Kitabı oku: «Семь безликих святых», sayfa 4

Роз мысленно умоляла стражников благополучно пройти мимо. Словно она обычная последовательница, идущая по улице. Но поскольку судьба обладала извращенным чувством юмора, Дамиан поднял взгляд в ту самую секунду, когда их пути пересеклись.

И посмотрел прямо на нее.

– Россана, – он произнес ее полное имя точно обвинение. Его голос стал глубже. Увереннее. В нем звучали властные нотки, каких не было раньше. Когда он остановился, женщина-офицер последовала его примеру и тоже встала, в замешательстве сдвинув брови.

Роз сильно стиснула зубы. Ей вдруг показалось, будто ее выставили на всеобщее обозрение. Наверное, потому что недоумение Дамиана было слишком знакомым. Она до сих пор помнила, как он сидел за столом в старом доме ее семьи и с лукавой улыбкой на губах наблюдал за ее тщетной попыткой воссоздать один из рецептов ее матери. Тогда он съел получившееся блюдо. Он всегда ел все, что бы она ни приготовила.

«Главное, попытка, а не результат, Роз, – говорил он, размахивая вилкой. – И нет того, чего нельзя было бы исправить солью».

Было это до того, как Роз узнала, что на самом деле солью нельзя исправить бесконечное множество вещей. Нельзя исправить убийство. Нельзя исправить предательство. Нельзя исправить большое горе или заполнить бесконечный колодец ярости.

Лишь спустя мгновение она осознала, что до сих пор ничего не ответила. Дамиан, скорее всего, в попытке заполнить молчание, спросил:

– Что ты здесь делаешь?

Роз пристально смотрела на него, удерживая взгляд знакомых глаз: карих, бездонных, обрамленных черными ресницами. Бледный шрам спускался по изгибу щеки к подбородку – а вот его раньше не было.

– Просто гуляю. Это ведь не запрещено законом?

Он нахмурился, ощетинившись в ответ на ее враждебность.

– Я… Нет, вовсе нет. Я просто удивлен видеть тебя здесь.

– Думаю, тебе известно, что я последовательница Терпения, – сказала Роз, испытав самодовольное облегчение, оттого что слова прозвучали уверенно. Она указала на грандиозное сооружение у себя за спиной. – А это храм Терпения, если ты не заметил.

Дамиан стиснул челюсти.

– Так и есть.

Его непроницаемое выражение лица застало Роз врасплох. Она не могла припомнить, когда лицо Дамиана не представляло собой открытую книгу, во всяком случае, в ее глазах. Тогда-то она поняла: это создание – с мышцами, нарядной формой и неприступным внешним видом – вовсе не Дамиан Вентури. Ей незнаком этот человек. Человек, побывавший на войне и вернувшийся копией своего вероломного отца.

В памяти Роз до сих пор была жива картина, когда ее собственный отец возвратился с последнего обхода. Он тяжело – усталость читалась в каждой морщинке его обветренного лица – опустился на диван и сжал дрожащей рукой стакан, который протянула ему Каприс. «Баттиста снова получил повышение, – сказал он. В его словах звучала пустота. Роз прекрасно знала своего отца, чтобы понимать: тот был в ярости. – Он командир нашего подразделения. Этого человека не волнует ничего, кроме продвижения по служебной лестнице. Я уже не понимаю, кто он».

Тогда Роз это заявление сочла неслыханным. Сейчас же в полной мере осознала его суть.

В присутствии женщины-офицера невозможно было сказать что-то важное. Та, пытаясь разобраться в происходящем, переводила взгляд с Роз на Дамиана.

– Я так понимаю, вы знакомы друг с другом?

– Были, – ответила Роз, не успел Дамиан раскрыть рта. – Когда-то.

Он впился в нее взглядом, точно один из ее плохо выкованных инструментов. В его позе чувствовалась напряженность, как будто он боялся, что она может сболтнуть лишнего его спутнице. Роз презрительно поджала губы. Ей словно хотелось, чтобы об их связи узнали.

Тем не менее Дамиан удивил ее попыткой объясниться:

– Наши семьи дружили, когда мы были моложе.

