Kitabı oku: «Связи», sayfa 11

27.

[22:53, воскресенье. Аллея к зданию СЛ]

Ключ от здания находился у Илии, так что им пришлось ждать снаружи.

Если бы с тоски умирали, Джулиус так бы и сделал. Но он не мог, поэтому просто сидел на лавочке неподалеку от входа в здание СЛ, ожидая остальных. Сверху на него лил меланхоличный свет уличный фонарь. Было около одиннадцати вечера. Они провели предыдущую ночь без сна, а теперь подступала следующая. Тем не менее у Лисицы и Бинидиктуса все еще хватало сил спорить.

– Это совершенно нелогично, Лисица, ну подумай, ты же адвокат. Твой брат несчастлив в браке, поэтому у тебя тоже не сложится. Это звучит как «моя собака писает на улице, поэтому я тоже писаю на улице».

– Ты не понимаешь. Мы с ним ужасно похожи.

– Ты похожа на бисексуального наркомана в завязке, пишущего порно-романы, не более, чем на любого другого человека в мире. Он тебе даже не кровный брат…

Лисица застучала зубами.

– Как же холодно.

– Хочешь, я обниму тебя для согрева?

– Лучше обними Джулиуса.

Джулиус обхватил голову руками.

– Просто оставьте, оставьте меня в покое.

Бинидиктус дернул Лисицу за рукав:

– Они идут.

Лисица оглянулась, нащупала взглядом отца и оцепенела. Она и раньше замечала, что с отцом творится что-то неладное. Сейчас же его тяжелая походка и повисшие плечи привели ее в ужас.

– Папа…

– Прекрати это. Даже если я немного не в порядке, это не повод гарцевать вокруг, – Дьобулус отстранил ее от себя с такой категоричностью, что Лисица послушалась и просто пошла рядом, больше не пытаясь поддержать его. – И избавь меня от лишних вопросов.

Они вошли в здание. По пути Илия заскочил в кабинет начальника охраны взглянуть на монитор. Этта был с ними. Все слишком устали, чтобы продолжать тревожиться по этому поводу.

– Что вы узнали? – спросил Бинидиктус.

– Мне начать с хорошего или плохого? – осведомился Октавиус.

– Давай уж, вываливай все плохое, – решил Бинидиктус.

– Если вкратце… Его зовут Этта, он аутист. У него есть собака, она, кстати, где-то здесь. На любые попытки установить с ним контакт он отреагирует неадекватно и скорее всего крайне агрессивно. Он намерен избавиться от «Серебряной Лисицы» как от досаждающей мухи и превратить всю страну в свою игровую. Что при этом будет происходить с населением, ему плевать.

– А чего в этом хорошего-то? – угрюмо поинтересовалась Лисица.

– Он нас не ненавидит, – дернул уголком рта Октавиус. – Правда. Ему просто на нас глубоко наплевать.

– Куда мы идем? – спросил вдруг Илия. – В зал совещаний? Но там…

Все подумали о Медведе, все еще занимающем место во главе стола. Тело начальника очевидно не способствовало поддержанию оптимистичного настроя среди уцелевшего коллектива.

– Надо найти место побольше. Еще не хватало случайно наступить на его собаку, – пробормотала Лисица.

– Мы не наступим на его собаку, – возразил Октавиус. – Мы не сможем ощутить прикосновение к его собаке, увидеть ее шерсть или слюну на ковре, услышать ее дыхание. Уверен, он подумал даже об отпечатках ее лап в дождливый день.

– В крыле Второго отдела тоже есть зал для совещаний, – вспомнил Бинидиктус.

– Ну уж нет! – категорически заявил Джулиус. – Если враг предпримет решительные действия, я не хочу, чтобы пострадала наша собственность.

– Если враг предпримет решительные действия, сомневаюсь, что у тебя будет возможность позлорадствовать по поводу разгромленной собственности нашего отдела, – ухмыльнулся Бинидиктус.

– В прошлый раз он ограничился только Первым, – напомнил Джулиус.

– В прошлый у него силенок было меньше. Вот он и решил, что начну-ка я с тех, кто представляет опасность. А до клоунов из Второго отдела можно добраться и потом, – разъяснил Бинидиктус.

