Kitabı oku: «Избранные труды», sayfa 3

Михаил Давидович Шаргородский был моим учителем и остается им

Судьба распорядилась так, что почти двадцать лет мне довелось учиться у него, работать вместе с ним, шутить, спорить… Если попытаться сказать кратко, что значит для меня быть учеником Михаила Давидовича, то это, наверное, и прошедшая через годы убежденность в том, что он был настоящим университетским профессором, тем образцом, к которому хотелось бы приблизиться.

Я впервые увидел его на лекциях по Общей части уголовного права второкурсником, все еще сохранившим романтически-приподнятое восприятие университета и его юридического факультета… Уходящий в бесконечность коридор Главного здания, студенты-геологи в красивых мундирах, амфитеатр 88-й аудитории… В этой-то битком набитой студентами аудитории и состоялась встреча с уголовным правом и человеком, который стал для меня частицей университета. Его лекции нужно было слушать и неторопливо записывать, каждая из них была исследованием проблемы, проводимым на глазах студентов, они были интересны, так же как был интересен и сам лектор – спокойный, уверенный в себе человек.

Плотом был студенческий научный кружок, его работой руководил М. Д. Шаргородский, мой доклад, неожиданное предложение быть старостой кружка, и новые грани личности Михаила Давидовича, раскрывающиеся теперь в живом непосредственном общении: полное отсутствие «позы и фразы» (качество, свойственное далеко не всем), естественный демократизм, готовность спорить, возражать и соглашаться, похвалить порой детские попытки самостоятельности докладчиков, – все это создавало атмосферу радостного творчества.

Михаил Давидович был научным руководителем моей дипломной работы, а через три года работы по распределению и поступления в аспирантуру – я узнал еще одного М. Д. Шаргородского – заведующего кафедрой уголовного права – маститого ученого, доброжелательного и требовательного руководителя. Мне кажется, что все тогдашние аспиранты: В. И. Пинчук, В. Д. Филимонов, А. С. Горелик и другие работали под его руководством. Безусловным требованием было одно – глубокое изучение литературы в том числе дореволюционных отечественных авторов, самостоятельность в научном исследовании. Расхождение в научных взглядах аспиранта и руководителя не возбранялось, напротив, зачастую именно при столкновении мнений научная молодежь «оттачивала когти» в полемике со своим руководителем.

Научной общественности хорошо известны научные труды М. Д. Шаргородского, они по-прежнему живут, их цитируют, именно благодаря его усилиям сложилась ленинградская школа уголовного права. У меня же осталась в памяти та радость, с которой Михаил Давидович, встретил вышедший в свет в 1960 году учебник по Общей части уголовного права, написанный коллективом кафедры под его и Н. А. Беляева редакцией. Это был первый учебник, написанный не московскими авторами. «Ну вот, – сказал как-то Михаил Давидович, – раньше лишь москвичи писали учебники, а мы рецензии на них…» Потом был пятитомный Курс уголовного права, создание журнала «Правоведение». Именно он сказал: «Нет, Вестник высшей школы? Лучше «Правоведение».

М. Д. Шаргородский был мужественный человек. Он с достоинством встречал трудности, без которых не обошелся и его длинный путь. И еще. Как-то в его отсутствие на кафедре кто-то сказал: «Заметили, наш Михаил Давидович с годами становится все красивее». Все дружно кивнули – да. Он действительно был красивый человек.

Библиотека М. Д. Шаргородского – в фонде библиотеки факультета. Читайте его книги. На стене факультета – памятная доска. В год его смерти вышла его посмертная работа «Наказание, его цели и эффективность». Дара Исаевна, его вдова, в заключение дарственной надписи написала: «…на добрую память». Мы помним.

В. С. Прохоров

Доктор юридических наук профессор Санкт-Петербургского государственного университета

Незабвенный

100-летие со дня рождения М. Д. Шаргородского – достаточное основание вспомнить его для каждого, кто был знаком с ним, вместе работал или учился у него. Я знакомился с Михаилом Давидовичем неторопливо: Юридический факультет ЛГУ я окончил экстерном. Кандидатскую диссертацию защищал в качестве соискателя кафедры, которой уже несколько лет руководил Михаил Давидович.

