Kitabı oku: «Первая мировая война 1914–1918 годов и Сибирь»

© Шиловский М. В., 2016

* * *

«Мировой пожар. Вторая Отечественная война» (плакат 1914 г.)

Введение

Изучение проблемы «Первая мировая война и Сибирь», в том числе в ее военной составляющей (мобилизация, участие сибирских соединений в боевых действиях, подготовка пополнения, социокультурный облик призванных и т. д.), а также с точки зрения военной повседневности сибирского тыла, имело специфику, прежде всего связанную с состоянием отечественной историографии этого глобального вооруженного конфликта. Поскольку война породила социальный катаклизм 1917–1920 гг., а отношение к ней пришедших к власти большевиков было изначально негативным (империалистическая и захватническая), ее история в межвоенный период (1920–1941 гг.) разрабатывалась фрагментарно. Не случайно в четвертом томе «Очерков исторической науки в СССР» (1966 г.) посвященный этому времени дореволюционный раздел завершается революцией 1905–1907 гг. и анализом внешней политики России второй половины XIX – начала ХХ в., а собственно война во всех ее проявлениях отсутствует.

Военные тогда изучали организацию вооруженных сил царской России и ход боевых действий с целью практического использования накопленного во второй половине 1914–1917 гг. опыта для использования в РККА, боевой подготовке военнослужащих, формирования мобилизационных ресурсов. Параллельно в эмиграции офицеры и генералы императорской армии создавали «свою» историю войны, в основном путем написания мемуаров. В контексте социальной истории Первую мировую войну начали изучать с целью выявления предпосылок для свержения самодержавия. Своеобразной «матрицей» для всех последующих сочинений вплоть до начала 1990-х гг. стала первая глава первого тома «Истории гражданской войны в СССР» (1935 г.), в которой эти предпосылки перечислялись: захватнический характер военного конфликта, неподготовленность армии и страны в целом, военные поражения, экономический кризис, резкое ухудшение положение основной части населения, активизация стачечной борьбы пролетариата, политический кризис и окончательное банкротство самодержавия.

Принципиально ситуация не изменилась в 1940–1980-е гг. Характеристика собственно «военной составляющей» войны получила окончательное воплощение в фундаментальном исследовании А. А. Строкова¹. В обобщенном виде она повторяется, наряду с анализом социально-экономического развития империи, а также описанием общеполитического кризиса, в отдельной главе 6-го тома «Истории СССР» (авторы: В. А. Емец, А. Л. Сидоров, С. В. Тютюкин)².

Характерно, что в упомянутых исследованиях имеются специальные разделы, посвященные состоянию вооруженных сил Российской империи накануне войны, но отсутствуют сведения о подготовке пополнения и состоянии дел в тыловых гарнизонах в ходе нее.

«В России, – заметил в 1999 г. американский исследователь Д. Орловски, – Великая война погружена в молчание, кроме описания военных операций и других трудов по военной, дипломатической истории и т. п., она в значительной степени осталась белым пятном, достоянием томов, пылящихся в библиотеках и архивах. На протяжении всего советского периода имело место подавление человеческой памяти, желание забыть не только Великую войну, но и павших в ней, и смерть как таковую»³. И это – несмотря на большое количество литературы, нашедшей свое отображение в библиографических сборниках⁴. Соответственно, для большей части россиян война оставалась неизвестным сюжетом отечественной истории. В 1993 г. из 500 опрошенных читателей популярно-исторического журнала «Родина» лишь 6,6 % решились ответить, что Первая мировая для них является более или менее известной⁵.

Применительно к Сибири проблематика войны 1914–1918 гг. стала изучаться со второй половины 1950-х гг. в плане выявления предпосылок социального катаклизма 1917 г. Промежуточные итоги этого процесса подводятся в отдельной главе третьего тома «Истории Сибири» (1968 г.), состоявшей из двух разделов: «Влияние войны на экономику Сибири» (В. Г. Тюкавкин) и «Революционное движение в Сибири во время войны» (А. А. Мухин, В. П. Сафронов, А. А. Храмков), а также в соответствующих главах очерков истории рабочего класса и крестьянства региона дореволюционного периода (Д. М. Зольников и А. Я. Воронина)⁶. Они заложили основу для анализа экономических и социальных процессах в избранных хронологических рамках. Эти сюжеты получили дальнейшее развитие в работах Л. М. Горюшкина, В. П. Зиновьева, И. И. Кротта, Г. А. Ноздрина, В. А. Скубневского и др. Вместе с тем, военная проблематика свелась только к перечислению количества воинских призывов и указанию общего числа мобилизованных в армию (до 1 млн чел.).

