Kitabı oku: «Дым осенних костров», sayfa 8
12. Смысл жизни воина
Еще до конца лета Наль закрепил за собой статус мастера-оружейника и мастера-ювелира, сотворив необходимые шедевры. Он был принят в Гильдию кузнецов и вступил в должность королевского оружейника, передающуюся у Фрозенблейдов от старшего сына к старшему сыну. Выковал для себя собственные мечи, что безупречно ложились в ладонь, делаясь продолжением руки. Один клинок из бледно-голубой метеоритной стали, другой серебристо-белый – металл, добытый в дальних шахтах Полуночных Гор. У оснований клинков вились тонкие узоры, в которых наметанный глаз распознавал происхождение оружия, родину и статус его владельца. Наль назвал их Синий Лед и Снежный Вихрь, и более не расставался с ними.
Параллельно он поступил в Военную Академию, где уже исправно владеющие оружием молодые эльфы в течение трех зим совершенствовали навыки, учились держаться в строю, действовать сообща в малых и больших группах, без промедления понимать и исполнять приказы, вести командный бой и разведку. Над входом в Академию был выбит рунами военный девиз нордов – Дро фрез э лайзер, «Сквозь лед и пламя». Проходя под ним каждый день, будущие воины стремились запечатлеть его в своей душе.
Сразу следом, как один из лучших выпускников, Наль был направлен к неспокойной халлькадорско-сульгваретской границе. Старшие советовали не заключать помолвки до первого военного похода. Эльнор должен познать себя в бою, говорили они, и испытать, каким вернется в родной дом. Также и эльнайри должна посмотреть, узнает ли по возвращении своего избранника. Случаи разрывов между обещавшимися друг другу парами вследствие пережитых потрясений были редки. Тем не менее, не каждый рассудок выносил того, что выпадало на его долю на войне – таково было наследие эльфов, плата за долгий век с его многочисленными возможностями. И Наль с тяжелым сердцем последовал совету.
* * *
Порывы ветра со свистом прорывались меж шестов разбитого у пологого холма лагеря, трепали плащи и края палаток. Беспокойно шумел незнакомый лес за спиной. Небо скрывалось рваными тучами, что неслись на северо-запад, не давая утреннему свету пробиться сквозь их пелену. Воздух был наполнен свежей утренней сыростью.
Юные воины устроились на земле возле небольшого валуна, вглядываясь в противоположный край темнеющего впереди заброшенного поля. Впервые люди оставили его, когда их настиг страшный мор. Окрестные поселения опустели. Позднее было предпринято несколько попыток вернуться в эти места, однако отступившие на время лютые холода вновь ожесточились. Успехи в суровом краю не стоили трудов, и люди окончательно переселились южнее. Полю не дали вновь зарасти частые битвы. Норды не желали подпускать врага слишком близко к своим поселениям, и стремились останавливать его у этой, ранее недоступной черты.
Дероальт отхлебнул из передаваемой по кругу бутыли, поморщился, вздрогнул и протянул ее Налю. Молчали. Мелкая дрожь пробивала не от ветра. Нордам не страшен холод, перед которым отступают и люди северного Мидгарда, и остальные эльфийские народы. Наль сделал глоток и невольно зажмурился. Обжигающая жидкость пролилась в горло – резко пахнущая, без особого вкуса. Его передернуло. Впервые он попробовал бреннвин в пять зим – случайно, когда старшие лишь на миг не доглядели за столом. Он готов был заплакать – питье оказалось самым ужасным, что довелось ему пробовать до тех пор, но тогда он уже носил в сердце слова отца, сказанные на совместной конной прогулке. Тем не менее, слезы хлынули невольно, и ему стало страшно. Как могут отец и его друзья пить это и смеяться? Как может вода обжигать, словно огонь? Он молчал, зажав рот ладошками, и отчаянно надеясь, что справится. Это заметили сразу и бросились утешать. В следующий раз он решился на попытку осознанно, когда ему прокололи уши. В конце концов, это уже серьезный признак зрелости… Однако взрослые так не считали, и за украдкой отпитым на празднике глоточком вышел серьезный выговор. Было особенно обидно, потому что ощущения от бреннвина в двадцать зим ничем не отличались от таковых в пять зим, и вышла лишь двойная неприятность. Теперь, совершенно дозволенно, он пил эту огненную воду без любопытства и торжества свободы. Просто потому что впереди ожидал первый бой.
