Kitabı oku: «Чёрная королева: Опасная игра», sayfa 3
Он убьет этих двоих. Прямо сейчас. Быстро. Они не могут этого ожидать, а значит, у них нет шансов.
Он нащупал рукоять баритты и прислушался. Открылась дверь, кто-то замер на пороге, постоял, а потом пошел медленно и тихо. И Рикард приготовился к прыжку, но его остановил запах.
Сквозь густой железистый запах крови, дыма и ирдионского огня, который плыл из окна волнами, он почувствовал конский пот, пыль и полынь, запах жареного мяса, розового масла и духов. Из всей этой какофонии его почему-то больше всего удивили духи. Тонкие, едва слышные: цветущий апельсин и груша – запах весеннего сада.
И что-то было такое в них, неуловимо знакомое, как будто он оказался вдруг в детстве, дома, на летней веранде, там, где стояли плетеные кресла и стол, и где каждую весну цветущие грушевые деревья обсыпали пол белыми лепестками. Где мама велела слугам подавать вечерний чай с печеньем. И они всей семьёй сидели там, под цветущими грушами и апельсиновыми деревьями, ветви которых касались плеч. Отец с книгой, и мама в пышном платье, разливающая чай в чашки из тонкого фарфора, и его вредная сестра с двумя косичками и алыми лентами. Они вспомнились вдруг так отчетливо и ярко…
А он всё норовил убежать куда-нибудь, например, к пруду, где работники бродили с неводом, очищая дно от прошлогодних листьев и ила, и где можно было найти множество полезных вещей, вроде ржавых сабель или мячей для сквоша. И это было гораздо интересней, чем созерцать тёплый розовый закат.
Это сейчас он понимал, что если бы вернуть время вспять, то…
Время вернуть нельзя.
Но этот запах, швырнув его в пучину воспоминаний, ударил куда-то за грудину и, выбив воздух из лёгких, заставил заглянуть в комнату.
Он увидел женщину, склонившуюся над Крэдом.
Сейчас визга будет, надо убираться!
Но визга не было. Она разглядывала труп, деловито и сноровисто, совершенно не смущаясь.
Затем, ступая осторожно, осмотрела комнату, так словно была тут впервые. Сдернула сумку со стены и принялась торопливо засовывать туда бумаги, смахивая их со стола. Рикард успел немного её разглядеть: высокая, стройная, тёмные волосы собраны в хвост, загорелая кожа, белая рубашка перехвачена кожаным корсажем, штаны, сапоги.
Кто она такая? Одна из убийц? Почему ворует эти бумаги? Почему не взяла их сразу?
Рикард уже совсем не понимал, что происходит. И, похоже, именно любопытство его подвело. А может, он просто слишком пристально разглядывал эту женщину, так пристально, что она почувствовала взгляд. А может, это всё груша и апельсин…
Но она вдруг замерла и, резко подавшись вперед, выхватила баритту Крэда из корзины и, развернувшись молниеносно, бросилась к окну:
– Я знаю, что ты здесь! – баритта прошла на волосок от его виска.
Демоны Ашша!
Рикард отпрянул и нырнул в темноту, но женщина двигалась, как кошка. Вспрыгнула на подоконник, и лезвие пронзило листья винограда на расстоянии ладони от его плеча. Она взмахнула ещё раз, схватившись за раму рукой и свесившись, попыталась его достать. Но он уже оттолкнулся от стены и, перехватив рукой плети, висящие дальше, оборвался и полетел вниз, цепляясь за ветви, хотя баритта успела просвистеть над его головой еще трижды.
Он упал в ясли для скота, едва не подвернув лодыжку, благо там оказалось сено, хоть и немного. Испуганная корова натужено замычала, и невесть откуда взявшиеся собаки залились истошным лаем. Его баритта воткнулась одним концом в доску – кончик её отломился, а эфесом прямо ему в ребра, и они чуть не треснули.
Проклятье!
В соседних окнах появились огни.
Вот же «повезло»!
Он бросился прочь со двора, отшвыривая ногой вцепившуюся в сапог собаку, и выскочил на улицу. Позади хлопнула дверь.
– Кто здесь? – раздался сиплый мужской голос.