Параллельно начинается исследование мобилизации, призывов в армию во время войны, расквартирования ополченческих формирований и запасных батальонов (полков)⁷. Основное внимание обращалось на негативные явления тыловой армейской повседневности – плохие жилищно-бытовые условия содержания призванных, отвратительное питание, издевательства офицеров и унтер-офицеров, порождающие массовое дезертирство, масштабные выступления мобилизованных в июле 1914 г., тяжелые и массовые заболевания, негативное отношение к войне и самодержавию. Отмеченная тенденция начинает преодолеваться. С начала 1990-х гг. появляются работы, более объективно и полно освещающие отдельные сюжеты истории региона в рассматриваемый период⁸. Увидели свет публикации, затрагивающие ратный подвиг сибиряков и сибирских формирований на фронте⁹. Разделы, посвященные войне 1914–1918 гг., стали обязательными для очерков истории и энциклопедических изданий отдельных городов и территорий региона. По проблематике Первой мировой войны защищены докторские диссертации Ю. П. Гореловым, И. А. Ереминым, П. А. Новиковым, кандидатские – С. Ю. Шишкиной, А. В. Полуаршиновым, О. В. Чудаковым, Т. А. Кижаевой.

Несмотря на серьезные подвижки, в историографии проблемы имеются существенные лакуны, дискуссионные вопросы, недостаточно изученные сюжеты. Что касается сибирских фронтовых объединений (дивизий и корпусов), в самом общем виде П. А. Новиковым описан боевой путь 2-го, 3-го и 7-го сибирских армейских корпусов, но ждет своих исследователей история 1-го, 4-го, 5-го и 6-го сибирских армейских корпусов, воевавших в составе всех фронтов, за исключением Кавказского. Дискуссионным остается вопрос о масштабах и характере выступлений мобилизованных сибиряков в июле 1914 г. Пожалуй, менее всего изучена система подготовки призванных в армию в запасных формированиях Омского и Иркутского военного округов. Известно лишь об их дислокации и о численности гарнизонов сибирских городов, об агитационно-пропагандистской деятельности радикалов среди военнослужащих; есть разрозненная информация о фактах дезертирства, неподчинения командирам, самовольных отлучках и т. д. Как и насколько эффективно осуществлялась подготовка новобранцев и ратников ополчения, мы не знаем, поскольку данный вопрос практически не изучался.

Применительно к гражданской сфере не установлены параметры вовлечения экономики Азиатской России в военное производство, влияние войны на потребительский рынок, воздействие «сухого закона» на ситуацию с потреблением спиртных напитков. Требует серьезного изучения влияние анализируемого явления на повседневную жизнь аборигенов, пришлых этносов, диаспор, конфессиональную ситуацию; практически не изучен вопрос о реквизиции «инородцев» на тыловые работы. Необходимо обстоятельно проанализировать пропагандистское обеспечение военных действий, эволюцию настроений различных социальных групп местного населения (горожане, крестьяне, рабочие, интеллигенция, молодежь), политических и неполитических объединений. Практически не затронутым оказался сюжет о состоянии органов местного государственного и общественного (городского и сельского) управления.

Решение перечисленных проблем потребует усилий не одного поколения историков, издания большого количества монографий. Естественно, их нельзя исчерпывающим образом решить в предлагаемом исследовании. Учитывая научную значимость и состояние разработки темы «Сибирь и Первая мировая война», автор попытался в плане постановки в очерковой форме рассмотреть ее компоненты: вклад сибиряков в военные действия; экономика; военная повседневность (раненые, инвалиды, семьи призванных, военнопленные, беженцы, организация социальной помощи им), связь фронта и тыла; общественно-политическая и культурная жизнь.