По окончании Последней войны сражения стали мельче. Отпала необходимость членам одного рода биться плечом к плечу, и теперь от родственников одновременно брали в отряд или войско одного, при большой нужде двух-трех воинов. В этот раз такой нужды не было, но Мадальгар просил командира, и его взяли – присмотреть первое время за внуком.
По короткой негромкой команде поднялись. Последние приготовления, проверка оружия, снаряжения. Эльфы предпочитали легкие доспехи, которые при необходимости можно без труда надеть и снять самостоятельно – кожаный жилет с металлическими пластинами, возможно, кольчуга под него, наплечники, наручи, поножи и латная юбка.
Потом он стоял в строю, впервые в жизни видя перед собой врага. Были среди них разные воины, но в основном рослые, крепкие, мощные. Глаза темные, как у семиродного кузена Кейрона и его отца, как у части вестери – но темнота эта не просто загадочная – зловещая, мрачная темнота. Даже издали видно, как горят злобой глаза орков. Крупные грубые черты дышат угрозой. Глухие короткие ревущие выкрики, которыми они готовят себя к сражению, слышны через все поле.
Командир что-то говорил перед строем, но слова не долетали до сознания. Дрожь усилилась, пробегая от кончиков пальцев до самого сердца. А потом прозвучал сигнал.
Схлестнувшийся с юным оружейником орк оказался не столь ужасным противником, как можно было ожидать. Он был сокрушительно силен – Наль чувствовал, как от каждого движения веет неизведанной доселе неумолимой черной бедой, совсем не как в поединках с ментором Эльгартом – однако слишком грузен и неповоротлив. От тяжелых взмахов орочьего тесака в груди, словно угли на ветру, начало заниматься лихорадочное пламя. Наль ловко уворачивался от ударов, которые не смог бы отразить, с горящими глазами танцуя вокруг противника. Он упал, но тут же вскочил, избежав потери конечности, получил несколько ран, но едва замечал их. Все внимание было сосредоточено на цели. Ни промах, ни промежуточный успех не должны завладеть чувствами воина, отвлекая от нее.
Вот она брешь! Наль сделал стремительный выпад, ощущая, как с непривычным, отвратительным мокрым хрустом собственное лезвие входит в горло противника, и не успел отскочить от окатившей его струи крови. Он замер, расширенными глазами наблюдая, как осело перед ним уже безжизненное тело. Торжествующая улыбка еще блуждала по губам юноши, когда в зрачках занимался ужас. Ощущение чего-то неправильного, непоправимого, сковало тело, парализовало разум. Внезапный сильный толчок вывел его из оцепенения. Наль упал на свежий труп, поранив щеку о вражескую броню. Над головой лязгнул металл. В сознание ворвался звон мечей, шум и крики битвы.
– Ты что? – окликнул голос, такой знакомый и родной, что в тот миг было неважно, чей именно.
Одним рывком его поставили на ноги. Перед глазами появилось встревоженное бледное лицо Мадальгара.
– Цел? В порядке?
Вопрос казался диким, неуместным, но Наль скованно кивнул. Впрочем, Мадальгар едва успел заметить – он стремительно развернулся и, как только что Наль, вонзил лезвие своего меча в горло подскочившего орка. Еще одно тело валялось рядом – тот, кто разрубил бы юношу пополам, не окажись дед рядом.
– Очнись! – крикнул Мадальгар, встряхнув внука за плечи. – Зачем ты здесь?! – он перепрыгнул через одно из тел и блокировал рубящий с плеча удар обоими мечами.
Нападающий орк злобно зарычал, перекрыв шум боя и пнул его в колено. Мадальгар пошатнулся, тонкая, ладная фигурка согнулась перед нависшей над ней тушей. Наль подхватил с земли свой окровавленный меч и заставил себя вырваться из круга полегших врагов. Его охватил безумный, леденящий страх за деда, который мог погибнуть, как погиб отец. Более ни о чем в тот миг он не думал.
