меня до школы довезешь?
Искренне удивляюсь ее просьбе.
– Я? Тебя же папа обычно отвозит, ему по пути, а со мной придется чуть раньше выезжать, иначе я опоздаю, пока тебя буду завозить.
– Ну и что? Хочу завтра с тобой поехать, можно?
Стараюсь не показать, как меня взволновала ее просьба и спокойно, ласково отвечаю:
– Конечно, милая. Но выехать придется и правда рано. Мне опаздывать нельзя. Снова сложный день.
Она обнимает меня в благодарность и убегает к себе, забрав свои чистые вещи. А я хочу понять, с чем связан ее порыв. Конечно, она могла просто попросить меня об этом из любви, или потому что соскучилась, например, или же ей нужно поговорить. Но учитывая последние события в нашей семье, пока что известные только мне, я начинаю паниковать. Сильно паниковать по этому поводу.
К вечеру, стоило узнать окончательно, что с сыном все хорошо и моя нервная система перестала разводить панику за ребенка, все вернулось на свои места: мои мысли, моя печаль и боль.
Временный туман сошел, обнажив нас снова.
Опять я один на один с этой грязью. Должна думать, размышлять обо всем сразу. А он? Будет продолжать ходить как ни в чем не бывало и делать вид, что не понимает, о чем речь? А приперев его к стене, попытается сыграть в дурочка? Или в дурочку? Так, видимо, было всегда, пока я и правда была слепой и глупой.
Почему так несправедливо? Почему он не задумался о нас, когда пошел на этот шаг? Почему не подошел и не сказал, что запутался и стоит на пороге большой ошибки? Нам всегда было достаточно друг друга. Зачем третий человек?
Я всегда жила по принципу: если в отношениях стало трудно и сложно, то возможно это обоюдное чувство. Но не становись тем из вас двоих, кто сломается первым. Стань той, кто захочет первой все исправить. Потому что уйти и сломать – самое легкое решение.
И что в итоге? Не было ни пауз, между нами, ни громких скандалов с битьем посуды, а может, именно этого ему не хватало? Устал от моей взвешенности и постоянства?
Что если все намного проще, чем я думаю?
Что если он просто влюбился? Это бьет сильно по моему нутру, ведь выходит, что он просто долюбил. И больше не осталось ничего. Ни любви, ни уважения, чтобы прийти и сказать: «Прощай!».
Проваливаюсь в свои мысли все глубже и засыпаю.
«– Так поразительно, – Тим гладит меня по обнаженной спине лежа лицом ко мне на боку.
Рассматриваю его влюбленными глазами, захватывая каждую деталь его торса.
– Что именно? – наслаждаюсь прикосновениями его чуть прохладных пальцев, остужающих меня.
– Мы вместе четырнадцать лет, а я постоянно вижу тебя будто впервые.
– Ты большой, но очень милый лжец.
– Все это правда, до последней буквы…
– А я не представляю без тебя, Лили и Миши свою жизнь.
– И не нужно. Мы всегда будем рядом…», – просыпаюсь словно от удара в сердце. В самый его центр.
Из уголков глаз стекают тонкие струйки слез, как и внутри меня с одним отличием, душа истекает кровавыми слезами.
Это была наша последняя годовщина… последняя теперь во всех смыслах этого ужасного слова. Уже ничего не исправить.
Перекатываюсь набок и пугаюсь Тимура, сидящего рядом со мной. Но не издав и звука, задаю лишь один вопрос, потому что просто не смогу вытерпеть и дня больше, изведусь и потеряюсь окончательно в догадках:
– Кто та женщина, Тим?
Глава 6
Он сначала долго смотрел на меня. Видимо, думал с чего начать. А может быть, о том размышлял, как искусно меня вновь обмануть.
И господь свидетель, скажи он сейчас как есть, к чему нас бы это привело в итоге, не знаю, но он сделал глубокий вдох и произнес великий обман, в котором утопил остатки моего уважения к нему:
– Так и знал, что ты себя накрутила, увидев меня с представителем нашей новой компании, с которой мы оформили крупный страховой контракт на год, малыш.
Зрение размыло слезами. Слезами горькой боли и великого разочарования. С ними утекало все: любовь, надежда, вера, будущее, прошлое и настоящее… Я прощалась с правдой, с ложью, с нами…
Я отпускала все это глубоко сожалея, что мы пришли к этому спустя четырнадцать лет, как по мне, большой любви… с моей стороны уж точно.