Хронологические рамки включают период от начала мобилизации во второй половине июля 1914 г. до Февральской революции 1917 г., в необходимых случаях затрагивая и первую половину этого года. Объектом настоящего исследования является Азиатская Россия, ее сельское и городское население. Предметом – события Первой мировой войны в регионе. Цель предпринятого анализа – реконструировать событийную сторону изучаемого военного конфликта на уровне крупного региона как тылового района, участие в нем различных социальных и этнических групп местного населения, властных структур, политических и общественных формирований. Территориальные рамки включают, кроме собственно сибирских территориально-административных образований (Тобольская, Томская, Енисейская, Иркутская губернии, Забайкальская и Якутская области), Акмолинскую и Семипалатинскую области Степного генерал-губернаторства (Степного края), поскольку его столицей являлся г. Омск и они входили в Омский военный округ, и на этой территории находились отделы Сибирского казачьего войска. Кроме того, Степной край после сооружения Транссибирской и Алтайской железных дорог, развития судоходства по Иртышу был интегрирован в социально-экономическое пространство сибирского региона¹⁰.

Корпус источников по проблеме участия Азиатской России в Первой мировой войне 1914–1918 гг., как опубликованных, так и архивных, можно разделить на две группы – исходящие от органов государственного, том числе военного, управления разных уровней, и образовавшиеся в процессе деятельности субъектов повседневной милитаризированной жизни региона в избранных хронологических рамках (органы общественного самоуправления, кооперативные организации, политические и неполитические – прежде всего экономические, благотворительные и т. д. – объединения, а также отдельные лица).

К первой группе относятся законы и нормативные акты верховной власти (указы, манифесты, высочайшие повеления), приказы, распоряжения, инструкции, предписания, объявления министерств и ведомств, а также местных органов государственного управления (генерал-губернаторов, губернаторов, командующих войсками военных округов, прокуратуры, судебных инстанций, жандармских и охранных управлений и подведомственных им структур), делопроизводственные и отчетные материалы (рапорты, отчеты, докладные записки, обзоры, следственные материалы, телеграммы и т. д.), в том числе отражающие процесс подготовки маршевого пополнения для действующей армии в запасных частях гарнизонов Омского и Иркутского военных округов. Регулярное оперативно-агентурное наблюдение правоохранительных органов за партийными структурами, политическими ссыльными, неформальными объединениями, отдельными лицами давало определенный «улов», отложившийся в виде агентурных донесений, перлюстрированных писем, изъятых при обысках и ликвидациях прокламаций, отчетов, протоколов собраний, конференций и т. д.

Делопроизводственные документы властных структур страдают субъективизмом и отличаются стремлением составителей снять с себя ответственность за происходящее.

Значительная, подчас уникальная, информация о разных сторонах изучаемого явления содержится в источниках личного происхождения (письмах, дневниках, воспоминаниях) очевидцев и современников, как участников боевых действий, так и проживавших в Сибири во второй половине 1914–1917 гг. Среди них «бесценным и уникальным свидетельством драматических событий Первой мировой войны»¹¹ являются дневники иркутского ученого и общественного деятеля И. И. Серебренникова (1882–1953), хранящиеся в Государственном архиве Иркутской области и изданные в 2008 г. Они написаны человеком, обладавшим большим информационным ресурсом, поскольку Иван Иннокентьевич не только наблюдал, но непосредственно участвовал в повседневной жизни Иркутска рассматриваемого времени, активно вращался в управленческих структурах, был знаком со многими чиновниками, общественными деятелями, руководителями муниципальных структур.

Среди источников богатством фактического материала выделяется периодическая печать, которая не только аккумулировала информацию о событиях военного времени в рамках определенной территории, но и отражала настроения населения, различные проявления его социального поведения. Среди местных повременных изданий активно использовался информационный ресурс самой массовой в Сибири томской газеты «Сибирская жизнь», в меньшей степени – газет, издававшихся в других городах региона (Омск, Барнаул, Новониколаевск, Красноярск, Иркутск). Отчасти данный недостаток компенсируется активным привлечением различного рода хроник, одним из основных источников для составления которых и послужили местные периодические издания. Так, фундаментальная летопись Н. С. Романова¹², содержащая ценные сведения прежде всего о культурно-благотворительной и повседневной жизни города, помимо собственных наблюдений составителя имела источником местную газету «Сибирь» за 1914–1917 гг. Существенным подспорьем служат созданные в 1980–1990-е гг. хроники рабочего, крестьянского и общественного движения¹³, а также их современная версия по Томской губернии¹⁴. Их дополняют хроники по отдельным городам и территориям региона¹⁵.