* * *
Во́роны кружили над разоренным полем. Молча бродили среди тел эльфы, обыскивая павших врагов. Лишь изредка тихий голос отпускал краткое замечание, и вторил ему такой же краткий ответ.
– Не скажу ничего нового под этим небом, – нехотя заговорил наконец Наль, – но я так ждал, когда смогу выйти лицом к лицу с племенем, убившим отца и приносящим нам столько бедствий… А сегодня, когда от моей руки пало пятеро, я не испытал ни радости, ни удовлетворения, ни облегчения. – Он отвернулся.
Лицо Мадальгара просветлело.
– Это лучшее, что ты мог сказать. Запомни это чувство, мальчик. Пусть оно будет твоим компасом на всех путях жизни.
– Но они чудовища, Мадальгар, – продолжал Наль, все также смотря куда-то вдаль. – Убийцы, находящие удовольствие в мучении пленных, насильники, колдуны. А мы? Кем становимся мы, убивая их?
– Вопрос в том, кем мы должны остаться.
– Я знаю, есть среди них те, кто пытается следовать некому кодексу чести. И все они – эарай, также живые и разумные существа, как и мы. Если бы они не отнимали наших жизней, мы не отнимали бы их.
Мадальгар кивал, давая внуку свободно изливать свои мысли. Порой, чтобы навести в мыслях порядок, их нужно проговорить вслух, а делать это лучше в безопасном, доверительном и ненавязчивом окружении.
Наль надолго замолчал. Мадальгар ждал, изредка бросая взгляды на свое перебинтованное до неподвижности колено. Скверно будет, если он не сможет быть рядом с внуком в следующей схватке. День клонился к вечеру. В тучах образовались переменчивые, рваные просветы, и на распростершуюся перед двумя эльфами панораму пологой долины в окружении небольших холмов падали бледно-оранжевые световые пятна опускающегося к горизонту солнца.
– Но как сохранить в себе… – вновь заговорил Наль. Рука бессознательно метнулась к шее, где обычно висел медальон Лонангара, но сейчас там был только ворот доспеха. – Как вы сохраняете?.. – он запнулся, и чуть слышно прошептал: – Как стану я теперь поднимать этими руками маленьких кузенов и кузин, обнимать мать, касаться Амаранты?..
Опытный воин прикрыл веки. Еще утром рядом с ним сидел невинный юноша, полный волнений и надежд, борьба для которого была тренировкой силы духа, залогом будущего успеха, инструментом упражнения в эстетике и ловкости, игрой. Несколькими часами позже это уже молодой боец с надломленной душой, растерявший часть восторженных иллюзий и обагривший свои руки чужой кровью. Этого перелома на до и после было не избежать, но каждый раз, видя очередного эльфа в том же положении, Мадальгар испытывал горькую затаенную боль. Когда-то так же сидел перед ним его Лонангар, оглушенный и потерянный, ощутивший себя внезапно слишком взрослым и отчужденным от прежней жизни, запятнанным чем-то непоправимым, и одновременно по-детски, неосознанно, ищущий совета и утешения.
– Ты уже дал ответ в самом начале. Береги воспоминания этого дня, сверяя их с тем, в какую сторону ведут тебя твои чувства. Никогда не забывай, что говорили тебе дома и в Университете. Убивающий для удовольствия убивает свою душу. Защитник и воин полагает душу за ближних. Смысл жизни воина – останавливать зло.
Юноша повернулся к нему с тенью надежды в подавленном взгляде.
– Ты будешь прекрасным воином, Нальдерон. Таким же, как твой отец. – Сорвавшийся голос выдал его, и Мадальгар, уже не заботясь о том, чтобы оставаться примером непоколебимой твердости и не принести разочарования, отрывисто вздохнул. Он притянул Наля к себе – оттолкнет, так оттолкнет, но тот сам подался к нему, уткнулся лицом в плечо деда. Тоненькая фигурка судорожно вздрогнула.
– Слезы тоже нужны, Огонек. Дай им волю. Это слезы очищения.
