Kitabı oku: «Наемница», sayfa 5
– Лэа?
Райт искал ее, оставив Акфилэ у костра.
– Где ты?
Глубоко вдохнув, она шагнула ему навстречу. Райт не вздрогнул. Он смотрел на нее немного грустно и виновато, но вместе с тем жестко и дерзко.
– Если хочешь, чтобы мы помогали тебе, тебе придется попридержать свой характер.
Она отвернулась и молчала. Райт смотрел на Лэа и в глазах его читался вызов.
– Я не хотел говорить это, но если хочешь, чтобы мы тебя сопровождали…
Ее глаза сверкнули. Слишком поздно он понял свою ошибку.
– Лэа, я… прости, я не…
– Ты все сказал.
Ее голос был полностью лишен каких-либо чувств или эмоций, холодный и безжизненный, как заснеженные равнины Дархарии.
– Уходи.
– Прости меня…
– Уходи.
Голос не менялся, прежним оставалось и выражение лица, только глаза сверкали каким-то непонятым, прежде не видимым в ней чувством.
Он медленно повернулся и, тяжело ступая, пошел прочь.
…она вернулась к костру много позже, когда Райт и Акфилэ уже спали, прижавшись друг к другу в поисках тепла.
Лэа просидела до рассвета, пока сгустившаяся темнота не отступила, позволив различить хоть что-то и не дать переломать ноги Кариби. Она быстро и тихо отвязала ее и осторожно вывела из разбитого лагеря. Лэа направлялась в Согаден, город, лежавший на пути к Замиэйским горам. Там она найдет проводника и отправится в Кан Д’Иар, самый восточный город эльфов.
Сжимая в руке медальон, она подошла к спящему Райту. Глаза его были закрыты, дышал он ровно и глубоко. Лэа провела рукой по его темным волосам.
«Ты не хотел меня обидеть, – подумала она. – Но ты дал мне понять, что моя месть – принадлежит только мне. У тебя свой путь».
– Прощай… – шепнула она, положив медальон рядом с ним. – Меня ждет Согаден…
Лэа вскочила на Кариби, прикрепив свой дорожный мешок к седлу.
Согаден ждал.
Глава IX: Согаден
В Согадене у Лэа было множество знакомых. Когда-то ей пришлось провести в этом городе некоторое время. Если быть точнее – то осень и зиму два года тому назад. Она успела порядочно наследить здесь, сцепившись с сыном местного ирханта, заправлявшего городом, Тормалом. Сейчас она старалась не попадаться никому на глаза, чтобы не вызвать толок и сплетен, а потом и последующего за этим выдворения из города ирхантом, некогда запретившем ей появляться здесь. Ей всего лишь нужно было остановиться в городе на пару ночей, чтобы заработать денег на дар Стражницам. А, возможно, и нанять другого проводника.
Согаден, часто подвергавшийся нападению эльфов, а изредка и гномов, был окружен высокой каменной стеной, а также рвом, наполненным водами веселой бурлящей реки – Ихла-таны. Солнце еще довольно высоко стояло в небе, поэтому мост был опущен, и по нему входили и выходили в город люди. В узких прорезанных в стене бойницах блестели шлемы и кольчуги стражников. Те же стражники стояли по обе стороны ворот с поднятой решеткой. Они внимательно проверяли и перепроверяли товары ввозимые и вывозимые из города, а также взимали пошлину с людей, приходящих в Согаден.
Лэа не спеша подъехала к воротам и встала в небольшую очередь, ожидавшую пропуска. Голос привратника она узнала сразу. Это был Гурт, человек, с которым она познакомилась и даже подружилась во время своего прошлого визита. Надежды на то, что он не узнает Лэа, было мало, поэтому она решила положиться на то, что он не станет выдавать ее.
Когда Лэа поравнялась с ним, Гурт поднял глаза на нее.
– Лэа! – изумился он. – Чем обязан столь неожиданному визиту?
– Рада видеть тебя, Гурт. – Улыбнулась Лэа. – Как поживают Киана и Рут?