Ситуация была, конечно, глупая, и Рикард хотел перемахнуть через соседний забор и исчезнуть в темноте глухих дворов, но вдруг услышал знакомое ржание. В свете аптечного фонаря он увидел своего коня – Барда, привязанного возле миртовых кустов.
– А ты как здесь?..
Он не успел даже выразить всю степень своего удивления. Женщина спрыгнула откуда-то сверху, прямо с каменного забора ему на плечи, видимо вылезла в окно, и они, упав, покатились по пыльной улице.
– Эй, кто там? – раздалось из окна вверху, и во дворе замелькали факелы.
Рикард отшвырнул женщину и отскочил, выхватив сломанную баритту и кинжал.
– Я убью тебя! – прошипела нападавшая, вскакивая и бросаясь на него, и Рикард едва увернулся.
Двигалась она очень быстро.
Где-то на Портовой улице раздался топот копыт и рог Тайной стражи.
Вот уж некстати! Нужно забрать Барда и бежать!
Он бросился к лошади, но женщина его опередила, схватившись за луку седла с другой стороны как раз в тот момент, когда он ставил ногу в стремя.
– Это мой конь! – рыкнул он, занеся лезвие над седлом.
– Вообще-то он мой! Убийца! – в ответ лезвие ужалило его где-то в районе голени прямо под брюхом Барда.
– Демоны Ашша! Это мой конь! – лезвие скользнуло ей по плечу, рассекая рубашку, и гарда ударилась прямо в ключицу.
Она отлетела на землю. И Рикард хотел вскочить в седло, но женщина что-то крикнула в тот самый момент, когда он перебрасывал ногу, и Бард, встав на дыбы и истошно заржав, отбросил его назад.
Он упал, хорошо успел ногу из стремени выдернуть, перекатился и, поднявшись в тот же миг, бросился на незваную гостью.
Сейчас он её убьёт!
От злости он готов был просто её разорвать. Но женщина его опередила – метнулась к лошади одним рывком, точно кошка, и вскочила в седло. Рикард только успел достать её голень кончиком баритты, но поскольку он был сломан, то получился просто тычок.
– Я убью тебя! – крикнул он в ярости.
Она потянула поводья, Бард развернулся и прежде, чем Рик понял, что произошло, женщина с размаху огрела его по уху чем-то похожим на сковороду, а потом ещё раз.
Горн Тайной стражи был уже в пол квартале от них, на улицу высыпали люди с факелами и вилами.
– Держите воров! – закричал кто-то.
– Убивают! – завопил женский голос.
– Я сама найду и убью тебя! – прошипела незнакомка, промчавшись мимо, бросила ему сковороду, только её и звали.
– Я сделаю это первым! – крикнул он ей вслед, едва успел подхватить сковороду и отбить летящие в него вилы.
Он чувствовал себя дважды одураченным. В голове звенело, по улице уже рвался горн Тайной стражи, а во дворе истерично завизжала баба, может быть, нашла тело Крэда – похоже, дело плохо. Сейчас его схватят за убийство, которого он не совершал. Ему ничего не оставалось, как броситься бежать, не разбирая дороги, собирая за собой всех собак, ямы, репьи и проклятья горожан.
Этот день начался паршиво, но закончился он – хуже некуда. Вернее, могло быть и хуже, если бы его схватила Тайная стража.
Он ввалился на кухню своего дома, едва держась на ногах – убегая, отмахал пешком полгорода.
Альбукер напевал в нос что-то своё, таврачье, заунывно-плавное, курил трубку, из которой сочилась жидкая струйка дыма, и чинил его куртку, прилаживая оторванный в драке рукав. В комнате горел маленький айяаррский светильник, который Альбукеру подарил Рикард, и тот им очень дорожил. Носил за собой из кухни в каморку и обратно, а уходя из дому, вообще запирал в сундук.
Альбукер смотрел на Рикарда дольше обычного, с прищуром из-под кустистых бровей, разглядывая грязную разорванную одежду и кровь. Потом достал трубку, подержал в руках, выпуская ноздрями дым и, видя, как его хозяин жадно, как собака, лакает воду из ведра, не удосужившись даже взять кружку, произнес невозмутимо:
– Видать, надо было двадцать тысяч просить, – и снова занялся шитьем.