13. Добыча
Обвал случился внезапно. Члены растянувшегося по горной тропе дозорного отряда, что шли посередине, подали тревожный клич, почувствовав глухой, еще на пределе слышимости, гул над головой, и первый тяжелый валун обрушился на тропу, увлекая за собой другие. Эльфы метнулись в стороны, уходя от верной смерти. Камни падали с угрожающим низким рокотом, заглушая крики. Бежать приходилось все дальше, а обвал следовал по пятам, и вот уже сбил кого-то с ног, а двое других бросились поднять, заслоняясь от смертоносного дождя…
Наконец камнепад иссяк. Оглушенные дозорные оглянулись вокруг – и онемели. Верхняя тропа, куда они вынужденно бросились, уходя от катящихся валунов, уводила вглубь гор. Нижняя ровная тропа, по которой продвигались, исчезла под огромным, нависающим над землей выступом, где эльфы теперь стояли. С этой высоты деревья далеко внизу казались кустами подлеска. Путь назад был отрезан грудой неустойчивых валунов.
Командир Лаэллет начал отдавать тихие, четкие указания, и их бросились выполнять, гоня прочь лишние мысли. Помогали раненым, проверяли уцелевшее снаряжение и припасы. Келор сильно повредил ногу – его выдернули уже из-под обрушающихся камней. Губы его были совершенно белые, и он, дрожа, растерянно смотрел на товарищей – калека в горах, тем более, для дозорных, большая обуза.
Не досчитались половины отряда. Первыми заметившие угрозу вспоминали, как их отрезало от идущих следом, и все надеялись, что по ту сторону тоже успели спастись. Никто не знал точной ширины обвала – используемая эльфами птичья перекличка осталась без ответа. Громко кричать опасались. Где-то вверху скапливалось едва уловимое напряжение. Нового обвала можно было ожидать в любой момент. Командир Лаэллет послал двух разведчиков и велел отряду двигаться сразу следом. Сам он тщательно прислушивался к каждому дуновению ветра, вглядываясь в окружающий пейзаж, чью скудность разбавляли разрисовавшие скалы мхи и лишайники, да растущие из камней редкие изогнутые тонкие сосенки.
Тропа впереди расширилась, уходящий вверх по левую руку крутой горный склон вздыбился над ней, как спина дракона. Надеялись найти спуск и успеть до темноты. Независимо друг от друга каждый подумал о троллях.
Тролли охотно нападали на путников в горах, однако спускаться на равнины и идти на армию никогда не пришло бы им в голову. Зато пришло пятнадцать веков назад на ум оркам, завидевшим в напоминающих замшелые валуны гигантах возможность одолеть общего врага – эльфов, наголову разбивавших вражеские орды с помощью прирученных драконов. Эльфы в точности не знали, как удалось и чего стоило оркам достигнуть понимания с этими существами. Перед битвой орки подначивали троллей криками: «Добыча! Добыча!» На общем языке это слово должно было воодушевлять ряды врагов и внушать эльфам страх.
Шли почти не отдыхая. Келора то вели, поддерживая с обоих сторон, то практически тащили на себе. Менее пострадавших ждали, на особенно неровных каменистых участках по очереди подставляя плечо. У Веринна сильно кружилась голова после удара камнем. Наконец Лаэллет объявил привал. Позаботились о выбившихся из сил раненых, накормили и, измотанные двойной нагрузкой и спешкой, принялись за еду сами. Наль даже не слишком ясно запомнил, в какой момент из-за валуна над дорогой бесшумно выбрались три мощных фигуры с кожей землистого, зеленоватого оттенка и грубыми бугрящимися мышцами.
– Берите их скоростью, раненых в тыл, – чуть слышно проронил командир Лаэллет, плавно вынимая из вторых ножен железный меч и не сводя глаз с новой угрозы.