– Отлично! – сверкнул белоснежными зубами Гурт. – Буду рад видеть тебя сегодня вечером у себя дома.
– Всенепременно, Гурт, всенепременно. Только сначала у меня есть кое-какие дела.
Гурт сразу уловил в голосе Лэа напряженность.
– Не беспокойся. В нашем городе новый ирхант, начиная с этой весны. Ты можешь спокойно находиться здесь. Я освобожусь только к обеду, но Киана будет очень рада тебя видеть прямо сейчас!
Лэа, как показалось Гурту, вздохнула с облегчением.
Гурт подозвал жестом одного из ошивавшихся поблизости мальчишек и, дав ему медную монетку, попросил:
– Проводи ми-сади к моему дому.
Очевидно, эти мальчишки находились здесь постоянно и время от времени исполняли для стражников различные мелкие поручения, как то: сбегать в ближайшую таверну за сдобным пирожком, холодным квасом, а то и чем-нибудь покрепче.
Мальчишка казался на редкость жизнерадостным: с рыжими торчащими во все стороны кудряшками, крупными веснушками и вздернутым носом. На худые плечи, по аурумскуму обычаю, была надета длинная рубашка с коротким рукавом.
– Спасибо, Гурт. – Лэа улыбнулась. Но я прекрасно помню дорогу.
– Тем не менее ты моя гостья, – возразил стражник. – Негоже тебе одной бродить по городу.
– Пойдемте, ми-сади, здесь недалеко идти, если знать дорогу, – нетерпеливо воскликнул мальчишка.
Лэа не стала спорить, лишь на прощание махнула Гурту рукой.
Согаден, как и большинство аурумских городов, отличался ровными чистыми улицами и густонаселенностью. Вот и сейчас бодро шагающий мальчик и Лэа, идущая за ним вслед, пересекали оживленные гомонящие улицы. В Согадене было множество различных лавочек и таверн, так как Аурум, не имеющий собственной промышленности, старался налечь на торговлю. Вдоль главной, мощеной ровным и гладким камнем улицы, расположились торговцы, весело зазывавшие народ в свои заведения. На разрисованных вывесках, под словами, помещались выразительные рисунки, дающие тем, кто не знает грамоту, четкое понятие, что располагается в том или ином месте. Лэа, изучившая в Логе Анджа основные языки и наречия Элатеи, легко и бегло читала все вывески, удивляясь, а то и вовсе смеясь над некоторыми. Таверны; ювелирные, оружейные, бакалейные лавки; ловко снующие в толпе коробейники – она уже успела забыть, как хорошо в Согадене. Она спешит, но может повременить несколько дней, как следует отдохнув здесь. Город готовился к ярмарке: ставни, крыши, столбы, вывески – все было украшено пестрыми гирляндами цветов и фонариков; повсюду царило оживленное веселье, предшествующее празднику.
Мальчик вел ее мимо высоких городских застроек, пересек площадь и, миновав еще несколько домов, свернул влево.
– Это здесь, ми-сади.
Он указал на деревянный дом с высоким каменным крыльцом и красивыми резными ставнями. Она улыбнулась, узнав деревянное тяжелое кольцо, которое Гурт вырезал больше двух лет тому назад.
Она взбежала по ступенькам и несколько раз стукнула в дверь кольцом. Изнутри тянуло запахом свежеиспеченного хлеба, молока и жареного лука.
– Сиди здесь, я открою, – услышала она знакомый женский голос и невольно улыбнулась.
Дом Гурта остался единственным местом в мире, где она чувствовала себя как дома.
Дверь открылась, на Лэа дохнуло теплом.
– Здравствуй, Киана.
– О, милостивая Эаллон! Неужели это ты, Лэа? – Перед девушкой стояла немного растрепанная на вид молодая женщина в белом переднике, с полотенцем в руках, каштановыми волосами, заплетенными в толстую косу, несколько раз обернутую вокруг головы и немного усталыми зелеными глазами. – Как я рада тебя видеть! – Киана радостно обняла Лэа. – Ой, что же это мы стоим на пороге! – спохватилась она. – Проходи в дом, у меня как раз вот-вот обед поспеет.
