Kitabı oku: «Журнал «Юность» №08/2021», sayfa 2
– Что ты? – удивился Ойгор, ведь здесь каждый был сам за себя.
– Это деве, не тебе, – отвечал старик. – Я, конечно, преувеличил давеча насчет Меш Ээзи, но Тайга родила ее. Точно тебе говорю. А мы голодом девочку держим. Пусть поест сейчас, а дальше – твоя забота. Или пусть уходит.
– Спасибо, – сказал Ойгор, умирая от стыда.
Только на это он и годился – принимать подаяния. Боль в ногах со вчерашнего дня так и не утихла, поэтому он был даже рад, что не надо ехать на промысел. После ухода старого охотника Ойгор поставил блюдо на колени Эркеле, а сам улегся на постель, укутав ноги маральей шкурой – так боль хоть немного ослабевала.
– Еда, – пробормотала Эркеле.
– Мясо, – объяснил Ойгор. – Заяц.
Она с наслаждением вцепилась крепкими зубами в тушку, тут же рукой выламывая и выкручивая заячью ножку. Бульон потек по ее подбородку. Ойгор почувствовал, как свело желудок от голода, отвел глаза и уставился в отверстие в своде аила. Вдруг он услышал шорох рядом с собой. Эркеле тронула его за руку. Он повернулся. Девушка протягивала блюдо с остатками пищи, основную часть которой она прикончила пугающе быстро.
– Еда, – сказала она.
– Нет, это твое. Ешь, – покачал головой Ойгор, и тут в животе у него громко заурчало.
Эркеле улыбнулась и поставила блюдо рядом с ложем, а сама с кротким видом уселась в ногах Ойгора. Он поразмыслил над тем, стоит ли гнушаться объедками, если уже принял подаяние от дряхлого старика, но все-таки взял еду, обглодав все косточки догола. Кажется, последние остатки его гордости сегодня безвозвратно погибли.
– Нравится мясо? Вкусно? – спросил он у девушки, но она лишь улыбалась. – Что же ты ела в Тайге? Нет, не может быть, чтобы ты жила в лесу. Где твои родные? Кто-то знакомый? Я тебя к ним отведу.
– Не понимаю, – только и сказала она.
Ойгор твердо решил научить девушку их языку, а потом узнать, кто она и откуда. Даже если он на лето возьмет с собой Эркеле в большой стан, что она будет делать, когда настанет пора ему вновь вернуться в Тайгу?
Эркеле заинтересованно глядела на рисунок у него на плече. Потом придвинулась и потрогала изображение пальцами.
– Это марал. Видела таких в Тайге? Смотри, какие рога.
Он взял ее палец и провел по ветвистым рогам животного, откинутым на перекрученную спину.
– Видишь, его передние ноги еще стоят на земле, а задние уже повернуты вверх, к небесным пастбищам, куда после смерти устремляется его дух. Это должна быть моя охотничья удача. Не работает, если честно…
От пальцев Эркеле по его телу разливалось тепло. И как он только собрался ночевать с девушкой в одних стенах?
Она задумалась о чем-то, закусив губу.
– Мужчина, – сказала она, показав на дверной проем и обведя жестом свои руки и грудь.
– Кто? Охотник? – догадался Ойгор. – Да, он весь изукрашен. Народ, к которому ты принадлежишь, не делает таких рисунков? На тебе нет ни одного.
Эркеле ответила беспомощным взглядом. Ей наверняка тоже очень хотелось понимать Ойгора и уметь объясняться самой.
* * *
Ойгор проснулся ночью от сквозняка. Оказалось, что полог на входе завешен неплотно. Эркеле в постели не было. Ойгор встал, пошевелил угли в очаге, чтобы не потухли, и вышел искать девушку. Он улыбнулся, увидев отпечатки ее ног на свежевыпавшем снегу. Но цепочка торопливых следов пересекала снежное поле за аилом и обрывалась у большого кедра на окраине Тайги. Под кедром лежала аккуратно сложенная одежда матери Ойгора.
– Эркеле! – позвал мужчина, но Тайга не ответила. – Не на дерево же влезла…
Он погладил шероховатую кожу древнего исполина. Задрав голову, наморщил лоб и сощурился. Голая девушка на ветвях – нелепость какая. Она ушла туда, откуда взялась. Но как? По воздуху?