Джулиус попытался испепелить Бинидиктуса взглядом. Бинидиктус не испепелялся. Отчаянье Джулиуса углубилось.

– Пойдемте в библиотеку, – предложил Илия. – Там просторный читальный зал. А столы сдвинем, чтобы не мешались, – «Первый этаж, – добавил он мысленно. – Никаких лестниц, которые кому-то слишком сложно преодолеть».

Дьобулус поспевал за остальными, но только он сам знал, чего это ему стоило. Он все еще сберегал силы для последнего удара, однако, даже пусти он все их в расход, едва ли этого будет достаточно, чтобы удержать его ускользающую жизнь. Плюс демон, который продолжит повреждать ткани в тот же момент, как они будут восстановлены. Плюс голод по спириту, сам по себе смертельно опасный. «Я мертв, – осознал Дьобулус со спокойной уверенностью – Прошел точку невозврата. Все».

Он почувствовал, как ткань жилета снова намокает от крови, и дотронулся до груди, проверяя, насколько все плохо. В кармане прощупывался скальпель. Какая-то смутная мысль мелькнула в его мозгу, слишком невнятная, чтобы ее прочесть. Он оглядел всю их команду. Усталые, осунувшиеся лица. Но никто из них не сдался, все готовы продолжать, даже осознавая, что шансы на победу весьма сомнительны. Дьобулус знал, что может рассчитывать на них.

Ниточки. Связи.

Пошатнувшись, Дьобулус ухватился за Октавиуса, и тот почти втащил его в библиотеку. «Думай, – сказал себе Дьобулус. – Думай». Его взгляд метался по залу, готовый вцепиться во что угодно. Зал сверкал, как драгоценный камень. Все в нем было новенькое и свежее, от столов и стеллажей со стеклянными дверцами до свежеокрашенных стен и перестеленного пола – результат очередного приступа щедрости Деметриуса. И повсюду кричаще-красные наклейки с перечеркнутой сигаретой. Это понятно – пожароопасное место: книги, бумага. И все же не слишком ли параноидально они боятся курильщиков?

(в его голове начало обрисовываться что-то, принимать форму)

П

Дьобулус скользнул взглядом по потолку, не позволяя себе сфокусироваться на одной точке.

(он еще сам не понимал, что задумал)

Л

Дьобулус постучал по ближайшей наклейке ногтем, привлекая внимание Октавиуса.

– Покажи Джулиусу.

(Этта уже что-то почувствовал. Он никогда не смотрел на людей прямо в реальности, но мысленно вперил свой взгляд в Дьобулуса)

А

– Что? – не понял Октавиус. – К чему ты это сказал?

(Этта тоже ничего не понимал, но успел встревожиться. Опасно. Пора избавляться)

Н

Дьобулус предпринял небольшое усилие, как будто пытался протолкнуть застрявшую в горле рыбью косточку. Октавиус все еще смотрел на Дьобулуса. И заметил тот момент, когда понимание ушло из его глаз: какая бы идея ни возникла в его мозге, Дьобулус заставил себя забыть о ней.

Недоумевая, Октавиус развернулся к Джулиусу. Он не знал, чего от него хотят, но хорошо знал старого приятеля. Дьобулус плевал на правила. Если они мешали ему, он отодвигал их и делал что хотел. В остальных же случаях просто не обращал внимания. Весь кафетерий СЛ еще с семидесятых годов был оклеен аналогичными наклейками о запрете курения. Порой Октавиус рассматривал одну из них сквозь слой сизого дыма, размышляя, в курсе ли Дьобулус, что она вообще тут висит. И если сегодня Дьобулус обратил внимание на запретительные знаки, это было для чего-то нужно. И Октавиус подчинился указанию.

– Джулиус, ты все еще с нами? – наигранно изумился он. – Не слишком ли мы глупы для тебя? Послушать твои разглагольствования, так Киношник давно у тебя в кармане. А на деле от тебя никакой пользы. Даже Бинидиктус хоть чего-то добился: захомутал Лисицу. Но тебе и с ней не повезло, неудачник.

Пораженный этим внезапным нападением, Джулиус уставился на него во все глаза.

– Я не неудачник.

– Да ладно?