Киана заскочила в дом, радостно суетясь.
Лэа огляделась. Почти ничего не изменилось с тех пор, как она была здесь больше двух лет тому назад. Все так же посередине комнаты стоит дубовый стол, в углу комнаты стоит статуя Эаллон, стены разрисованы угольком. Возле печи и на полке множество домашней утвари. На лавке сидит, насупившись, значительно подросшая Рут. Ей сейчас восемь. Возле нее стоит колыбелька, а в ней спит розовый, крепко спеленатый младенец. При виде его лицо Лэа озарила теплая улыбка.
– Киана?
– А?
Та ловко и быстро застелила стол белоснежной скатертью и выставляла на него хлеб, нарезанные овощи, горшок с какой-то вкусно пахнущей сдобренной маслом кашей, щи, кувшин молока, холодный квас и многое другое.
– Младенец?
Киана улыбнулась.
– Я думала, Гурт уже сказал тебе. Эаллон была милостива к нам и дала долгожданного наследника. Мы назвали его Джер.
Лэа дернулась при звуке этого имени, но постаралась ничем больше не выдать своей нелюбви к данному имени.
– Рада за вас.
– Ох, что ты! Видела бы ты Гурта, когда Джер только родился. Он опьянел от радости! – Киана понизила голос, чтобы слова не долетели до сидевшей на скамейке Рут. – Ты ведь знаешь, самые лучшие эльфьи лекари говорили, что я не смогу больше иметь детей. Но Эаллон сжалилась над нами.
Киана приложила ладонь сначала к губам, затем к сердцу – традиционный знак поклонения и благодарности богине.
– Рут? – Лэа присела на скамейку рядом с девочкой.
Худенькая, с острыми плечиками и голубыми глазами, светло-золотистой кожей и прямыми соломенными волосами, заплетенными в две толстые косы, как подобает девице, не вошедшей в возраст зрелости, она чем-то напоминала восточную эльфку. Лэа не сомневалась, что без малой толики примеси эльфьей крови здесь не обошлось. Согаден, приближенный к эльфьим границам, кишел такими связями.
– Ты помнишь меня?
Рут кивнула.
– Еще бы. Это не ты тогда спасла меня из пожара, победила Тормала на ежегодном аурумском турнире воинов, а затем и вовсе оборонялась от пятнадцати стражников, пытавшихся выдворить тебя из города?
Лэа хмыкнула.
– А я уже и призабыла подробности.
– Все готово, – Киана вытерла руки сухой тряпицей. – Дождемся только Гурта. – Она весело подмигнула. – Впрочем, ждать осталось недолго. Почему бы нам не скрасить это время чем-нибудь…
С видом фокусника она выудила откуда-то из-под стола запотевший кувшин с плескавшейся в нем янтарной жидкостью.
– Медовуха лучших согаденских пивоваров, выдержанная в специальных погребах.
Лэа улыбнулась.
Киана ловко наполнила два прозрачных стеклянных стакана, мгновенно запотевших снаружи.
– Сходи погуляй, Рут. – Киана ласково погладила дочь по головке и сунула ей в ладошку медную монетку.
Лэа отхлебнула немного искрящейся холодной жидкости.
– Ты все еще ищешь его, да? – спросила Киана, присаживаясь рядом.
Лэа крепче сжала в руке кружку, но спокойно ответила:
– Да.
Киана немного помолчала, потом сказала:
– Знай, что мы всегда будем рады тебе, после всего, что ты для нас сделала…
Она коснулась руки девушки.
Комната для Лэа подернулась дымкой воспоминаний.
– Не ходи туда, ты не сможешь! – крикнул ей кто-то.
Рядом кричала, рыдая, женщина.
Несколько горящих стропил обрушились с грохотом, в небо взметнулись искры и столб дыма.
Дом горел, пламя уже перекидывалось на соседние строения, жадно пожирая их. На улицу высыпало полгорода, но все никак не могли найти воду.
Дом горел.