Ойгор хотел было зайти глубже в Тайгу, но в животе скользким комком шевельнулся страх. Впервые в жизни он испугался Тайги, кормившей его. Пусть он и не забирался на дальние угодья, что требовало ночевок на снегу, но вовсе не от недостатка смелости, а из-за своих несчастных ног, которым просто необходимо тепло. Ойгор привык к ночи возвращаться домой, и теперь черная стена леса казалось чужой и недоброй. Он опустился на колени и вознес тихую молитву Духу Тайги.
Подобрав одежду, кое-как встал и растерянно побрел к своему аилу. Что ж. Ушла, так ушла. Одной проблемой меньше. Все равно Ойгор толком не знал, куда ее девать и как ей помочь.
Наутро он сытно накормил старенькую лошадку увязанным в объемную косу сеном, сунул за пазуху последнюю горсть орехов и отправился на охоту. Он уже отъезжал, когда к коновязи подошел Охотник, зачем-то оставивший на ночь своего дорогого скакуна здесь, хотя аил его стоял намного дальше. Грива коня была коротко острижена. Оставалась лишь одна длинная прядь, за которую Охотник обычно хватался, вскакивая в седло.
Охотник был серьезен и непривычно бледен. Кивнул в знак приветствия и стал отвязывать длинноногого выносливого красавца, косившего блестящим глазом на спокойную клячу Ойгора. Конь нетерпеливо перебирал передними ногами. Угрожающе бряцали кабаньи клыки, щедро украшавшие сбрую. Всех этих кабанов Охотник, разумеется, добыл сам.
– Плату верни мне, – в шутку сказал Ойгор, придерживая поводья.
– А? – Охотник вздрогнул, будто только что проснувшись.
– Приобретение мое сбежало нынче ночью, – пояснил Ойгор.
– Мне что до того? – буркнул Охотник, избегая его взгляда. – Я шкуры продаю, и не моя забота, коли новый хозяин их гнить под дождем оставит.
– Да шучу я. Скажи только, где взял эту девчонку?
– Где взял, там таких не осталось, – усмехнулся Охотник, взлетая на коня. – Я на восход путь держу, а ты любой другой дорогой езжай. Мне с неудачниками не по пути.
Он ударил коня пятками и унесся, словно порыв ветра в обледенелом ущелье. Ойгор пожал плечами и поехал в другом направлении. Где-то глубоко еще оставался тот испытанный ночью страх, поэтому мужчине казалось, что Тайга глядит на него.
День выдался погожий. Влажный, потяжелевший снег на кедровых лапах припорошило золотым солнечным песком. Дышалось легко и привольно. Встретив на пути широкий незамерзающий ручей, Ойгор спешился и зачерпнул ладонями вкусной студеной воды. Кисти рук заныли от холода, который тут же распространился до локтей.
Стоя у ручья на одном колене, Ойгор заметил по другую его сторону глубокие маральи следы. Мужчина, шепнув пару слов на ухо лошади, неуклюже перепрыгнул ручей и пошел по следам. Животное сильно припадало на правую заднюю, но крови нигде не было. Должно быть, марал вывихнул ногу или повредил копыто.
Утопая по колено в снегу, Ойгор добрался по следу до южного склона горы. Здесь снег начал таять и остро пахло весной. На темной проталине лежал мертвый марал, шкуру которого с остервенением рвала зубами небольшая рыжая рысь.
«Нашла мертвым или добила умирающего», – подумал Ойгор, прекрасно зная, что даже крупной рыси не по силам одолеть этого могучего сына Тайги. Досада и разочарование от потерянной легкой добычи охватили охотника. Но он тут же отогнал их прочь, задумавшись над своими дальнейшими действиями.
Ойгор прижался спиной к стволу дерева так, чтобы его не было видно. Стоял он с подветренной стороны, и хищник не мог его учуять. Но мог услышать. До сих пор не слышал – был занят трапезой. Повезет ли так еще раз? А если убить? Вообще-то рысь для человека не особо опасна, если только не изменилось что в Тайге, ведь пришли же они ночью в стойбище.
Ойгор бесшумно закрепил стрелу и натянул тетиву, медленно выходя из укрытия. Зверь повел в его сторону ухом с темной кисточкой, но голову не повернул и продолжал жадно есть.
«Нет». Ойгор опустил лук. Животное было худым и ело так, как будто давно ему не удавалось добыть пищу. И в такой момент убить его в спину?