– Я занимаю руководящую позицию в одной из самых важных организаций страны, – попытался оправдаться Джулиус.

– И что с того? Тебя никто не любит. Ты никому не нужен. Уверен, ты и сам это прекрасно знаешь.

– Это неправда, – торопливо возразил Джулиус, машинально шаря в кармане в поисках сигарет.

– И не смей здесь курить! Слышишь? Нас всех это достало, – Октавиус обернулся в поисках поддержки и уперся взглядом в вопрошающий взор Илии.

– «Не смей»? – упавшим голосом повторил Джулиус. – С чего это вы так со мной заговорили? Кто вы вообще такой, психиатришка паршивый?

– Он прав, – с жаром вмешался Бинидиктус. – Ты только портишь воздух – в прямом и переносном смысле. Надо было скрутить тебя и вышвырнуть из здания.

– Да, Джулиус, так и есть, – подхватил Илия. – И сейчас ты либо подчинишься нашим требованиям, либо уходишь отсюда.

– Требованиям? – вспыхнул Джулиус. Он все-таки вытащил пачку из кармана. Его руки заметно дрожали. – Да плевать мне на ваши требования! – завизжал он, истерично выхватывая из пачки сигареты одну за другой и тут же вкладывая их в рот. – Я докажу… докафу… – он прикурил свою нелепую гигантскую сигарету и выдохнул целое облако дыма.

Если он хотел произвести впечатление, он произвел. В первую очередь на дымовые датчики.

– \Это пожарная тревога. Немедленно покиньте помещение\, – произнес синтетический голос откуда-то сверху. – \Это пожарная тревога…\

В следующий момент потолочные разбрызгиватели заработали, выплевывая на оторопевшую компанию потоки белой пены.

– \… покиньте помещение\, – долдонил голос.

Первым очнулся Илия. Он побежал, налетая на стеллажи и поскальзываясь на пене, поднимаясь и снова начиная бежать, отчаянно выискивая что-то на полу. К моменту, когда к нему присоединились Лисица и Бинидиктус, Илия уже увидел то, что хотел: отпечатки собачьих лап на половицах, тут же скрывшиеся под новой порцией пены. Киношник многое предусмотрел, налагая заперты на их психику. Многое. Но не все.

Следуя по направлению следов, Илия нагнал запаниковавшего пса и, ориентируясь на возникающие в пене отметки, потянулся и схватил его. Не ощущая собаки в руках и не чувствуя ее веса, он даже не мог быть уверен, что действительно держит ее. Однако отсутствие новых отпечатков подтвердило, что ему удалось.

В следующий момент он ощутил стремительно нарастающее жжение в запястьях и, резко развернувшись, перебросил собаку подоспевшему Бинидиктусу. Тот, крутнувшись на подошвах, сунул собаку Лисице. Это походило на игру с воображаемым мячом. Не задумываясь, Лисица отправила собаку отцу, и тот, цепко обнимая пустое пространство одной рукой, другой занес скальпель. Все произошедшее заняло менее минуты.

– Появись! – крикнул Дьобулус. – Или я убью ее!

Он возник в пространстве мгновенно, и одновременно проявилась его собака, нелепо висящая вниз головой, свесив длинные уши. Дьобулус прижимал скальпель к ее заднице, но сейчас мало кто был способен оценить юмор ситуации. Илия попятился, налетел задней поверхностью бедра на угол стола и даже не заметил боли. «Совсем не страшный», – мелькнуло у него в голове.

Неужели эта сутулая фигура принадлежала тому, кто держал их в таком ужасе? С тощего тела свисала неопрятная одежда, острый подбородок выглядывал из-под нависающих на лицо светло-русых косм. Он выглядел как человек, с которым произошло что-то по-настоящему плохое. Вызывал желание помочь. Этта поднял голову, открывая поразительно-голубые, как вода в бассейне, глаза с отсутствующим, пустым выражением. Вся взгляды были устремлены на него, но сам он смотрел мимо и сквозь.

– Отдай Этта, – бесцветно произнес он, практически неслышный из-за работы системы оповещения, и это было все, что он согласился им сказать.

