Kitabı oku: «Покинутая. Академия Проклятых», sayfa 10
Глава 12
Мы видим то, что хотим видеть,
Или то, что хотят видеть другие.
Галеций Истол Вантерфул
Галеций Истол Вантерфул давно не чувствовал в себе такого эмоционального подъема. Эмоции были его инструментом, его масками для достижения поставленных целей. Столько, сколько мужчина помнил себя, он умело манипулировал людьми, становясь для них тем, кто им требовался прямо сейчас.
Друг. Любовник. Жених. Воздыхатель.
Учитель.
Находясь при дворе с малолетства под опекой отца – влиятельного галеция, правой руки естийя, – он познал себя в интригах и заговорах, но именно любовь к экспериментам, именно магия как наука увлекали его пуще других авантюр. Эту любовь он тоже унаследовал от своего родителя, который погиб, желая открыть очередной секрет.
Собственно, эта авантюра и привела мужчину в Академию Проклятых. Естийем он был сослан сюда в наказание, которое наказанием являлось едва ли. Галеций вновь занимался познанием всех скрытых глазу граней магии, у него снова была лаборатория – в его личном столичном особняке, и он снова был свободен в своих решениях.
Почти свободен, все же имея некоторые ограничения.
Потому что естийю не меньше, чем Истолу, хотелось открыть секрет, над которым лучшие маги бились веками. Бились и умирали, не имея возможности покинуть пределы дворца. К своим секретам естий относился с особым усердием.
Открыв кольцо портала, мужчина сделал шаг и вышел уже в кабинете своей матери. Он даже не помнил, когда в первый раз овладел заклинанием открытия перехода. Должно быть, ему было лет пять или шесть – дар у него прорезался рано, а в совершеннолетие, как и положено, закрепился.
Теперь он открывал порталы, тратя на это дело всего мгновение.
– Истол? Что привело тебя в мой кабинет? – Поправив очки в тонкой оправе, магесса Вантерфул едва ли отвлеклась от документов, на которые ежедневно тратила часы своей жизни.
Попечители требовали отчетов за каждую монетку, поэтому работы у женщины хватало всегда. Там, где одновременно находится столько студентов, ежедневно что-то происходит.
Не удостоив мать объяснениями, мужчина обронил всего одну фразу:
– Она нужна мне.
Магесса Вантерфул запросто могла бы сделать вид, что не понимает, о чем толкует ее сын. Она могла бы выставить его из кабинета, потому что он был хозяином на их землях, но не в ее академии, но вместо этого женщина отложила документы, непримиримо сложила руки на груди и прямо взглянула в темно-синие глаза.
– На твоем курсе есть другие одаренные, ты сам говорил, – заметила она как бы между прочим.
– Ты не понимаешь, мама. Я впервые видел, чтобы чья-то сила была настолько объемной, переполненной. Павлиция Бендант – сосуд с чистейшей магией.
– Снова твои увлечения? – Магесса недовольно нахмурилась. Она никогда не разделяла пристрастий сына и покойного супруга. – Тебе напомнить, чем они закончились в прошлый раз? Ты едва не женился на оборванке, которая желала твоих денег больше тебя.
– На этот раз все по-другому, – твердо произнес мужчина и все-таки занял свободное кресло у рабочего стола матери. – Я уверен, что Павлиция знает о своем даре больше, чем говорит…
Жестом руки оборвав речь сына, который, кажется, вновь помешался на своей идее, магесса призналась, проговаривая каждое слово с нажимом:
– Я не могу дать ей работу в академии. Галеций Фалдруд ясно дал понять, что работы эта девочка не найдет ни в академии, ни за ее пределами в столице. Боюсь, что по истечении трех недель она не сможет оплатить свое проживание. Не уверена, что после этого она станет и дальше посещать академию, а значит, ее дар заблокируют как не поддающийся контролю.
– Тогда я сам буду платить ей жалование.
Не это глеция ожидала услышать от своего сына. А впрочем, с детства было видно, что от отца он унаследовал гораздо больше, чем от нее.