«Тайга смекалку уважает, а не подлость. Добычу бери, а не кради», – говаривал отец.
Мужчина пошел обратно, не делая резких движений, часто оборачиваясь. Рысь не двинулась с места, и Ойгор благополучно добрался до другой стороны ручья, где его ждала не чуявшая беды лошадь.
– Надо нам с тобой запомнить это место, – сказал он лошади все так же шепотом на ухо. – Эта рысь будет вокруг шастать, пока не доест добычу. Они запасы свои не бросают, в снежной кладовой хранят. Какая рысь, говоришь? Совсем ты сдаешь у меня. Далековато, конечно, но разве ветер тебе не несет запах опасности, а?
Лошадь в ответ фыркнула. А Тайга вскоре отблагодарила Ойгора за его милосердие. Он попал в крупного зайца-беляка, да метко, не испортив меха. Не особо ценный мех, ясное дело, зато будет мясо. Ойгор присел рядом с тушкой на корточки, прошептал благодарность Меш Ээзи и аккуратно отсек ножом кончик носа зверька, отпуская его дух на небесные пастбища.
– Спасибо за мех, за мой будущий ужин, – сказал он добыче. – А если вместо неба в нижний мир решишь скакать, не говори же там, кто тебя убил. Солнце из самой высокой точки уже покатилось на другую сторону небосклона. Ойгор доел орехи, зажевал пригоршней снега. Он спустился в небольшой лог, где почти не росло деревьев. Вдруг впереди, хлопая крыльями, взлетели и заметались несколько белых куропаток, будто вспугнул их кто. Ойгор смог подстрелить трех. Двух сунул в мешок к уже лежавшему там зайцу, а третью оставил на снегу.
«Лишнего не бери, не жадничай. Лесному зверью оставь еду. Они сыты – Тайга сыта и довольна», – снова слова отца.
Как же ему повезло сегодня! Вот так чувствует себя удачливый охотник? Приятное удовлетворение грело изнутри. Раньше редко ему везло. Вот хотя бы как с той злополучной серебристой лисой, и ту отдал, получается, просто так. А чаще возвращался Ойгор в стойбище с пустой сумой и еще более пустым животом. Теперь, гляди-ка, еды на неделю хватит, как бы ни тянуло съесть все разом.
Мысли о сытном ужине нарушил отчаянный животный визг, перешедший в жалобное поскуливание. Ойгор тяжело слез с лошади, заставив ее опуститься на колени, – спрыгивать уже не осталось сил. С луком наготове он осторожно двинулся на звуки рычания, скулежа и какой-то яростной возни, пока не увидел попавшую в капкан рысь. Снова рысь. Да неужели та же самая? Животное билось, каталось по земле, пытаясь высвободить переднюю лапу из железных зубов. Капкан был цепью привязан за ствол дерева. Не убежать. Ойгор знал, что сделает животное, когда поймет, что боль не проходит, а тяжелая челюсть не отпустит. Тогда хищник отгрызет себе лапу, если к тому времени его не найдет хозяин капкана.
– Эй, – позвал Ойгор, прикинув длину цепи и подойдя чуть ближе.
Животное замерло, лежа на боку и подняв голову. Желто-зеленые зрачки блеснули, клыки обнажились в угрожающем оскале. Рысь зашипела, утробно заворчала и попыталась подняться на лапы. Они были еще по-зимнему хорошо опушены – белые, как снег, кроме окровавленной передней левой. А вот рыжебурая спина, украшенная коричневыми пятнами, уже начала линять. Шерсть кое-где свалялась и висела клочьями.
– Ты не тот ли зверь, что плотно пообедал недавно? – спросил Ойгор. – Вон худой какой, а бока надулись. Хорош был марал? Я бы тоже отведал. Оставил ты мне? Ну, оставил?
Хищник резко бросился в сторону Ойгора, отпружинив тремя сильными лапами, но цепь удержала его, заставив развернуться вокруг себя и свалиться на снег. Рысь снова взвизгнула.
– Второй раз попадаешься, – спокойно продолжал Ойгор, кладя лук наземь и снимая с пояса нож. – Ты, наверное, мне принадлежишь. Моя ты добыча – вот что. Дарит мне тебя Тайга. Разве можно не взять подарок? Оскорблю ее. А подарок я заслужил. Это все та дева таежная. Не обидел ее, приютил.