Облик Шаргородского сформировался у меня после того, как я послушал его выступления на юридических конференциях, дискуссиях по правовым проблемам на факультетском и кафедральном уровне. Обратило на себя внимание все: насыщенность интересным материалом, стиль изложения, аргументация. Михаил Давидович принимал активное авторитетное участие в организуемых по его инициативе обсуждениях на факультете монографий видных ученых-юристов: запомнилось обсуждение монографий А. Н. Трайнина «Состав преступления» и Б. С. Никифорова и философа Злобина об умысле.

Конечно сохранилось в памяти блестящее, смелое, убедительное, аргументированное выступление Михаила Давидовича на Всесоюзной конференции в Ленинграде в мае 1963 года по вопросам уголовного права, получившее резкую и необоснованную оценку со стороны высших идеологических инстанций, повлекшее для М. Д. строгое партийное взыскание и освобождение с занимаемых постов заведующего кафедрой и главного редактора журнала «Правоведение». Мне пришлось слышать не вызывающую сомнения в ее правдивости информацию о поведении Михаила Давидовича на заседании в ЦК. Он не впал в плаксивое покаяние, а пытался приводить разумные аргументы и даже упрекнул одного из выступающих в неубедительности его доводов.

Во вводной статье профессора Б. В. Волженкина дана краткая характеристика главных работ М. Д. Шаргородского. Хотелось бы пополнить перечень еще одной – это опубликованная издательством ЛГУ в 1955 году книга «Вопросы Общей части уголовного права (законодательство и судебная практика)», в основу которой положено изучение действующего законодательства и судебной практики Верховного Суда СССР за семнадцать лет (1938–1955 гг.).

Содержание книги составляет анализ судебной практики Верховного Суда СССР, относящийся практически ко всем основным разделам уголовного права. Особенно, до настоящего времени, сохраняет интерес комментарий автора по делам Егоровой и Помаленкого (убийство).

Естественно, что в моей памяти с большой четкостью сохранился факт сдачи кандидатского экзамена по уголовному праву в комиссии юрфака под председательством М. Д. Шаргородского.

Помню все: вопросы (соучастие, социологическая школа, добровольный отказ), доброжелательную атмосферу, само собой – результат (я получил «пятерку»). Под конец М. Д. спросил: Кто был главой социологической школы? Я ответил. М. Д. это, как мне показалось, понравилось.

Конечно, я не сразу привык к Михаилу Давидовичу, но довольно скоро все стало на свое место.

Облик глубоко интеллигентного отзывчивого человека, готового помочь молодому коллеге встать на ноги, сохраняется в моей памяти, дает мне право называть его Незабвенный.

В. И. Пинчук

Доктор юридических наук, профессор

Предмет, система и метод науки уголовного права¹

§ 1. Понятие уголовного права

Одной из основных отраслей права является уголовное право². Как и право в целом, оно охраняет, закрепляет и развивает общественные отношения и порядки, выгодные и угодные господствующему классу. Порожденное существующими общественными отношениями, уголовное право имеет своей основной задачей охрану этих отношений. В уголовном праве находит выражение воля господствующего класса. К. Маркс и Ф. Энгельс писали о буржуазном праве: «…ваше право есть лишь возведенная в закон воля вашего класса, воля, содержание которой определяется материальными условиями жизни вашего класса»³.

В трудах классиков марксизма-ленинизма с исчерпывающей ясностью показан классовый характер права вообще и уголовного права в частности. «Капитал» К. Маркса, «Происхождение семьи, частной собственности и государства» Ф. Энгельса, «Государство и революция» и лекция «О государстве» В. И. Ленина являются теоретической основой для развития науки социалистического уголовного права.

Уголовное право, возникшее вместе с частной собственностью, разделением общества на классы и государством, с первых же дней своего существования было в руках господствующего класса орудием подавления сопротивления эксплуатируемых. В условиях эксплуататорского государства уголовное право являлось и является системой норм уголовного законодательства и обычаев, санкционированных государственной властью и определяющих преступление, т. е. действия, опасные для интересов господствующего класса, а также условия назначения и применения наказания за их совершение.