Пламя ревело, не подпуская никого на расстояние пяти ярдов.
Пламя лизало воздух, высовываясь в рушившиеся окна.
Пламя поедало деревянные балки, стены и перекрытия, обнажая черный остов дома.
Горячий, жирный от сажи воздух душил маленькую девочку, не успевшую выбежать из дома и испуганно убежавшую от огня.
Сейчас она плакала, выглядывая в горящие окна третьего этажа, и протягивала руки.
– Прыгай, прыгай! – кричали ей люди.
Девочка была слишком мала, и прыгать боялась.
Люди ждали.
Каждый боялся входить.
Она метнулась из толпы к дому. Вокруг ее тела было обмотано мокрое покрывало, закрывавшее лицо.
Быстро преодолев пять ярдов до дома, она ловко запрыгнула в одно из окон, которое тут же обрушилось, как только Лэа скрылась из виду.
В доме пахло гарью и сажей, глаза ел дым. Слева от нее обрушился потолок, покрывало задымилось.
Вперед. Вперед.
Лестница была средоточием огня. Пламя охватило ее со всех сторон, но все же это был единственный способ подняться наверх, и Лэа решила рискнуть.
Первые несколько ступеней были еще крепкими, следующие пять не представляли собой устойчивого зрелища. Наверху слышался плач. Снаружи доносились крики женщины. Все это подстегивало Лэа, не давая медлить. Собравшись и сгруппировавшись, Лэа резко распрямилась и, подобно пружине, полетела вперед. Этому прыжку, как и всему остальному, ее обучили в Логе Анджа. Лестница обрушилась. Наверху дыма и огня было еще больше. Половицы угрожающе прогибались под ногами. Лэа шла, затаив дыхание. Она слышала лишь треск огня и досок. Плач стих. Медленно, она приблизилась к окну, ожидая увидеть там лишь маленькое обгоревшее тельце.
Девочка была там.
Розовощекая, черноволосая, лет пяти от роду, она размазывала по лицу слезы.
Огонь уже принялся за ее одежду, но девочка была целохонька, хоть и в состоянии шока. Лэа сдернула с себя мокрое покрывало и обернула им девочку, одежда которой задымилась от прикосновения к мокрому покрывалу. Лэа подхватила ее на руки и метнулась к лестнице. Один неосторожный шаг – и пол с ревом осел, разбрызгивая искры и капли огня. Провал был слишком большим, чтобы она преодолела его с ношей, перебросить же девочку она не могла – та была без сознания. Лэа начала бояться, что опоздала и малышка задохнулась от дыма. Дым ел ей глаза и забивал нос, разглядеть что-либо не было никакой возможности. Она метнулась назад, к окнам, рассчитывая выпрыгнуть. Шанс приземлится целой был невелик, но все же…
Но ход к окнам она найти не могла: серая едкая пелена заволокла все равномерным слоем. Под ногу Лэа подвернулась осевшая половица и та с грохотом упала, задев что-то на своем пути. Этим что-то оказался шкаф, дверки его распахнулись с тяжелым стоном, и на Лэа вывалилась целая куча тлеющей одежды. Быстро, не раздумывая, она связала из более-менее уцелевших вещей веревку и обвязала ее вокруг пояса девочки.
Дым судорогой свел легкие. Лэа закашлялась, выплевывая гарь и сажу, попавшие в рот.
Быстро вернувшись к лестнице, она стала вспоминать свой маршрут, чтобы выйти к окнам.
Внизу снова закричала женщина. Именно ее крик помог Лэа найти путь к спасению. Она перегнулась через горящий проем и спустила веревку вниз, после чего прыгнула сама, но в последний момент окно рухнуло, и профессиональный четко выверенный прыжок превратился в падение. Она сильно ударилась о брусчатку спиной и от боли потеряла сознание.
Очнулась она уже ближе к вечеру. В комнате горел мягкий оранжевый свет, все предметы отбрасывали громадные черные тени. Спина не болела, но, к своему ужасу, она вдруг поняла, что не может пошевелиться. Отбросив все лишние мысли, она попыталась пошевелить пальцем ноги.