Рикард упал на стул, тяжело дыша, и вытер ладонью потный лоб.
– Если бы это была дуэль, мой друг, я бы даже бровью не повел.
– Хм. Я и подумал, странно это, что благородные господа так в репьях извалялись.
– Нет, Альбукер, со мной приключилось кое-что похуже. И я вот даже не знаю, как про такое вслух говорить, – произнес он устало. – У нас осталось вино?
Старый таврак посмотрел исподлобья, хмыкнул лукаво и добавил:
– Вино в буфете.
– И о чем ты только подумал, старый пень! – рассмеялся Рикард, зачерпнул ещё ковшом воды из ведра и выпил. – Хотя да, именно это со мной и произошло… только в… переносном смысле.
Он достал бутылку, плеснул оттуда вина прямо в ковш для воды и выпил залпом.
– Хм. Неудачный день? – пробормотал Альбукер, зажимая иглу зубами. – И что, кроме репьёв?
– Что? Меня обещали убить… Трижды за день. Я упал в коровьи ясли. Едва не сломал ногу и ребра. Потом мне ногу все-таки проткнули бариттой, за мной гнался мужик с вилами и свора собак. В итоге я лишился лошади, оружия, плаща, и меня огрели сковородой по голове. Дважды! Я едва не попался Тайной страже за убийство, которого не совершал. Но теперь очевидно, что в нём будут подозревать именно меня. А главное, что я потерял то, что искал много лет, и это у меня увели прямо из-под носа! И да, еще мне сапог прокусила собака. Думаешь, так проходит удачный день? – Рикард швырнул ковш на стол и стукнул ладонью по столешнице.
Он был зол. Нет, он всё еще был в ярости. И он даже не мог толком разобрать – на кого именно.
– И сколько их было?
– А вот это меня и удручает больше всего, что, вообще-то, она была одна.
– Баба? – Альбукер снова вытащил трубку изо рта, и было видно, что он удивлен.
– Я победил щенка Аркимбала после третьей атаки, а меня отделала сковородой какая-то баба! – воскликнул Рикард. – Послушай, Альбукер, тебе никогда не хотелось убить женщину? Так вот, чтобы по-настоящему?
На что старый таврак хмыкнул многозначительно и лаконично добавил:
– Всё зло от баб.
Глава 4. Ирдион
…восемьдесят восемь, восемьдесят девять…
Рука повисла плетью. Порванные связки? Возможно. И рана на плече от лезвия баритты, похоже глубокая, болит всё сильнее. Рубашка вся пропиталась кровью, и теперь каждое движение причиняло боль. Сделать бы перевязь, но не из чего. Хотя…
Кэтриона сняла ремень и притянула им руку к телу, боль стала не такой очевидной. Но боль это ничего, она умеет терпеть боль. Вот только мир крутился перед глазами тошнотворным клубком, сквозь который проглядывали сумрачные поля Дэйи. А это значит силы у неё на исходе.
Ночь сгущалась, и полоса заката исчезла, соединив чернотой небо и горы. Из моря поднимался Тур, сверкая серебряными рогами, и разгорался всё ярче, а за ним Лучница, гордо вскинув голову. Хотя здесь, на Побережье, звезды не такие яркие – в воздухе слишком много влаги.
Дорогу на юг преградили ворота, Кэтриона достала медальон:
– Именем Ирдиона, – и для неё открыли боковую дверь.
Она плотнее запахнулась плащ. Спасибо псу, на чьей лошади она сейчас едет, скатанный валиком плащ был приторочен к седлу – не стоит стражам видеть её разодранную и залитую кровью рубаху.
…сто двадцать шесть, сто двадцать семь…
За воротами дорога пошла вдоль берега между редких кустов олеандра, и хотя и было темно, но тут едва ли заплутаешь.
Ногу свело судорогой. Видно, прыжок со стены вышел неудачным, да ещё тот удар стулом по бедру. Хотелось пить, губы пересохли. Надо бы остановиться, перевязать рану на плече, остановить кровь и отдохнуть, но Кэтриона понимала, что, если слезет с лошади, обратно может уже и не взобраться. До Ирдиона от Рокны сорок квардов, конь под ней хороший, свежий, видно овса для него не жалели, так что к утру она доберется до крепости. Главное не заснуть, не потерять сознание, не упасть с лошади и не провалиться в Дэйю. Оттуда она уже не сможет вернуться сама.