– Ты зря упрямишься.
– А если она и есть тот самый элементаль? – тон мужчины стал серьезным, холодным, почти ледяным.
Маска увлеченного преподавателя покинула его лицо, выпустив наружу аристократа до мозга костей. В молодости, когда ее супруг становился таким, на Анидру накатывал страх. Но вскоре этот страх превратился в волнение и трепет. В объятиях супруга она всегда ощущала себя маленькой девочкой, купаясь в его опеке, в его заботе, в его страсти и любви.
С возрастом на этот тон, на этот взгляд, пробирающий до костей, у нее выработался иммунитет. Несносный мальчишка вырос на ее глазах, и она прекрасно знала все эти жесты и взоры, скопированные им у отца.
На нее они больше не производили должного впечатления.
– Ты говорил так в прошлый раз, Истол.
– У Амеджии не было самовосполняющегося резерва, – продолжал мужчина упираться. – Если Павлиция элементаль…
– Ты все равно не откроешь сокровищницу Падшего Естийя, – оборвала она его мечтания, которые он считал не иначе как целью. Труднодостижимой, но целью. – Тебе нужно четыре элементаля.
– Но если она элементаль, это будет означать, что существуют и другие.
– И что тогда? – магесса повысила голос.
– В таком случае я их найду. И… – поразмыслив над тем, чего действительно хочет, Истол принял очередное решение. Кое-что мешало ему наладить с Павлицией более близкие отношения. – Уничтожь документы касаемо ее наказания. В ее личном деле их быть не должно.
Лист бумаги, вылетевший из папки, сгорал в пламени матери за его спиной, когда он покидал кабинет. Покидал он его с четким планом действий. Привыкший полностью контролировать свою жизнь, он заранее расставлял по полочкам каждый свой шаг.
Деньги…
На его кошелек оплата жалования для Павлиции никак не повлияет, но если его финансовая помощь студентке поможет задержать ее подле него, он готов был расщедриться и на более крупные суммы.
Если она все же элементаль… Это меняло ровным счетом все. И в первую очередь его планы на Павлицию.
* * *
– Павлиция! – гневный оклик не остался для меня незамеченным.
Туман перед глазами рассеялся, пугающие образы растворились, уступая место реальности. Здесь, в этой реальности, преподаватель Вантерфул энергично встряхивал меня за плечи, как ни странно, по-прежнему преклоняя передо мной одно колено. Лицо мужчины, казалось, посерело, а широкие брови, что встретились у переносицы, навевали мысли о том, что куратор зол.
– Не кричите, пожалуйста. – Губы меня едва слушались.
Высохшие, сейчас они с трудом размыкались, словно прилипнув друг к другу.
– Наконец-то… – гулко выдохнув, мужчина стремительно поднялся.
Его шаги по белой плитке были резкими, нервными, порывистыми. Открыв стеклянную дверцу шкафа, он какое-то время что-то искал, неуловимо напоминая свою мать.
Сосуд из прозрачного стекла поймал неровный магический свет, стоило преподавателю достать его с верхней полки. Жидкости в нем было едва ли на треть. Мутноватый рыжий цвет абсолютно не вызывал доверия.
До сих пор переваривая увиденное, я продолжала отупело молчать. Образ так и не случившегося поцелуя исчез, оставив меня в растрепанных чувствах. Увидев куратора, я продолжала испытывать всю ту гамму от страха до волнения, и расстаться с этими ощущениями было не так-то просто.
Учитывая, что к ним еще и замешательство добавилось.
Мне хотелось спросить, что это было, но привычное недоверие не давало раскрыть рта. А вдруг я схожу с ума? Вдруг моя сила или оба моих дара действительно опасны?
В первую очередь я хотела послушать, что скажет мне преподаватель. Должен же он как-то прокомментировать произошедшее.
Отмерив полную мензурку ржавой гадости, куратор передал ее мне.
– Лучше залпом, – произнес он, зная об этой жидкости значительно больше моего.