Они были так близко друг к другу. Ойгор не отводил взгляда, нутром чуя – опустит глаза, и рысь бросится. Зверь рычал, прижав уши, но не шевелился.
Животное притихло, завороженное звуком человеческого голоса, голоса охотника, что не опускал глаз, а смело глядел в хищные зрачки, показывая свое превосходство над зверем.
– Поверил, да? – улыбнулся Ойгор, присаживаясь на корточки, чтобы не возвышаться над несчастным созданием как исполин. – Вот это знаешь что на лапе? Это капкан, братец. Из крепкого железа. А против него когти и зубы не годятся. Железо можно одолеть только железом. Я умею открывать капкан. Больно будет, но ты уж потерпи.
Как был, на корточках, он подползал к рыси, выставив нож вперед. Ойгор прекрасно понимал, как рискует, и был готов отразить атаку. Зверь небольшой, измученный. Пока прорвет шубу, Ойгор успеет нанести удар. Главное, чтобы рысь не вцепилась сразу в горло, но ей, ошалевшей от боли, это не удастся. Несмотря на эту уверенность, пот лился по спине и груди, а сердце гулко стучало.
Они были так близко друг к другу. Ойгор не отводил взгляда, нутром чуя – опустит глаза, и рысь бросится. Зверь рычал, прижав уши, но не шевелился. Хорошо бы найти толстую раздвоенную ветку и за шею пригвоздить рысь к земле, удерживая на месте и не давая дернуться. Но чтобы открыть капкан, ему понадобятся обе его руки.
– Сейчас, братец, сейчас, – пробормотал мужчина, поморщившись, когда промерзшее железо обожгло холодом пальцы левой руки. – Не люблю я капканы. Для ленивых это.
Он на ощупь просунул лезвие между половинками капкана, одной рукой придерживая страшное орудие, а другой надавливая на рукоять ножа. Капкан приоткрылся, и животное смогло выдернуть искалеченную лапу, разрывая шкуру о зубья. Ойгор в одно мгновение вынул нож из капкана, который тихо лязгнул. Мужчина вскочил на ноги так быстро, как никогда в жизни. Он тяжело дышал.
Рысь зализывала рану, дрожа всем телом.
– Ну, я пойду, братец? Ты на меня не прыгнешь?
Я тебя спас, так что уж будь добр…
Хищник остался на месте, лишь проводив спасителя взглядом.
* * *
С тех пор как сбежала Эркеле, прошла одна луна. Весна заново осваивала свои владения, и охотники собирались сниматься с зимовья. Пушной зверь линял, кроме того, скоро по всей Тайге и звери, и птицы станут продолжать свой род, а в такую пору охотничьи законы не позволяют ходить на промысел.
Ойгор ходил довольным. Недавно обретенная удача не изменяла ему. Было теперь что продать в стане, чтобы не становиться обузой семье сестры. Так что этим вечером он возвращался домой, весело насвистывая. Откинув полог аила, он вздрогнул от неожиданности и отмахнулся от увиденного рукой. Внутри горел очаг, а рядом сидела Эркеле в одежде матери Ойгора. При виде вошедшего на лице девушки расцвела счастливая улыбка. Ойгор застонал и провел ладонью по лицу.
– И откуда ты опять? Где была? Где ты живешь?
– Не понимаю, – привычно послышалось в ответ.
Мужчина не мог взять в толк, как ей удалось прожить целую луну в Тайге, без одежды, без оружия. Эта неизвестность злила его, но ничего не оставалось, как принять беглянку обратно.
Вскоре злоба на нее прошла. Весна ли была тому виной или то, какими преданными, доверчивыми глазами смотрела на него Эркеле, но Ойгору становилось все тяжелее и тяжелее ночевать с ней у одного очага.
Он бесстрастно сносил насмешки остальных. К насмешкам Ойгор давно привык, и теперь они были, пожалуй, заслуженными. Ойгор прощал людям, прекрасно понимая, как выглядит со стороны их с Эркеле сожительство. А по ночам не мог выбросить из головы один-единственный вопрос, заданный наглым Охотником.
– Настолько ли необузданная эта девчонка, как дикая Тайга, где я ее подобрал? – спросил он, хитро прищурив один глаз.
Ойгор не знал ответа, а вопрос все не забывался.
Он подолгу терпеливо учил Эркеле языку. Она быстро все схватывала. Иногда Ойгору казалось, что девушка не запоминает, а вспоминает.
