Kitabı oku: «Невеста Ноября», sayfa 4

Глава 4

Поход к травнице занимает у меня больше времени, чем я рассчитывала. Возвращаюсь домой на час позже, но никто особо и не заметил моего излишне затянувшегося отсутствия. Отдаю Василисе и Мире их венки. Идеальные для такого сезона, украшенные ярко-красными бархатцами, белыми хризантемами, пушистым хлопком и лентами. Увидев же свой в руках травницы, я даже не удивилась. Мой сплетён из тонких прутиков, ярко-оранжевых и красных листьев клёна. Украшен венок шишками да еловыми ветками. И никаких цветов. Редко кто вплетает еловые ветки, они больно колются и застревают в волосах, но травница сказала, что сёстры попросили сплести именно такой, приговаривая, что я люблю аромат ели. С трудом мне удалось сдержать горький смешок в ответ. Я просто поблагодарила женщину, заплатила и ушла, надеясь, что спрячу венок где-нибудь в доме, а сама надену кокошник, подаренный отцом.

Покончив с делами, захожу в комнату и бросаю венок на кровать. Временами зло на него посматриваю, уверенная, что не стану надевать. Специально сёстры ель выбрали ещё и потому, что это зимний символ, знают они, что не ровня я им, пока все думают обо мне как о возможной колдунье. Спустя пару часов понимаю, что венок уже не кажется столь плохим – как ни крути, терпкая еловая свежесть всё-таки приятна. Её аромат распространяется по комнате, успокаивая.

Няня напоминает о скором приезде гостей, отправляет меня помыться, затем помогает высушить волосы и переодеться в праздничное платье. Холодно на улице уже, поэтому под низ надеваю несколько слоёв тонкой одежды, включая нижнюю шёлковую рубаху, а сверху – красивое платье из плотной ткани со свободными рукавами. Наряд белый с серебром, обильно украшенный кружевом, бисером и речным жемчугом, который нежно отражает любой свет.

За окном солнце клонится к горизонту, в моей комнате тени становятся длиннее, а свет на небе с жёлтого медленно меняется на розово-алый. Няня достаёт для меня сафьяновые сапожки, а моя рука вначале тянется к золотым подвескам, но пальцы замирают над ними. Сам собой в памяти всплывает рассказ Ильи, что Декабрь не переносит золото, и я беру серебряные украшения. Ругаюсь про себя, не понимая, почему меня это вообще заботит. Декабрь мёртв. Нет смысла бояться или думать о нём.

Найдя подаренное мальчишкой яшмовое кольцо, невольно улыбаюсь. Надеваю, решая, что отныне буду носить его каждый день и если вдруг встречу проказника случайно – верну.

Прихожу в себя при виде белой ленты с алым узором по всей длине в руках Алёны. Дёргаюсь в сторону, обхватывая волосы руками, будто защищая. Няня фыркает, усаживая меня обратно перед зеркалом.

– Полно тебе, Яра. Это всего лишь лента! Князь приказал, чтобы я проследила. Знает он, что не станешь ты её сама в косу вплетать.

Сжимаю зубы, нехотя отдавая няне прядь за прядью. Да и чего я волнуюсь? Почему в груди так болит, а дышать тяжело словно холодом колет?

– Упираешься, будто уже есть суженый, а тебя за другого заставляют выйти, – продолжает ворчать Алёна. Её фраза удивляет меня, и я отпускаю волосы. Няня тут же пользуется моментом, расчёсывает их гребнем и начинает заплетать свободную косу.

Действительно, это всего лишь лента. Но мысль эта по-прежнему царапает мне душу, как если бы я пыталась затолкать чужую идею туда, где ей нет места.

– Обычно алую вплетают, но к наряду твоему я раздобыла белую, – с нежностью продолжает няня, и мои плечи поникают. – Вон коса какая толстая, с твою руку толщиной. Всем такую здоровую девушку в жены захочется, – подбадривает меня Алёна, неверно понимая моё волнение.

– Прибыл кто-нибудь? – спрашиваю я. Горло сухое и голос странно хрипнет, сглатываю несколько раз.

– Да, потихоньку прибывают, в повалуше⁵ все собираются. Столы там уже накрыли, но тебе незачем торопиться.