Пить гадость откровенно не хотелось. Об этом наверняка говорил мой взгляд, что заставило куратора объяснить происходящее:
– Помогает прийти в себя, проясняет ум.
Я с подозрением прищурилась. Нет, ну серьезно. А вдруг это зелье правды? Так рисковать я точно не могла.
Тяжелый вздох, стремительный выпад, и вот мужчина уже сделал глоток прямо из сосуда, вновь закупоривая его.
Оттягивать неизбежное и дальше я смысла не видела. Это могло обидеть галеция.
Зажмурившись, задержав дыхание, я опустошила мензурку и тут же мысленно вспомнила все ругательные слова, которые знала. Рот стянуло так, будто я съела неочищенный лимон, а на глазах выступили слезы. Пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы просто выдохнуть.
Преподаватель не врал. В голове стало необычайно ясно.
– Ты меня видишь, слышишь, хорошо понимаешь, что я говорю? – обратился ко мне куратор, возвышаясь надо мной со сложенными на груди руками.
– Да, – ответила я твердо, но страх перед тем, чего я не понимала, погнал меня дальше: – Я отключилась?
Прежде чем ответить, мужчина некоторое время молчал, чем еще больше меня нервировал.
– Слишком сильно сконцентрировалась на заклинании, что неудивительно при твоем уровне дара, – наконец-то сказал он хоть что-нибудь. – Ты минут на двадцать ушла в себя. С одной стороны, такая концентрация – это хорошо, для многих энергозатратных заклинаний такая сосредоточенность просто необходима. А с другой стороны – есть ситуации, когда подобное состояние станет серьезной проблемой.
– Например? – уточнила я, мельком отметив, что галеций перестал придерживаться формальностей.
Это несколько покоробило меня, но на данный момент важным было другое. Тем более что преподаватель тут же исправился:
– Например, если вас окружили мертвецы четвертого класса. Они съедят вас раньше, чем вы очнетесь. Постарайтесь больше не переходить грань.
– Вам легко говорить, – проворчала я. – Как я пойму, где эта грань?
– Вы почувствуете момент слияния с собственной силой – это и есть граница. Когда почувствуете, вам необходимо откатиться назад. Не думал, что нам понадобится это так скоро, но на одном из следующих занятий мы с вами обязательно потренируемся. На этом наше обучение сегодня завершено. Отдыхайте.
– А разве вам не нужно следить за каждым моим вдохом? – от реплики удержаться я просто не смогла.
– Не язвите, – сразу раскусил мои интонации мужчина. – Достаточно того, что вы будете носить браслет. Тогда неконтролируемого всплеска не произойдет. А теперь извините, у меня еще есть дела.
Я смутилась. Оказывается, меня уже целую минуту выпроваживали, а я этого просто не поняла. Но мне же на руку. Так называемая подработка помощницей у куратора давала мне гораздо больше свободы, и тратить ее я собиралась с умом.
Например, на поиск новой работы.
Заранее обнадеживать себя я не желала. Во-первых, не спросила об оплате у преподавателя, но навряд ли мне станут платить больше, чем обещали в библиотеке. Во-вторых, Леу мог сегодня пообещать, а завтра передумать под напором своего друга, поэтому полагаться я предпочитала только на себя.
До этого дня.
В работе мне отказали абсолютно везде, даже в захудалой таверне, хозяин которой хорошо знал меня вот уже несколько лет. Он же и поделился со мной причиной, которую другие озвучить в глаза постеснялись:
– Не видать тебе больше работы в столице, Лицка, а если кто возьмет, с делом своим может заранее попрощаться – так в торговой гильдии сказали. А если галеций Фалдруд что-то обещал, он это обязательно выполнит.
В академию я вернулась в растрепанных чувствах. Нет, я всегда знала, что у аристократии длинные руки, но никогда не подозревала насколько. Раньше мне просто не приходилось так близко сталкиваться с реальными представителями власти, а теперь я натыкалась на них на каждом шагу.