Дьобулус почувствовал, что его сознание сминается, как бумажный стаканчик, на который наступили ногой. Пальцы разжались сами собой, роняя пса на пол. «Это поражение», – подумал Дьобулус. Он не сможет отбить удар. Нет места, где он мог бы спрятаться. Или все-таки есть?

Всю жизнь его и Этта связывала прочная нить – ведь Дьобулус был его порождением, почти как одно из чудовищ, которых Этта насылал на людей. Нитка. Трубка. Канал. Коридор между двумя сознаниями. Только секунда, чтобы пробежать по нему, ворваться в соседнюю комнату, вытолкнуть того, кто там находится. Это не было бы проблемой, будь у Дьобулуса преимущество в силе. Но сегодня, постоянно подлечивая себя, он был даже слабее обычного. Впрочем, если не можешь одолеть врага силой, попытайся застать его врасплох. Нужно что-то, что парализует его соперника на секунду… вызовет реакцию… заденет его чувства… переключит внимание… даст Дьобулусу возможность столкнуть его с места… зловонная собака… имя… имя…

– Псина! – выплюнул Дьобулус.

В следующий момент в него ударила жесткая волна. Удар был такой силы, что тело Дьобулуса отбросило на стену позади, мгновенно раздавливая каждую кость, расплющивая плоть в кровавое пятно. Отделившись от размозженного торса, голова стукнула об пол и закатилась под ближайший стол.

На лицо Лисицы полетели красные брызги. Она дернулась, но не вскрикнула, не отшатнулась. Просто застыла, с расширенными от шока глазами глядя на останки отца.

«Это невозможно, – изумленно подумал Октавиус. – Этого просто не может быть».

– Ты, – Лисица развернулась к изможденной неподвижной фигуре. – Я тебя…

Что-то менялось. Его тело выпрямлялось, вытягивалось. Плечи расправились, голова поднялась. Он убрал с лица лохмы и вдруг посмотрел прямо на нее. Лисица завороженно уставилась на него в ответ.

– Лисица, – Бинидиктус схватил ее за руку.

– Папа? – позвала Лисица. Она медленно шагнула вперед.

– Не вздумай, – Бинидиктус вцепился в нее. – Он опасен.

– Отпусти меня.

– Не подходи к нему!

– Это не Киношник. Папа жив, идиот!

– Что?! – Бинидиктус обмяк на секунду. У Лисицы от горя крыша поехала?

– Посмотри на него, – настаивала Лисица. – Он стал другим. Это папа. Там, в его мозге. Мой папа не мог умереть. Он хитрый. Изворотливый. Он всегда все повернет как ему нужно.

– Ты не можешь это проверить, – простонал Бинидиктус. – Не подходи…

– Помнишь, что Октавиус сказал? Если это все еще тот, странный, и я прикоснусь к нему, он не выдержит.

– Он убьет тебя! – Бинидиктус все еще пытался оттащить Лисицу. Но эта женщина была сильная как лошадь. Она просто мало-помалу сдвигала его вместе с собой.

– Ну и что. Зато мы узнаем правду.

– Ты не можешь…

– Нет. Я хочу знать правду.

Бинидиктус оглянулся на остальных с молчаливой просьбой о помощи. Но увидел потрясенные, растерянные лица. Тогда он разжал хватку, отпуская Лисицу. Внезапно он совершенно успокоился.

– Что ж, мы столько времени были вместе. Останемся вместе и сейчас.

Он протянул руку, и Лисица с готовностью схватилась за нее. Вместе они преодолели последние метры.

– Папа? – увидев подтверждение в бирюзовых глазах, Лисица обняла его, и он обвил ее руками в ответ. – Он оказался там? – ее зрачки чуть вильнули в сторону кровоточащих останков. – Он погиб в твоем теле?

Система оповещения умолкла на полуслове, пена перестала падать. Лисица все еще обнимала тощего грязного незнакомца. Илия вдруг осознал, что пес отчаянно воет, и, успокаивая, взял его на руки.

28.

[01:13, понедельник. Аллея к зданию СЛ]

Выйдя из здания, Илия увидел Лизу. Она стояла неподалеку от парковки, дрожа от холода, маленькая и изящная, как куколка. На ней было ее любимое платье, синее, с черными цветами. То самое, которое Илия намеревался сжечь.

Он попытался пройти мимо, но она бросилась за ним.