Прощаться любя, это несоизмеримая мука, окруженная пустотой и холодом.
Я уже не слышала, что он говорил мне дальше. Я закрыла лицо ладонью и плакала. А когда из глаз вытекла очередная слеза, я вдохнула глубоко до колик в легких и посмотрела на него.
***
Укрой меня, прогнившая вуаль.
И скрой от мира раненую душу.
Закрой в себе глубокую печаль,
И забери мою большую ношу.
Я не могу. Нет сил, чтоб встать с колен.
Он отобрал последнюю надежду.
Ведь я, попав в его надежный плен,
Вся отдалась и сбросила одежду.
По сотканной искусно грязной лжи,
Бродила я в любви твоей обманной.
Сейчас, пожалуйста, не трогай. Не держи.
Твой замок не из камня. Он саманный.
Предательство никак не обелить.
Его моей любовью не прикроешь.
Мне нужно научиться дальше жить,
Ты верности моей, увы, не стоишь.
(с)Лила Каттен
– Не плачь, – протягивает свою руку к моему лицу, но я ударяю по ней и отползаю подальше.
– Не прикасайся, Тим. Не прикасайся ко мне больше никогда. Если бы не…
– Мам, пап, что делаете? – входит в гостиную Лиля и садится к нам. – Мам, что случилось?
Стараюсь стереть влагу со щек и улыбаться хотя бы ей. И вот что получается, теперь и я превращаюсь в лгунью, обманывая детей. Но ведь это ложь во благо, не так ли?
– Что-то разволновалась за твоего брата. И соскучилась по нему.
– Ну он же скоро дома будет. Чего ты? – обнимает меня, согревая душу, промерзшую насквозь.
Остаемся с ней на диване, а муж в итоге через время уходит куда-то. Смотрим с ней телевизор, потом разогреваем пирог, ужинаем и расходимся по комнатам. Что удивительно, Тимура я так и не увидела. Значит, либо в гараже возится с машиной, либо уехал.
Беру из комнаты пару костюмов на работу, не сумев быстро остановить свой выбор на одном, и ухожу из нашей супружеской комнаты, не желая там задерживаться и секундой больше.
Спать ложусь, но полночи меня мучиют кошмары. Такие, что я боялась засыпать вновь. И как итог встала утром очень сонной и настроение было отвратительным.
Вышла из спальни так, чтобы не заметила дочка и спустилась вниз. Тимур пил кофе и что-то рассматривал в ноутбуке, а как только я вошла, сразу вскочил и начал изображать деятельность.
– Хватит. Я сама сварю себе кофе. Если ты думаешь, что вчера я была на эмоциях, то нет, это не так. Я ждала, когда ты сам придешь, но придя ты начал лгать.
– Кира, я сказал тебе правду. Она…
– Твоя правда искажена настолько, что там уже не разберешься. Ты и сам запутался так, что, видимо, не отличишь никак, где что лежит.
Ставлю чашку, засыпаю в машину кофе и жду, когда моя доза кофеина забьет рецепторы, а то челюсть сводит от оскомины.
– В чем конкретно ты меня обвиняешь? – не унимается муж.
– Вот же нахал.
Разворачиваюсь к нему и вот оно, все же написано.
– А почему у тебя лицо такое, словно ты виноват, если скрывать нечего?
– Потому что хожу вторые сутки и пытаюсь понять, чем конкретно тебе не угодил.
– Не угодил? Ты серьезно, Тим? Смотрю и думаю, как долго я покрыта этой чушью о любви?
– Чушью? – внезапно вскидывает руки и повышает тон. – Откуда сомнения?
– Оттуда же, откуда ты возвращаешься по вечерам уже три недели подряд.
– У меня работа.
– У меня тоже работа, представляешь? Но каждый вечер я сижу и жду тебя дома за пустым столом, – в ответ говорю, стараясь держать себя в руках, не опускаясь до скандала, – раз за разом отправляя ужин в холодильник, обнаруживая его утром нетронутым. Неужели так вкусно кормит тебя эта «работа»?
– Что за бред ты несешь? Кира… – прикрикивает и тут же замолкает, смотря мне за спину.
Оборачиваюсь, увидев, как сквозь прозрачные стекла французских дверей столовой идет дочь.