Не вышло.
Из всех своих органов, она могла шевелить лишь головой и частично пальцами руки.
Над ней склонилась какая-то женщина. Лэа смутно припомнила, что именно она кричала. Значит, ее приютили родители спасенной девочки.
Во рту было очень сухо и горько. Накатил приступ головной боли.
Лэа закрыла глаза, погружаясь в мягкие объятия забытья.
– Нет, Киана. – Лэа крепко сжала ее теплую мягкую ладонь. – После всего, что вы для меня сделали…
Так они и сидели, негромко переговариваясь и обмениваясь воспоминаниями, пока в дом, пыхтя и отдуваясь, не ввалился Гурт.
– Лэа! В город заявились двое: восточная эльфка и воин с синими глазами. Они ищут тебя. Представились как Райт рент Крайген и Акфилэ… Акфилэ… – Гурт сморщился. – Ну не запоминаю я эти мудреные эльфьи имена! Тебе они о чем-нибудь говорят?
Лэа слегка отвела взгляд. Сердце подсказывало ей сказать правду, разум предлагал солгать.
– Нет. Они для меня ничего не значат, – сказала она.
Это была правда, но только отчасти: она всеми силами старалась выкинуть из головы свою мимолетную слабость, но обида, нанесенная Райтом, была слишком свежей.
Гурт скользнул по лицу Лэа проницательным взглядом, но промолчал. Вместо этого он стащил сапоги, делясь последними новостями.
– В город прибыла делегация аурумских стрелков на соревнования, говорят, среди них будут даже Рикша и Эльда Светлая. Еще приехал какой-то странного вида полуэльф, якобы привезший диковинных зверушек для ярмарки. На самом деле он пытался незаконно провезти в город драконьи яйца. К этому делу пришлось подключить ирханта, и полуэльфа заключили под стражу до суда и вынесения приговора. Ходят слухи, что он уже не раз таким образом провозил контрабанду. Чертовы эльфы опять вмешаются, не дадут судить этого по совести! Они неистово кидаются на защиту любого, в ком есть хоть капля крови эльфьего народа. Конечно, без нас эльфам давно грозило бы вымирание. Хотя, если честно признаться, та эльфка, что явилась сегодня за тобой, была чересчур похожа на эльфку. Таких чистокровных я еще не встречал.
– Она знатного рода. Из Кан Д’Иара, – пояснила Лэа и тут же прикусила язычок.
– Ты же их не знаешь, – насмешливо сказал Гурт.
Лэа залилась легким румянцем, но стойко выдержала взгляд Гурта.
– Так уж и быть. С недавних пор я путешествую не одна, вчера мы сильно повздорили, я собрала вещи и покинула лагерь.
Она глядела на Гурта с вызовом, ожидая осуждения. Но тот лишь вздохнул, покачал головой и похлопал ее по спине.
– Годы идут, а ты не меняешься, Лэа. Все та же.
– Такова моя натура. – Она слегка улыбнулась. – Но Согаден меняет меня совершенно. Скоро ли ярмарка?
– Завтра вечером, – машинально ответил Гурт, уставший давать этот ответ сотням и тысячам зевак. – Нам всем нужно будет хорошенько отдохнуть перед ярмаркой. Визами, наша столица, отправила какой-то сюрприз нам…
Этот день был ни с чем не сравним. Он плавно перетек в ни с чем не сравнимую ночь. Она лежала на настоящей кровати, укрытая тонкой простыней. Окно было распахнуто. На чернильно-синем небе горели холодные кристаллы звезд. Окна выходили на север, поэтому она видела загадочно поблескивавшую Нить Ариадны. Такими темно-синими бывали и глаза Райта, когда он был сильно не в духе.
Райт…
Почему она вдруг его вспомнила?
Настроение испортилось.
Он ее предал. Она слишком поддалась его влиянию, слишком доверилась. Она впустила его в свою душу дальше, чем кого бы то ни было.