Спрыгнув на тропу, туши более чем в полтора эльфийских роста высотой бросились на отряд, орудуя палицами из стволов молодых деревьев. Потрясенный зрелищем Наль заставил себя стряхнуть оцепенение и, угадывая маневр старшего товарища, в паре с ним закружил вокруг ближайшего тролля, так что один из них постоянно ускользал из поля зрения. Чудище хрипло гневно визжало; его жгло холодное железо, а в глазах Наля разгорались шальные азартные искры. Он никогда ранее не сражался с троллем, но уже разработал стратегию боя. Эта туша могла раздавить его одним голым кулаком. Выброс в кровь смеси страха с азартом подействовал опьяняюще. Бросаясь под огромные руки, уворачиваясь и наступая, он смеялся. «Не достанешь!» – хотелось выкрикнуть в лицо громоздкой зеленой твари, однако это сбило бы с дыхания. Кроме того, находилось лицо слишком высоко. Запрокинешь голову – упустишь мгновение.
За спиной раздался крик, от которого почему-то похолодело в груди. Наль резко обернулся, понял, что спонтанное движение может стоить ему жизни, и бросившись на землю, перекатился в сторону у самых ног тролля. Туда, где он только что стоял, ударила, подняв ветер, гигантская палица. Дерево затрещало. Тяжелая, как у диковинного олифанта из далеких жарких земель, нога придавила рассыпавшиеся в бою из пучка волосы. Золотая прядь осталась на земле, сверкая на солнце. Вскочив, Наль успел увидеть все, что было необходимо увидеть. Отступление перегородила орочья банда.
По окончании Последней войны размеры дозоров сократили. Опытным путем пришли к тому, что вооружение необходимо облегчить. Отбиваться отныне приходилось либо от троллей, либо от орков. Но не от обоих сразу.
Битва была жестокой, но короткой. Оркам нужны живые рабы. Эльфы, легкие, хрупкие и изящные, сражались смело и отчаянно, но силы были более, чем не равны. Чтобы отвлечь разошедшихся троллей орки похватали что-то из эльфийского оружия, обуви, пару заплечных мешков с припасами – выбирали на свой взгляд, что похуже – и, завернув все это в ветошь, отбежали и подняли над головой, крича: «Добыча!».
Века минули с тех пор, как орки и тролли заключали союзы; тролли почти позабыли и те времена, и способ общения. Не сразу заслышали знакомое слово, однако постепенно до них стало доходить, что цель бойни достигнута. Они опустили дубины, забрали мешки с вещами и влезли назад за возвышавшийся над дорогой валун – рассматривать. Это было последним, что краем глаза увидел Наль перед ударом со спины. Далее долгое время его окружали только глухая мгла, жар и боль. И еще, когда он приходил в сознание – жестокая тряска. Привыкшие к своим степям орки не могли смириться с чуждыми условиями. Они воровали горных лошадей, но впрягали их в те же повозки, пока была возможность не бросать их. Если горная дорога становилась непроходимой для отряда, возвращались назад и искали другой путь. Когда позволяли обстоятельства, выпрягали лошадей и тащили повозку на себе.
Пока дорога позволяла ход по неровным, изрезанным узкими расселинами скалам. Оркам не было дела до трясущихся в повозке раненых – кто не выживет, оказался бы скверным рабом. Внутри было темно и, видимо, тесно – приходя в сознание, Наль чувствовал себя почти притиснутым к стенке, его ноги лежали на чьих-то ногах, а совсем рядом слышалось тяжелое дыхание и редкие сдавленные стоны. Кто-то накладывал и менял повязки на его ранах, успокаивающе клал ладонь на лоб, когда он сам стонал или начинал метаться в полубреду, давал пить. Позже Наль узнал, что, минуя горное озеро, орки расщедрились и набрали для каждого пленного воды. Без нее и хороший товар не дотянул бы до назначения.
Вновь открыв глаза в душной полутьме, Наль огляделся. Боевые товарищи сидели или лежали, заполняя собой все свободное от орочьего скарба пространство – он различал их в основном по белым пятнам лиц и светлым штрихам волос. Прямо над ним склонился командир Лаэллет – падающие на правильное, тонкое лицо пряди слиплись от пота и крови. Зазвенела цепь.
– Нальдерон. Стало лучше?