– Мы поговорим потом. Я отвезу детей Кристине или маме на этой неделе. Не вмешивай сюда Лилю и Мишу. Этот разговор будет длинным, Тимур. Очень длинным, – бросаю на него разочарованный взгляд и отворачиваюсь.
Едем с Лилей полдороги в молчании. Мне стыдно перед дочерью, а еще я боюсь, что она слышала нас. Не хочу. Как же я не хочу, чтобы она догадывалась о чем-то, пока мы не решим, как поступим дальше. Если у меня нет определенности и какого-то плана, как я смогу дочери что-то конкретное объяснить?
– Как ты? Выспалась? – не выдерживаю, потому что обычно и она более веселая. – Последняя четверть, выпускные экзамены, вступительные и вот моя девочка станет совсем взрослой.
– Что-то я не чувствую радости.
– Ты ждала этого все одиннадцать лет школы, так что я как Станиславский кричу тебе: «Не верю!».
Она, наконец, улыбается и смотрит на меня немного грустно.
– Ну что с тобой, Лиль? – сжимаю ее ладонь, пока мы стоим на светофоре. – Ты хочешь о чем-то поговорить? Спросить?
– Есть кое-что, – тут же жмется и ерзает.
– Тогда я жду твои вопросы.
– Всего один – как ты поняла, что любишь папу? Чтобы прям сильно.
– Ого, – улыбаюсь ей.
И пусть воспоминания об этих днях меня сейчас сильно ранят, я все равно расскажу ей, каково это – осознавать, что любишь… Его!
– Когда я увидела вас в том магазине, произошло что-то странное между мной и тобой. Меня тянуло к тебе странным магнитом, но откуда-то изнутри и я так не хотела прощаться, но встретившись с тобой и Тимуром на выходных в парке, я снова это ощутила. Ты была такой маленькой, что легко поместилась в моем сердце первой. Я даже ему сказала уже погодя, что полюбила сначала тебя, а уже потом его. Но если говорить о любви к твоему папе, то это было так быстро и стремительно. Что я даже не успела понять, почему думаю о нем постоянно. Засыпая, просыпаясь, я постоянно прокручивала в голове либо слова, либо прогулки, наши совместные посиделки. Он стал чем-то неотъемлемым в моей жизни, и я поняла, что так решило мое сердце. Вы поделили его в итоге напополам, а потом кусочек отдали и Мише.
Остановилась на последних словах на парковке возле школы и повернулась к дочери.
Лиля резко подалась вперед и обняла меня, сказав слова, пронзившие мою душу не впервые:
– Спасибо тебе за все. Ты самая лучшая мама.
– А я благодарна Соне, что она родила тебя.
– Люблю тебя.
– Беги, солнышко. Я тебя тоже люблю. Деньги на еду есть? Смотри не покупай в столовой, сходи в кафе напротив, хорошо?
– Есть. Хорошо, мамуль.
Наблюдаю как она, встретившись на пороге школы с подругами, заходит внутрь и уезжаю, стараясь не думать о причинах ее вопросов.
В офис приезжаю вовремя, потому что повезло не попасть в пробку.
– Кира Анатольевна, в кабинет можно вас? – встречает меня руководитель в коридоре.
Шагаю к нему на «ковер» в боевом расположении духа.
– Доброе утро. Какие-то указания?
– Так, Кира, ты организовала нам на завтра отдельную переговорную для начала?
– Конечно, Олеся уже отчиталась. А на среду я забронировала отдельный конференц-зал на шестом этаже бизнес-центра.
– Отлично. Заселение уже идет? Все по плану?
– Да, я проверила. Многие прилетают сегодня вечером после шести. На данный момент только представители из Германии и Италии в отеле.
– Хорошо, тогда записывай список мероприятий помимо основного.
Пока он диктовал все места, что планируют посетить наши гости, у меня устала рука. Неожиданно неделя превратилась в полторы. А это значит продление отелей, ресторанов и прочих заказанных мною услуг. Черт!
– Пока что это все. Заявки кидай по почте, я передам через Регину.
– Хорошо, всего доброго.
Вернулась в свое «гнездышко», где меня уже ждали мои девочки.
– Ну что, начальник, мы снова в делах?
– Ага. Нагрузили.
Раздаю всем указания, а основные беру на себя. Созваниваюсь с водителем компании, вновь уточнить, что в аэропорту не будет проблем и всех иностранных гостей встретят как подобает и вовремя.
