И может, именно по той причине – потому что наши с ней миссии на кораблях были схожи – я впервые в жизни испытал по отношению к ней чувство, которого никогда не знал раньше.

Глядя на её зелёные глаза с тяжелыми веками, я словно вспоминал прошлую жизнь. Казалось, будто мы с ней были знакомы давным-давно, ещё на Земле, но потом судьба разлучила нас, чтобы теперь, спустя три столетия и миллиарды пройденных километров пустоты, свести снова под металлическим небом ковчега.

– У тебя красивые волосы, – говорил я, когда мы в очередной раз сидели в капитанской рубке вдвоём. – Они похожи на волосы моей матери. Её звали Мария.

Лили молчала. Рассматривала бледно-голубую голограмму звёздной карты, на которой красная точка с пометкой «А» всё ближе подходила к Облаку смерти.

– Ты помнишь свою мать? – спросил я, и девушка отрицательно покачала головой.

Достав планшет, я вывел на экран фотографию. На ней были изображены Мария и ещё молодой Иосиф. Здесь же. В рубке.

– Я свою тоже не помню. Она умерла при родах. Наши врачи, к сожалению, не всесильны. Впрочем, нужно отдать им должное. Они спасли тебя.

Лили вдруг подняла взгляд. А затем сказала:

– Это ты меня спас.

От неожиданности я на какое-то время потерял дар речи. Затем наклонился ближе и спросил:

– Тебе Андрей рассказал?

Лили не ответила. Вновь посмотрела на карту. Выждав примерно с минуту, я наклонился к девушке и осторожно дотронулся до её ладони.

– Что тебя мучает? Я ведь вижу, Лили. Скажи мне… Я правда могу помочь. Открой, что у тебя на душе. Тебя терзает то, что твой народ тебя бросил?

Девушка вздрогнула. Затем посмотрела на меня удивленно.

– Они не бросили, – сказала Лили. – Они сохранили мне жизнь.

Я не мог, понять, что она имеет в виду. А потом девушка произнесла:

– Мой народ погибнет ради вашего. Так было задумано. Таков был замысел Творца, оставившего нам писание.

– Писание? Какое писание?

Лили медленно подняла руку. Дотронулась пальцем до призрачной красной точки.

– Труба, – сказала девушка. – Наша миссия заключалась в том, чтобы построить трубу, способную победить смерть. И узнав об этом, мы создали её. Сделали, как требовало писание. Сделали ради вас.

Она встала из-за стола. Подошла к окнам-экранам. Посмотрела на звёзды.

– Нас должно было остаться тринадцать. Шесть избранных мужчин и шесть избранных женщин. И один случайный человек, которому повезёт вытянуть жребий. Это была я… Я получила шанс. Мне повезло трижды. Сначала с местом на шаттле, затем с камерой сна, а после с тобой.

Она оглянулась. Посмотрела мне в глаза, не моргая.

– Мы не знали, станете ли вы нас спасать. Но мы верили в замысел. Верили в волю Творца, создавшего ковчеги. В Его писание, чей смысл открылся лишь последнему из поколений. Мы знали: позади нас идёт Его сын. Тот, кто будет любить другого. Тот, кто спасёт. И этим сыном оказался ты.

Лили подошла ко мне. Взяла за руки.

Я посмотрел ей в глаза и впервые за долгие годы увидел, как плачет человек.

– Теперь я понимаю, – тихо произнесла девушка. – Всё это Он сделал ради тебя. Наверное, я поступила бы так же на Его месте.

Звёздная карта за её спиной вдруг вздрогнула. Будто от помех.

И красная точка исчезла.

***

В день, когда мы поняли, о чём говорит Лили, был собран малый совет.

Девушка была с нами. Мы решили, что она имеет право знать, куда отправится её новый ковчег.

– Они создали коллайдер, – задумчиво сказал Рыбаков. – Затем ускорились, чтобы уйти подальше от нас. И открыли тоннель. Вот здесь.

Инженер ткнул пальцем в голограмму. В место перед самым Облаком смерти.

– Значит, Творец не хотел рисковать, – хмыкнул Пётр. – Умно-умно… Всегда приходится чем-то жертвовать.

Это звучало пугающе, но как бы я не гнал от себя тёмные мысли, все рассказы Лили о жизни на корабле упрямо говорили о том, что миссии «Армстронга» и «Ермака» были связаны изначально.

«Первые» не должны были добраться до Орума. Они шли впереди лишь с одной целью. Чтобы открыть нам врата. Открыть кротовую нору – червоточину Морриса-Торна, которая позволила бы избежать прохождения через Облако смерти – скопление межзвездной пыли и астероидов. Открыть ценой собственной жизни.