Мне больше не найти работы в столице. А значит, за имеющиеся возможности я должна цепляться и руками, и ногами. Да что там цепляться? Вгрызаться зубами, а иначе мне нечем будет платить за общежитие. А иначе я ничем не смогу помочь Дому Покинутых.
Учебная неделя пролетела мимо меня. Я все больше думала о том, где взять денег для Старшей Сестры, понимая, что заработанного мною будет недостаточно, но занятия не забрасывала. На пары ходила исправно, домашние задания делала и на уроках отвечала, если меня спрашивали.
Мне нравилось учиться. Разобравшись с азами, я больше не испытывала трудностей в понимании происходящего, а потому с интересом и любопытством относилась к новым темам, но полученных знаний мне вдруг оказалось мало.
На уроках я справлялась с заданиями слишком легко и чувствовала, что теряю время. Пока другие тратили на практику по две пары, я большую часть уроков просто сидела и смотрела в окно.
То ли дело занятия с куратором. За три часа в день мы изучали гораздо больше, чем на лекциях. Я перегнала свой курс на две темы вперед, имея прямой доступ к источнику знаний. Сначала преподаватель Вантерфул давал мне книги для самостоятельного изучения, а уже после прочтения разъяснял то, что вызывало у меня вопросы.
Мы разбирали структуры плетений, успешно изучили несколько заклинаний по обнаружению нежити и даже упокоили наглого хомяка. Проблема была в том, что я на примере трех первых классов подцепляла своеобразные нитки и отправляла по ним импульсы, что абсолютно не подходило для умертвий четвертого класса.
Они больше походили на живых, обладающих даром, а потому магия, поддерживающая их жизнь и разум, была заперта внутри их тел. Чтобы до нее добраться, нужно было проникнуть через барьер, своеобразную защиту, расправившись сначала с ней, а уже потом устанавливать связь.
Перехватить управление при этом было нереально. При вскрытии защиты имелась всего секунда на то, чтобы использовать один любой импульс. Заклинание упокоения воспроизводилось быстрее, чем заклинание управления. Собственно, именно поэтому четвертый класс и считался неуправляемым.
С основными занятиями мы укладывались в три часа, но обратно в общежитие я не спешила. Обычно оставалась делать домашнее задание под присмотром галеция, а если ему нужно было уйти, то сидела в единственном здании на кладбище в одиночестве.
Меня не пугали мертвые, что находились в склепах буквально за стенкой. Даже если кто-то вдруг выкапывался на кладбище, я не испытывала страха. Наверное, потому, что знала, что бояться нужно живых.
На выполнение домашних заданий у меня обычно уходило от часу до двух. Потом я шла на ужин, который неизменно проводила в компании Бет и Энаро. Рядом с ними я могла расслабиться и просто болтать ни о чем, с удовольствием слушая рассказы огневика.
Его истории всегда были настолько смешными, что я немного завидовала ему, а точнее, сожалела о том, что не учусь вместе с ним на курсе. Казалось, у первого курса огневиков каждый день был сплошным весельем.
Я привыкала к академии. Чувствовала, что постепенно расслабляюсь в этих стенах. Напряжение первых дней сходило на нет. Друзья воспринимались так, будто мы знаем друг друга уже тысячу лет, а враги…
Врагами и оставались. Мы с Дионикой больше не пересекались даже в столовой, она не нарывалась на очередные разборки и, кажется, успокоилась, чего я о себе сказать не могла.
Каждый раз, когда я видела ее в коридорах, ненависть внутри меня поднималась обжигающей волной. С тех пор как у меня проявился огонь, чужую смерть я ассоциировала исключительно с пеплом, так что неудивительно, что моя ненависть жглась.
Правда, я старалась держать себя в руках. Не отступила, нет. Не забыла и не простила, но пока усугублять свое и без того шаткое положение не желала. Я должна быть готова к новой стычке, потому что драть друг другу волосы – это одно, а уничтожать чужую жизнь – совершенно другое.
Ни власти, ни денег у меня не было, а значит, противопоставить девушке я пока ничего не могла.