– Научи, как сказать, – любимая фраза Эркеле, неизменно вызывавшая улыбку Ойгора.
Вот и в этот вечер с такой же просьбы начался непростой разговор.
– Что ты хочешь узнать? – поинтересовался Ойгор.
Девушка смутилась. Ее золотые ресницы казались прозрачными в свете очага.
– Если что-то очень… ну, например… да как же? – Ее взгляд стал умоляющим.
– Не волнуйся, – ободрил Ойгор, погладив ее по плечу. – Говори простыми словами, пусть даже мысль твоя сложнее. Ты знаешь все нужные слова, а я тебя пойму.
Эркеле показала на блюдо с мясом.
– Вкусно. Другое разное – нет, не надо. Как сказать? Я забыла.
– Погоди, – задумался Ойгор. – Соображу. Мясо тебе нравится, а другая еда – нет. Нравится – не нравится? Это?
– Да-да, это! – обрадовалась девушка и даже захлопала в ладоши. – А когда нравится очень? Эркеле все за это отдаст. Убьет, умрет – так нравится. Как сказать?
– Умрешь? За мясо? – потешался Ойгор. – Я так всегда и думал.
– Нет-нет, забудь мясо! – замахала руками девушка. – Человек так нравится. Как сказать?
Ойгор вмиг стал серьезным. В тишине уютно потрескивало пламя, да тени безмолвно плясали по стенам.
– Тогда… – начал он не своим голосом. – Тогда говорят… я люблю тебя.
Это прозвучало как признание. Да это и было признанием, неожиданным для самого Ойгора. Он теперь понял, он не мог не понять, для чего Эркеле завела такой разговор. И он давно знал это. В своем былом одиночестве, наедине с собственными мыслями и болью, которая никогда не уходила из его тела совсем, а лишь отступала на какое-то время, Ойгор научился понимать Тайгу, понимать людей. Взрослый и мудрый, он не мог не видеть, что девушка слишком привязалась к нему.
Ойгор обхватил голову руками и раскачивался в такт своему сбившемуся дыханию. Эркеле придвинулась ближе, взяла его за руки, опуская их вниз. Потом придержала за плечи, успокаивая и заставляя сидеть неподвижно.
– Нет, Эркеле, нет, – прошептал он на ее невысказанные слова любви.
– Почему нет? Не понимаю, – печально сказала она.
Ойгор уткнулся лицом в колени Эркеле, согнувшись пополам, и обвил руки вокруг ее талии.
– Потому что мне нечего тебе дать, – прозвучал его голос, приглушенный шерстяной материей юбки. – Потому что однажды я не смогу подняться на ноги. Может, это случится на следующем рассвете. Может, через три луны. Может, через пять зим. Но однажды я уже не смогу встать. И не умру, а буду лежать, корчась от боли. А ты станешь ухаживать за мной. И тебе нечего будет есть, нечего носить. Некому будет починить стены, в которых ты спишь, и принести хворосту для очага, что тебя греет. Поэтому не надо, Эркеле, не надо!
– Мало поняла. Когда не встанешь, кто будет с тобой?
Он снова сел. Каре-зеленые глаза пытливо глядели на него, требуя ответа.
– Никого, – просто ответил он. – Может, сестра. Если ее муж согласится терпеть лишний рот в доме.
– Не хочу, чтобы никого. – Эркеле вздернула подбородок и вид имела самый решительный. – Я буду. Пожалуйста.
– Милая, хорошая Эркеле. – Ойгор прижал ее ладонь к своей щеке. – Не желаю тебе такой участи. В стане, может, понравишься кому. Хорошему воину. Или служанкой пойдешь жить в богатый дом.
– Лучше в Тайгу. В чужой дом – нет, – возразила Эркеле, уже почти плача. – Не прогоняй. Я люблю тебя, люблю!
Ойгор засмеялся от счастья, услышав это. Женщины, которые у него когда-то были, не любили его всерьез. Он и не помышлял, что появится такая, что будет готова связать свою жизнь с ним, калекой, неспособным содержать семью. И откуда она взялась? Подарок Меш Ээзи тому, кто всегда чтил лесные законы.
Ойгор стоял на краю обрыва и, больше не думая ни о чем, шагнул туда. Ни о чем, особенно о будущем, которого так боялся. Обнимая трепещущую Эркеле, он думал только о сегодняшнем дне, принимая его дар. И если Охотнику Тайга мнилась дикой и необузданной, то он, Ойгор, всегда знал, что она была заботливой и преданной. Такой же, как прижавшаяся к нему девушка.
