Kitabı oku: «Живая», sayfa 2

Все это видел через магический кристалл принц Габриэль, пирующий в своем замке в далекой стране сидов (фей) – Аннувне. Для него настал день великого празднества. По левую руку от принца был накрыт стол с изысканными яствами, по правую же находился огромный чан, доверху заполненный булькающей черной жижей. Габриэль ликовал.

– Я всегда считал, что твое наказание слишком мягко, – прошипел он, глядя в кристалл. – И теперь я усилю его по своему разумению.

Принц опустил руку в чан. Повинуясь его воле, вслед за пальцами из глубины вынырнула девушка. Глаза ее были закрыты, лицо – бесстрастно. Принц взял салфетку и нежно оттер от грязи щеки, лоб и губы своего творения.

– А ты думал, это чистое дело – создавать прекрасное?

Испачканные в черной жиже пальцы скользнули по белоснежному подбородку девушки.

– Я сделаю так, чтобы она больше уже никогда не вспомнила тебя! Да! Я взял те же магические камни! Но тело ее теперь намного более совершенно, чем то, которое ты смог ей дать в мире людей, когда позабыл всю магию!

Габриэль наклонился и поцеловал девушку. На его губах остался черный след.

– Или ты наивно вообразил, будто только ты способен на то, чтобы явить миру красоту? – Мужчина провел рукой по груди созданного творения. – Гнусный трус, нелепый позер! Эту Галатею создавали мы оба! Но ты… ты загребал моими руками жар! Настало время воздать по заслугам! Теперь-то уж я перекрою ее по своему разумению… брат.

Глава третья

Я без тебя, и меня совсем нет.

Я вся в ошибках, исправлениях, вся неправильная,

Плохая – без тебя я уже не целиком.

Взгляд мой, ищущий, нигде не останавливается.

Сердце стучит так сильно, что кажется, я не доживу до утра.

Да, я не переживу даже эту ночь, не то чтобы тебя найти.

Юля Бужилова, Рената Литвинова – «Ты мне пишешь»

Сиды, жители Сверкающей страны – Аннувна, – как они сами именовали свое царство, по преданиям, находящееся внутри холмов, испокон веков делились на два Двора: Благой и Неблагой. Один, хотя бы номинально, старался творить добро и помогать людям, жители другого же не стеснялись красть человеческих детей, охотиться на все живое, пролетая кавалькадой в ночном небе, и любить звериные бесчинства. И каждый новый правитель Страны внутри холмов становился все более жестоким и алчным до кровавых удовольствий.

– Покажи мне, на что ты способна, – произнес принц Габриэль, отпив из кубка. Его зрачки, окруженные темной радужкой, следили за девушкой в черном платье, стоявшей у подножия трона. Глаза ее были завязаны широкой лентой.

– Только взгляни, какова она. Какой я ее сделал. Создал и натренировал. Ладно, заставил вспомнить то, чему ее учил ты. – Принц наклонился к сидящему рядом с ним гостю, все так же не отводя глаз от воспитанницы.

Которая тем временем медленно двигалась к середине зала. Спиной вперед, чуть отставив руки в стороны. В этот момент у нее перед мысленным взором по памяти вырисовывалась окружающая ее обстановка – размер помещения, местоположение дверей и трона.

Габриэль усмехнулся и сделал едва заметное движение рукой. Знак, что можно начинать. И в следующую же секунду девушка в черном положила ладонь на рукоять меча. Это означало, что она готова. Но принц отдавал команду не ей.

Все пять дверей, ведущих в зал, отворились, и через каждую из них вошло по вооруженному мужчине. Воительница медленно повернулась, напряженно вслушиваясь, ее меч с легким звоном покинул ножны. Все противники приближались к девушке одновременно, но воспитанница принца не стала дожидаться атаки – сама сделала замах с одновременным подшагом вправо, и, опустив меч, одним ударом разрубила ближайшего бойца до середины груди, прежде, чем тот защитился. Тут же, уходя от удара клинка подошедшего сзади противника, присела, крутанулась, так что одна ее рука держала на себе вес тела, а ноги, подобно ножницам, захватили тело мужчины. Воительница, не подключая руку с мечом, оттолкнувшись от пола только одной другой, повалила врага на пол, сама же тотчас вновь вскочила и замерла, вслушиваясь. Третий противник подкрался к ней беззвучно и так же тихо занес для удара секиру. Но свист опускающейся стали выдал врага: девушка развернулась, отступив в сторону всего на полшага, мечом разрубая древко оружия, а вместе с ним и голову бойца. Брызнувшая из среза кровь пополам с внутричерепной жидкостью намочила черную ткань платья. Девушка брезгливо провела рукой по груди.