И все равно, несмотря на то, что она пыталась его ненавидеть, перед глазами снова и снова возникало его смеющееся смуглое лицо. Лэа в сердцах ударила подушку.
Что бы это случилось с ней? С Лэа ун Лайт, прошедшей школу Логи Анджа, проведшей два года в гномьих подземельях, исколесившей весь мир!..
Она видела все: и войны, и перемирия, и смерть, и жизнь, и ненависть, и любовь…
Она участвовала в гномьих войнах, присутствовала на заключениях перемирий. Она убивала, она дарила жизнь врагам.
Она ненавидела.
Но она не любила…
И вот сейчас, лежа в темноте среди подушек и глядя в распахнутое окно на свинец неба, Лэа не могла поверить, что это случилось. Она не могла поверить в то, что влюбилась.
Она не могла – впервые в жизни! – проанализировать свои чувства и выбросить их из головы. Мысли снова и снова возвращались к нему.
К Райту.
Все попытки думать о мести, о человеке в Волчьей маске были тщетными. Мысли текли очень плавно, и не задерживаясь. Хотелось рассмеяться неизвестно чему, петь, танцевать, отбросив все лишнее. Как лесные дриады.
Она улыбалась, совсем не зная о том, что сейчас последняя ночь Иджиная, ночь языческой любви…
Когда-то давно, семь лет назад, молоденькая девушка, на долю которой выпали тяготы, что не каждый взрослый преодолеет, высадилась к каменному подножью Логи Анджа. Остров не был к ней дружелюбен.
Ей пришлось много раз доказывать свое право учиться здесь воинскому мастерству. Лога Анджа не признавала расовых и половых предрассудков, но учиться здесь мог не каждый – многие не выдерживали.
Ей пришлось учить все заново, в том числе и календарь. Жившая ранее по лунному, здесь она учила эльфий, включавший в себя 365 дней, разделенных на 12 месяцев.
Отсчет начинался с середины зимы, с месяца Яэтэнура, означающего у эльфов Цитадель Холода.
За ним следовал Форнал, месяц ветров и изменчивости.
В первый день Мээла люди праздновали окончание холодов, жгли костры, изгоняя зиму, и приносили дары солнцу.
В месяц Ахлы начинался крестьянский севооборот. Кончались запасы, припасенные на зиму, и наступала пора посевов и полевых работ. В этот месяц особенно усердно возносились молитвы и дары богиням урожая – Сэтне и Полеке.
Мальтэн – это месяц того времени, когда Элатея тонет в цветах и растительности, стремящейся к солнцу. Мальтэн – это месяц плодородия и любви.
В Иджинае есть ночь, которую боги назначили под языческую любовь. Последний день Иджиная – это день без предрассудков, день, когда все друг перед другом равны, когда королевская дочь может снизойти до простого нищего и быть с ним, потому что эта ночь принадлежит любви.
В ту ночь, когда ушла Лэа, Райт спал плохо. Ему снилась Кариби, захлебывающаяся кровью, Лэа, идущая по полю с мертвыми цветами. Глаза ее горели, как черные звезды, бледная кожа с тонким изгибом шрама сияла неестественным светом. «Как ты мог? – говорила она ему. – Я доверилась тебе. Ты был первым человеком, кому я доверилась, уйдя из гномьего города. Ты был для меня больше чем другом, ты был…»
Голос ее сорвался, глаза закрылись, она начала медленно таять в воздухе, шепча одно только слово. Райт пытался поймать ее, удержать, но его руки проходили сквозь Лэа, будто она была тенью, бесплотным духом, мерцающим так близко и так далеко.
Райт проснулся резко, встал. На языке и уме вертелось одно только слово. Райт понимал, что она бы никогда не призналась в этом даже себе. В Элатее сны не считают дурацкими фантазиями перепивших людей. Сны всегда кто-то посылает, вольно или невольно. Он был уверен, что в этот раз она послала ему сон, возможно, сознательно, а возможно, просто думая о нем. Во сне, в ее пламенной речи проскользнуло слово: Согаден.
– Акфилэ? – Райт растолкал спящую эльфку. – Я знаю, где она.