* * *
В середине весны охотники отправились в большой стан. Было уже тепло, и мужчины скинули шубы так, что те остались висеть только на туго затянутых на поясе ремнях.
Эркеле ехала на лошади позади Ойгора, одну руку положив ему на плечо, а другой – обняв за талию. Лошадь нервничала и часто упрямилась. Ойгор подумал, что животному не под силу двойная ноша. Эркеле тоже чувствовала себя неуютно. Ей явно не приходилось раньше ездить верхом, и девушка неуклюже пыталась держать равновесие.
– Наверное, нужно тебе лошадь купить, Эркеле, – сказал Ойгор. – Как свадебный подарок. Хотя нет – шуба нужнее. Не сможешь ведь ты и следующей зимой по-прежнему кутаться в мое одеяло, выходя из дома. Жаль, не получится у меня подарить тебе и то и другое.
– Не надо подарка. – Девушка поцеловала его в спину чуть ниже шеи.
– Эркеле! – зашипел Ойгор. – Я же говорил: на людях – нет, нельзя. Можешь взять за руку, и только. Целовать, гладить, прижиматься – нельзя.
Эркеле хихикнула.
– Я тебе все равно что-нибудь подарю, – продолжал мужчина. – И без того у нас свадьба будет не как у людей. Ни сватовства, ни приданого, ни выкупа. У тебя родных нет совсем, у меня – родителей. Если бы не моя охотничья удача в последнюю луну, не знаю, чем бы гостей угощали.
В стане охотников встречали радостно. Крича и смеясь, к дороге сбежались их семьи, друзья и просто любопытствующие. А также те, кто первым хотел купить лучшие шкурки. Сестра Ойгора повидаться с ним не явилась.
Эркеле здесь не понравилось. Ойгор видел, что девушка боится. Она снова выглядела загнанным зверьком, как в их первую встречу.
– Ты привыкнешь, – шепнул Ойгор, беря ее за руку. – Пойдем, покажу, где я живу. Я там все вещи брошу, и навестим мою сестру.
– Зачем?
– Я тебя у нее оставлю. Здесь нам нельзя будет вместе жить. Встречаться можно сколько угодно. Буду брать тебя с собой в лес, если хочешь.
– Охотиться будешь? Здесь тоже? – не поняла Эркеле.
– Конечно. Чуть позже. Не за шкурками теперь, а ради мяса. У сестры есть несколько овец, тебе баранина понравится, – улыбнулся Ойгор.
Эркеле была очень бледна и украдкой смахивала слезы. Ойгор и сам боялся того же, что заботило сейчас его невесту. Поладят ли они с сестрой? Мужчина сомневался в этом.
Аил Ойгора оказался довольно просторным, пятистенным. Его строил еще отец, когда их семья была полной, счастливой и имела достаток. Ойгор поморщился, увидев, что несколько бревен за зиму прогнили и просели внутрь.
– Остывший очаг – сломанные стены, – вздохнул он и вошел, приглашая Эркеле внутрь.
В темном и пустом аиле стоял сырой затхлый запах. Вещей оставалось очень мало, ведь Ойгор со дня смерти матери продал уже все, что мог. А когда-то здесь были мягкие войлочные ковры и много домашней утвари.
Ойгор принялся заносить в дом мешки, которыми была навьючена лошадь. Два больших с постелями и прочим скарбом, один поменьше – со шкурками. Бросил в дальний угол оружие и принялся перебирать шкурки, развязав мешок. Ойгор выбирал подарок для сестры.
– Сестра на пять зим старше, – рассказывал он. – Замужем за кузнецом. Кузнец – это кто делает железные вещи, понимаешь? Дочь у них старшая тоже замужем. Есть еще два сына, один совсем маленький. Они в большом достатке живут. Сестра валяет войлоки. Думаю, тебя сможет научить. Тебе дело нужно, Эркеле. Без дела нельзя.
– Что это – войлоки? – упавшим голосом переспросила девушка.
– Это из чего у тебя чулки. Теплый, – улыбнулся Ойгор.
Он выбрал наконец шкурку, а потому встал на ноги и подошел к так и оставшейся у порога девушке.
– Идем? Эй, ты чего?