– И не жаль тебе изводить своих людей? – шепнул принцу гость.

Мечнице предстояло сразить еще двоих. Один из них сейчас стоял прямо у нее за спиной.

– Нет. Она лучше тысячи воинов, посмотри. Настоящая машина для убийства. Для этого она и была сделана.

– Разве?

Наконец не осталось ни одного противника. Девушка замерла посреди зала, напряженная, со сведенными уставшими мышцами меж лопаток. Но вокруг царила тишина: не открывались двери, не слышались шаги. И воительница устало выдохнула, сняв ленту с глаз.

– Мои победы к твоим ногам. – Улыбнулась девушка и, подойдя к подножию трона, опустилась на одно колено.

– Ну разве она не восхитительна? – самодовольно произнес Габриэль, поглаживая бледный подбородок. – Такая красота может быть только рукотворной, ты согласен?

К разгоряченным плечам и лицу девушки прилипали длинные ярко-рыжие пряди. Двери, из которых во время боя выходили противники подопечной принца, снова открылись, впуская еще воинов. Воительница, не переставая улыбаться, вскочила на ноги и снова бросилась в бой, на сей раз – с открытыми глазами.

– Ты прав, – задумчиво произнес гость Габриэля. – Она воистину прекрасна.

Чуть позже Габриэль, гость и воспитанница принца вновь увиделись – на торжественном ужине.

– Все это великолепие в честь Вашего приезда, – поведал Габриэль, широким взмахом руки указывая на длинный стол, от начала и до конца уставленный всевозможными яствами. – Здесь лучшие блюда Благого и Неблагого дворов, а также пища людей. Есть и вино.

Гость усмехнулся и принял из рук принца кубок.

– Вы знаете, как мне угодить.

Мужчины сели, но не приступили к еде, ожидая к столу воспитанницу принца. Разве что гость позволил себе пригубить хмельного напитка. Наконец дверь в конце трапезного зала распахнулась, и вошла подопечная принца в алом платье, не уступающем по цвету ее волосам.

– Мы ждали только твоего прихода, Вида. – Улыбнулся Габриэль. Гость тоже не смог сдержать движения губ, невольно изогнувшихся, но поспешил скрыть это, поднеся ко рту кубок.

Вида заняла место рядом с принцем, по его левую руку, таким образом оказавшись напротив гостя.

– Меня зовут Мертен, госпожа, – представился мужчина. – Я подумал, что раз уж я знаю Ваше имя, то Вы вправе знать и мое.

– Это вполне справедливо. – Сдержанно улыбнулась Вида и перевела взгляд на Габриэля.

– Можем приступать. – Кивнул принц, разрешая начать трапезу.

Весь ужин мужчины обсуждали то, что им приличествовало бы обсуждать: оружие, политику Дворов, войны и охоту. Вида не принимала в разговоре участия, однако так хитро поглядывала на принца, что Мертен догадался: девушке явно есть что сказать, но Габриэль, видимо, запретил ей открывать рот. И гость даже понимал, почему. Прекрасно понимал. Габриэль не стал бы просить собственную жену придержать язык, если бы таковая была и могла бы поддержать беседу. Но позволить «воспитаннице» недвусмысленно продемонстрировать, кем она на самом деле является? О нет. Никогда. Однако Мертен знал это и без него.

Потому что, пусть Вида этого и не могла помнить, они с ней были знакомы ранее.

Когда ужин закончился и слуги убрали со стола, принц предложил гостю продолжить разговор в гостиной. Но Мертен сослался на то, что устал с дороги и предпочтет отправиться в свои покои. Вида вызвалась проводить его в комнату.