Я рассеянно киваю, оценивая свою законченную причёску.

– Это ты тоже наденешь, княжна? – Оборачиваюсь на голос няни, та стоит у моей кровати и держит венок. Вертит его, хмурится, критически оглядывая. – Сама сделала?

– Мира и Василиса… купили в подарок, – выдавливаю я.

– Небось сказали, что ты шишки и ели любишь, – понимающе хмыкает Алёна. Она тоже не всё знает о проказах сестёр, но о многом догадывается. Известно ей, что отношения у нас сложные. – Ты его наденешь? К наряду плохо подходит.

Трогаю ленту в косе, содрогаюсь, представляя реакцию сестёр, и киваю.

– Надену, – решаю я хоть так сгладить ситуацию.

Пусть Василиса и Мира думают, что им удалось этим меня оскорбить, может, повезёт закончить нынешний вечер без лишних проблем, ведь гости самое малое неделю у нас пробудут.

Алёна аккуратно надевает венок мне на голову, а я стараюсь не морщиться, когда еловые иголки впиваются в ухо. Наклоняю голову, разглядывая своё отражение. На деле красивый венок, травница постаралась на славу, но кожа головы чешется, и к наряду он действительно не подходит.

Няня уходит первая, позволяя мне повременить пару минут, но не выйти к гостям я не могу. Аккуратно спускаюсь по деревянной лестнице, огибая скрипучие ступеньки, пару раз вздрагиваю от внезапных взрывов хохота целой толпы мужчин. Перед повалушей ещё сени надо пройти, но я голоса даже здесь слышу. Веселье разносится гулом и вибрацией по стенам, временами заглушая звуки музыкальных инструментов. Не помню, чтобы когда-либо у нас было так много гостей. Слышу частый топот ног наших слуг, что носят еду или ендовы⁶ с хмелем и мёдом, чтобы кружки и чарки у гостей не пустовали. Бросаю мимолётный взгляд на входную дверь, борясь с желанием сбежать на конюшню и переждать там. Может, Илья ещё работает.

Не успеваю дойти до сеней в сторону нужных помещений, как Василиса грубо хватает меня за руку повыше локтя и оттаскивает в тень.

– Ленту удумала вплести?! Это ты батюшку надоумила? – шипит мне старшая сестра, а я удерживаю равнодушное выражение лица, пока она до боли сдавливает пальцами мою руку. Так и синяки останутся.

К нам по лестнице сбегает Мира, и судя по тому, как темнеет её выражение лица при виде меня, она тоже не в восторге.

– Черти тебя забери, Яра! – бросает мне с ходу средняя сестра. – Ты теперь и внимание суженых наших решила привлечь?

– Ленту я вплетать не хотела. Отец настоял, – сухо отвечаю обеим. – А ваши женихи мне не нужны.

– Даже не смей думать о них! – встряхивает меня Василиса, она на полголовы выше.

Я сжимаю зубы, повторяя про себя, что мне нужно потерпеть лишь немного, и одна из них точно уедет с женихом в Истрог, а вторая будет занята заботой о своём муже.

– Небось просила у отца! Или лицо жалобное строила, ведь кто согласится тебя взять к себе в дом, – продолжает выплёскивать своё недовольство Мира.

– Я не просила, а, наоборот, его отговаривала.

– Там возможных женихов хватает, но не думай с ними разговаривать! Хоть в другом княжестве хочется тебя не видеть, – заявила Василиса.

– Значит, мы желаем одного и того же, старшая сестрица, – выплёвываю я, не в состоянии смягчить тон.

Наряды на них прекрасные, насыщенные красные с белым кружевом и обильной вышивкой из золота. Сапожки под стать. Венки прелестные, а в толстые косы вплетены алые ленты. Внешне сёстры очаровательны, но меня воротит от их ненависти ко мне, хотя не заслужила я подобного.

Василиса резко дёргает меня к себе, думая, что я издеваюсь, но это была правда, и реакция сестры злит меня ещё больше. Честно говоря, не будь это неприличным, то я не ходила бы приветствовать гостей вовсе. Ощутив боль от чужой хватки, раздражённо вырываю руку из пальцев сестры.