Уголовное право эксплуататорских государств, опирающееся на принудительную власть государства рабовладельцев, феодалов или капиталистов, имело и имеет своей основной задачей охрану власти эксплуататоров и той формы собственности, которая эту эксплуатацию обеспечивает.

В результате победы пролетарской революции в России было создано государство нового типа – социалистическое государство пролетарской диктатуры, которое, выполнив свои основные задачи, после уничтожения эксплуататорских классов превратилось во всеобъемлющую организацию всего народа – общенародное государство – и создало соответствующую ему первую в мире систему социалистического права. Опыт Советского государства творчески использован в государстве и праве всех стран социалистического лагеря.

Руководящие положения для всех отраслей советского социалистического права, в том числе и уголовного, даны в Программе КПСС и решениях партии, в положениях Конституции СССР. На основе Программы КПСС и принципов Конституции СССР строятся советские уголовные законы.

Советское уголовное право, как отрасль права, есть система установленных и санкционированных социалистическим государством норм, которые определяют наиболее опасные для трудящихся и социалистического правопорядка деяния (преступления) и условия назначения и применения мер наказания за их совершение.

Советское уголовное право и уголовное право зарубежных социалистических стран принципиально отличны как по форме, так и по содержанию, целям и задачам от всякого ранее существовавшего уголовного права.

§ 2. Уголовное правоотношение

Уголовное право регулирует те общественные отношения, которые возникают вследствие совершения наиболее общественно опасных посягательств на охраняемые государством отношения социалистического общества. Эти общественные отношения приобретают в результате их юридического регулирования вид уголовных правоотношений. Их субъектом является, с одной стороны, гражданин, а с другой – государство. Государство в уголовном правоотношении выступает как носитель права применить наказание и носитель обязанности ограничить применение наказания пределами, установленными в законе, а гражданин обязан подчиниться этой мере наказания и имеет право требовать, чтобы она не превышала установленного в законе предела и применялась судом лишь при установлении факта совершения общественно опасного деяния. Карательный метод служит тем методом, при помощи которого государство принуждает к соблюдению норм уголовного права⁴.

Сейчас в советской юридической литературе общепризнано наличие самостоятельных уголовно-правовых отношений. Единственное исключение составляет позиция А. В. Мицкевича, который полагает, что «трудно обосновать теоретическую и практическую значимость категории особых, уголовных правоотношений»⁵. Вопрос об уголовном правоотношении разрабатывается в советской литературе сравнительно недавно (в литературе других стран он почти не разработан). До криминалистов этой проблемой в СССР стали заниматься специалисты по уголовному процессу в связи с вопросом об уголовно-процессуальном отношении и его отграничении от материального уголовно-правового отношения. С. Ф. Кечекьян выдвинул общее «положение, что нормы права могут в отдельных случаях устанавливать одни лишь обязанности»⁶, а М. А. Чельцов конкретизировал эту идею и исходил из того, что «в уголовном праве нормы устанавливают одностороннюю правовую обязанность не нарушать запреты уголовного закона; этой обязанности не соответствуют права какого-либо субъекта»⁷.

Категория властеотношений, которая была введена в советскую правовую литературу процессуалистами (М. С. Строгович) и поддержана некоторыми специалистами по материальному уголовному праву (Я. М. Брайнин, В. Г. Смирнов), приводит, как и ранее изложенные взгляды С. Ф. Кечекьяна и М. А. Чельцова, к неприемлемым, с нашей точки зрения, выводам. М. С. Строгович полагает, что «уголовно-правовое отношение – это властеотношение, в нем государство осуществляет власть и применяет принуждение к нарушившему закон лицу». Однако вместе с тем М. С. Строгович считает, что «поскольку это отношение выражено в законе, закреплено в норме права – это отношение есть тем самым правовое отношение, правоотношение» ⁸.