– В любом случае, я также сейчас собиралась уйти к себе. А нам, кажется, по пути. Моя спальня находится в том же крыле, что и покои для гостей.

Габриэль отсалютовал воспитаннице, уже взявшей под локоть его друга, бокалом и, потеряв к ним обоим всякий интерес, сел в кресло у камина. Взгляд принца был прикован к огню еще долгое время после того, как за Видой и Мертеном закрылась дверь.

– Ты же не помнишь меня? – спросил гость, когда они с девушкой отошли на достаточное расстояние от зала.

Вида обернулась. В ее глазах мужчина прочел неподдельное изумление.

– Ну разумеется. Твой хозяин не стал бы так рисковать, хоть наше знакомство и сослужило ему хорошую службу. Венценосные особы не любят слов «прости» и «спасибо». А твоя память стерта. Я прав?

Гость протянул руку, желая дотронуться до подбородка девушки, но Вида ударила его по ладони и отступила на шаг.

– Если бы я тебя коснулся, ты бы закричала? – Ласково улыбнулся Мертен.

– Нет. – Вида исподлобья взглянула на мужчину. – Я бы Вас убила. И Габриэль не сказал бы мне и слова против. Вам ли не знать.

Мертен тяжело вздохнул и потер лоб.

– Прежде ты была милой девчушкой, вовсе не такой злой. И очень молчаливой.

– Я уже раскаиваюсь, что вызвалась проводить Вас.

– Послушайте. – Мужчина потерял терпение. – Я знаю, как это прозвучит, но прошу Вас, послушайте! Мы были знакомы раньше, и, поверьте, очень близко. Нет, я не подразумеваю ничего плохого, я имел в виду… ох, ладно, не важно. Единственное, что я действительно хочу донести до Вас – бегите. Вы тут не на своем месте. Встаньте перед зеркалом. Посмотрите на себя. Каждая отметина на Вашем теле – прожитая жизнь. Вы не помните ни одной. Вы не помните ни меня, ни Натаниэля… Карла. Я прав?

Вида отступила еще на несколько шагов назад.

– Что Вы несете? Вы сумасшедший… или выпили слишком много.

Гость хотел было сказать еще что-то, но не нашел слов. Он так и остался стоять с умоляюще вытянутой рукой, глядя вслед спешно удаляющейся девушке, каблучки которой отбивали четкий ритм, словно часы, отмеряющие секунды в камере смертника. Во всем замке только Мертен мог бы подумать о подобном сравнении.

Вида зашла в комнату, заперла дверь на замок и только тогда с облегчением вздохнула, прижалась спиной к гладкой деревянной поверхности. Рука девушки еще подрагивала на медной ручке в виде еловой шишечки.

«Почему? Он не сказал ничего такого, что действительно могло бы взволновать меня… или кого бы то ни было, – Вида закусила губу и почувствовала, насколько вся напряжена, от пальцев ног до макушки. И как сведено судорогой обычно бесстрастное лицо. – Опьяненный человек может наговорить много такого, о чем ему потом придется жалеть… И нет никакого повода верить словам Мертена.»

Рассудив так и успокоив дыхание, девушка отошла от двери, но, проходя мимо зеркала, вдруг остановилась: встала прямо и, кажется, впервые посмотрела себе в глаза. Своему отражению – и рыжеволосой воительнице показалось, будто из-за стекла на нее взглянула незнакомая женщина. Вида потянула лямки платья вниз, на мгновение опустив взгляд. Отчего-то в груди разлился холод, как предупреждение, как ожидание беды… Шелк послушно лег складками ткани у ног, девушка вскинула голову, снова впиваясь глазами в зазеркальную копию себя самой. Или как две капли воды похожей на нее чужой женщины.

Вида провела рукой от шеи по груди, по талии, остановив ладонь у бедра.

«Мое тело все в знаках и символах, словно звездное небо. И читать его умеет… страшно подумать, возможно, только Мертен. – Девушка глубоко вдохнула будто внезапно ставший горьким воздух. – Как ни печально. А я и впрямь не помню. Ничего.»

Вида провела руками от запястий к плечам, не в силах оторвать взгляда от своего отражения.