Голова кружилась, и темнота вспыхивала перед глазами разноцветными пятнами.
– Ну что, дружок, погнали? – прошептала она, намотала повод на здоровую руку и пришпорила коня.
…сто девяносто восемь, сто девяносто девять…
Её путь лежал на юг от Рокны, к самой оконечности полуострова, где, врезавшись в море каменной грудью, стоит одинокая скала, вокруг которой раскинулся город-крепость.
Для того, кто впервые видит Ирдион, он кажется красивым…
Он неприступен. Обнесен высокими каменными стенами вдоль всей береговой линии, а узкий перешеек, соединяющий его с большой землей, перегорожен массивными воротами. Каменные башни – пилоны, с золочеными соколами, а над ними девиз Ордена, высеченный в граните: «Без любви, без жалости, без страха».
За стеной в Первом круге живут ремесленники и их семьи. Кругом кузницы, мастерские и большой базар с лавками, где под белыми шатрами продается серебряная посуда, украшения и оружие. Ирдион славится лучшими мечами и кинжалами. И женскими серьгами из золота. Браслетами изящной тонкой работы, огромными медными котлами и кувшинами с узорами из лотосов и цапель. Ещё подносами, кольцами, чеканными картинами – мастера Ирдиона известны далеко за пределами Коринтии.
А на вершине скалы, точно молчаливый страж, взирает на город прекрасный Храм с множеством башен, и сад, каких нет больше нигде в мире.
…двести тридцать два, двести тридцать три…
Во Втором круге живут послушники. Те, кто принес клятву о служении Ордену. Здесь они тренируются и проходят обучение, и повсюду их кельи, налепленные к скале, словно соты в улье: ниша в стене, кровать, стул, и маленькое окошко, выходящее на бесконечную морскую гладь.
…двести восемьдесят девять, двести девяносто…
Каждое утро послушника в Ордене начинается у подножья горы. Возле колодца. В кувшин наливают воду, ставят на голову послушнику и завязывают ему глаза. А дальше – триста пятьдесят восемь ступеней, вырубленных по краю скалы, которые ведут наверх. Ступеней таких коротких и узких, что еле разойдутся два человека, плотно прижавшись друг другу. А внизу камни. И море. И впереди идет кто-то такой же с кувшином и завязанными глазами. И позади. Длинная вереница детей с кувшинами, чтобы напоить прекрасный сад.
…триста десять, триста одиннадцать…
Со временем босые ступни запоминают поверхность каждой ступени, каждую ямку, а пальцы помнят наощупь каждый выступ в стене слева. Уши – каждый звук: полет птицы, падающий камешек, шум ветра и волн внизу, разбивающихся с ревом об изрезанный гранит берега. Даже чужое дыхание. И каждый шаг может стать последним. К концу первого года из ста послушников в живых остаются не больше двадцати. Остальных забирает море. И камни внизу. Но первая страница Летописи Ирдиона гласит: «Пока жив сад, жив Ирдион, а значит, жив и весь мир». И послушники – лишь малая жертва, принесенная этому миру. Послушников много. Обители Та́ры по всей Коринтии исправно снабжают ими Орден.
Ей повезло. Она выжила.
Или не повезло…
Утро уже разливалось над морем, окрасив воду свинцом с розовой патиной, когда Кэтриона подъехала к воротам Ордена. Едва держась в седле, не чувствуя рук и ног…
Проклятые ступени. Поднимаясь, она всегда их считала. А потом это стало молитвой. Её молитвой терпения. Пересохшие губы всё ещё продолжали шептать:
… триста пятьдесят шесть, триста пятьдесят семь…
Въехав во двор, она едва смогла разжать пальцы, стиснувшие поводья, и соскользнула из седла прямо в руки двух послушников, произнеся едва слышно:
– Магнуса позовите и… не притрагиваться к сумкам…
…триста пятьдесят восемь.
И потеряла сознание.
Огонь был живым.