Работать в «Онкофарм» – филиале крупной европейской фармацевтической компании, я начала после свадьбы с Тимуром. Потому что после окончания университета была занята только им и Лилей. Дальше стало побольше времени, которое я научилась правильно распределять, и мне удалось устроиться на должность менеджера в ивент-отдел. Уже потом, когда Миша подрос и я вышла из декрета, вплотную занялась делом, которое мне понравилось. Наш руководитель спустя шесть лет моей постоянной работы, перевелась в филиал в Казахстане, и я встала на ее место.
Я гордилась собой и продолжаю это делать. Работа, конечно, заставляет порой понервничать, побегать с организацией мероприятий от мала до велика, но я тут реально счастлива. Командировок почти нет. И что главное – оплата труда, соответствующая со всеми вытекающими и плюсами от компании типа страховки и прочего. Только два раза в год мы организовываем выездные конференции, все остальное время я на месте, пусть и порой мотаюсь по городу.
В обед предупредив девочек, что задержусь еду за сыном, которого выписали, и отвожу домой.
– Ладно Мишуль, кушать тебе много нельзя особенно того, что очень неполезно твоему желудку. Я на тебя рассчитываю. Лиля приедет примерно через час. Я ее предупредила уже, что ты дома.
– Ма, я уже не маленький.
– Для меня ты останешься малышом, даже когда начнешь бриться. Но малышом с бородой.
Целую его и еду обратно на работу. Прежде чем вернуться в офис, захожу в популярную своей выпечкой кондитерскую, купить хотя бы булочку, потому что не поела ничего в дороге и встречаю коллегу Тимура.
– Привет, Кира.
– О Влад, какая встреча. Тоже за сдобной вкусняшкой?
– Да, был недалеко, решил вот заскочить. Как твое здоровье? – задает неожиданный вопрос.
– Вроде бы хорошее, не жалуюсь. Или у меня болезненный вид? – так неловко, видимо, синяки под глазами.
– О нет, ты прекрасно выглядишь. Жаль, тебя в пятницу не было на вечере. Тимур сказал, что у тебя самочувствие плохое.
– Ах, в пятницу, – ощущение что жую стекловату, которую мне затолкали в рот. – Да, у меня… Мне было нехорошо.
– Ну, зато можешь гордиться своим мужем, мы заключили наконец-то контракт и все благодаря ему.
– Мне показалось, вы легко смогли это сделать. Пара ужинов, не более, – стараюсь задать максимум вопросов, чтобы получить ответы, которые, кажется, знаю наперед.
– Чего? Месяц обхаживали их. И наконец-то свершилось.
Ну что ж, видимо, тут он не соврал и та «детка» и правда клиент.
– Месяц, значит. Ну что ж, Тим он такой. Добивается своей цели.
– Ага, вцепился и победил. Мирослава, та еще стерва, но против Доронина не попрешь, – вот и ответ.
Мирослава. Мир.
Подонок. Какой же ты подонок Тимур.
– Кто бы сомневался, – улыбаюсь ему, купив чертову булочку, к которой теперь не притронусь и попрощавшись пошла в офис.
Мне нужна холодная голова. Нужно абстрагироваться, а я не могу. Я все думаю и думаю о нем и той девице.
Мне кажется, паутина лжи соткана им такая, что я даже сейчас спрошу и он с три короба мне соврет, что я почувствую себя дрянью, которая посмела в нем засомневаться.
Пытаюсь начать с себя, провести анализ своих действий и поступков. Найти причины, которых, быть может, не увидела, но сосредоточиться не могу.
Нам нужно поговорить. Это пора прекращать.
Открываю календарь, просматриваю расписание этой недели, и более-менее свободный день выходит четверг, или же пятница.
– Блин.
Хватаюсь за голову, попадая в воронку какую-то. Все идет кругом, а сердце стучит, как будто марафон начался.
Дышу… дышу, но кажется, что все становится еще хуже. Это все нервы. Проклятые нервы и муж и все, что с этим связано. Не замечаю, как уже плачу. Только капли падают на стол прозрачными кляксами…
Первая… вторая… третья… и не останавливаются.
Такой изломленной не чувствовала себя ни разу в жизни. Бывало, что испытывала слишком большое счастье, слишком большое возбуждение, но слишком больное падение со мной впервые.