«Откуда эти полосы? Почему мне кажется, что они были на мне не всегда? И почему мне кажется, что я должна знать, как заставить их исчезнуть?.. О ком еще упоминал Мертен? Какой-то Натаниэль, Карл…»

– Карл!

Девушка скинула с ног платье и бросилась к шкафу, но на секунду замерла, оперлась руками о стену, чтобы не упасть. Грудь рыжей воительницы тяжело вздымалась.

Вида вспомнила.

С остервенением девушка принялась срывать с волос жемчужные нити и украшения с шеи. Теперь все, что дарил ей Габриэль, казалось будто напоенным ядом. Ядом лжи. Мертен был прав: она тут была не на своем месте.

Вида достала из шкафа платье для тренировок и сняла со стены меч. Так просто ее никто не отпустит, можно же догадаться. А значит…

– Придется пробиваться с боем. – Девушка решительно стиснула зубы. Но уже через секунду губы ее растянулись в улыбке, словно у ученицы, которая вдруг вспомнила то, что от нее требовал учитель.

Ведь некогда учителем Виды был Мертен.

Гостю принца была отведена одна из лучших комнат. Роскошная кровать так и манила к себе: предаться сну или веселью с прелестной девушкой, которую также предложили Мертену. Впрочем, мужчина отказался от смуглой рабыни в полупрозрачных одеждах: он никогда не был сладострастен, да и сейчас его мысли занимала только одна женщина, его ученица. И Мертен отчаянно надеялся на то, что Вида сумеет выбраться из замка невредимой, потому как на этом свете было всего три человека, которые знали, как излечить ее раны: Габриэль, которому в эту ночь предстояло стать ее врагом, Карл, который в эту ночь находился на другом краю Земли, если не в другом мире, и сам Мертен, которому в эту ночь предстояло умереть.

Гость сидел на кровати, скрестив ноги и смиренно ожидая развязки.

И вот – двери в его покои с грохотом отворились, впуская внутрь разъяренного Габриэля и несколько его стражников.

– Что ты сделал с Видой? Украл ее? Вывез? Уничтожил? Но как? – Красивое молодое лицо принца не могла испортить даже гримаса ненависти. – Зачем?.. Ты позавидовал мне? Или… неужели?..

Мертен счастливо улыбнулся.

– Я сделал ее свободной. Я помог ей вспомнить.

Принц наотмашь ударил гостя по щеке.

– Но как? Ты ведь сам должен был потерять память!

Мертен снова улыбнулся, но на сей раз – торжествующе.

– Ты не понял? Или забыл?.. Когда меня простили и снова приняли в Благой двор, я вспомнил все свои прежние человеческие жизни. И те, которые я провел в изгнании вместе с Натаниэлем и Видой – тоже.

Габриэль рассмеялся. В этом смехе было все – и горечь утраты, и торжество победы, и самодовольство, и ужас, и безысходность.

– Тогда и тебе не стоит забывать, что я колдун, я знаю достаточно заклинаний, благодаря которым, если я убью тебя своим мечом, смерть снова вернет тебя в круговорот человеческих жизней, – вскричал принц, тотчас же выхватив клинок из ножен, и пронзил им грудь Мертена, который даже не подумал защититься.

– Ты глупец, принц Неблагого двора, – ухмыльнулся гость, откидываясь на кровать, – Страх наказания в тебе слишком силен, чтобы мыслить разумно! Ты не сможешь узнать меня в человечьем обличье. Я буду перерожден в новом теле и в неизвестном тебе месте. Это ты проиграл, Габриэль, а не я. Потому что быть вместе с Карлом и Видой – моя судьба. А Судьбу не переспорить даже сидам.

Вида выбралась из замка за полчаса – раньше, чем ее учитель Мертен распрощался с жизнью. Пришлось убить двоих привратников, и девушка впервые за все то время, что сознавала себя, почувствовала укол совести. Но теперь, в вымокшем черном платье, она брела по лугу, судя по ее представлениям, находящемуся уже на приличном расстоянии от расположенного в холме-сиде замка Габриэля, и не думала ни о чем. Уже просто была не в состоянии, слишком ошеломительным стало для нее новое знание. Весь привычный мир перевернулся.