– Не нужны мне ваши женихи! Будто вам есть о чём беспокоиться. Неужели переживаете, что я смогу вас затмить? – ворчу я, зная, на что надавить.

Сёстры сразу выпрямляются, поджимают яркие губы, понимают, что выдают себя с головой таким поведением. Успокаиваются, а на их лицах появляется равнодушное выражение, скрывающее показанное ранее смятение.

– Действительно. Волноваться-то и незачем, – фыркает Мира.

– Согласна. Носи свою ленту на здоровье. Мне дела нет, – поддерживает сестру Василиса.

– Но будь с гостями вежлива и дружелюбна, как и подобает, сестра, – предупреждает Мира, и они уходят к празднующим.

Проходя мимо, средняя сестра задевает меня плечом, не сильно, но явно намеренно. Я остаюсь одна. Бросаю раздражённый взгляд в окно. На землю опустились густые сумерки, и я различаю своё отражение в стекле. Не понимаю, почему продолжаю сносить их отношение, почему веду себя так, словно сама верю, что виновата в своём рождении. Сжимаю кулаки, напоминая себе об отце, выжидаю минут пять, натягиваю на лицо улыбку и нехотя иду к гостям.

* * *

– А вот и моя красавица-младшенькая!

Громкий голос отца привлекает всеобщее внимание. Князь, сидящий за столом, поднимается с места, а остальные мужчины, к моему изумлению, повторяют за ним. Некоторые встают медленно, гордо, демонстрируя, что это их собственное желание, другие подскакивают торопливо, их спины слегка согнуты как в полупоклоне, а в руках они неуверенно теребят тканевые салфетки или свои меховые шапки. Понимаю, что вторые, скорее всего, охрана или другие подчинённые, прибывшие со своими господами. Их расположили за отдельными столами.

– Яра, подойди ко мне, – просит отец.

Я скрываю первую волну смущения, придаю лицу спокойное выражение и натягиваю скромную улыбку. Ступаю тихо и размеренно, как и учили. Однако в звенящей тишине шаги всё равно отчётливо слышны. Я смотрю только на отца, не решаясь разглядывать истрогских князей, не уверенная, кто из них кто.

Князь Дарий сидит во главе длинного стола. По правую руку от него Василиса и Мира, а по левую, напротив сестёр – долгожданные гости. Нахожу свободное место, оставленное для меня, прямо рядом с Мирой, и пытаюсь не выдавать беспокойства от перспективы провести вечер рядом со средней сестрой. Надеюсь, что она не пожелает опрокинуть еду мне на платье. Хоть так и не скажешь, но у Миры самый скверный характер, меняется её настроение резко, так, что и не уследишь.

Отбрасываю назад свою чёрную косу, приподнимаю подбородок, решая не скрывать, кто я есть. Устала я от этого, да и нет смысла прятаться. Кто знает, дошла ли молва обо мне до Истрога. Если же не слышали ранее, то поймут всё сейчас.

На отце дорогой, белый с золотом кафтан, волосы забраны назад, борода аккуратно подстрижена, а на губах при виде меня появляется улыбка. Даже о венке ничего не говорит, протягивает мне руку, приглашая подойти ближе. Хмурюсь, ощутив, как подрагивают его пальцы, пока вкладываю свою ладонь в его, но не успеваю ничего спросить, потому что отец обращается к гостям:

– Прошу вашего внимания, гости дорогие! Старшую и среднюю дочерей моих вы уже увидели, а Яра – наша младшая княжна ренская, – с гордостью представляет меня отец.

Я прикладываю свободную ладонь к груди и сгибаюсь в поклоне нашим гостям.

– Не стоит прерывать трапезу из-за меня, пожалуйста, продолжайте ужин, – мимолётно оглядываю столы, убеждаясь, что хлеб с солью гостям подали да и жаркое вынесли, а значит, застолье началось до моего прихода. Гости улыбаются, отвечают поклонами, перешёптываются, часто бросая в мою сторону взгляды, и вновь опускаются на лавки.

Лишь князья истрогские никак не реагируют, остаются стоять, даже когда все садятся.

Я сказала сёстрам, что они меня ни капли не интересуют, но против воли неожиданно для себя задерживаю на них внимание, разглядывая.