Он скользнул прямо из их рук, зародившись в огниве ярким лепестком, и покатился прозрачной оранжевой волной, подернутой по краю голубым кантом. Сначала по жухлой траве двора к крыльцу, где лизнул висящий на перилах вытертый старый ковер, затем обвил тёмные от времени балясины лестницы и бельё на веревке. Взметнулся оттуда по деревянной стене к покосившимся надтреснутым ставням, по сухим листьям плюща, въевшегося в старую штукатурку, и взобрался на крышу. И поначалу это было завораживающее зрелище, огонь был прозрачен и быстр. И красив. Очень красив.
А затем послышались крики: «Пожар! Пожар!». Кто-то её толкнул. Бежали люди, но не к огню, а прочь. Тушить никто не собирался. Горячий шёпот: «Спрячь это!» и «Беги! Так быстро, как только сможешь!». И визг – женщину тащили за волосы вниз по лестнице.
Она побежала. Сжимая свёрток в руке – тряпица вытертого красного бархата. Тайник. Тот, в котором она прятала рыболовные крючки, нехитрые украшения и деньги, что ей давали за танец на улице.
И ей хотелось плакать. Но горло сжали железные тиски.
– Очнись, Кэтриона. Ты меня слышишь?
Веки и тело налились тяжестью. Огонь потемнел и отступил и Кэтриона очнулась.
Это просто очередной сон. Снова её тревожат остатки чьей-то чужой памяти, чьих-то вещей, к которым она прикасалась. Иногда эти воспоминания возвращаются к ней во снах, и они так реальны, что ей кажется, будто всё это было с ней. Может быть, это всё потому, что она не помнит своего прошлого?
Кэтриона открыла глаза.
Наконец-то боль прошла. И слабость. Пошевелила пальцами, ощутив под ними липкую грязь. А ещё тошнотворный запах.
Она в лекарне. И откуда-то издалека доносился голос Магнуса – одного из старших аладиров Ордена, её наставника и учителя.
– Ну же, Кэтриона? Очнись.
Она открыла глаза. И правда, в лекарне – в пещерах старой А́дды. В больших каменных ваннах грязь и вода, которая воняет кровью и тухлыми яйцами. Но Адда говорит, что это железо и сера. И Кэтриона лежит в одной из таких ванн. Тёплая ванна – это божественно! Пусть воняет она… серой и железом, ей всё равно, лишь бы помогало.
Тускло горят светильники, где-то капает вода, в нише – склянки из темного стекла. И едва Кэтриона успела открыть глаза, как чьи-то руки поднесли к её губам ковш с отваром. Она выпила жадно. И лучше не спрашивать, что это за отвар. Хотя он и пахнет терпко хвоей и золотым корнем, полынью и чабрецом с мёдом, но Кэтриона не раз видела, что добавляет Адда в свои отвары. Зато потом станет лучше. К вечеру она уже будет совершенно здорова.
Она отпустила ковш. Магнус сидел рядом на каменной ступени и терпеливо ждал.
– Здравствуй, Кэтриона, я рад видеть, что ты жива, – он скупо улыбнулся.
А уж она как рада быть живой!
Волосы аладира стрижены коротко, наполовину седые, и борода тоже. Магнус не любит длинной бороды. Чёрные глаза глубоко посажены и смотрят пронзительно. По правой щеке от виска тянется кривой безобразный шрам, опустивший одну бровь и потянувший веко вниз. Это придает его взгляду какую-то странную жёсткость и печаль. Она даже как-то соскучилась по этому взгляду. Сегодня Магнус был одет по-домашнему, в серый хитон, подпоясанный ремнем с серебряными бляхами, и сандалии – видимо, или уже очень поздно, или ещё слишком рано.
Он перехватил её взгляд, скользнувший по одежде, и усмехнулся.
– Утро ещё. Меня с постели подняли, сказали, что ты приехала.
– Это хорошо, – пробормотала Кэтриона хрипло и прокашлялась.
Желудок от варева Адды вдруг скрутило, и зверски захотелось есть. Ну, значит, жить будет.
– Руку тебе подлатали уже, кто это тебя так? И где? Рана свежая…
Кэтриона поморгала, прогоняя остатки обморока, и произнесла без обиняков:
– У меня есть две новости. И обе плохие. С какой начать?
– С любой, – с лица аладира мгновенно сошли все следы скупой радости.