Полоса горизонта медленно окрашивалась в розовый цвет: вставало солнце.

Вида впервые встречала рассвет на свежем воздухе.

Зрелище восходящего солнца было настолько величественным, что на него хотелось смотреть вечно… пока сетчатку не выжжет дотла. Боль и красота часто ходят вместе, но природе, подумала девушка, все-таки получается соединять это гораздо лучше, чем людям или сидам.

Лучи дневного светила согрели плечи беглянки… И Вида не поверила своим глазам: полосы, расчерчивавшие руки девушки, начали медленно бледнеть, пока не исчезли совсем.

Вместе с тем солнце вернуло рыжеволосой воительнице и память о ее смысле жизни.

Найти Карла.

Глава четвертая

К счастью ли, к горю ли, каждому сердцу – своя золотая стрела,

Закаты, рассветы и лучики в уголках сияющих глаз,

Взгляды встречаются, замыкается круг,

Тихо парит перышко на ветру…

Flёur – «Сияние»

Она открыла глаза и тотчас чуть было не упала на пол, потеряв равновесие. Она не ожидала, что придет в себя, сидя обнаженной на стуле в холодной комнате. Впрочем, она вовсе ничего не ожидала, так резко ее вплеснуло в реальный мир. До этого момента ее сознание пребывало в состоянии бездействия, словно в коме. В первые секунды с трудом различая окружающие предметы, девушка подняла руки к лицу, близко-близко, всмотрелась в них, изучая. Странный рисунок на подушечках пальцев – просто круги, ничего не значащий узор. Декоративный, какой мог бы быть нанесен на кожу большой дорогой куклы. Девушка вздрогнула от осознания: а ведь она и есть кукла. Да, грудь вздымается, она дышит, даже – в данную минуту – учащенно от волнения, от запястья до локтя тянутся голубые вены, но сердце не бьется. Можно приложить руку, послушать, проверить.

Девушка помотала головой. Мысли ее путались, воспоминаний почти не было. Она осмотрелась: фотографии чужих людей на стенах, незнакомые старые обои. Теплый ветер из распахнутого окна овевает кожу, подбрасывает легкие занавески. Девушка встала, подошла к стене и осторожно коснулась пальцами рамки одной из множества фотографий. На карточке за пыльным стеклом была запечатлена коротко стриженая черноволосая девочка лет двенадцати-тринадцати. Рядом, пачкая ей бежевые брюки грязными передними лапами, радовался пятнистый пёс с высунутым языком. На секунду девушка задумалась – не она ли сама на этом фото, но в замутненном солнечным бликом стекле виделся абрис иного лица, обрамленного рыжими волосами. Девушка понимала, что это ее отражение, но лицо казалось чужим. Впрочем, недолго, лишь несколько секунд. А потом пришло первое воспоминание: девочка-подросток на фото – Симонетта, сиротка, проживающая со старшим братом. И больше никакой информации ни о ней, ни об этом доме. Хранилище памяти захлопнулось. Девушка оторвалась от созерцания фото, когда поняла, что ничего сверх этого не вспомнит. Огляделась, в поисках одежды, но обнаружила только мужской пиджак на спинке стула, на котором она очнулась. Рядом, на полу, стояла сумка. В ней девушка нашла кошелек, полный леев¹, паспорт с собственной фотографией на имя Зои Флореску. Использованный билет до Канады на первое мая. Никаких новых воспоминаний эта информация не вызвала, только добавила вопросов. Но, по крайней мере, девушка узнала свое имя. Нынешнее имя.

Вот только что это за дом и как она в нем оказалась, оставалось тайной. А ведь нельзя было исключать возможности, что она в плену! Девушка прислушалась, прикидывая, есть ли кто-нибудь в квартире кроме нее, но до ее ушей не донеслось ни шороха. Это должно было успокаивать, но, вопреки логике, напротив, мгновенно взволновало до крайности. Зоя задрожала, обхватила себя руками. Ею овладел панический страх – то самое ирреальное, необъяснимое чувство, наводящее на мысли о чем-то сакральном.

– Нужно бежать отсюда, – пробормотала Зоя и бросилась вон из комнаты, от страха вовсе не таясь, в поисках приемлемой одежды и обуви.