С такой позицией процессуалистов согласиться никак нельзя. Пока не совершено преступление, нет уголовного правоотношения, но, вопреки мнению М. А. Чельцова, конституционной обязанности гражданина не нарушать запреты уголовного закона соответствует конституционная обязанность государства не применять мер наказания к лицу, такой запрет не нарушившему. Что же касается позиции М. С. Строговича, то следует указать, что отношение, при котором на одной стороне имеются только права, а на другой стороне – только обязанности, никак не является правоотношением, и, значит, такое определение теоретически неверно. Неприемлемо оно и фактически, ибо лицо, совершившее преступление, имеет субъективные права, а не находится в результате совершения преступления «вне закона»⁹.

В. Г. Смирнов в работе, опубликованной в 1961 г., исходил из того, что «в момент совершения преступления… возникает властеотношение между лицом, совершившим преступление, и государством в целом. Это властеотношение, однако, не носит правового характера»¹⁰. В 1965 г. В. Г. Смирнов пишет о «властных полномочиях Советского государства». Он полагает, что «с момента… совершения правонарушения возникает и обязанность лица, совершившего правонарушение, претерпеть меры государственного воздействия. Однако здесь еще нет правовых отношений»¹¹. Таким образом, в отличие от М. С. Строговича В. Г. Смирнов не признает властеотношения правоотношением (что, с нашей точки зрения, правильно), но и он отрицает наличие субъективных прав у лица, виновного в совершении правонарушения (что, с нашей точки зрения, неправильно).

Я. М. Брайнин обоснованно критикует позицию М. С. Строговича и В. Г. Смирнова, но в то же время сам исходит из того, что «совершение лицом преступления ведет к возникновению особого рода отношения – властеотношения, которое выражается в одностороннем осуществлении своих прав и обязанностей органами карательной власти по раскрытию преступления и обнаружению виновных»¹².

Но «всякое право государства по отношению к преступнику есть вместе с тем и право преступника по отношению к государству»¹³, а все упомянутые авторы, к сожалению, упускают из виду то, что «если верно положение, что нет свободы без ответственности, то не менее верно и то, что нет ответственности без права»¹⁴.

Н. Н. Полянский, который одним из первых изучил этот вопрос, полагал, что уголовно-правовые отношения существуют между карательными органами государства и преступником¹⁵. С мнением Н. Н. Полянского вскоре солидаризировался С. Ф. Кечекьян¹⁶. Основательные возражения против этой концепции выдвинул М. С. Строгович, правильно указавший, что «преступник, совершивший преступление, ставит себя в определенное отношение не к суду, или прокуратуре, или исправительно-трудовому учреждению, а к государству, которое всегда и везде выступает и действует не иначе, как через свои органы»¹⁷. Эту позицию поддержал и А. А. Пионтковский, который обоснованно исходит из того, что «материальное уголовное право определяет прежде всего существо правоотношения между личностью виновного и государством, возникающего в связи с совершением преступления»¹⁸. Такого же мнения придерживается венгерский академик Имре Сабо: «В уголовном праве это превращение в специфически частное происходит тогда, когда (негативный случай), также в силу частного правового акта, констатируется нарушение норм поведения. Поэтому государство является субъектом, с одной стороны, указанных общих частных правоотношений, а с другой, определенных частных правоотношений»¹⁹.

Однако и позднее некоторые авторы, например А. Л. Ривлин, высказали мнение, что государство «ни в какие правовые отношения с преступником… не вступает» и что «субъектами уголовно-правовых отношений, с одной стороны, являются следственные, прокурорские и судебные органы и, с другой, не только осужденный, но и обвиняемый»²⁰. В. Г. Смирнов также исходит из того, что «субъектами уголовно-правовых отношений являются, с одной стороны, либо суд, постановивший обвинительный приговор… либо государственные органы, ведающие руководством теми или иными отраслями советского хозяйства, культуры, образования… либо специальные органы…»²¹

Людвика Лисякевич (Польша) в статье «О норме и материальном уголовно-правовом отношении» также исходит из того, что субъектом уголовно-правового отношения является орган государства, а не государство²².

Однако если у государственного органа есть право наказывать, то орган государства, как всякое управомоченное лицо, может отказаться от реализации своего права. Между тем в действительности у государственного органа имеется не право, а обязанность наказывать при совершении преступления.