Эркеле хлюпала носом и нервно теребила кончик рыжей косы. Ойгор поцеловал ее в губы и прижал к груди.
– Я знаю, моя девочка, знаю. Ты потерпи немного. Осенью сыграем свадьбу и перейдешь ко мне жить. А я тут пока подлатаю стены, подготовлю все. А то можно подумать, здесь давно никто не живет. И так каждую весну.
– Хочу в Тайгу обратно, – плакала Эркеле. – Здесь чужая. Здесь меня не полюбят. Хочу с тобой! Почему так долго? Почему осенью?
– Так принято у нас. Все важные вещи происходят только весной и осенью: свадьбы, похороны6, большие ярмарки, – терпеливо объяснял Ойгор. – Это время перемен для людей, утро и вечер года.
Почему-то он вспомнил детенышей диких зверей, которых иногда приносили в стан охотники, случайно убив их мать. Многих удавалось приручить, но живость их сменялась тоской, а взгляд потухал навсегда.
Посмотри на землю вокруг – она ведь меняется, значит, можно и нам. Для всего в жизни существует свое время, Эркеле. И природа указывает правильное, нам остается только следовать за ней. Ведь человек глуп, не знает ничего.
– И потом я смогу всегда жить в твоем доме? Быть с тобой? – настаивала девушка.
– К зиме пушной зверь в Тайге пойдет опять, – нехотя ответил Ойгор. – И я… я уеду обратно один. Она подняла на него ошеломленное, растерянное личико, а потом с силой оттолкнула Ойгора от себя.
– Почему один?
– Ты же видела, никто на зимовье семьи не берет. Жены и дети в стане остаются. И ты останешься дома – беречь огонь в очаге и ждать меня. Это только первую зиму будет тяжело. Потом привыкнешь, к тому же, надеюсь, у нас появятся дети, и тебе не будет без меня одиноко. Мы после еще об этом поговорим, хорошо?
Эркеле отвернулась и вышла из аила.
– Такое чувство, что я обманул ее, – сам себе сказал Ойгор.
Почему-то он вспомнил детенышей диких зверей, которых иногда приносили в стан охотники, случайно убив их мать. Многих удавалось приручить, но живость их сменялась тоской, а взгляд потухал навсегда.
* * *
– Ты смеешься, Ойгор? – шипела сестра, оттащив его в сторону за локоть, пока Эркеле увлеченно играла в камешки с ее младшим сыном, сидя прямо на полу. – Что за выходки? Где ты ее подобрал?
– Я тебе уже объяснил.
– Что это за объяснение? Купил за лисью шкурку! – передразнила женщина. – Хоть бы соврал что поприличнее.
– Я бы соврал, – невесело усмехнулся Ойгор, – да охотники все выболтают по стану за чашкой араки. И про то, откуда она взялась, и про то, что прожила со мной у одного очага две луны.
– А это уж вообще… – злилась сестра. – Какой позор… Что люди скажут? Вот же навязался ты на мою голову! Мы почтенная семья, Ойгор. Мы – это я и муж. Да и отца нашего еще добрым словом вспоминают. А ты… ты… мало что бесполезный, так еще и связался с какой-то безродной девкой. Да лучше бы ты…
– Продолжай. Что? Умер? – спросил Ойгор. – Уж прости.
– Что она делала-то в Тайге? – пытала сестра. – С головой у нее точно ладно? Раз сама не знает, кто она.
Она бросила полный презрения и отвращения взгляд в сторону Эркеле, которая залилась смехом, потому что малыш принялся щекотать ее.
«Да у нее голова яснее твоей», – подумал Ойгор.
– Мне не важно, кто она, – сказал он вслух. – И ты не забыла, что я – единственный сын в семье и теперь ее глава? Поэтому, пожалуйста, прибереги наставления для своих детей. И говоря о детях, они ведь лучше чувствуют, каков человек на самом деле. А теперь посмотри на своего сынишку. Ему Эркеле понравилась сразу же.
– Глупости, – отмахнулась сестра.
– Не упрямься. Я лишь прошу приютить ее до свадьбы. Остальное – моя забота.
– Она хоть девушкой была? – прищурилась сестра, скрестив руки на груди.
Ойгор от такого вопроса даже рот открыл.
– Я не знаю, – возмутился он, когда дар речи к нему вернулся.