В спальне Симонетты Зоя нашла не так много вещей, к тому же, все они были безнадежно малы для нее. Ни в один топ она не смогла даже просунуть плечи, так что пришлось взять из комнаты пиджак. Кое-как втиснувшись в самые просторные брюки и с трудом, ощущая себя сестрой Золушки, засунув ноги в туфли с открытым носом, девушка подхватила сумку и бросилась к двери. К счастью, в коридоре на гвозде висел ключ. Запирать за собой Зоя не стала. Ей было наплевать, что случится с квартирой, к которой она чувствовала такое отвращение. Девушка уже не сомневалась, что вырвалась из логова врага.

Первые полчаса она бежала, пока ее тревога не исчезла, а солнце не начало клониться к закату. И тогда Зоя снизила скорость – больше ничто ее не подгоняло. Должно быть, девушка пробежала пять или шесть километров, достаточно отдалившись от места своего заточения. Сейчас она достигла рю Лорье, если верить обозначениям на домах. Неподалеку располагался парк, и, утомленная волнением, Зоя зашла под сень деревьев. Ей хотелось немного погулять, наслаждаясь теплым ветерком, треплющим волосы. В киоске она купила мороженое и неспешно пошла по дорожке. Солнце грело затылок, в парке уютно пахло тюльпанами, тут и там покачивались розовые и желтые бутоны. Было уютно и хорошо, как когда-то давно, когда… Зоя задумалась, когда же, и кто был в тот момент рядом с ней, но память будто наглухо запечатали. Девушка старалась не озираться, чтобы не выглядеть странно, однако же с каждой минутой чувствовала себя все более неловко. Ей казалось, что прежде она была выше ростом, но не могла же она уменьшиться сама по себе? Или очутиться в стране великанов. Свободной рукой Зоя потерла плечо, не зная, как избавиться от ощущения неловкости. Так себя чувствуешь, когда, пытаясь эффектно покинуть комнату, вместо входной двери открываешь кладовку. Зое казалось, что смутные ощущения, которые и воспоминаниями с трудом можно назвать, шли из столь давнего времени, когда она и впрямь была другой. Выглядела иначе… Зоя вновь поднесла к лицу руку, всмотрелась в безукоризненно нарисованные неправдоподобные линии на ладони. Она знала, что не является человеком, но это ее не смущало.

Девушка села на скамейку в тени, доедая мороженое, вытянула ноющие в тесных туфлях ноги и попробовала расслабиться, однако тревожные мысли не исчезали, а напротив, все чаще и чаще возникали в голове. Недавний страх уже не выглядел естественным. Он казался именно что паническим – как именовали в античности ирреальное чувство, якобы насылаемое богом Паном, изгоняющим из своих владений непрошеных гостей. Зоя пыталась пришпилить к своим действиям хотя бы немного четкой логики, но не могла. Одновременно с тем, она твердо знала, что нечто подобное случалось с ней прежде не раз и не два. Ее паспорт, имя в нем – просто выдумка, уловка. Как она раньше с справлялась с подобными ситуациями? Может быть, ей стоило остаться в том доме? Но стали бы друзья оставлять ее, голую, одну в квартире? Хороший вопрос, не имеющий ответа, пока неизвестны все детали и обстоятельства. Если что и смущало Зою, так это угрызения совести за присвоенную одежду, но если она вспомнит, что с перепугу приняла квартиру друзей за притон врагов, что за сложность в таком случае будет вернуть вещи или возместить их пропажу деньгами? Но, пока воспоминания ограничивались текущим днем, Зоя должна была подумать о ближайшем будущем.

В первую очередь, следовало обменять леи на доллары, однако на горизонте истекало кровью солнце, и девушка забеспокоилась, не закрыты ли уже банки. Во вторую очередь, неплохо бы было найти ночлег – в самом деле, не устраиваться же спать прямо в парке на скамейке! Наступили майские холода, даже сейчас, в едва опустившихся на землю сумерках, в пиджаке на голое тело Зое было холодно. Девушка вздохнула и запрокинула голову, так что затылок коснулся спинки скамейки – что бы там ни было разумным сделать, ей скорей хотелось расслабиться и пустить все на самотек. Стаканчик в руке уже не холодил кожу, остатки мороженого растаяли и капали с донышка на землю. Усталость – не физическая, моральная, полностью взяла власть над девушкой.