– С любой… Ну, тогда пойдем от плохого к худшему, – она запрокинула голову на травяную подушку и, глядя куда-то в темноту каменных сводов, произнесла буднично: – Вчера вечером в Рокне убили Крэда.
Магнус слушал её рассказ об этом молча, не перебивая и не задавая вопросов, а когда она закончила, некоторое время в раздумьях разглядывал склянки в нише.
– И ты думаешь, что это Сумрачные псы? – спросил он негромко. – Не побоялись убить рыцаря Ирдиона?
– Ну сам посуди, коня я взяла у борделя. В борделе были только псы и оружейники, и убийца дрался за этого коня, как ненормальный. Я, конечно, понимаю, что конь эддарской породы стоит целое состояние, но жизнь-то дороже, а его жизнь висела на волоске. Да и полагаю, заработки некоторых псов позволяют купить такую лошадь. Собственно, это именно он меня так и уделал, навыки у него, как у очень хорошего пса. И я бы сказала, он даже слишком ловкий – убивать его профессия. И псам ведь всё равно кого убивать, лишь бы платили. Крэд жил тайно, никто не знал, что он из Ирдиона, псы тоже могли не знать. Им заплатили – они взялись за работу. Интересно, а в остальных случаях кто-то нанимал разных убийц или всегда только псов? Это сужает круг. Вопрос в том, что эта буква на стене… Она ведь что-то значит? Это послание, и нужно понять, о чём оно, – Кэтриона задавала вопросы, но ответов от аладира не ждала.
Сейчас, когда силы постепенно возвращались, она смогла, наконец, мыслить логично.
– А что его вещи и аура места? – спросил Магнус.
– Я была без сил, поэтому ауру не смотрела. И вещи тоже. Но они у меня с собой, сейчас займусь ими… ну, как только что-нибудь съем, – она усмехнулась.
Аладир улыбнулся едва заметно.
– Ты понимаешь, Магнус, теперь у нас наконец-то есть ниточка, – Кэтриона посмотрела на него внимательно, – через псов можно найти того, кто им заплатил.
– Возможно… Хорошо, изучишь всё и сразу ко мне. А я пошлю в гильдию своего человека, разузнать. Вечером будет Совет старших стражей, надо обсудить это на нём.
Он встал, собираясь уходить, но спохватился.
– А, кстати, что за вторая новость?
– А я уж думала, ты не спросишь, – она снова усмехнулась.
– Вижу, тебе уже лучше, раз ты подтруниваешь над своим учителем, – он снова присел рядом.
– Как видишь – Адда творит чудеса. Ты же слышал историю о лаарском звере? – она прищурилась.
– О звере? – удивленно спросил Магнус. – Конечно. Огромный горный лев, который нападает на селян? Или медведь? Или волк, которым лаарцы травят несчастных жителей предгорий с помощью колдовства. Показания расходятся в зависимости от количество выпитого.
– Да, да тот самый зверь. А ты никогда не думал о том, что в этих историях есть часть правды, и что это не просто зверь?
Магнус посмотрел на неё внимательно, будто пытаясь прочесть её мысли, но в карих глазах Кэтрионы не отражались ничего, и он, пожав плечами, ответил:
– А кто, по-твоему? Порождение тьмы? – аладир развел руками. – Скорее всего, это вполне себе натуральный зверь, может, просто очень большой. А на самом деле, ты же понимаешь, что потерявшуюся овцу всегда проще списать на зверя, чем на собственную бестолковость. С годами история обросла такими враками, что, может, давно уже и зверя никакого нет, но польза селянам от баек о нём всё еще есть. Мы ведь ни разу не обнаружили никаких признаков магии. Вообще. Медвежьи когти, волчья шерсть, петушиная кровь – вот и всё, что удавалось найти на местах нападения зверя.
Кэтриона рывком села в ванне, схватившись руками за её края так, что между ней и аладиром осталось расстояние не больше двух локтей, и произнесла, глядя прямо в его тёмные глаза:
– Послушай, то, что говорят, что это лев или медведь – всё это неправда. Никакой это ни лев, ни медведь и ни волк! Я была проездом в Брохе, это приграничье с Лааре, и видела, что сделал этот зверь. Не поленись, вон лежат мои штаны, возьми из кармана кое-что.