– Владимир – старший князь Истрога, – рассказывает мне отец, указывая на молодого человека лет двадцати пяти.

У него волосы теплого каштанового оттенка, и будь они прямые, доставали бы ему до скул, но каждая прядь к низу закручивается в аккуратный завиток. Прямой нос, глубоко посаженные карие глаза, но взгляд мягкий. Короткие усы и борода совсем не скрывают сдержанной улыбки. Владимир высокий и широкоплечий, верхний кафтан в бурых, красных и оранжевых тонах, даже дорогая рубашка, и та тёмно-коричневая. Его образ напоминает мне о лесе в сентябре или октябре. Владимир слегка кланяется в ответ на мой внимательный взгляд.

– А этот молодой человек – Исай, младший князь Истрога, – продолжает отец.

– Исай? – вырывается у меня прежде, чем я успеваю прикусить язык. Странное имя. Когда я произношу его, улыбка молодого князя становится шире, он обнажает белоснежные зубы.

– Отец наш любил бывать в заморских странах. Услышал это имя где-то, а брату моему всю жизнь на чужое недоумение натыкаться, – тепло посмеивается Владимир.

– Прошу прощения за мою грубость. Я встряла без спросу, – лепечу я, стыдясь своей глупости.

– Не стоит, княжна, – улыбается мне Исай. – Знаю, что теперь ты меня вряд ли забудешь.

Он наклоняет голову набок, а улыбка меняется, становясь лукавой. Он похож на своего брата. Такие же каштановые волосы, но чуть прямее и короче. Исай легко убирает их назад рукой, но те снова распадаются на пряди, когда он наклоняется. Глаза так же глубоко посаженные, но у Владимира взгляд грустнее, а у Исая – хитрее. И оттенок другой – карие, но с жёлтыми прожилками, будто тёмный мёд. На щеках отросшая щетина, и на вид он младше брата на пару лет. На Исае такая же одежда, как на брате, но в отличие от Владимира, есть в его облике что-то холодное.

Я присаживаюсь, игнорируя колючий взгляд Миры, а князья Истрога садятся только после меня. Стол ломится от обилия еды, но я не верчу головой и не тянусь далеко, а выбираю ближайшее блюдо – курица в специях и подливе. Аккуратно накладываю себе на тарелку.

– Расскажите нам, молодые князья, как так приключилось, что вы во главе княжества столь рано оказались? – мелодичным голосом интересуется Василиса, привлекая внимание гостей.

– К несчастью, матушка наша умерла, когда мне и двенадцати не было, – спокойно делится Владимир. – Отец погиб на охоте два года назад, поэтому во главе княжества встал я, а брат мне надёжный помощник. Особенных сложностей не встретилось, я и ранее помогал отцу управлять нашими землями, но в первое время без него было непривычно. К нынешнему моменту на ноги мы встали крепко, и теперь нам с братом пора подумать о сыновьях. Обучить их всему, чтобы могли мы быть уверены, что и в будущем Истрог останется в надёжных руках.

Исай размеренно кивает в такт словам старшего брата и наливает себе медовухи в глубокую кружку. Заметив мой взгляд, он поднимается на ноги, перегибается через весь стол, намереваясь налить и мне. Молодой князь никак не реагирует на мой удивлённый вид, садится обратно на своё место, наполнив мою чарку.

– Но тебе, князь Дарий, понятны тревоги моего брата, – улыбается отцу Исай. – Ведь ищешь мужей для своих дочерей, чтобы о них достойно заботились. Даже у младшей лента в волосах.

– Истина в твоих словах, Исай, – поддерживает его Дарий, сделав глоток хмельного мёда. – Яра у меня младшенькая, лишь в конце месяца ей исполнится восемнадцать, но чем быстрее найдётся кто-то достойный, тем спокойнее мне будет.

– Мудрый ты, князь! – поддакивает один из ближайших мужчин. – Особенно с урожаем этим, беспокойство за дочерей верх берёт. У меня у самого Марья к свадьбе готовится.

– У вас, Дарий, тоже проблемы? – мрачнеет Владимир. – У нас и на всём севере плохой урожай уже третий год, люди волнуются, хоть пока и хватает всего.