– Почему нельзя было сделать это раньше? Ещё рядом с Землёй?

– Потому что нужны века, чтобы построить ускоритель, – ответил Пётр. – И заставить целые поколения трудиться ради выживания других. На Земле это было невозможно. Сам подумай, Нил. Стал бы ты строить собственную… эту… как её…

– Могилу, – закончил я тихо.

Несколько минут мы молчали, разглядывая призрачную сферу, что мерцала на голограмме. Затем Андрей сказал:

– Придётся вновь менять курс. Мы отклоняемся на пару градусов.

Я поднял на него взгляд.

– Зачем?

– Что зачем?

– Зачем менять в курс и нырять в кротовую нору? Ты ведь сам говорил, что это опасно. Куда теперь торопиться?

– Дело не в спешке, – покачал головой друг. – А в Облаке смерти. Судя по всему, «Ермак» не сможет его пройти. И вообще никто не сможет. На таких скоростях любой маленький метеор будет фатальным.

– Сделаем манёвр, – предложил я. – Обойдём стороной.

Андрей и Пётр переглянулись. Мне вдруг стало ясно: они знают что-то, чего ещё не знаю я.

Лили вдруг подала голос:

– Облако большое, – сказала она. – Гораздо больше, чем показывают ваши карты. Мы умрём прежде, чем достигнем планеты, если пойдём в обход.

Я глянул на Рыбакова. Тот медленно кивнул.

– Это правда, Нил. Нам не хватит ресурсов, чтобы его обойти. Понадобится ещё как минимум два поколения. Карты изначально были неверными.

Сжав под столом кулаки, я опустил взгляд и сделал глубокий вдох.

– Когда ты узнал?

– Пару месяцев назад.

– И всё это время молчал?

– Мы ведь не планировали делать маневр. Мы хотели лететь сквозь Облако, понадеявшись на защиту, и так бы и сделали, если б не нашли другой путь.

Я резко выдохнул. Встал из-за стола и начал ходить кругами.

– Сколько времени мы потеряем?

– Нисколько. Для нас оно остановится. Мы даже не заметим, что куда-то прошли.

– Это понятно. Но сколько пройдёт на Земле?

Андрей пожал плечами. Спокойно ответил:

– Не знаю, Нил. Не имею даже малейшего представления. Я не знаю, куда именно «Армстронг» запустил зонд с материалом, и не знаю, сколько антиматерии они затратили на открытие червоточины. Возможно, что мы просто исчезнем в одном месте и возникнем в другом, и для внешнего наблюдателя это будет похоже на телепортацию. А возможно, что пройдут сотни лет. Я не могу предсказать, Нил. Не могу произвести расчёт. Ровно так же, как и не могу сказать, какова наша вероятность выжить, если мы пойдём сквозь Облако… Решать тебе.

Я хмыкнул. Медленно подошёл к Трону. Прикоснулся к его холодным серебристым стенками.

«Ну спасибо, папа, – подумал со злобой. – Видимо, зря я прикрывал твою тёмную сущность на проповедях».

– Нил… – тихо сказал Рыбаков. – Нужно принять решение.

Я оглянулся. Посмотрел на спокойного Петра… На Андрея. На Лили.

И понял, что не могу рисковать их жизнями.

Пусть мы потеряем сотни лет. Какая теперь уж разница? Связь с Землёй давным-давно потеряна, и мы даже не знаем: существует ли она, Земля? Там в мире, откуда мы родом, наверное, и не осталось уже никого, кто бы о нас помнил.

Мы здесь одни. Забытые в чёрном молчании космоса.

А раз так, почему бы не стать первыми, кто и в самом деле окажется внутри «круга ведьм»?

– Я принял решение… Идём в червоточину.

***

Обычно я просыпался позже, чем Лили. Открывая глаза, видел, как она сидит на стуле и безмолвно читает файл на своём планшете. Лили любила стихи. Особенно Северянина. После того, как я научил её говорить на нашем языке, Лили открыла для себя мир русской поэзии.

На корабле все давным-давно знали, кто она на самом деле. Решив, что больше на «Ермаке» не будет никаких тайн, мы с Андреем рассказали всем правду. О маневре, который начал ковчег, когда мне было ещё семнадцать. О спасённом шаттле. О подвиге «Армстронга».

С тех пор каждый житель корабля ждал лишь этого утра. Этого самого дня. Судьбоносного дня.

Впервые за долгие годы я проснулся раньше Лили. Почувствовал, как кружится голова и как набухли мои пальцы от возросшей перегрузки. Белое пластмассовое кольцо давило, но я не стал снимать его.