– Как же, не знает он! Кому другому рассказывай. У тебя и постели-то второй в доме не сыщется. Она развернулась и направилась к Эркеле.
– Я спал на маральей шкуре, которой ноги лечу, а укрывался шубой, – весело сказал Ойгор, догоняя сестру и обнимая за плечи.
– Отстань ты, несчастье. – Она дернула плечом. – Ладно, пусть живет. Научу ее, чему смогу.
– Она быстро соображает, вот увидишь.
Он чмокнул сестру в щеку, а затем присел рядом с Эркеле и поцеловал ее руки.
– Я пойду, любимая. Сестра тебе все покажет: где спать, из чего есть, зачем какая вещь нужна.
Я завтра рано утром заеду. Прогуляемся, посмотришь нашу реку, лес, горы. Не бойся ничего.
– Ойгор… – прошептала Эркеле, до последнего не отпуская его руку.
Он сдержал обещание, и еще до рассвета пара отправилась к перевалу. Остановились на каменистой площадке, вытоптанной сотнями ног тех, кто приходил сюда полюбоваться видом на ущелье и лежащую далеко внизу долину. Кое-где пробивалась молодая трава, а в одном месте уже расцвели мелкие белые цветы. Одинокая погибшая сосна склонила искривленный сухой ствол и тянула вниз руки-ветки.
Наверху дул сильный ветер. Такой, что Эркеле казалось, он может унести ее прочь. Но Ойгор крепко держал свою невесту за руку.
– Что это шумит? – спросила девушка.
– Водопад. Вон там, смотри. – И он указал рукой на противоположную сторону ущелья. – Вода летит вниз и шумит.
На теле лесистых гор виднелась светлая неподвижная лента воды.
– Не вижу, что летит, – не поверила Эркеле. – Она не шевелится. И смотри, какая тоненькая. И так шумит?
– Просто очень далеко, – засмеялся Ойгор. – Я потом покажу тебе другой водопад. Мы даже сможем очень высоко взобраться. Почти туда, откуда срывается поток.
В самом ущелье ничего не было видно из-за плотного молочно-белого тумана. Будто сам Тенгри7 пролил туда кумыс из огромного глиняного кувшина. И не было видно ни мутно-голубой реки, бегущей до самого Алтын-Келя8, ни стойбища, что разрослось на речных берегах, ни пышной зелени, украшавшей теплую долину, куда лето приходило намного раньше.
Они подошли к самому краю, и Эркеле вглядывалась в горизонт пытливым восторженным взглядом. Самая высокая гора была покрыта снегами и прочно держала на себе небосвод. Дальше горный хребет был почти того же цвета, что и небо. Эркеле казалось, что в этом месте мир вокруг становится больше, небо – выше, а горизонт – дальше.
– Это край земного мира, видишь, Эркеле?
– Как мало я знаю слов, – вымолвила девушка. – Это так красиво. А я не знаю, как сказать.
– Я слов знаю достаточно, – ответил Ойгор. – Но всех слов на всех языках не хватит, чтобы описать то место, где мы живем. Устам нечего сказать, когда говорит сердце.
За их спинами вставало солнце, окрашивая в розовые и оранжевые тона синие облака, спящие на макушках гор.
* * *
Эркеле оказалась способной ученицей, и войлок выходил у нее мягкий и равномерно тонкий. Но никакого удовольствия от своего труда девушка не получала. Кроме того, она побаивалась сестры Ойгора и ее мужа – крупного крепкого мужчины с вечно красным от кузнечного жара лицом. Радовалась Эркеле, только играя с младшим ребенком или выезжая на охоту с Ойгором.
Он впервые взял с собой невесту в начале лета, попросив у сестры лошадь, – вдвоем в одном седле было слишком неудобно. Привычная для Эркеле хвойная Тайга здесь была разбавлена тонкими стволами берез и осин. С удивлением рассматривала девушка и пышное разнотравье под ногами лошади. Над ранними цветами сонно гудели пчелы.
– Смотри, Ойго…
– Тише! – тут же перебил ее Ойгор, резко останавливая коня. – Никогда не называй моего имени так громко там, где я охочусь.
– Почему? – с недоумением спросила Эркеле.
– Ни лес, ни зверь не должны знать моего имени. После смерти у духа каждого зверя два пути. Небесные пастбища, куда попадает и всякий достойный человек. И нижний мир, владыке которого не понравится, что человек посмел поднять руку на создание земли.