– Верно, здесь те же трудности, – признаёт отец. – Не только на севере так – с южными князьями я беседовал. У них схожие беды с прошлого года творятся. То ли погода, то ли земля совсем исхудала, не растёт урожай как раньше.

Многие гости слушают, сами переговариваются или согласно кивают, поддерживая волнение князей. Со всех сторон раздаются разговоры об урожае и неясном будущем.

– Не хмурьтесь, дорогие гости, – ласково улыбается Мира. – Уверена, что в следующем году Август, Сентябрь и Октябрь принесут щедрые дары. Лучше не говорить о проблемах, чтобы их не накликать.

– Особенно в такой приятный вечер, – поддерживает сестру Василиса.

– Правы прекрасные княжны, – голос Исая смягчается. – Грешно хмуриться в такой милой сердцу компании.

– Согласен с братом. Прошу простить меня, Мира, Василиса и Яра, что завёл я эту мрачную беседу, – с виноватой улыбкой говорит Владимир, задерживая взгляд на Василисе, на что старшая сестра в притворном смущении хлопает ресницами.

Отец поддерживает молодых князей тостом, все пьют и заводят более весёлые разговоры о прошлых годах, делятся воспоминаниями о праздниках и значимых событиях. Братья из Истрога расхваливают Ренск, отмечая изысканную резьбу и роспись на наших домах, которой славятся ренские мастера. Говорят о красотах наших лесов и не забывают упомянуть былые заслуги моего прадеда, деда и отца, которые развили Ренск из скромного поселения в процветающий город. Отец доволен этими речами, проникается всё большим доверием к гостям. А завершают свои речи истрогские князья, активно расхваливая красоту моих сестёр. Всё это тянется долго, и с середины беседы я прекращаю слушать, уделяя всё внимание своей тарелке.

– …но и повезёт кому-то взять вашу младшенькую в жёны.

Я больно прикусываю язык, услышав фразу Владимира. Неловко откашливаюсь и торопливо прожёвываю еду, перебирая в голове варианты, как нужно ответить на такой комплимент.

Подняв глаза, натыкаюсь на испытующий взгляд Исая, из-за чего у меня бегут мурашки по спине.

– Верно говорит Владимир, глаз от такой красы не оторвать, – неожиданно поддерживает он.

Вся кровь отливает от моего лица, а молодой князь расплывается в довольной ухмылке, всем своим видом демонстрируя, что осознаёт, как звучат его слова, и делает это специально. Краем глаза замечаю, как дёргаются сестры, переводя недовольные взгляды на меня. Теперь я жую медленно, намеренно растягиваю остатки еды, чтобы не отвечать. Мира больно щиплет меня за бедро, и я дёргаюсь, задевая ногой ножку стола.

– Все дочки у вас как на подбор, – продолжает Владимир, явно не ощущая, как накаляется обстановка. Судя по выражениям лиц, из них двоих лучше всего подмечает общее настроение Исай, но вместо того, чтобы помочь, только всё усложняет, следя, как я буду выпутываться.

В его глазах искрится веселье, похоже, чужая неловкость забавляет младшего князя.

– У всех троих кожа светлая да щёки румяные, но у младшей ещё и коса особенная, – дополняет Исай речь своего брата, раз за разом возвращая разговор ко мне. Я стискиваю зубы, стараясь удержаться от гримасы.

– Когда ты, Яра, родилась? – с интересом спрашивает Владимир.

Мужчины вокруг нас замолкают, заинтригованные разговором. Еду я уже проглотила, и у меня нет оправдания для игнорирования вопроса.

– Сестрица наша Яра действительно особенная, – встревает Мира, пока я открываю рот. – Родилась она в последние мгновения ноября! Чуть Декабрь её себе не забрал!

Мира наигранно взмахивает руками, одаривая меня сочувственным взглядом, от которого я едва не закатываю глаза.

– И то верно, но подтверждено, что ноябрьская у меня дочка. Декабрю её отдавали, а тот не забрал, лишь волос коснулся, – поддерживает отец, хотя не замечает, что беспокойство средней сестры – притворное.

– Так это о тебе молва ходит, княжна-отвергнутая-Декабрём? – удивляется Исай.