Магнус вынул сверток, перевязанный красной ниткой, развернул на коленях и достал кусок бежевого шёлка с вышивкой – три алых лепестка и зеленая ветка. И бурые капли крови на ткани.
Левая бровь аладира, не изуродованная шрамом, поползла вверх.
– Ты вышивала в дороге?
Она усмехнулась.
– Я тоже по тебе скучала! – и добавила уже серьезно: – Но – это не моё. А дальше будет самое интересное, – она снова погрузилась в грязь, откинула голову на подушку и, прикрыв глаза, продолжила рассказ: – Эта вышивка выпала из кареты одной юной леди, которую отряд генерала Альбы вёз в Рокну. Что само по себе интересно, но об этом потом. Так вот, эта вышивка выпала из кареты юной леди где-то на мосту через Серебрянку, примерно около полудня. И пока отряд доехал в Брох, а было это уже к вечеру, в предместье наведался тот самый зверь и вырезал шесть человек в лавке какого-то скорняка. Да так, что никто ничего не видел и не слышал, и всё это посреди бела дня. А потом нацепил вот эту вышивку на дверь прямо перед приездом юной леди с отрядом. То есть этот «просто большой волк» подобрал вышивку, полюбовался на неё, повздыхал, а потом отмахал двадцать квардов через горы, вырезал шесть человек и повесил эту вышивку на дверь лавки к приезду юной леди – порадовать её решил, – Кэтриона открыла глаза и посмотрела на аладира. – По-твоему, это «натуральный» зверь? Я бы сказала, что он вполне себе не натуральный. Я была там, Магнус, я смотрела ауру того места, не зная по глупости, куда лезу. А там… там всё было черно, да не просто черно, не какая-нибудь там рябь, Магнус, не волны, даже не прибой! Там ни девка жениха привораживала, ни порчу наводила на соперницу, ни кто-то хотел будущее узнать или извести соседа, там кто-то открывал Врата! Я никогда ничего подобного не видела! Чтобы выбраться оттуда, я потратила все свои силы, я потеряла связь с нашим Источником – слишком глубоко провалилась и думала не смогу вернуться…
Она говорила уже громче и размахивала рукой так, что капли грязи отлетели и упали на серый хитон аладира, но он этого даже не заметил.
– Врата? Ты уверена? – Магнус сцепил пальцы, склонил голову на бок, и вид у него был задумчивый и печальный.
– От Броха до Рокны я поехала самым кратким путём, опять же по глупости, – Кэтриона потерла рукой лоб, оставив на нем полосу жирной грязи, – вот гадство! Я едва осталась жива, Магнус! Уверена ли я? О да, я уверена! Но это ещё не все сюрпризы. Я слышала, о чем говорили люди генерала. Тут всё ещё интереснее. Люди эти бегают за Зверем как минимум года три. И, казалось бы, бегать им с рогатиной или копьем, а ты бы видел, что они с собой таскают! Чего стоит только сеть с серебром и чёрной ртутью, обсидиановые наконечники стрел, «Серебряный страж»! Да они были обвешаны амулетами, как корова репьями! Там одной амуниции на них было на тысячи ланей – они знали против кого идут!
– Страх заставлял людей делать и не такое, – негромко ответил аладир.
– Страх? От страха купить «Серебряного стража»? Какой страх? Они солдаты, Магнус! – она шлепнула рукой по краю ванны. – Ладно, ты мне не веришь, хорошо, теперь десерт. Селяне сразу после этого спалили амбар, но лавку оставили – староста запретил сжигать, велел ждать наших рыцарей. А вот ночью лавку всё-таки кто-то поджег. И не просто поджег, залил нашим огнем, да так, что сгорело всё дотла и ещё две лавки рядом. Наши рыцари приехали утром и, само собой, никаких следов не осталось. Селяне были все как один пьяны и несли такую ахинею, что… даже не буду пересказывать. Из наших там был Ра́ддис, я говорила с ним, но толку! Кто бы ни заметал следы, он знал, что делает. И… у него был для этого наш огонь! Откуда, интересно? Само собой, Раддис ничего не нашел. Им просто нечего было там искать, всё было уничтожено, так что они уехали. А теперь вопросы: кто и зачем замел следы? Откуда у него наш огонь? И как он появился там так быстро? Что, если это было не только в Брохе? Для чего и кому всё это нужно? – она подалась вперед, снова глядя аладиру прямо в глаза и добавила уже тише: – Ты понимаешь, что это всё значит?