Хотя, когда несколько лет назад умер папа, я думала, что эта боль самая большая на тот момент. Я не сравниваю. Это разная потеря. Но внутри поломано в сто раз хуже.
Четверг или пятница?! А сегодня только понедельник.
Четверг или пятница. Какой день выбрать, чтобы поставить точку?
Вхожу в мессенджер и открываю контакт «Милый».
Быстро стираю прежнее имя и не знаю, как его записать.
«Муж».
Удаляю и пишу просто «Тимур».
Для меня он теперь просто мужчина с этим именем.
«В четверг я отвезу детей к маме. Будь добр быть дома к девяти часам».
Не хочу ждать пятницы.
Отправлено.
Кладу телефон на столешницу и сканирую две синие галочки.
Прочитано и вышел из сети.
Это к лучшему. Не хочу ни разговаривать, ни переписываться.
Однако через пять минут мне приходит ответ от него:
«Я забронировал, на завтра столик, в ресторане французской кухни».
Поверить не могу, что это он прислал мне. За дурочку меня держит? Решил сменить ресторан? Решил, что я соглашусь, потому что там не поговоришь на все темы из моего списка? Даже руки начинают трястись, пока я набиралась сил, чтобы ответить.
«Значит, как приедешь из ресторана, поговорим с тобой. Я подожду не торопись! И не завтра, я занята буду, а в четверг».
Отодвигаю телефон, чтобы не разбить его, если он вновь напишет.
– Какой же наглец.
«И чем ты будешь занята?» – вот так вопрос.
«А вот это тебя больше не касается, Доронин».
Молчание. Звонок.
– Ну нет, – отодвигаю телефон, поставив вибро.
Рабочий день заканчиваю поздно и далеко от дома. Пришлось помогать с расселением гостей для подстраховки. Все же люди приехали не абы кто, а главы филиалов своих стран.
Петляю по улицам уставшего вечернего города, в машине тепло, а согреться не получается. Боль, как и простуда, усиливается к вечеру, зараза.
Начинаю подпевать какой-то певице по радио, постукивая пальцами по рулю, но когда песня сменяется, я замираю и тихо плачу на каждое слово, будь то куплет или припев… все попадает прямо в сердце…
– «Ты она и я все ясно*»…
Останавливаюсь перед домом, не заезжая в гараж. Машина Тимура на месте, из занавешенных окон льет свет, проникая в щели, а я сижу и не хочу туда идти. Соскучилась по детям, устала на работе, мечтаю принять ванну, но идти в дом не хочу.
Эта серая гниль пробралась и туда, теперь я это чувствую. Тут свежий воздух, тут пока что могу дышать, а там задыхаюсь.
Телефон вибрирует, и я его машинально поднимаю.
– Алло?
– Привет, Кирюш, – звучит голос Кристины, и я снова срываюсь услышать родную душу. – Ну тише, тише, дорогая. Успокойся. Я слышу тебя. Можешь ни слова не говорить, слышу.
– Не хочу туда… Не хочу туда идти. Когда я на работе, далеко, я вижу все как есть. Всю правду. А лицом к лицу я снова не верю, что он это и правда сделал, понимаешь? Мне нужен мой муж, Кристин. Мой верный Тимур.
– Понимаю.
– Я… знаешь, думала и не смогла понять одного, за что он так со мной? Я же… я же так старалась ради нас… Ты же видела все сама. Мне было двадцать один с небольшим, когда меня впервые вдруг мамой назвали. Мамой, Кристин. Я о детях знала только то, что они появляются от секса через девять месяцев. А о самом сексе знала лишь теорию. Да он стал первым в моей жизни во всем. Но я ни разу не задумалась, принимая его прошлое, умершую жену и память о ней… Я же… я же…
Она молчала. Она позвонила, чтобы я высказалась. Потому что знала, что мне это нужно. И я говорила. Не подбирая слов и не строя сложных предложений. Я просто говорила.
– В кого я превратилась? Чувствую себя носком поношенным. В соплях, слезах… Кто эта женщина? Разве ты видишь ту девушку, с которой была знакома столько лет? Или ту женщину месяц назад? А я даже ненавидеть его отказываюсь, только отвращение и неприкрытая боль внутри меня. Боль, которую он не видит. Я смотрела на него, истекая ею, а он сказал, что я себя накрутила. Я просто разрушаюсь. Я молчу и не говорю ни слова почти. Не хочу, чтобы дети слышали или узнали рано. Только терпеть это жжение внутри все сложнее. У меня не получается.