Очередное прозвище. Только это ещё и звучит жалко. «Декабрьской колдуньей» хотя бы пугают глупцов, а «отвергнутая княжна» у всех вызывает непонятную жалость, будто я прокажённая.

– Она самая, – вздыхает Василиса.

– А вы сами, дорогие князья? – натягиваю дружелюбную улыбку.

– Я родился в начале октября, а Исай под конец ноября, – отвечает мне Владимир. – Мы оба осенние, как и ты, Яра.

Теперь я понимаю, почему в Исае чувствуется что-то мрачное: от него, как и его месяца, веет холодным ветром, хотя в этот период солнце всё такое же жёлтое.

– Но чёрные волосы… – возвращается к ненавистной мне теме младший князь Истрога. Упирается руками в стол, подаваясь вперёд, ближе ко мне, – такого оттенка я не видел. Позволишь прикоснуться к косе?

Я вся немею от его наглости. Василиса роняет ложку, и та звонко ударяется о стол. Отец хмурится. Все сидящие рядом замолкают в напряжении. Владимир ощутимо бьёт брата локтем под рёбра, и Исай охает от боли, сгибаясь.

– Прошу простить моего младшего брата. Он верный помощник, но и проблем мне создаёт немало. Привык всё напрямую спрашивать, хотя временами ему лучше рот захлопнуть, – оправдывается старший князь, виноватый взгляд мечется между отцом, мной и сёстрами. – Не хотел он Яру обидеть, просто не научился своё любопытство сдерживать.

– Если дочь простит, то и я в обиде не буду, – соглашается Дарий. – Дочь, простишь Исая?

Князья и сёстры поворачиваются в мою сторону, ожидая вердикта, а я сжимаю в руке ложку, не желая такого внимания. Владимир смотрит на меня с мольбой во взгляде и вновь толкает локтем брата.

– Прошу простить меня, княжна. Я, право, из любопытства. Волосы твои прекрасны, вот я и не сдержал интереса. – Не проживи я восемнадцать лет с Василисой и Мирой, то и не разобрала бы за виноватым взглядом Исая притворства. А оно там определённо есть.

Все осведомлены, что к женской косе могут притрагиваться разве что близкие родственники женского пола да жених или муж. Другим мужчинам запрещено. Но мотивы Исая мне абсолютно не ясны, ведь ему явно достанется Мира. Может, ему действительно просто интересно?

– Чем мне загладить свою вину? – несмело улыбается молодой человек, когда моё молчание затягивается.

Мне ничего не нужно, поэтому я уверенно открываю рот, намереваясь отказаться от искупления и закрыть тему:

– Я не…

– Наша Яра больше всего любит сказки, – невинным голосом позорит меня Мира, обхватывая рукой за плечи. – Она простит, если расскажешь ей что-то интересное.

– Сказки? – переспрашивает князь.

– Расскажи ей про месяцы. Она любит слушать о том, как Ноябрю удалось убить Декабрь, – соглашается Василиса.

Я стараюсь не выдавать своего волнения от таких заявлений при огромном количестве незнакомых мужчин, да ещё и в присутствии князей. Я взрослая, а сёстры всех убеждают, что я до сих пор без сказок не могу прожить. Это неправда, мне просто нравится слушать истории. Сдерживаю желание поморщиться от ощущения, как еловые иголки в венке неприятно скребут кожу головы. Дёрнув плечом, я сбрасываю руку сестры.

– Всё верно, князь, – подтверждаю я, отчего мои сестрицы приходят в смятение. – Я почти уверена, что нет истории, которую я бы не слышала. Расскажешь ли мне о братьях-месяцах то, чего я не знаю?

Я растягиваю губы в наимилейшей улыбке, наслаждаясь его замешательством. Исай хмурит лоб. Сомневаюсь, что этот князь вообще знает хоть пару интересных историй, но я терпеливо жду, готовая позволить ему попытку.

– Что ж, есть у меня одна.

Моя улыбка вянет в тот момент, когда на его лице появляется победная усмешка.

– Знаешь ли ты, княжна, что Ноябрь брата своего не убивал?

– Как это, не убивал?