– Закатное солнце греет как-то по-особенному, верно? – Раздался прямо над ухом у Зои мелодичный женский голос. Зоя вскочила со скамейки и встала в нескольких шагах от нее. Обладательницей голоса оказалась элегантная молодая дама, ее хитро прищуренные черные глаза смотрели прямо на Зою.

– Кто Вы? Как Вы так тихо подобрались ко мне? – Настороженно поведя головой, спросила девушка, рассматривая таинственную леди. Бежевый пиджак, юбка, ботильоны, шляпка и… зонт. Коротко стриженые темно-каштановые волосы. Первая ассоциация, возникавшая при виде нее – Мэри Поппинс.

– Ты спрашиваешь, кто я такая? – Женщина хохотнула. – Я твоя добрая фея-крестная, если можно так выразиться.

Зоя вернулась к скамейке, осторожно присела на краешек.

– Мое имя Кларисса. А как зовут тебя, я знаю. Зои – «жизнь» по-гречески. Теперь разве что ты зовешься на славянский манер. – Женщина задумчиво поигрывала медальоном на длинной цепочке. Золотая черепашка, посылающая гладким панцирем солнечные зайчики.

– Мы знакомы? Я ничего не помню.

Кларисса засмеялась, махнула ладонью – как будто ее собеседница умело сострила. Это выглядело неестественно и больше настораживало, чем располагало.

– Это нормально. Я частенько это слышу от тебя. Пойдем, мне есть, что показать, – сказала женщина, взяв Зою под локоть. – Тебе ведь кажется, что этот мир для тебя вновинку?

Девушка не ответила. Да, она действительно это ощущала… в первые несколько секунд после того, как открыла глаза в незнакомой квартире. Но не дольше. Кларисса наблюдала за выражением лица спутницы и будто прочитала ее недавние мысли. Женщина удовлетворенно кивнула, улыбнулась и шепнула:

– Да. Это правильно, так и должно было быть…

Зоя покосилась на нее, изумленная, но тут же подумала, что, возможно, «фея-крестная» говорила о чем-то своем.

Женщины двинулись по парку. Пальцы Клариссы стискивали локоть Зои с силой и рвением полицейского, конвоирующего опасного преступника. В парке становилось все темнее, начали зажигаться фонари.

– Ты знаешь, кто тебя создал?

– Карл, – ответила на автомате Зоя, не зная, откуда в ее голове взялось это имя.

– Каждую твою новую жизнь мы виделись с тобой, я помогала тебе освоиться. Клянусь, впервые ты смогла ответить на этот вопрос так сразу! Прежде же сперва тебе требовалось увидеть его, твоего создателя, вспомнить его лицо.

Зоя промолчала, но подумала, пораженная: я помню его и так, а как иначе? Его образ выжжен у меня в душе, он впаян в мою сущность.

– Наступило новое тысячелетие, моя девочка. Все энергии сейчас бурлят и будут в таком состоянии еще десяток лет. Попробуй найти Карла… и защитить его. И выжить сама. – Женщина подмигнула спутнице. – Ты должна понимать, что разлучить вас будут пытаться в несколько раз сильнее. Чтобы не допустить вашего возвращения.

– Возвращения куда? – На этот вопрос ответа в куцей памяти Зои уже не возникло. Она его и не узнала – в этот момент они вышли за территорию парка и Кларисса воскликнула:

– Видишь вон тот дом? Запомни его. Смотри, сейчас в окнах нет света, но когда ты придешь сюда в следующий раз…

Стальные пальцы Клариссы отпустили руку Зои, женщина отступила ей за спину, подтолкнула вперед – к белому двухэтажному зданию, разительно отличающемуся по внешнему виду от соседних многоэтажек. Фонарики по бокам от ведущей к нему дорожки подсвечивали дом снизу. Это должно было быть красиво, но отчего-то скорее выглядело зловеще.

– Зачем бы мне понадобилось приходить сюда снова?