Таким образом, мы имеем довольно значительный корпус источников, очень разнохарактерных по содержанию, разнотипных по форме, к тому же дисперсно рассеянных в громадной совокупности материалов. Они оставляют солидную источниковую базу, позволяющую анализировать ситуацию в различных сферах повседневной жизни Азиатской России во время Первой мировой войны.

«Высочайший манифест» с объявлением о войне

Глава 1. Военный потенциал Сибири в Первой мировой войне

§ 1. Мобилизация

С 14 июля 1914 г. в Омском и Иркутском военных округах вводится в действие «Положение о подготовительном к войне периоде». Административным и правоохранительным органам предписывалось «особенно усилить надзор за недопущением возникновения забастовок». 18 июля в Российской империи началась массовая мобилизация запасных, с 22 июля призывная кампания распространилась на ратников государственного ополчения. В войну вступили по закону от 24 июня 1914 г. при следующих основах воинской повинности: призывной возраст 20 лет (на 1 января года призыва); общий срок службы в пехоте и артиллерии 18 лет (3 года и 3 месяца действительная срочная служба, 14 лет и 9 месяцев в запасе), в остальных родах войск (кавалерия, саперы) 17 лет (4 года срочной службы, 12 лет и 9 месяцев в запасе). Запас традиционно подразделялся на разряды: первый для пополнения полевых войск (до 30–ти летнего возраста), второй – резервных и тыловых формирований (до 39–ти лет). Ополчение делилось на два разряда, созывалось только в случае войны. Оно предназначалось для пополнения действующей армии, формирования отдельных команд и ополченческих частей¹⁶. Предполагалось, что кадровой армии (1423 тыс. чел.) и запаса (3115 тыс.) будет достаточно для достижения победы.

Мобилизационные ресурсы Омского военного округа на 1 января 1914 г. составляли 166 207 рядовых и унтер-офицеров 1-го и 2-го разрядов, 29 285 ратников ополчения, проходивших действительную срочную службу, и 56 639 ратников, не служивших в армии¹⁷. В Иркутском военном округе таковых всего насчитывалось 39,5 тыс. чел.¹⁸ Организацией призыва занимались губернские и областные по воинской повинности присутствия, опиравшиеся в своей деятельности на аналогичные образования на уровне уездов. В Томске присутствие возглавлял губернатор В. Н. Дудинский, а членами были: вице-губернатор А. Г. Загряжский, управляющий казенной палатой И. Б. Маршанг, прокурор окружного суда С. Г. Дубяго, непременный член по крестьянским делам А. А. Барок, советник В. Э. Мейер и Томский уездный воинский начальник полковник И. М. Соколовский. В губернии начали работу 53 призывных участка (Барнаульский уезд – 21, Каинский – 8, Томский и Бийский – по 7, Мариинский и Змеиногорский – по 6, Кузнецкий – 5). Масштаб работы был огромен. Только в Барнаул во время мобилизации из уезда прибыло более 50 тыс. запасных нижних чинов¹⁹.

В Томске призыв начался в субботу 19 июля в 6 часов утра. По разным причинам медосмотру подверглось примерно 70 % явившихся, из них годными к службе признали 75 %, остальные получили различные отсрочки. На фронт попал только каждый второй из намеченных к призыву. У основной массы забракованных диагностировали болезни глаз, ушей, переломы, зобы и грыжи²⁰.

Начало войны сопровождалось в Сибири массовыми проявлениями общественной активности. Во всех городах региона отслужили литургии и молебны о даровании благословления божия и успеха русскому оружию. Прошли массовые патриотические манифестации с национальными флагами, портретами императора, исполнением национального гимна. В донесении акмолинского губернатора министру внутренних дел от 15 октября 1914 г. подчеркивалось: «Нет того уголка Великой России, где бы призыв Царя не вызвал чрезвычайного подъема патриотического чувства и горячего решения все отдать на защиту Русского Государства»²¹.