Основная ошибка авторов, полагающих, что субъектом уголовного правоотношения является не государство, а государственный орган, в частности суд, заключается в том, что они смешивают субъекта, которому принадлежит право, входящее в конкретное правоотношение, с субъектом, которому принадлежит право устанавливать наличие этого права, назначать и применять соответствующие меры, т. е. не различают материальных уголовно-правовых и процессуальных правоотношений, а иногда и возникающих на их базе административных правоотношений.

Вторым субъектом уголовного правоотношения является не подозреваемый, обвиняемый или осужденный, а лицо, действительно совершившее преступление²³. Подозреваемый, обвиняемый, осужденный – это субъекты, вступающие в определенные уголовно-процессуальные, но не материально-правовые отношения. Если невиновный привлечен к уголовной ответственности или осужден, то материального уголовно-правового отношения между ним и государством вообще не возникало, ибо не было совершено преступления и нет юридического факта, без которого не может возникнуть материальное уголовно-правовое отношение. Суд в этом случае неправильно констатировал наличие такого отношения, приговор подлежит отмене как не соответствующий обстоятельствам дела, а все возникшие правоотношения были только уголовно-процессуальными.

Юридическим фактом, определяющим возникновение уголовного правоотношения, является совершение преступления, поэтому и моментом возникновения уголовного правоотношения следует считать момент совершения преступления²⁴. Попытка связать момент возникновения уголовного правоотношения с обстоятельствами процессуального характера, как нам кажется, является неосновательной. Суд не создает уголовных правоотношений, а лишь констатирует их наличие. Так, например, В. Г. Смирнов считает, что субъектом уголовного правоотношения является осужденный, так как с этого момента возникают и начинают реализовываться конкретные права и обязанности сторон отношения²⁵. По мнению А. Л. Ривлина и Я. М. Брайнина, субъектом уголовного правоотношения является как обвиняемый, так и осужденный²⁶. Румынский криминалист Ион Оанча связывает момент рождения уголовного правоотношения с окончанием уголовно-процессуального отношения²⁷. П. Е. Недбайло полагает, что требуется сложный фактический состав, состоящий из совершения преступления и вынесения приговора²⁸ (тогда уже было бы последовательнее говорить, как В. Г. Смирнов, не о вынесении приговора, а о вступлении в силу обвинительного приговора суда²⁹). Б. С. Маньковский полагает, что уголовно-правовое отношение возникает в момент вынесения обвинительного приговора³⁰.

По мнению Я. М. Брайнина, «момент привлечения виновного в качестве обвиняемого превращает его в субъекта уголовно-правового отношения»³¹. Однако этот факт делает его только субъектом уголовно-процессуального отношения. Приговор, вступивший в законную силу, если осужденный невиновен, есть противоправный приговор, он не создает уголовно-правовых отношений, прав и обязанностей, он нарушает права и потому согласно закону должен быть отменен³². Он создает не право государства применять наказание и обязанность невинно осужденного отбыть наказание, а право невинно осужденного требовать отмены этого приговора и обязанность государства его отменить. Неправильно считать субъектом уголовного правоотношения не государство, а различные его органы, ибо хотя вступивший в законную силу приговор действительно создает у органов, его исполняющих, обязанность выполнить его, но это вовсе не означает, что в данном случае возникает уголовное правоотношение.

Л. С. Явич совершенно правильно пишет, что «наличие уголовного закона и факт совершения преступления не влекут наказания. Это возможно только на основе приговора суда, представляющего собой акт применения нормы права к данному конкретному случаю»³³. Однако это ни в какой мере не означает, что приговор суда является юридическим фактом, создающим уголовное правоотношение. Он лишь констатирует наличие такого правоотношения. Так же обстоит дело и в других отраслях права. Возможность взыскания причиненного неправомерным действием ущерба и определенный размер взыскания становятся реальными только в момент вступления в законную силу решения суда. Однако гражданское правоотношение возникло в момент причинения ущерба, и именно это является юридическим фактом, вызвавшим соответствующее правоотношение, – суд лишь констатировал наличие юридического факта, вытекающего из него правоотношения и размер подлежащего удовлетворению иска.