– Кира, выйди из машины, вытри слезы и поговори с ним. Не смей держать все в себе. Хватит. Пойми одно – это не ты его потеряла. Это он потерял тебя. Он предал свою Киру, преданную и ласковую жену. Это он должен сидеть в машине и от стыда и муки не знать, как войти в собственный дом. Не ты. Поэтому носовой платок в глаза и ноздри. Протерла там все насухо и пошла, вставила ему по полной. Привык, что ты вся такая милашка с юга.
Улыбаюсь ее словам и, мне кажется, нравится ее план, даже очень.
– Только не сегодня. У меня эти дни просто ужасно загружены, я ж говорила. Это не просто собрание организовать, там целая куча всего, что нужно учесть и ни в коем случае не забыть. Но в четверг вроде бы попроще будет. Так что я к тебе думала с просьбой…
– Привози. Я Аленке, итак, обещала, что твои приедут. Так что не парься даже и в школу отвезу на следующий день и заберу.
– Думаю, забирать не нужно будет. Хотя посмотрим. Как все пройдет, вообще не знаю. Честно даже слов нет. С чего начну, без понятия.
– Может сказать для начала, что он козел, а дальше язык сам развяжется в правильную сторону.
Тихо посмеиваюсь, вспоминая, что даже ни разу не обозвала его каким-то отвратительным словом. Мы вообще на матах или оскорблениях не говорим и не ругаемся фактически.
– Ты вновь зависла, Кир.
– Да просто, куда ни глянь, в какой уголок памяти ни посмотри, везде он.
– Дорогая моя, я знаю, что ты вложила себя в ваш брак. Что ты старалась, но иногда такое происходит. И будь прокляты те мужчины, которые это все совершают банально, ради похоти, но он тебя очень любил, я это знаю и видела в нем эти чувства, – на этих словах я снова расплакалась.
– Тогда почему же он сделал мне так больно, Кристин? Зачем так больно и гадко?
– Я не знаю, милая. Я не знаю.
Так жаль, что моя любовь останется просто историей в моей памяти. Ей нет продолжения, потому что я уже все решила. Иного пути он нам обоим просто не оставил.
– Хватит, Кира. Пора начинать учиться отпускать его. А для этого нужно уметь быть лицом к лицу с болью.
Медленным шагом иду от гаража не через дверь внутреннюю, а по улице. Сегодня мороз и пар изо рта рисует красивые клубы выдыхаемого кислорода.
Я не люблю зиму, даже при всем ее великолепии. Я люблю солнце, но боюсь сгореть. Кожа такая. Странная я в общем.
Улыбаюсь и вхожу.
Та же обстановка. Цвет стен, запах, только внутренности начинает выкручивать… потому что здесь мороз похлеще, чем на улице.
Сначала меня окружает тишина, и я молюсь, чтобы дети были тут и закружили в своих проблемах, только бы не слышать мыслей. Молюсь, снимая пальто и как по моему хотению кричит бегущий Миша:
– Я ж сказал, что слышал шум двери. Мама приехала, ты проспорила мне сто рублей.
И снова внутри все поднимается до небес. Именно поэтому я смогу все выдержать. Именно потому, что у меня есть они. Мои дети.
– Я запрещаю спорить на деньги, ты помнишь, Михаил?
– Ну мам, всего сотня. Это не дом же.
– С этого все и начинается. Я не хочу тебя вытаскивать из кабаков через десять лет, с заложенным домом и распиской. Ты слишком азартный.
– А я и не спорила с ним, – слышу голос дочки.
– Ты подначивала его, Лиля, мать не обманешь.
– Да-да. Так и было, ма, я ни при чем.
Миша помогает повесить в шкаф одежду и забрав сумку, обнимает меня, проводя вглубь.
– Как ты сынок?
– Носится полвечера, твой сынок, – показывает язык и убирает его руки от меня, чтобы обнять.
– Какие же вы еще дети.
Тимур выглядел безумно хмурым. И мне бы порадоваться этому, вот только повод его хмурости не так радушен.
Он любил свою семью. Детей. Он хороший отец. Только меня любил, видимо, недостаточно.