Женщина-офицер кивнула, однако ее губы остались плотно сжатыми.

Роз очаровательно улыбнулась.

– Да, дружили. Пока отец Дамиана не убил моего.

Последовало долгое молчание. Лицо Дамиана походило на застывшую маску, лишь сухожилия выступали на шее. Показателем офицерской подготовки его спутницы стало то, что она приняла эту информацию с полным спокойствием, сказав только:

– Понятно.

– Баттиста Вентури, – уточнила Роз, как будто девушка еще не поняла. Это стоило сделать уже ради одной реакции Дамиана. – Уверена, вы его знаете.

Дамиан, не сводя с нее глаз, парировал:

– Отец Роз был дезертиром.

Разумеется, это была всего лишь констатация факта, но в его устах больше походило на самую грубую форму мести. Роз сжала ладони в кулаки, с удивлением обнаружив, что ее ярость способна достичь еще большего пика. Она издала резкий смешок.

– Это правда. Зато он, по крайней мере, не был подлым куском дерьма.

Брови женщины-офицера взлетели чуть ли не до самых волос. Дамиан выглядел так, будто Роз влепила ему пощечину. Его рот приоткрылся, но с губ не слетело ни звука. Наверное, осознал, что она говорила не только о Баттисте.

Роз была готова рассмеяться, но все же заставила себя удалиться, оставив после своего ухода звенящую тишину. Ей нужно было убраться отсюда, пока она не сделала того, о чем в дальнейшем может пожалеть.

Ноги сами несли ее домой – Роз даже не замечала их движения. Она чувствовала нервозность, легкое недомогание и небывалую злость. Вот почему она избегала Дамиана. Вот почему так старалась не вспоминать.

И в то же время она могла представить, какой бы между ними состоялся разговор при других обстоятельствах. Дамиан спросил бы, почему она в полном одиночестве слоняется по улице. При этом один уголок его губ изогнулся бы вверх – совсем чуть-чуть, – как это бывало, когда он в равной степени был встревожен и удивлен.

«Гуляю, – ответила бы ему Роз, на этот раз дружелюбно. – Это ведь не запрещено законом?»

«Я только спросил, потому что ты выглядишь грустной, – сказал бы Дамиан, заметив ее настроение. Он всегда замечал. – Ты вообще хоть что-то не воспринимаешь всерьез?»

Роз встрепенулась, очнувшись от нахлынувших дум, по ее венам заструилась злоба. Той версии Дамиана – да и ее самой – больше нет. Она умерла. Так же как ее отец.

«Я все не воспринимаю всерьез, – рассуждала она сама с собой, заворачивая за угол. – Хотя не совсем».

А после, подумав, добавила: «Все, за исключением мести».

6. Роз

Только практически добравшись до дома, Роз наконец успокоилась и смогла мыслить здраво. Как Дамиан вообще посмел! Сейчас даже и вспоминать было смешно, что когда-то она считала, будто не выживет без него. Что она каждый день проверяла вывешиваемый в Базилике список имен и с неутомимым усердием молилась, чтобы его там не оказалось.

Но она выжила; прошли месяцы, и единственные известия, получаемые с севера, были сообщениями о смертях, не связанных с Дамианом. Ни слова о нем. Должно быть, святые все-таки слышали, как бы к ним ни относился ее отец.

Тем не менее однажды утром они с матерью получили совсем другое известие.

А следом – посылку у дверей.

С тех пор Роз больше ни о чем не просила святых. По ее мнению, существовало два объяснения такому исходу. Первое: святые услышали ее молитвы, но были не в силах вмешаться. Если так, то какой смысл молиться им? И второе: святые все же обладали властью что-то изменить, но предпочли этого не делать.

В любом случае это не имело значения. Потому что, когда ее мир рухнул, она точно знала, кого винить. Она увидела свой родной город другими глазами, словно мерцающая завеса приподнялась, и ее взору предстала прогнившая изнанка. Она отреклась от святых с их ухищрениями и игрой в фаворитов и больше никогда не взывала к ним.