– Ты хоть знаешь, сколько сейчас времени?! Я жду тебя здесь уже полтора часа! – схватив за руку, Лиза развернула Илию к себе и вперилась в его лицо умоляющим взглядом серо-зеленых глаз. – Я пробовала постучаться, но мне никто не ответил. В чем твоя одежда? И что с твоим телефоном?

У Илии всегда мелькала мысль, какая же она хорошенькая, когда он смотрел на жену. Но сегодня он чувствовал только странное оледенение всех чувств.

– Не знаю. Может быть, он разрядился, лежа в раковине, полной воды. А что случилось с твоим любовником? Он тоже отмокает в ванной?

– Мне нужно объясниться.

– Объясняйся, – он сам ненавидел это в себе, но, как бы все ни складывалось, не мог развернуться и уйти, не выслушав прежде бесполезный поток оправданий.

– Не было никакого любовника. Ты понимаешь… мы никогда, никогда не ссорились. Все эти годы. Говорят же люди, что если пара совсем не ссорится, то это тоже не очень хорошо. Мы так привыкли друг к другу… иногда казалось, что ничего уже не осталось, кроме привычки. Никакой остроты. То есть я была уверена, что люблю тебя, и уверена, что ты ко мне хорошо относишься, но ты ко всем хорошо относишься, и… в общем, я проверить, как ты отреагируешь, если я скажу тебе, что…

Лиза продолжала, и продолжала, и продолжала. Ветер мотал ее светло-рыжие волосы по-всякому, порой придавая ей нелепый вид. Мягкий желтоватый свет фонаря сглаживал мелкие морщинки на ее лице, делая кожу Лизы гладкой, как в те дни, когда у них все только начиналось.

– Ты закончила? – холодно поинтересовался Илия, когда она наконец умолкла, переводя дыхание. – Я был чутким, понимающим мужем и не лез в бутылку, даже если что-то меня не устраивало. И ты решила, что это не к добру. Лиза, все, что я могу сказать по этому поводу, прозвучит очень грубо.

– Этот глупый розыгрыш не должен был зайти так далеко и столько продлиться… Но я начала, и ты… ты не расстроился достаточно сильно для того, чтобы я успокоилась. Ты как будто думал о чем-то другом в тот момент. И меня это так задело… Я уже не могла остановиться. Я ждала, когда ты приедешь домой, чтобы посмотреть на тебя, прийти в себя, все объяснить. Но ты не приезжал, и… – она начала плакать.

Илия мотнул головой.

– Я доверял тебе. Я никогда не думал, что ты пропустишь меня сквозь такую мясорубку только потому, что тебе что-то там показалось. Если у тебя были какие-то сомнения насчет наших отношений, ты могла меня просто спросить, – и он пошел прочь.

– Твоя машина осталась на стоянке! – закричала Лиза.

– Ты, кажется, собиралась все у меня отнять? Так бери, – Илия бросил ключи к ее ногам. – Видишь, я совсем не сопротивляюсь.

– Куда ты идешь?!

– Не знаю. Наверное, поживу первое время у каких-нибудь друзей.

– Первое время?! И каких таких друзей? У тебя есть только коллеги!

– Ну, значит, пойду к коллегам.

– Нет! Прости меня, нет, не уходи, прости меня!

Он остановился.

– Я прощаю тебя. Но домой не вернусь. Кстати, есть вероятность, что меня повысят и я стану твоим непосредственным начальником. Даже не знаю, на что тебе придется пойти, чтобы вернуть мое расположение.

Он ускорил шаг и скоро исчез из виду. Лиза попыталась догнать его, но быстро поняла, что это бесполезно, и бессильно опустилась на скамейку. С рядом стоящего дерева ей на голову падали желтые листья. Она смотрела во тьму в конце аллеи и плакала как безумная.

29.

[01:34, понедельник. Аллея к зданию СЛ]

– Где ты живешь? – спросила Лисица. Она сама проживала неподалеку. Но почему-то вариант отправиться к себе даже не пришел ей в голову.

– Тут рядом. Можно дойти пешком.

– Отведи меня.

Квартира Бинидиктуса была вся в светлых тонах, кроме кричаще ярких абстрактно-геометрических картин на стенах.