В августе жительница Томска Мария Леонтьевна Бочкарева (урожденная Фролкова) направила императору Николаю II телеграмму с просьбой разрешить поступление на военную службу. Получив его, она зачисляется рядовым в 25-й Томский запасной батальон. С конца 1914 г. она находилась на передовой, получила четыре ранения, была награждена четырьмя Георгиевскими солдатскими крестами всех степеней, двумя серебряными и одной золотой медалями, произведена в старшие унтер-офицеры. В 1917 г. выступила инициатором создания из женщин-добровольцев ударных батальонов. В отличие от своей предшественницы, дворянки Н. А. Дуровой (1783–1866), Бочкарева была крестьянкой, работала прислугой, на укладке асфальта, т. е. представляла тип эмансипированной женщины-простолюдинки. Она стала инициатором массового участия женщин в боевых действиях.

Имели место отдельные случаи добровольного вступления в армию, в том числе со стороны представителей аборигенных этносов региона. Так, среди 1 тыс. военнослужащих 4-х маршевых рот, отправленных из Томска в Псков 14 сентября 1915 г. находился один доброволец – Т. М. Зенков из Тарского уезда Тобольской губернии²². В октябре 1916 г. на основании Именного Высочайшего Указа императора Николая II призывается добровольно в армию и направляется в запасной полк татарин Катуков-Азанов Мухамет Емурлович, крестьянин села Епельдинского Ново-Ярковской волости Каинского уезда Томской губернии, магометанского вероисповедания, холостой, неграмотный, хлебопашец²³.

Массовая мобилизация, взрыв патриотических настроений породили, с одной стороны, добровольчество, а с другой – попытки уклонения от призыва. Первый тип поведения продемонстрировал известный иркутский адвокат Г. Б. Патушинский, прапорщик ополчения, добившийся «высочайшего» разрешения на перевод в отправляющейся на фронт сибирский стрелковый полк, «чтобы вырвать свободу еврейскому народу». Он награждается многими орденами вплоть до Св. Владимира 4-й степени²⁴. Добровольцами ушли на фронт омские адвокаты, кадеты Д. С. Каргалов и В. О. Петропавловский²⁵. С другой стороны, иркутский казак, золотопромышленник И. И. Гаськов добился увольнения с военной службы, хотя Иркутский казачий дивизион на фронт не отправили²⁶.

М. Л. Бочкарёва в 1918 г.

В то же время мобилизация запасных породила массовые выступления (бунты) с эпицентром в Томской губернии, где проживало более 40 % населения региона. В сельской местности они происходили с 19 июля до конца месяца. Так, 21 июля в волостном селе Шаховском Барнаульского уезда мобилизованные разгромили волостное правление, дома сельского старосты и волостного писаря, а в с. Павловском «тысячи запасных, следующих в Барнаул» подвергли погрому волостное правление и контору лесничего. В донесении тобольского губернатора А. А. Станкевича в МВД от 21 августа 1914 г. утверждалось, что «мобилизация протекала успешно, при соблюдении в общем полного порядка». Но, «к сожалению, в некоторых местах Тюкалинского уезда и, отчасти Ишимского, порядок этот был нарушен следовавшими на сборные пункты запасными нижними чинами, допустившими насильственные действия по отношению к лицам сельской администрации и чиновникам, сопровождавшимися похищением вина»²⁷. Более откровенен томский губернатор В. Н. Дудинский, который в аналогичном донесении от 2 сентября, признавал: «Призыв запасных был затруднен отказами выступать и бесчинствами, производимыми ими на сборных пунктах и по пути следования (разбивали казенные винные лавки, грабили и поджигали дома и магазины и производили разные бесчинства). Беспорядки происходили почти повсеместно в Томской губернии… В Барнаульском уезде были произведены разгромы канцелярий лесничества Алтайского Округа и массовые порубки леса»²⁸.

Всего по данным хроники крестьянского движения в Сибири²⁹ я насчитал в четырех губерниях (Тобольской, Томской, Енисейской и Иркутской) 157 протестных акций мобилизованных, которые произошли в 72 селах и 13 деревнях 60 волостей, прежде всего – в наиболее крупных сельских поселениях и волостных центрах, где сосредоточивалась основная масса призванных. В Иркутской губернии волнения имели место в 7 селах Нижнеудинского и Киренского уездов. В Енисейской губернии – в 11 селах Ачинского, Красноярского и Минусинского уездов. В Тобольской губернии – в 6 селах и 2 деревнях Ишимского и Тюкалинского уездов. Подавляющая их часть приходится на Томскую губернию. Здесь бунтовали в 101 селе и 11 деревнях 49 волостей Томского, Мариинского, Каинского, Барнаульского, Кузнецкого и Змеиногорского уездов. Внутри губернии лидировал Барнаульский уезд (20 волостей, 48 сел и 2 деревни).

