Kitabı oku: «Моби Дик. Подлинная история Белого кита, рассказанная им самим»

Yazı tipi:

Предисловие переводчика
Белый кит капитана Ахава

Двести лет назад, в ноябре 1820 года, у тихоокеанского побережья Южной Америки кит-кашалот атаковал и потопил трехмачтовое китобойное судно «Эссекс» из Нантакета, штат Массачусетс, США. После долгих скитаний из двадцати одного члена экипажа спаслись только восемь человек. Старший помощник капитана Полларда Оуэн Чейз написал в 1821 году «Рассказ о необычайнейшем и ужасном кораблекрушении китобойного судна “Эссекс“». Однако тот кашалот не был белым.

Легенда соединила его с другим кашалотом, который действительно был альбиносом, и притом очень большого размера. Ему дали имя Моча́ Дик по названию острова Моча у чилийского побережья. Он много раз нападал на китобойные суда. В майском номере «Никербокера, или Нью-Йоркского ежемесячного журнала» за 1839 год Джеремия Рейнольдс описал такое нападение. А в 1810—30-х годах их произошло больше ста. Возможно, память о ките-убийце и катастрофе «Эссекса» и сохранилась бы до наших дней, но вряд ли кто-нибудь вспомнил бы про Оуэна Чейза или Джеремию Рейнольдса, если бы в 1850 году их повествования не побудили взяться за перо одного из величайших американских писателей Германа Мелвилла. И Мелвилл написал роман «Моби Дик».

В этом романе о китобоях и белом кашалоте-убийце Моби Дике корабль тоже отбывает из Нантакета, а имя кита напоминает о Моче Дике. Однако сам по себе сюжет погони за китом не объясняет, почему в американской и мировой литературе роман Мелвилла приобрел такое значение, что лишь немногим уступает «Дон Кихоту». Дело в том, что Мелвилл нашел Моби Дику достойного противника – капитана Ахава.

Ахав одержим ненавистью к великому белому киту и маниакально хочет убить его. Для повествователя, моряка Измаила, который завербовался на судно Ахава, чувства капитана непонятны.

Два имени, Измаил и Ахав, отсылают читателя к Библии. Измаил – сын Авраама от служанки. С Авраама начинается религия Иеговы, давшая начало христианству, иудаизму и исламу, так что его считают «отцом веры». В жизни Измаила для Мелвилла, возможно, важно то, что он был изгнан отцом из дома, то, что он жил разбоем в пустыне и умер в конце концов как праведник. Поэтому своему рассказчику, наблюдателю по сути дела, автор дает это имя. А вот Ахав – израильский царь-богоборец, отступивший от Иеговы, единого невидимого Бога. Ахав приносил жертвы идолам и истреблял пророков.

То, что персонажи Мелвилла носят библейские имена, не странно. В протестантской, пуританской Америке чтение Ветхого Завета было повседневной практикой, и детям охотно давали ветхозаветные имена. Однако Мелвилл мог назвать своих персонажей иначе, но Ветхий Завет был для него не просто священной книгой, в том числе историей христианства, но во многом книгой о китах, или, как часто именует их писатель в романе, левиафанах.

Две части Ветхого Завета связаны с китом или его аналогом, чудовищем левиафаном. Это Книга Ионы и Книга Иова. Пророку Ионе единый Бог, Иегова, повелевает возвестить гибель большому богатому городу Ниневии в Персии. Иона боится ярости ниневитян и бежит в малоазийский город Тарсис на корабле. Поднимается страшная буря, и моряки, узнав, что вероятный виновник ее – Иона, прогневивший своего Бога бегством, выбрасывают его в море. Буря тут же утихает. Иону проглатывает кит, в его чреве он находится три дня, после чего выходит из него невредимым на берег и отправляется в Ниневию. Таким образом, Кит – спаситель Ионы, посланный Богом. Книга заканчивается благополучно: ниневитяне раскаются в грехах, и Иегова решает пощадить город.