Но если бы святой покровитель Ярости существовал, Роз без колебаний стала бы молиться ему.

* * *

Квартира, где Роз жила с матерью, располагалась вдали от главной сети дорог квартала – маленькая и скромная, но вполне хорошая по меркам жилищ последователей. Девушка на дрожащих руках взобралась по стене соседнего здания и запрыгнула в окно, через которое обычно попадала в квартиру. Она предпочитала, чтобы никто не видел, как она уходит или приходит. Из-за повышенной ранимости ее мать плохо воспринимала незнакомцев. Только Пьера, часто приносившая еду, была желанным гостем в их доме.

– Мама, – позвала Роз, заходя внутрь. Каприс Ласертоза еще не спала и сидела за круглым кухонным столом, уставившись в одну точку.

Каприс отличалась невысоким ростом, ее темные волосы были собраны в неряшливый пучок на макушке. У нее было угловатое печальное лицо и такие же, как у Роз, загорелая кожа и голубые глаза. Но если раньше глаза Каприс выглядели живыми и умными, то теперь казались пустыми.

Она тоже относилась к последователям Терпения, но покинула храм, как только Якопо отправился на войну, и не приближалась к нему даже после возвращения мужа, убежденного в порочности государственной системы. Роз никогда не видела у матери проявлений магии и в глубине души была рада, что Каприс не хватало ясности ума догадаться, что ее дочь живет жизнью, от которой она сама отказалась.

– Россана, – проговорила Каприс, ведя пальцем по поверхности стола. Еды перед ней не было, женщина просто сидела, ссутулив плечи. – Где ты была?

Роз распустила свою тугую косу.

– Была на работе, – ответила она. Уголки губ матери поползли вниз.

– Я повсюду искала тебя. Думала, ты умерла.

Святые! Похоже, Каприс считала Роз умершей всякий раз, когда та исчезала из поля ее зрения дольше, чем на несколько минут. Возможно, это объяснялось случившимся с Якопо или же у Каприс усилились проблемы с памятью.

Она сильно изменилась после смерти мужа. Роз не могла найти другого объяснения резко ухудшившемуся здоровью матери с того самого рокового дня, когда на пороге их дома появилась злосчастная коробка. Всего за одну ночь Каприс стала другим человеком. Она ничего не помнила. Отказывалась выходить из квартиры. Иногда общалась с людьми, которых не было в комнате, или смеялась над нерассказанными шутками.

Здравомыслие постепенно покидало Каприс, и Роз стало ясно: ее мать больше не сможет их содержать. А поскольку Якопо считался дезертиром, они не имели права на то мизерное пособие, что получали другие семьи погибших на фронте. Поэтому Роз устроилась на работу в «Бартоло», согласившись на небольшую плату, которую могла ей предложить Пьера, владелица таверны. Но этого было мало. Очень мало, учитывая, насколько дорогой была жизнь в Омбразии. Зато, по крайней мере, Пьера могла выслушать ее. Вытирая стаканы, женщина позволяла Роз говорить столько, сколько ей угодно, и всегда давала содержательный ответ. Она приносила Каприс еду и ничего не требовала взамен. Именно поэтому Роз не могла просить у Пьеры большей платы, и ей оставалось только смириться с трудностями.

Пока однажды она не почувствовала его.

Жар в ладонях, практически нестерпимый. По мере того как он разгорался, к ее горлу подступала паника. Роз выбежала с кухни в переулок за таверной. Когда жар сменился покалыванием, она осознала, что происходит.

«Вы обладаете какими-либо экстраординарными способностями? – спросил представитель Палаццо у Дамиана и Роз около пяти лет назад. – Перемещались ли когда-нибудь вокруг вас предметы, к которым вы не прикасались? Насколько искусно вы работаете руками? Ощущаете ли вы сильную связь с другими людьми?»

Это были лишь несколько вопросов из, казалось бы, бесчисленного множества, и в то время она честно ответила на них. Нет, она не обладала магией. Роз знала, что не была последовательницей и не получала благословения святых.

И потому предположить не могла, как все изменится.