– Вот так, – пожимает плечами Исай, расслабленно опираясь локтями на низкую резную спинку лавки. Наслаждается тем, как легко завладел всеобщим вниманием. – Действительно, основная история нам говорит о том, что Декабрь мёртв, а братья его зимние либо мертвы, либо сбежали на самый север, где никто не живёт. Но от народов северных я слышал другую историю.

Князь делает паузу и вопросительно приподнимает бровь. Явно ждёт, что спрошу: «Какую?», но я не доставляю ему такого удовольствия. Сжимаю зубы и молчу, сохраняя равнодушное выражение на лице.

– Какую? – спрашивает Василиса, не выдержав.

Младший князь поворачивается к ней:

– Все месяцы – братья друг другу. Братоубийство скорее опорочило бы честь Ноября. К тому же, будь Декабрь на самом деле мёртв, зачем бы стали уносить детей, рождённых зимой, в проклятый лес? Ведь сами сказали, что Декабрь Яру не забрал. Как он мог её забрать, если мёртв?

Князь с самодовольным видом продолжает заваливать нас вопросами, на которые нет ответа.

– Под Декабрём мы подразумеваем сохранившийся зимний дух над той частью леса, где до сих пор лежит снег. И декабрьского колдуна, что, поговаривают, живёт там, – отвечает отец, пытаясь разбить гнетущее молчание.

– Ты прав, Дарий, – соглашается Исай. – Все продолжают так говорить, потому что отцы наши так говорили, а до них – деды и прадеды. А пошло всё от того, что раньше история двенадцати месяцев была чуть другой. В ней говорилось о произошедшем подробнее, а к нам дошла сокращённая легенда.

– И что же говорится в подробной истории? – спрашивает Мира, полностью забыв о еде на тарелке.

Я обвожу взглядом присутствующих, удивляясь, что они сами заинтересованно ждут продолжения.

– Ноябрь не убивал Декабрь, но действительно победил его и зимних братьев. А чтобы предотвратить их возвращение, Ноябрь разорвал им души и спрятал, поэтому те и не способны набрать полную силу. Души зимние скрыты надёжно. Поговаривают, что в проклятом лесу спрятана часть души Декабря и она столь холодна, что заморозила там всё.

– Что же происходит с детьми, которых относят в лес? Разве их не забирает Декабрь, не делает северным ветром, чтобы хранить свои земли в холоде? – уточняю я, вспоминая рассказы, что детей отдают в качестве жертвы.

Исай смотрит на меня с жалостливой улыбкой.

– Я-яра, – с приторной лаской тянет он моё имя, – скорее всего, они просто замерзают до смерти или их уносят дикие звери.

Присутствующие начинают охать и перешёптываться. Такой вариант все предполагают где-то глубоко в душе, но предпочитают делать вид, что шокированы откровенностью князя и никогда ранее об этом не думали.

– На севере поговаривают, что их забирает колдун. Но вряд ли он превращает их в северный ветер. Вероятнее, совершает обычное жертвоприношение, чтобы забрать жизненную силу детей и поддержать в том месте зиму или продлить собственную жизнь, – расслабленно дополняет жуткие картины Исай.

Василиса и Мира морщат носы в отвращении, а я замираю, не зная, как реагировать на то, что моя смерть могла быть такой простой. Меня мог утащить какой-нибудь голодный зверь. Никакой поэзии и волшебства.

– Достаточно, Исай, – тихо, но сердито встревает Владимир. – Прости, Яра, кажется, брат всё только усугубил.

– Нет, – собираюсь я с духом, выдавливая улыбку. – Всё в порядке. Я не злюсь. Исай действительно рассказал мне версию, которую я не слышала. Поэтому он заслужил моё прощение.

Младший князь прикладывает ладонь к груди и кланяется. Вроде и жест признательности, а вроде и сделан с насмешкой. Да какая мне разница? Исай идеально подойдёт Мире, пусть друг друга изводят. Всё внимание перевожу на свою еду в тарелке, вполуха слушая зарождающиеся разговоры между гостями.

Поднимаю голову, лишь когда отец один раз заходится в кашле и Владимир учтиво подаёт ему кружку с водой. Исай ещё пару раз пытается втянуть меня в разговор, но я отвечаю вяло и односложно, зная, что сёстры и так на меня злы.