По характеру можно выделить следующие типы акций: В 9 случаях имели место разгромы волостных правлений и избиение должностных лиц крестьянского самоуправления (волостных и сельских старост, писарей, десятских и сотских); в 12 случаях осуществлялись массовые порубки леса, разгромы и поджоги контор лесничеств и лесных кордонов, квартир лесных объездчиков. Но больше всего – 136 из 157 фактов (86,6 %) разгромов торговых и винных лавок. Так, в станице Зерендинской Кокчетавского уезда Акмолинской области возле винной лавки собралась толпа запасных, требовавшая отпуска водки «Капитан Сушков и есаул Маньков направились к толпе, пытались убедить и уговорить ее. Две партии запасных спокойно ушли. Прибыла, однако, новая партия, более значительная, из села Викторовки, среди которой уже много было пьяных. Пьяные настойчиво потребовали водки. Уговоры не действовали. Настроение поднималось. Кто-то крикнул: «Разбивай лавку». Человек 200 запасных и толпа казаков обступили лавку со всех сторон, разбили ее и начали вытаскивать через окна бутылки. Троекратный оклик капитана Сушкова отойти от лавки и предупреждение о стрельбе не привели ни к каким результатам. Это так подействовало на капитана Сушкова, что он, очевидно, под влиянием нервного аффекта, выстрелил себе в висок. Толпа остановилась и затем медленно стала расходиться. Рана оказалась неопасной и Сушкову своевременно была подана медицинская помощь. Вина похищено из лавки на сумму 518 рублей»³⁰.

Разгромы и грабежи винных лавок имели массовый характер. Так, в Омске «24 июля в 9 часов утра, несколько человек запасных нижних чинов вошли в ренсковой погреб Харлампия Дунья-Оглы по Думской улице на окраине города, оторвали решетку у полок, на которых находились различные вина, похитили вина на сумму до 75 руб. Те же лица забрались в ренсковой погреб Анны Дегтяревой на той же Думской улице, взяли разных вин и гастрономических товаров на сумму около 100 р. И скрылись. Около 11 часов того же 24 июля толпа опьяневших запасных нижних чинов вошла в винно-бакалейный магазин Попова на углу Думской и Семинарской улиц и потребовала вина. После отказа, 15 человек запасных бросилась в соседнюю с лавкой комнату, где хранилось унесенное из магазина вино и захватили вин на 50 руб. Два нижних чина забрались в кассу и, взяв из нее около 40 рублей, вышли из магазина, сели на близь стоявшего извозчика и скрылись. Однако полиции удалось разыскать грабителей и задержать; при них оказалось 14 бутылок коньяка, 42 коробки папирос и 25 руб. денег мелким серебром. Задержанные оказались: первый – крестьянином Тобольской губ. Зиновием Искрой, а второй – крестьянином Томской губернии Семеном Манским»³¹.

Винная лавка в эпоху казённой монополии

Помимо сельской глубинки, волнения призванных произошли в Кузнецке, Новониколаевске, Барнауле, Ишиме, на железнодорожных станциях Убинская, Боготол, Зима, вообще по линии железной дороги. Так, 23 июля 1914 г. «запасные чины поездов №№ 40, 44, 46, 48, разгромив в селе Тайшет винную лавку, понапились. Придя на станцию, произвели буйство, ворвались в помещение охранной роты 19 Сибирского стрелкового полка, где похитили две винтовки и открыли беспорядочную стрельбу. По команде ротного командира стрелки дали залп и один из запасных тяжело ранен, остальные разбежались по вагонам»³². 24 июля в Ишиме «группа запасных, подстрекаемая двумя своими товарищами, учинила беспорядок с сопротивлением офицеру. Вызванная последним полурота стала заряжать ружья, при зарядке несколькими случайными выстрелами убит прохожий старик, ранен запасный. Порядок восстановлен, зачинщики арестованы, вызван военный следователь». Подводя итоги призыва и отправления мобилизованных, иркутский губернатор телеграфировал в Департамент полиции 28 июля: «Проезжающие [по] линии железной дороги запасные… производили [на] некоторых станциях и прилегающих [к] станциям поселках Иркутской губернии безпорядки и бесчинства, расхищали закрытые винные лавки»³³.