Стоя в том переулке, Роз со слезами на глазах прижимала ладони к холодной каменной стене, пытаясь их охладить. Она была дочерью своего отца, а Якопо с гордостью носил статус заурядного. Для нее стать кем-то другим означало предать его память. В конце концов, какие еще варианты у нее были? Терпение. Терпение – святая противоречия и выдержки. Святая, необъяснимым образом связанная с кузнечным делом – ремеслом, не вызывающим у Роз никакого интереса.

Она потянулась за ножом, молясь как ни в чем не бывало святым, в которых больше не верила.

Но металл изогнулся в ее руке.

Для того, кто давно решил, что ненавидит последователей и всю систему, возможностями которой те пользовались, это было настоящим проклятием. А потом, когда Роз стала применять эти способности в своих интересах, ее начало терзать ужасное чувство вины.

Она аномалия – такое заключение вынес мужчина, тестировавший ее несколько лет назад. Дитя, которому невероятно посчастливилось получить благословение святых намного позже большинства. Представ в храме Терпения, она почувствовала себя любопытным экземпляром в свете ярких ламп.

Тем не менее в таверне «Бартоло» она нашла выход своей ярости: здесь она могла общаться с точно такими же людьми, как она. Людьми, чьи близкие не пришли с войны или же, вернувшись, безвозвратно изменились. Людьми, чьи постаревшие родители сошли с ума из-за потери ребенка или спутника жизни. Людьми, пострадавшими от несправедливости существующей системы. Потому что было нечестно, что самые влиятельные последователи управляли городом. Нечестно, что они уклонялись от призыва на военную службу, в то время как остальные сражались с Бречаатом из-за религиозной семантики и ресурсов, которыми практически не имели шанса воспользоваться.

– Прости, прошлой ночью меня не было дома, – чересчур запоздало пояснила Роз, стараясь не обращать внимания на щемящее чувство в груди. – После работы я осталась у Пьеры.

Ей стало неловко, когда лицо матери расслабилось. Каприс до сих пор считала, что она работает в «Бартоло», и Роз не видела смысла говорить ей правду. Та лишь смутит и расстроит ее. К тому же мать никогда не выходит из квартиры, а значит, у нее нет возможности обо всем узнать.

– Ты всегда так много работаешь. – Лицо Каприс просияло. – Что бы мы без тебя делали, tesoro⁴?

Роз понятия не имела, кого на этот раз имела в виду Каприс под «мы», но спрашивать не стала, ограничившись сдержанной улыбкой. Ответ и без того был очевиден: без Роз ее мать зачахла бы в этой квартире. Вот почему она заставляла себя играть роль хорошей последовательницы. В некотором смысле все, что она делала, было ради Каприс. Роз нуждалась в возмездии за страдания своей семьи, как в воздухе.

– Я что-то давно не видела Дамиана, – продолжила ее мать. От этих слов Роз застыла. – Чем же он так занят?

Откуда она узнала? Для того, кто, казалось бы, редко обитал в реальном мире, Каприс была пугающе проницательна. Ей всегда удавалось затронуть именно ту тему, которая волновала Роз, независимо от того, имела ли она смысл или нет.

– Дамиан больше сюда не приходит, – ответила Роз резче, чем намеревалась. Она знала, что не стоит обижаться на склонность матери ворошить прошлое, но ничего не могла с собой поделать – оно всегда причиняло боль.

Каприс выпятила нижнюю губу.

– Рядом с ним ты больше улыбаешься.

Роз не стала говорить ей, что она скорее врежет Дамиану, чем улыбнется ему. А вместо этого растянула губы в улыбке, больше, наверное, напоминавшей гримасу.

– Ты заставляешь меня улыбаться не меньше. Хочешь чего-нибудь поесть? – Она обогнула круглый стол из красного дерева по пути на кухню. Вся квартира сверкала стерильной чистотой. Ее мать только и делала, что убиралась, терла и смахивала пыль, все время что-то напевая или бормоча себе под нос.

Каприс помотала головой.

– Я не голодна. Ох, я вчера ужасно волновалась за тебя, tesoro.