– Ноги сами принесут себя сюда… рано или поздно. А теперь я покину тебя, но не навсегда. Будь осторожна. – Дыхание Клариссы согрело ухо Зои. Девушка резко обернулась, собираясь переспросить, что же ей угрожает, но «феи-крестной» рядом с ней уже не было. Женщина будто растворилась в воздухе. Зоя озадаченно заозиралась. Ну не могла же таинственная леди просто исчезнуть! Девушка бросилась обратно по той же дороге, по которой они прогуливались, оглядываясь по сторонам. Вскоре Кларисса позабылась, одно изумительное открытие перекрылось другим: Зоя с удивлением отметила, что и не предполагала, как ее ненастоящее тело может легко и приятно двигаться. Должно быть, так себя ощущают люди, восстановившиеся после долгой болезни, когда впервые возвращаются к прежнему уровню нагрузок, подумала она. Волосы налипли на разгоряченные щеки, дыхание раздробило вдохи и выдохи на каждые три шага… Пробежав мимо магистрали, Зоя выскочила на пустынную незнакомую улицу и замерла. Дома вокруг были безликими, типовыми, и их вид снова напомнил девушке о необходимости поиска ночлега. Зоя помотала головой, приложила прохладные руки к щекам, чтобы прийти в себя. Ей было тяжело держать долго одну мысль, словно пьяной. «Я будто щенок, ни на чем не могу сосредоточиться как следует! Надеюсь, это всего лишь временное последствие того, что мое сознание как будто форматируется и перезапускается, подобно жесткому диску компьютера.»

Зоя вздохнула и двинулась вниз по улице. Холодало. Вокруг – ни души. Не горели фонари, и окна в домах темнели… Ей стало немного страшно. Девушка зябко поежилась и подумала, нормально ли, если уж она кукла, то, что она ощущает не только радость от движения, но и холод, а еще – жажду и голод. И если уж на то пошло, мысль заночевать прямо в парке, на скамейке, уже не казалась такой непривлекательной, впрочем, была еще возможность попробовать снять гостиничный номер с оговоркой, что деньги постоялица обменяет утром. Или же просто напроситься в квартиру в первом попавшемся доме. Как знать, вдруг бы ей не отказали? Зоя подумала, что провалы в памяти в первую очередь доставляют ей неудобство тем, что девушка не может вспомнить, как действовала в похожих ситуациях раньше. А прочие важные сведения могли бы и подождать. Например, знание о своем создателе Зоя с радостью обменяла бы на навык ориентации в мегаполисе.

Увлеченная своими размышлениями, девушка не сразу поняла, что практически полную тишину улицы уже несколько минут нарушают новые звуки: чьи-то негромкие шаркающие шаги, тяжелое одышливое дыхание и… цоканье, какое бывает, когда кошка бьет лапой по стеклу. Зоя обернулась, не замедляя шага, пытаясь понять, откуда исходят звуки, но позади нее не было ничего, кроме пустых скамеек и – вдалеке – темной щетины парковых деревьев. Однако стоило девушке снова посмотреть вперед, как ее зрачки встретились с немигающими круглыми глазами монстра. Огромного, обрюзгшего, с лоснящейся мертвецки-белой кожей и длинными, как у гориллы, руками, когтями которых он скреб по асфальту…

Зоя попятилась, дрожа. Чудовище же, напротив, сделало несколько шагов вперед. И прыгнуло. Девушка выставила руки перед грудью, принимая на себя весь вес монстра, упала – ее придавила огромная туша, грязная тяжелая лапа ткнулась в лицо Зое – ошеломленной, что не смогла выстоять. Она не понимала, откуда в ней страх, почему ее так трясет – ведь мозг спокоен и собран, готов к бою. Видимо, тело еще не полностью очнулось от недавнего покоя.

Или оправилось от травмы.

Поломки.

Зоя со всей силы ударила монстра коленом под ребра. Чудовище взвыло и скатилось с девушки. На ноги они вскочили одновременно.

– Я не твой ужин, дружок. Но ты можешь рискнуть. Подходи, – прошептала Зоя, чувствуя небывалое возбуждение и азарт, сменившие страх. – Давай!