– Ты пойдешь в душ?

– Мне надо собраться с силами.

– Тогда я первый. Помочь тебе раздеться?

– Да, – апатично согласилась Лисица.

Он снял с нее все, кроме прозрачных кружевных трусиков, и подтолкнул к кровати.

– Я быстро, – Бинидиктус накрыл ее одеялом и ушел.

Лисица свернулась клубочком, чувствуя себя едва живой от усталости. События дня были сложны для осмысления. Она все еще не понимала, как относиться к произошедшему с ее отцом. Впрочем, с ним и раньше случались странные вещи. И еще столько всего беспокоит, со стольким надо разобраться…

На тумбочке возле кровати, прямо на уровне ее глаз, стоял красный телефон. Рука Лисицы потянулась к нему, пальцы сами набрали номер брата.

Он подошел не сразу.

– Что случилось? Почему ты звонишь так поздно?

– Ничего не случилось. То есть слишком много всего. Я потом расскажу. Сейчас я хочу расспросить тебя.

– О чем? – напрягся Науэль. – Об Анне? Я бы тоже хотел узнать, чего ты до нее докапываешься в последнее время…

– Почему ты с ней? Ты живешь как в летаргическом сне. Ты не можешь быть счастлив! – к своему удивлению, Лисица обнаружила, что ее голос дрожит от слез.

На том конце провода повисла пауза. Лисица представила Науэля у телефона. Наверняка, на нем очередной безразмерный свитер. Однажды она проберется в его дом и сожжет их все.

– Жизнь, которую я вел, оставила на мне ожоги, – наконец заговорил Науэль. – Но я бы соврал, если б сказал, что никогда не скучаю тем дням. Иногда мне хочется забыть про семью, уехать в Роану, встретиться со старыми знакомыми – если кто-то из них еще жив, путаться с разными людьми и колоться. Мне хочется катиться под уклон, потому что это то, к чему я всегда стремился. Тогда я сажусь и пишу самую омерзительную книжонку, какую только могу придумать, а потом с успехом продаю ее в Роане. Писательские гонорары избавляют меня от необходимости ходить на работу и контактировать с людьми, которых когда-то в моей жизни было так много, что однажды я устал – раз и навсегда. Слив гной и успокоившись, я понимаю разницу между моими прихотями и тем, что мне действительно нужно. А то, что нужно, Лисица, – хлеб и вода. Самые простые, необходимые для выживания, избавляющие от дискомфорта вещи. Ты можешь есть шоколад и пить вино. Они более привлекательны, потому что их вкус интенсивнее, но сами по себе они не насытят тебя и не утолят жажду. И если я не летаю в эйфории, это еще не значит, что я несчастлив, потому что покой, мир и тишина – это тоже счастье.

– То есть Анна – твои хлеб и вода?

– Лисица, сейчас половина второго ночи. Я стою в коридоре голый, и мне холодно.

– Я тебя разбудила?

– Нет.

– Анну?

– Нет.

– Чем вы занимались среди ночи?

– Животноводством, – кисло ответил Науэль.

– А, понятно, извини, – Лисица вдруг смутилась.

«Хлеб и вода». Ей стало легче дышать. Как будто спазм в горле разжался.

Хлопнула дверь ванной. Лисица нырнула под одеяло.

– Ты пойдешь?

– Нет, я засыпаю, – пробормотала она, отчаянно зевая.

Бинидиктус скользнул под одеяло и прижался к ней. Он был совсем голый и влажный после душа. Ощущение его кожи успокаивало.

– Жалко, что сейчас у нас ни на что нет сил, – пальцы Бинидиктуса обхватили ее правую грудь. – Но завтра…

– Завтра понедельник, нам на работу. То есть уже сегодня.

– Раньше полудня я никуда не пойду. И ты тоже.

Чувствуя его нежные, ласкающие пальцы, Лисица окончательно погружалась в сон.

– Послушай, Лиса, тебе не стоит так нервничать, – прошептал Бинидиктус. – Все будет как обычно. Мы и так почти сутками торчали вместе на работе. Мы просто съедемся, поженимся и у нас родится ребенок. Все будет хорошо.

От Лисицы не поступило ни единого возражения. Она крепко спала.