И все же Роз достала из шкафа сковороду. Они вновь пришли к тому, с чего начали.

– Я же сказала, что меня не будет дома.

– Ты не говорила!

– Говорила. Сразу после ужина, помнишь? Мы сидели здесь, – она указала на темно-зеленый диван, – и я сказала тебе не ждать меня.

На лице Каприс отразилось смятение, и Роз тут же пошла на попятную, проглотив ругательство. Ее мать частенько, приходя в замешательство, расстраивалась.

– Ладно, не бери в голову, – пробормотала Роз. – Возможно, ты права. Наверное, я и правда забыла сказать.

После этого принялась заваривать чай: достала пузырек, купленный в Меркато, и высыпала его содержимое в чашку вместе с ароматными листьями. Снадобье должно было помочь Каприс успокоить нервы и, надо признать, действительно хорошо работало.

Готовя, она молилась про себя, чтобы Каприс сменила тему, но вскоре пожалела об этом. От ее следующих слов к горлу Роз подкатила тошнота:

– Мы получили письмо от твоего отца.

Роз, разбивавшая яйца, застыла на месте; ее взгляд метнулся к листу пергамента в руках матери. Каприс часто упоминала Якопо Ласертозу в настоящем времени, но никогда раньше не заявляла о полученном от него письме. Еще реже спускалась вниз к почтовому ящику.

– Как мило, – сказала Роз, осторожно приближаясь к ней. – И о чем он пишет?

Глаза Каприс округлились. Пальцы, сжимавшие письмо – или нечто похожее на него, – задрожали, и на миг Роз решила, что она не ответит. Но все равно продолжала ждать, стараясь не делать резких движений, будто имела дело с испуганным зверем.

Наконец Каприс заговорила:

– Это было предупреждение.

Роз расслабилась. Уж лучше оно, чем, скажем, обещание Якопо вернуться домой через неделю. Она видела реакцию матери, которая снова поняла, что ее муж больше не придет.

– Он хочет, чтобы мы покинули город, – прохрипела Каприс, и по коже Роз побежали мурашки. – На улицах обитает нечто темное.

– Что?

– Вот, послушай! – взмолилась она, бегая глазами по пергаменту. – «Моим дорогим Каприс и Россане. Я ужасно скучаю по вам. Пишу, чтобы предупредить и просить немедленно покинуть Омбразию».

Роз снова сковало напряжение, ее охватило беспокойство.

– Можно мне взглянуть? – попросила она, однако Каприс не собиралась идти ей навстречу. Одним резким движением она вскочила на ноги, ее голос взлетел до отчаянного вопля.

– Оно убьет тебя! Убьет нас всех!

– Эй! – это слово Роз произнесла с угрозой. Затем схватила мать за плечо и силой усадила обратно на стул. Сделать это оказалось несложно: в отличие от хрупкой Каприс она была мускулистой. – Успокойся. Давай немного отдохнем, ладно? Я принесу тебе чай.

После некоторых пререканий и уговоров они легли вместе на кровать. Роз ждала, когда дыхание матери станет глубоким. Только после этого она выскользнула из постели и тайком вернулась к столу.

Как она и ожидала, письмо оказалось пустым.

И все же это удивило ее.

7. Дамиан

Дамиан бродил по коридорам Палаццо, как в тумане. Его покои располагались в другой части здания, и после дневных событий ему хотелось только одного: провалиться в беспамятство на всю оставшуюся ночь. А еще лучше – на всю неделю. Он слышал свои мысли, биение сердца чересчур громко. Ощущал тело слишком остро, словно их недавняя встреча с Роз Ласертозой пробудила его ото сна, в котором он, сам того не осознавая, застрял.

Находясь на севере, он с трудом представлял себе Роз другой, кроме как темноволосой озорной девчонкой, с которой когда-то бегал по улицам. Но она перестала ею быть. Теперь она стала жестокой и боевой, а высокий рост позволял ей смотреть ему в глаза не отрываясь.

В тот миг она чуть не испепелила его взглядом. Ее переполняла ярость. Дамиан знал, что так будет, а еще то, что заслужил это. Именно по этой причине он избегал Роз. Он был трусом, проклятым святыми.