Большие голубые глаза зажглись отеческим теплом. Щеку командира пересекала глубокая свежая рана, губа была рассечена. Спутанные платиновые волосы наспех собраны на затылке. Лаэллет бережно приподнял голову Наля, поднося свободной рукой флягу к его губам, и юноша понял, кто заботился о нем все это время.
– Лорд командир… – смущенно и изумленно прошептал он. Поначалу из горла раздался лишь сухой хрип. – Вам не стоило… самому…
– Чшш. – Лаэллет убедился, что Наль сделал несколько жадных глотков, и опустил его назад. – Все здоровые здесь за кем-то ухаживают. Это не случай для субординации.
Наль желал поблагодарить, но не заметил, как провалился в полусон, и пришел в себя, когда повозку тряхнуло особенно сильно. Он застонал: раны и ушибы казались совсем свежими. Лаэллет рядом с ним прервался на обращенной к кому-то фразе и склонился, внимательно вглядываясь в лицо юного эльфа.
– Ты молодец. Очень сильный. Выздоравливаешь.
У губ опять появилась бутыль. Наль смутно понимал, что много пить нельзя, запас воды в любом случае ограничен, и с трудом отвернулся, еще не утолив жажды. Неосторожное движение причинило внезапную резкую боль. Он судорожно выдохнул, подобравшись.
– Осторожнее.
Лаэллет положил на лоб Налю прохладную ладонь. От этой успокаивающей заботы стало немного легче. Продолжился чуть слышный прерванный разговор. Обсуждали предстоящее большое нападение, о котором узнали из обрывков орочьих разговоров. Как оказалось, после битвы с троллями прошло чуть менее суток. Глаза привыкли к полутьме: щели фургона пропускали немного света. Слабые воздушные потоки изредка касались лица, разбавляя запахи пота, мочи и крови. Нужно было найти в себе силы тоже сесть, оглядеть оставшихся в живых товарищей, и с каждым мгновением заставить себя становилось все труднее. Через стенку повозки неразборчиво доносился говор орков и скрип колес.
– Они одурманены успехом и примутся за самые решительные меры, – говорил Лаэллет. – Вероятно, будут дожидаться подкрепления, чтобы брать Лаэльдрин. Именно в ту сторону мы сейчас движемся, – пояснил он Налю. – Теперь можно рассчитывать и на привлечение троллей. – В голосе его послышалась нескрываемая горечь.
Лаэльдрин, Белейшая Цитадель, или Пятиградье, соседнее с Исналором славное королевство. Страшной ценой удалось отстоять его в Последнюю войну – сражались от пристрастившихся к дурману ночного фрукта уличных менестрелей с нездоровым блеском глаз до каждого близкого к совершеннолетию мужчины королевской семьи. Было среди защитников и слишком много женщин. Однако теперь к большой опасности не готовы. Когда тролли, пользуясь тайными путями, обрушатся на крепостные стены с окрестных гор, вся надежда лишь на лаэльдринские патрули, что успеют заметить, объединиться и задержать эту смертоносную лавину ценой своих жизней, пока вестник мчится поднять тревогу в городах. А встреться ему на пути враг, надеется лишь на свою скорость – и Создателя.
– Господин, – подал голос Тирнальд из другого угла. – Вы не можете винить себя. Троллей не трогали около трех веков.
Лаэллет качнул головой:
– Командир всегда несет ответ за поход. Так или иначе, пока они стоят, необходимо попытаться бежать. – Он быстро оглядел остатки своего отряда. – Нас достаточно мало. Тихо уйти будет легче. Самые сильные должны добраться до Лаэльдрина и предупредить, слабых спрятать в недоступных троллям укрытиях.
– Орочья сволочь возвращается известным им путем. Значит, сможем пройти и мы, – согласился Веринн. Голова его была перевязана тряпкой.
Повозка остановилась. Эльфы притихли. Почти сразу кто-то отдернул полог, закрывающий выход, и в проеме показалась орочья физиономия.
– Увечных сюда! – гаркнул он.
– Здесь нет увечных, – возразил Лаэллет. – На поправку идут уже и наиболее раненые.
Объяснялись на орочьем кехер шаюке с примесью поврежденного общего языка. Наль уже начал привыкать к этому говору, звучащему из уст орков еще грубее и жестче, чем из уст эльфов.