Нет, конечно, галеций Вантерфул ясно дал мне понять, что я могу обратиться к нему за любой помощью, но использовать мужчину я не желала, как не желала пренебрегать его хорошим ко мне отношением. За эту неделю я привыкла к тому, что он постоянно присутствует в моей жизни, и была несказанно благодарна ему как человеку.
Да, понимала, что он при этом имеет свои выгоды – научную работу обо мне и моих достижениях он писал ежедневно, разок мне даже удалось увидеть ее часть краем глаза, – но давал мне куратор гораздо больше, чем брал в ответ.
В конце концов, его научная работа меня никоим образом не тяготила.
Но к чему я никак не могла привыкнуть, так это к постоянным встречам с Леу и Ио, потому что к поведению этих двоих просто невозможно было привыкнуть.
И если огневик мне был искренне симпатичен как человек, чем-то напоминая Энаро – такой же деятельный и неугомонный, но гораздо увереннее в себе и порядком навязчивее в проявлении своих симпатий, – то Ионтин все больше нарывался на месть.
А ведь банка с краской лежала в моей тумбе и по-прежнему ожидала своего часа.
И дело было совсем не в Дионике, мстить которой основания у меня имелись куда весомее, а в поведении самого Ио. Каждый проведенный с ними рядом день в отданные им под наказание три часа некромант делал абсолютно все, чтобы я отказалась иметь с ними хоть какие-нибудь дела. Не понимал он просто, что у меня нет других вариантов. Что от работы я не откажусь в любом случае, даже если уязвленная гордость станет требовать обратного.
Но в пятницу мое терпение окончательно закончилось.
– Что, убогая, снова не получается? – усмехнулся некромант, останавливаясь за моей спиной. Заглянув мне за плечо, чтобы увидеть дело рук моих, он позволил себе склониться и прошептать мне прямо на ухо: – И не получится, потому что в некромантии ты бездарна.
Я могла бы с ним поспорить. Могла бы запросто рассказать о том, какие успехи делаю, но почему я вообще должна перед ним оправдываться?
Нахождение с ним в одном помещении выводило меня из себя. Словно решив восполнить наше общение за прошедшие дни, его рот никак не закрывался, и обращался он преимущественно ко мне. Стоит ли говорить, что у меня в его присутствии, естественно, ничего не получалось.
Да он дергал меня каждые несколько минут, сбивая с настроя!
А я, между прочим, занималась важным делом. Училась управлять умертвием третьего класса, а если точнее, кистью, которая принадлежала преподавателю. Он щедро отдал ее мне для опытов, а сам отбыл в главное здание академии на совещание.
Вот я и училась. Пыталась сделать так, чтобы она повторяла за мной движения пальцами, но сосредоточиться никак не получалось.
– А ты у нас, наверное, сразу в высшие маги пошел, да? – порывисто обернулась я, одной рукой схватившись за спинку стула.
– Нет, но я умею управлять мертвецами с тех пор, как мне было шесть.
– Поздравляю! – рявкнула я от души. – А у меня сила проснулась чуть больше недели назад. Еще есть что сказать?
Сказать ему, видимо, было нечего. Несколько минут мы просто мерились взглядами, прожигая друг в друге дыры. Наверное, если бы в нашу перепалку не вмешался Леу, дело даже могло бы дойти до драки. Вмазать по этой самодовольной некромантской роже мне хотелось от всей своей мстительной души.
– Ио, хватит мешать Лиции, – окликнул друга огневик, сидящий за другим столом в окружении стопок тетрадей, чем заставил некроманта тяжко вздохнуть и закатить глаза. – В последние дни ты стал просто невыносимым. Ты нам так помощницу отпугнешь.
– Леу, я тебя трогал? – резко обернулся второкурсник.
В последние дни он и правда был невыносим, что задевало не только меня.
– Трогал. Показать, в каких местах? – шкодливо улыбнулся огневик, веселясь от собственной шутки. – Иди и помоги мне проверить тетради. Почему я один должен страдать при том, что получил наказание из-за тебя?