И все же, только встретившись лицом к лицу, он понял, как сильно по ней скучал. Словно непрекращающаяся ноющая боль, пульсировавшая где-то внутри, внезапно вырвалась вперед. Еще никогда он так отчаянно не желал притвориться, будто ничего не изменилось. Ему хотелось, как в детстве, заключить ее в объятия и раствориться в по-летнему сладком аромате ее кожи.

К сожалению, имелась небольшая загвоздка: Роз ненавидела его.

Да, Баттиста Вентури убил Якопо Ласертозу. Да, это ужасно. Дамиан понимал, что Роз подавлена, но даже не предполагал, видимо по наивности, насколько она возмущена, до тех брошенных на прощание слов:

«Зато он, по крайней мере, не был подлым куском дерьма».

Дамиан не дурак. И прекрасно понимал, что Роз говорила не только о Баттисте. Но что он мог поделать? Как исправить?

Никак. И осознал это в миг, когда все произошло. Они оба каким-то образом стали теми людьми, какими клялись никогда не быть.

Дамиан до сих пор помнил тот день, когда представители от каждого храма проверяли их с Роз. Им тогда только исполнилось тринадцать. Уже после тестирования он лежал, растянувшись на ее кровати, а она сидела возле стены у окна, медовые солнечные лучи играли в ее распущенных волосах. Она казалась Дамиану самым прекрасным созданием на свете.

«Мне плевать, что я не последовательница, – невозмутимо заявила Роз. – Раз уж ты тоже».

Дамиан не был последователем. На долю секунды его охватило разочарование, пока он не увидел ухмылку Роз. Главное, что у них одинаковые результаты – только это имело значение.

«Ты же понимаешь, что в таком случае нам придется отправиться на север?» – спросил он. Тогда эта возможность не казалась им реальной. Она была далекой и непостижимой, как сама война.

Роз пожала плечами.

«Значит, пойдем вместе. Все равно это лучше, чем тренироваться в одном из тех навороченных храмов, где каждый считает себя особенно важным».

«Люди на войне умирают». – Во всяком случае, об этом Дамиан знал точно.

«Но не мы. Мы не умрем и не станем убивать. Мы просто выживем».

Это были глупые слова ребенка, который ничего не знал о мире, однако в ту минуту они принесли Дамиану успокоение. Роз переместилась к нему на кровать и прижалась щекой к его плечу. От этого прикосновения все нервные окончания в теле Дамиана вспыхнули, ему страстно захотелось, чтобы они лежали так вечность.

И все-таки он убил людей. Роз стала последовательницей. А то мгновение блаженства никогда не казалось ему столь далеким.

Прерывисто вздохнув, Дамиан провел рукой по вспотевшим волосам. Ему нужно было перестать цепляться за прошлое. Весь остаток дня он провел в попытках отвлечься: расспрашивал работников Палаццо о смерти Леонцио, пока в небе не сгустились сумерки. Все рассказывали приблизительно одну и ту же историю: в ту ночь они не видели последователя Смерти. Если это сделал посторонний, никто не знал, как он проник внутрь.

Ноэми, начальница стражи, патрулировавшая этаж Леонцио, выражала скорее возмущение, чем вину.

– Это оскорбительно! – довольно агрессивно ответила она, чем ошарашила Дамиана. – Разумеется, никто не мог пройти мимо меня. Я не какой-то там новичок, Вентури. Я работаю здесь дольше тебя. Если Леонцио отравили, то это, скорее всего, случилось раньше. Что касается его странного поведения… Не знаю, заметил ли ты, но Леонцио в принципе был странным человеком. И с каждым днем все больше становился параноиком. Ну что, мы закончили?

Дамиан, не перестававший думать о Роз, на этом не сдался и решил действовать дальше, только теперь все стало хуже. Но сейчас хотя бы у него было чуть больше информации, чем в начале.

Все его состояние говорило о том, что он устал. Вымотался так, как и представить себе не мог. Зрение периодически подводило, а каждое движение казалось странным, словно он двигался во сне.