Он ответил не сразу, помолчал, будто подбирал слова, а потом произнес медленно, делая паузы:
– Если ты права… Предположим, что ты права, а всё это не от того, что ты зацепила сгустки чужих страхов или слишком долго пробыла в Дэйе… Предположим… что ты не пила странных напитков и не ела странных грибов…
– Магнус! – Кэтриона посмотрела на него укоризненно.
– …предположим, то… что ты видела – реально… что, вообще-то, было бы маловероятно, потому что для открытия Врат нужна печать… А печать, как ты знаешь…
– …хранится здесь в Ирдионе! Магнус, пес тебя задери, да я знаю, знаю! Но я не ела грибов и не пила полынного вина! Или прочего, про что ты там подумал. Это было. Точка. Можешь верить, можешь нет. Но кто-то открывал Врата, а потом их закрыл. И этот кто-то замел следы, чтобы мы ничего не нашли. И если это происходит уже давно, а лаарскому зверю скоро исполнится семь лет, то… ну ты сам уже всё домыслил.
Магнус смотрел на склянки – хмурая складка залегла у него между бровей. И он был серьезен. Кэтриона чувствовала это.
– Да, кстати, что там идет после десерта? Рюмка клярета? – спросила она насмешливо, рисуя пальцами на грязи неопределенный узор.
– Мальвазии.
– Хорошо. На десерт. Из Броха все удрали после такого происшествия: покупатели, гости, проезжие, купцы, даже почтовая карета укатила. Староста послал за рыцарями, но они не особо торопились, что, кстати, странно. Не осталось никого, кроме отряда генерала Альбы, меня и ещё одного господина, который приехал позже и нисколько не испугался всей этой истории со зверем и того, что вскоре появятся рыцари. И он остался и заночевал там, вполне себе приличный господин, и я видела его уже, кажется. Но одет он был не для верховой езды, а лошадь навьючена. И что бы ему было там делать? А ближе к утру он исчез, сразу после того, как сгорели лавки. С чего бы такая поспешность? Ты понимаешь, к чему я клоню?
– И где ты раньше его видела?
– Здесь в Рокне, на каком-то приеме или балу. Я помню его лицо. И я его легко узнаю, если увижу снова.
– И ты думаешь, это он заметал следы? – спросил Магнус, но вопрос был риторический.
– Я не знаю. Но всё это вкупе с убийством Крэда мне кажется очень странным совпадением. А ты же знаешь, что я не верю в совпадения. Я верю в знаки. И если ты думаешь о том же, о чем и я, то не стоит выносить эту новость на Совет старших стражей… Хотя бы до того момента, пока я не проверю вещи, которые привезла с собой.
– Хорошо.
Аладир встал.
– Кстати, а ты знал, что у генерала Альбы есть незаконнорожденная дочь?
– Бастардами меня не удивишь.
– А то, что она веда, тебе как?
– Веда? Ну… такое тоже возможно… Хотя и странно.
– А то, что генерал прятал её много лет в Обители Тары, а теперь спешно везет в Рокну с целым отрядом отлично вооруженных людей? Не странно ли? Да ещё и не просто вооруженных, а готовых к встрече с подобным зверем. И зверь этот увлекся именно её вышивкой. Не знаю, Магнус, я уже вторую неделю иду от одной странности к другой. Но если я даже наполовину права, то в мире появилось что-то, что позволяет открывать Врата, и находится оно не у нас. А это достаточно паршивая новость.
– Кэтриона, я уже всё понял, не стоит нагнетать, – аладир потер переносицу так, словно у него начала болеть голова, – как закончишь с вещами – сразу ко мне. Ни с кем не говори. А я пока кое-что проверю и очень надеюсь, что ты все-таки пила странные напитки или ела странные грибы…
– Магнус!
– …потому что иначе всё это и правда выглядит достаточно паршиво.
* * *
В седельных сумках её нового коня почти ничего полезного не оказалось: баночка мази от ран, кусок чистого полотна, нож и деревянная фигурка лошади, у которой законченной была только голова. Но голова была вырезана искусно.