В книге Ионы есть и угроза кораблекрушения, и кит, выглядящий довольно страшно, хотя и выступающий в роли спасителя. То, что кит, как и буря, послан Богом, связывает его с левиафаном Книги Иова. В ней левиафан предстает высшей демонстрацией мощи Иеговы. Сокрушенному горем праведнику Иову голос Бога из бури говорит о чудовищном величии левиафана, рядом с которым человек – слабое маленькое существо. Психолог Карл Густав Юнг посчитал Иегову в этой книге попросту «аморальным» («Ответ Иову») и приписал нравственную победу в споре с Ним Иову. Но все, вероятно, сложнее. Во-первых, Творец приходит и отвечает именно слабому страдающему маленькому Иову, а не громадному левиафану. То есть происходит невероятное: Иов сумел вызвать Творца на суд! Во-вторых, услышав голос из бури, Иов говорит Богу: раньше я слышал о Тебе, а теперь увидел Тебя. Однако здесь непонятно, что́ увидел Иов, если Бог был только голосом. Эта сцена следует за описанием мифического животного. Таким образом получается, что в образе левиафана Иов «видит» подобие самого Бога. Юнг, впрочем, отмечает териоморфный (подобный животному) облик Иеговы, современный созданию «Иова». Можно предположить, что в сознании иудеев той древней эпохи проявление Невидимого еще не лишилось животных черт. Хотя, с другой стороны, «аморальный» и подобный животному бог, конечно, не стал бы открыто судиться с человеком, не ответил бы ему даже словами о своем бесконечном величии – тем более не признал бы его невиновным.

У Мелвилла Ахав-богоборец преследует, как видно, не просто кита. Он враждует с высшим проявлением сверхчеловеческого могущества, природного или божественного. Моби Дик – и кит, и левиафан – топит его корабль. Состязаться с этим могуществом нечестивый Ахав не может. Он может только бросить вызов. Мелвилл не настаивает на героизме своего трагического персонажа, скорее властный и жестокий Ахав сам уподобляется своему противнику, «чудовищу левиафану», белому киту. Но следует напомнить, что праведный страдалец Иов оправдан Богом, а у Мелвилла, наоборот, окрас кашалота может указывать на библейское значение белого цвета: он символизирует оправданность и невинность Моби Дика.

Именно таким предстает великий белый кит острова Моча в книге Луиса Сепульведы, реконструирующего события, которые могли привести к нападению кашалотов на «Эссекс» и другие китобойные суда.

Александр Мурашов

И киты выходили
подкарауливать Бога среди
танцующих полос воды.
Омеро Аридхис. Глаз кита

Глаз кита издалека запечатлевает то, что видит у людей. Он хранит тайны, которых мы не должны знать.
Плиний Старший. Естественная история

Древний язык моря

В одно утро 2014 года, когда в Южном полушарии было лето, неподалеку от Пуэрто-Монт, в Чили, на галечном пляже появился кит-кашалот длиной в пятнадцать метров. Он был странного пепельного цвета. Он не двигался.

Одни рыбаки говорили о том, что, возможно, он потерял ориентацию в пространстве, другие – что он, вероятно, отравился всем этим мусором, плавающим в море, и глубокое скорбное молчание стало погребальным приношением от всех нас, окружавших огромное морское животное под серым небом Южного полушария.

Кашалот, покачиваемый мелкими волнами отлива, пролежал едва ли два часа, когда к берегу приблизился корабль и бросил якорь на небольшом расстоянии. С корабля в воду спрыгнули люди, вооруженные толстыми крюками, которыми они зацепили хвост животного. Вскоре корабль медленно развернулся носом на юг, волоча за собой безжизненное тело морского гиганта.

– Что будет с китом? – спросил я рыбака, который, держа шапку в руках, смотрел, как удаляется корабль.

– Хотят почтить его. Когда выйдут в открытое море, вскроют тело и выпотрошат, чтобы не держалось на поверхности, потом дадут ему утонуть в холодной океанской глубине, – низким голосом ответил рыбак.

Скоро корабль и кит затерялись меж смутными очертаниями островов. Люди стали расходиться, но один мальчик остался, пристально глядя в море. Его темные глаза тщательно изучали горизонт, две слезы скатились по его лицу.

– У меня тоже печально на душе. Ты местный? – обратился я к нему в знак приветствия.

Мальчик уселся на гальку, прежде чем ответить, и я последовал его примеру.

– Конечно. Я лафкенче. Знаешь, что это значит? – спросил он.

– «Люди моря», – ответил я.

– Почему ты грустишь? – захотел он узнать.

– Из-за кита. Что с ним такое стряслось?

– Для тебя это просто мертвый кит, а для меня гораздо больше. Твоя печаль – не то, что моя.

Мы провели какое-то время молча, слушая размеренный шум волн, набегавших и спадавших, а потом он протянул мне что-то, что было по размеру больше его ладони.

Раковину одного очень ценного морского моллюска, твердую, как камень, морщинистую снаружи и жемчужно-белую изнутри.

– Приложи ее к уху, и кит будет говорить с тобой, – сказал лафкенче и ушел.