Он поднялся по каменной лестнице на второй этаж, затем прошел до конца коридора. Ночь, давно проникнувшая в каждый уголок здания, окутывала сводчатый потолок, отчего гипсовые узоры на нем выглядели еще более таинственно. Дверь в комнату Дамиана была последней и располагалась слева – от одного ее вида сделалось легче. Дрожащими из-за нарушенной координации пальцами он осторожно потрогал ручку.

Дверь оказалась не заперта. Дамиана охватило дурное предчувствие, словно его окатили холодной водой. Он испугался не потому, что кто-то вломился к нему, а потому, что сразу понял, кто это сделал.

Дамиан вошел внутрь. В комнате было темно, но он все равно разглядел очертания человека, неподвижно сидящего на краю его кровати.

– Отец, – произнес Дамиан.

Баттиста Вентури, как всегда, выглядел бодрым и опрятным. У него были такие же, как у Дамиана, темные волосы и глаза, однако ростом он был ниже своего сына. Хотя это не имело значения: он всегда заполнял комнату своим присутствием. Привлекал к себе внимание и уважение, куда бы ни шел; спереди его форму украшали ряды крошечных медалей, отображавших все достижения отца на войне.

– Ты вернулся, – сказал Баттиста. Генерал был известен своим умением скрывать чувства, однако Дамиан заметил, как искривились его губы.

– Да. – Дамиан повесил свою аркебузу, зажег лампу и положил мундир на стул рядом с кроватью. Его покои, пусть и простые, перекликались с витиеватостью остального Палаццо. Роскошные простыни, причудливая лепнина под потолком. Возможно, посетившая Дамиана мысль казалась бредовой, но он жалел, что его мать не прожила еще какое-то время, чтобы умереть здесь, а не в продуваемой сквозняками спальне из деревянных панелей на севере.

– Я тебя жду уже довольно долго. Как все прошло?

Дамиан сделал глубокий вдох, и все накопившееся в его теле напряжение спало вместе с долгим выдохом.

– Ты слышал о смерти Леонцио.

– Разумеется, слышал, – ответил Баттиста, и между его бровями пролегла глубокая складка. – Ко мне приходил главный магистрат. И он недоволен. Скажи мне, что ты хотя бы провел этот день с пользой.

Черт. Неужели это не могло подождать до утра? Дамиан едва держался на ногах. Или это стыд, после того как он сознался в сегодняшних неудачах, так ослабил его.

Он опустился на стул с прямой спинкой рядом с кроватью, больше не беспокоясь о профессионализме.

– Судя по всему, Леонцио отравили, но, по заверениям Джады, ей неизвестно действие такого яда. В результате ее допроса мне не удалось выяснить ничего полезного. Затем мы с Сиеной сообщили храмам о проведении церемонии избрания преемника Леонцио, а остаток дня я опрашивал сотрудников.

– Понятно.

Дамиан выжидающе затаил дыхание. Он предполагал, что отец будет недоволен. Но Баттиста, напротив, выглядел… спокойным. Даже задумчивым.

После того как мать Дамиана умерла из-за болезни, Баттиста с головой ушел в работу. Стремительно поднявшись от военачальника до генерала, он вернулся домой, чтобы обеспечивать надзор за офицерами стражи. Теперь ему приходилось перемещаться между городом и передовой, но чаще всего он работал в Омбразии. Только благодаря положению Баттисты как последователя Силы – и его хорошим отношениям с главным магистратом – Дамиану позволили взять на себя командование стражей Палаццо. Не имело значения, что Баттиста редко применял свою силу. Он был последователем, обладавшим могущественной магией, – этого вполне хватало, чтобы заслужить уважение. Если Дамиан не сумеет зарекомендовать себя, это плохо скажется на репутации отца. Он и без того уже порядком его разочаровал тем, что не был благословлен собственной магией.