Совесть у некроманта все же проснулась. Смерив меня хмурым взглядом, он вернулся за стол, а я приступила к очередной попытке управления умертвием третьего класса, но даже заклинание произнести не успела, как кисть, лежащая на столе в позе отдыхательной, вдруг встрепенулась и кинулась мне на голову.
С места я вскочила как ошпаренная. Чужие мертвые пальцы прыгали по моим волосам, с каждой секундой запутывая их между собой. Скинуть умертвие на пол никак не удавалось: оно было юрким и быстрым, так что вскоре попытки избавиться от него я прекратила.
– Лиция, ты… – забеспокоился огневик позади меня. – Ио, да чтоб тебя!
– Не подходите! – возразила я, замирая, и тут же сделала глубокий вдох.
Присев обратно на стул, я закрыла веки и… Нет, не сминала волю руки, хотя это был бы самый быстрый вариант избавиться от нее. Я сосредоточилась и перехватила управляемые другим некромантом потоки, но не отвязала, а отрубила их, что принесло Ионтину ощутимую боль.
Он приглушенно выругался, а я довольно улыбнулась и направила кисть, заставляя ее пригладить мне волосы и спрыгнуть на подставленную ладонь. Только после этого я позволила себе встать и отправиться к выходу, но уже у самой двери обернулась – не смогла справиться с любопытством.
Огневик выглядел озадаченным. Он так и замер у стола, возвышаясь над тетрадями, и смотрел мне вслед с изумлением. Зато его друг, как и ожидалось, был взбешен. Чернота в его глазах затапливала собой каждый миллиметр.
– Чуть больше недели, Ио, – напомнила я, толкая дверь, ведущую в коридор. – А теперь представь, что я смогу сделать через месяц.
Выбравшись из морга, далеко я не пошла. Села прямо на пороге при входе в здание и разместила кисть у себя на коленях.
Обычно днем входная дверь, ведущая к склепам, была закрыта, но вчера преподаватель-некромант, являющийся куратором у третьего курса, варил какое-то дурно пахнущее зелье в своей каморке, так что сегодня коридор пришлось проветривать.
Холодало.
Пожалев о том, что не захватила плащ, я прислонилась плечом к дверному косяку. С редких деревьев, что каким-то чудом умудрились вырасти на академическом кладбище, медленно слетали пожелтевшие листья.
Сильных дождей пока не было, но пахло сыростью и древесной корой. А еще угасающим солнцем, лучи которого уже почти не грели. Природа казалась хмурой и безрадостной. Прямо как Ионтин, на которого с моим уходом набросился огневик.
Меня-то они не видели, но я их слышала очень отчетливо через оставленное распахнутым окно.
Проветрить от въедливого аромата нужно было не только коридор.
– Немедленно объяснись, что с тобой творится? – наседал Леу, а я впервые слышала в его голосе требовательные нотки.
Огневик вообще редко был серьезным, так что его тон меня удивил.
Тяжко вздохнув, как делал это уже дважды только за сегодня, Ионтин сподобился на ответ:
– Дионика со мной творится. Она хуже умертвия, весь мозг мне выела, когда узнала, что ты нашел в контору новую помощницу. И это она еще не знает, кто именно наша помощница.
– А ей это знать и не обязательно. Смею тебе напомнить, что я такой же полноправный владелец конторы и имею право принимать на работу того, кого хочу.
– Леу, она принесет нам только проблемы. Да она же с собственной магией поладить не может!
– Так помоги ей.
Услышав предложение огневика, я с недоумением взглянула на окно. Очень надеялась, что Леукус это не серьезно, потому что поубиваем мы с некромантом друг друга в таком случае в два раза быстрее. Да и не требовалась мне еще помощь. У меня уже был прекрасный учитель.
А молчание тем временем затягивалось, напрягая меня все больше.
– Я никогда не стану помогать этой убогой. Ей вообще нечего делать в нашей академии. Место оборванки на улице.
Такого унижения стерпеть я точно не могла. Поджав губы, я решилась на месть.