Орк поворочал глазами и вцепился взглядом в белого, как снег, Келора. Тот вжимался спиной в стену повозки, стараясь держать больную ногу как можно непринужденнее, однако его выдавало сведенное болью лицо, явно неудобная поза и наброшенная на нижнюю часть тела туника, которая при беглом осмотре пленных должна была скрыть перелом. Штанину до колена пришлось разрезать – от нее остались лишь кровавые лохмотья – и кожи не было видно в засохших ранах и багрово-синих кровоподтеках.
– А ну пошевели ногами! – оскалился орк.
Сжав губы, несчастный попробовал повиноваться. Страдальчески дрогнувшее лицо его посерело, однако сломанная нога, с тщательно прикрепленной к ней ремешками, но недостаточно длинной дощечкой, осталась неподвижной.
Орк злорадно ухмыльнулся:
– Вытолкать сюда этот медвежий корм!
– Нет! – усталые глаза Лаэллета гневно вспыхнули.
– Ты тут больше не командуешь, изморок. С бесполезным рабом возиться не станем.
– Вздор, – жестко сказал Лаэллет. – Вы еще не достигнете степей, как он сможет ходить. Мне знакомы такие травмы.
Голос командира зазвучал неожиданно сильно и властно, и сам он будто стал сильнее и ярче, выпрямившись, засветился белым сиянием в душной полутьме повозки. Какое-то время орк посверлил пленников тяжелым подозрительным взглядом, а потом задернул полог.
Словно прочитав мысли Наля, Лаэллет помог ему сесть, опираясь спиной на какой-то тюк.
– Всем отдыхать! – весело проговорил он. – Мы славно потрудились, и я счастлив командовать столь доблестным отрядом. Кто бы мог подумать, что нас повезут в карете, как почетных гостей!.. Статусу нужно соответствовать. – Метнув задорный взгляд из-под ресниц, он хлопнул в ладоши: – Ральгар, ты практически готовый командир.
Ральгар благодарно улыбнулся – он был помощником Лаэллета и его хорошим другом – но в глазах его тут же вспыхнул страх и острая, отчаянная боль предчувствия. Лаэллет воодушевленно продолжал:
– Келор, ты сильнее, чем думаешь, и мужественно перенес сложный путь. Все будет хорошо. Тирнальд, Глендин, без вашей самоотверженности мы потеряли бы наших товарищей, что сейчас идут на поправку. Веринн, смелость твоя достойна восхищения. Нальдерон, ты еще так юн, но во владении любым оружием едва ли найдешь себе в Королевствах много равных…
Наль видел эти приободренные добрым словом командира лица, усталые, покрытые синяками и ссадинами, осунувшиеся. Оставшаяся одежда изорвана на каждом – раненым нужны любые бинты. Все с ног до головы в засохшей крови – воду берегли лишь на самые серьезные нужды. Воины отзывались Лаэллету нестройным благодарным хором. Тот замолк и, словно как-то утомившись, прислонился спиной к соседнему с Налем тюку, выходя из рассеянного света щелей в крыше. Ресницы его опустились, губы бессильно приоткрылись, в углах рта пролегли складки.
«А ведь это не так», – пронзила Наля ужасная догадка. Он был столь потрясен, что не заметил, как произнес это вслух.
– Что не так, Нальдерон?
– Я совсем не доблестный воин, как говорят… Я не смог устоять против врага, совершил ошибку. Разве помогло мое мастерство нам и тем… что остались в горах? А ведь я желал стать командиром… Я не понимаю…
Лаэллет медленно повернулся к нему. Складки в углах рта разгладились; он провел рукой по лицу и слабо улыбнулся.
– Не казни себя. Против троллей не зря стремились выводить драконов. Нас же слишком мало, и мы сделали все, что было в наших силах. В горах могло остаться гораздо больше, понимаешь? Я видел на своем веку тысячи воинов. Ты очень хорош, но некоторые вещи приходят только с опытом.