– Дамиан, – наконец произнес Баттиста серьезным тоном. – Я пытался помочь тебе. Я посоветовал тебе организовать патрулирование и использовать сильные стороны своих офицеров. Я убеждал Форте проявить терпение, говорил, что тебе просто нужно время встать на ноги. Но у меня есть и свои обязанности, я могу поднять тебя лишь с определенной глубины. Форте обеспокоен. Из-за активной деятельности мятежников он хочет, чтобы убийство Леонцио было раскрыто как можно быстрее. Я буду держать его на расстоянии так долго, как смогу, но нам необходимо в ближайшее время получить ответы, иначе тебя отправят обратно.

Дамиан сглотнул. Несмотря на то, что Форте уже выдвинул ему четкий ультиматум, слышать об этом во второй раз было все равно неприятно.

– Я не могу вернуться туда. Не могу вернуться на войну.

Он понимал, насколько важно для Омбразии обуздать Бречаат и еретиков. Знал это. А еще знал реальность войны и то, как мечты о славе в считаные секунды превращаются в пепел во рту.

– Я тоже не хочу, чтобы ты возвращался, – мягко сказал Баттиста. – Однако смерть Леонцио произошла в твое дежурство.

– Это был несчастный случай.

– Это было убийство, – поправил его отец. – Убийство, которого ты не заметил. Убийство, которое ты должен был остановить.

Дамиана захлестнул стыд. Он хотел возразить, но понимал, что не имеет права.

– Признаю, – выдавил он. – И мне очень жаль. Думаешь, я теперь буду спать спокойно, зная, что именно я должен был спасти ему жизнь? Я не мог… – он умолк, провел ладонью по щеке. – Я не мог предвидеть. И не понимаю, почему другие от меня этого ждут.

Баттиста вздохнул, черты его лица смягчились. Затем он встал и положил руки на плечи сына. Дамиан вскинул подбородок. Смотреть в отцовские темные глаза было все равно что глядеться в зеркало собственного будущего.

– Мы не можем тратить время на размышления, как выполнять свою работу, – мягко проговорил Баттиста. – Мы просто должны ее делать. Я знаю, что ты способен на большее. Ты мой сын.

В животе Дамиана поселилась неприятная тяжесть. Пусть это никогда не говорилось вслух, но он подозревал, что разочарование отца с каждым днем становилось все сильнее. Гордость, которую Баттиста продемонстрировал, узнав о героическом поступке сына на войне, – святые, одни только мысли об этих словах вызывали у него тошноту, – улетучилась. Его отец хотел лишь одного: чтобы Дамиан проявил себя. И он, черт побери, старался изо всех сил, но в последнее время весь мир, казалось, чересчур настойчиво давил на него, мешая ему устоять на ногах.

Он не Баттиста. И не способен бездумно поставить свою страну и честь превыше всего остального. Знал, что должен – этого от него требовало положение, – но прошлые поступки продолжали мысленно преследовать его.

– А что насчет других недавних смертей? – спросил Дамиан, не в силах сдержаться. – Думаешь, они связаны? Парень, найденный на берегу реки, и молодая девушка…

– Забудь о них, – прервал его Баттиста. – Форте не считает их приоритетной задачей, так что меньше всего тебе сейчас нужно отвлекаться. Сосредоточься на убийстве Леонцио – и только на нем.

Дамиан, застигнутый врасплох, замолчал. Безусловно, отец понимал, почему он хотел рассмотреть все возможности. Три предполагаемых убийства, произошедших в непосредственной близости друг от друга, являлись чем-то неслыханным в Омбразии. Если за них был ответственен один и тот же человек, он мог оставить улики на одном из других мест преступления. Однако Дамиан не собирался спорить.

– Должно быть, кто-то уже находился внутри Палаццо, – сказал он, возвращаясь к обсуждаемому вопросу. – Либо кому-то постороннему помогли пробраться внутрь.

Леонцио был политиком, а значит, кто-то, несомненно, получал выгоду, избавляясь от него. Хотя, находясь среди безопасных стен Палаццо, трудно было предположить, у кого именно могла найтись такая возможность.

Баттиста поправил и без того безупречный воротник своего мундира, под тканью обозначились напряженные плечи. Его кольцо последователя блеснуло в тусклом свете.