Наль хотел сказать ему что-то еще, но мысль работала плохо. Мучала жажда. Потянувшись за своей флягой, он понял, что та едва ли осушена на треть.
– Командир Лаэллет… – прошептал Наль, похолодев. Ему казалось, произошло непоправимое, хотя он и не мог еще понять причину. Что-то обожгло глаза под веками. – Зачем вы отдали мне свою воду?..
– Я выпил достаточно.
– Возьмите еще.
– Благодарю. Я не испытываю особой жажды.
Наль собирался горячо возразить, но в этот миг снаружи донесся шум. Все вскинулись, напряженно прислушиваясь. Орки готовились к ночлегу. Их голоса стали громче и веселее, лязгал металл, глухо стукал топор в разбиваемом лагере. Лаэллет откинул голову назад и закрыл глаза.
Ральгар тихо окликнул его.
– Да? – тот ответил не сразу.
– Стае необходим вожак.
– Без стаи вожак – ничто.
– Стая без вожака…
– Выбирает другого! – резко перебил Лаэллет. Он открыл глаза и добавил уже мягче: – Разговоры потом. Пора спать. Всем потребуется много сил.
Судя по виднеющемуся в щелях крыши небу, настала глубокая ночь, когда полог, закрывающий выход из повозки, вновь откинули, и заглянувший внутрь надсмотрщик рявкнул:
– Изморков главарь сюда!
Среди пленных поднялся тревожный гул. Лаэллет быстро повернулся к Налю:
– Береги плечо, сколько возможно. Ты почти выздоровел.
Расширенные, испуганные глаза юного эльфа мелькнули перед ним. Не зная, как выразить благодарность, Наль поймал и поцеловал его руку, как отцу, отценачальнику, представителю короля. Лязг цепей и новый окрик – Лаэллет уже склонился над другим больным, третьим, осторожно, чтобы никого не задеть, пробираясь к выходу. Подобно Налю, Келор поцеловал ему руку, не в силах выговорить ни слова. Ральгар привстал и стиснул друга в объятиях. Лаэллет вздрогнул – надсмотрщик раздраженно ткнул его палкой в позвоночник. Лязгнуло железо, цепь разомкнутых кандалов упала на пол. Немного неловко на затекших ногах эльф спрыгнул с повозки, и полог закрылся.
В повозке воцарилась подавленная тишина.
Отстраненно, словно во сне, Наль озирался вокруг. Каждый прикован за ногу цепью к железным кольцам в полу. Келор кусает губы, запрокинув голову. Ральгар скорчился на своем месте, пряча лицо. Ночь тянулась, словно утро никак не решалось наступать, но задремать смогли лишь самые слабые.
Утром полог был снова отдернут, на этот раз целиком, и сразу несколько орков, помогая себе палками, выгнали всех наружу. Келор, зеленея от боли, подобрался к краю и спустил ноги вниз. Его боялись поддержать, чтобы не выделять его увечья. Длина цепей позволяла встать на землю. Эльфы моргали, стараясь скорее привыкнуть к свету.
Шатры орков возвышались впереди справа, а прямо через тропинку напротив повозки скала обрывалась. Здесь хорошо просматривались окрестности с запада, из глубины гор, откуда могли появиться дозоры Лаэльдрина, а далее по ходу повозки обрывы открывались по обе стороны дороги, позволяя заметить любое передвижение внизу.
От шатров показался Бурут, главарь в зубчатом воротнике, с нашитыми на плечах шипами из верхушек бычьих рогов и связкой птичьих черепов на шее. Но не его внезапное появление потрясло пленных. На веревке за собой Бурут вел Лаэллета. Эльфы не смогли сдержать горестных возгласов, увидев своего командира разутым, раздетым до пояса, со следами свежих истязаний и побоев на теле. Ему остригли волосы, и без платинового ореола вокруг головы, без единой краски в лице живыми оставались лишь огромные голубые глаза. Губы Лаэллета слегка шевелились, словно он беззвучно что-то говорил. Главарь раздраженно морщился: пришлось попортить превосходный товар. Тот оказался слишком несговорчивым, и за всю ночь так и не раскрыл маршрутов и численности других дозорных отрядов в окрестностях.