Кроме того, в Ишиме в тот же день утром на сборном пункте при управлении уездного воинского начальника запасные общей численностью до 30 человек пытались силою войти в управление, «требуя кормовые деньги либо еще не полученные, либо не полагающиеся им по правилам; при этом двое главарей, из них один запасный, гвардеец-фейерверкер Ефим Усольцев и другой по приметам Алексей Каверзнев с другими неустановленными личностями схватили за руки помощника начальника сего управления штабс-капитана Клитина, не впускавшего их во двор. В виду этого по команде командира охранной роты капитана Пучковского был произведен один ружейный залп, коим убит крестьянин Больше-Сорокинской волости, ранен запасный Александр Мельников. После залпа совместными действиями чинов общей и жандармской полиции порядок был тотчас восстановлен»³⁴.

В Мариинск с 18 июля начали прибывать мобилизованные, некоторые из которых были пьяны, а примерно половина объявили себя больными. Для их обследования 21 июля начались заседания уездного воинского присутствия. Тогда же находившиеся в городе четвертый день призывники начали выражать недовольство проведением мобилизации в разгар полевых работ и требовать выплаты пособий семьям. Они жаловались на то, что третий день не получают горячей пищи. 23 июля патрулем на базаре был задержан и отправлен в полицейское управление мобилизованный с украденным им чайником. Немедленно собралась толпа в 3 тыс. человек, потребовавшая освободить арестованного. По приказанию уездного исправника Б. Х. Оржеховского полицейские и солдаты местной воинской команды начали стрелять в воздух, рассеяв собравшихся. Часть из них (около 50 чел.) ворвались в здание городского полицейского управления, избили находившихся там, разгромили помещение, разорвали и расшвыряли документы. Портрет Николая II был пробит, а Александра II облит чернилами. Нападавшие захватили 100 бутылок вина, находившиеся в здании в качестве вещественных доказательств. В тот же день толпа осадила винный магазин купца Чердынцева и он не стал испытывать судьбу, приказав выкатить на улицу 45-ведерную бочку с вином. После ее распития, толпа направилась к другим магазинам, но была рассеяна полицейскими и солдатами местной воинской команды. 24 июля положение стабилизировалось, а вскоре мобилизованных в эшелонах отправили на фронт³⁵.

Наиболее драматический характер приобрели события в Новониколаевске и Барнауле. В первом 21 июля четырехтысячная толпа мобилизованных двинулась от вокзала к воинскому присутствию. К ним присоединились рабочие. Был поднят красный флаг. В ответ на выстрелы полицейских, собравшиеся разграбили оружейный магазин и вступили в перестрелку с правоохранителями, в помощь которым прибыли солдаты местного гарнизона. В ходе столкновения двое призванных были убиты, еще двое ранены, ранения получили два десятка солдат и полицейских, офицер и пристав. 23 июля при отправке эшелона с мобилизованными произошло еще одно серьезное вооруженное столкновение, в ходе которого погибло 16 и ранено 25 чел. 24 июля на железнодорожной станции произошел еще один кровавый инцидент. Запасным из проходящего эшелона, во избежание столкновений, запретили выходить из вагонов. Последние отказались выполнять приказ, и в результате начавшейся перестрелки с вызванной воинской командой погибло 9 чел, 22 получили ранения (4 из них умерли)³⁶. Произошедшее позволило очевидцу этих событий большевику Г. Е. Дронину заявить в своих воспоминаниях: «Гражданская война, я бы сказал, началась в Новониколаевске чуть ли не с первых дней мобилизации в 1914 г.»³⁷.

В Барнауле к 22 июля собралось до 20 тыс. мобилизованных. Часть из них ночевала на улице, плохо было организовано питание. Их требования выдачи «кормовых» и пособий семьям, улучшения условий содержания, вежливого обращения игнорировались. Обозленные призывники избили стражей порядка, начали громить казенный винный склад, где вспыхнул пожар. Пожарникам не давали его тушить. Как пишет А. С. Муравлев: «В разгоряченной толпе послышались призывы к разгрому и грабежу. К месту пожаров, охвативших около девяти часов вечера уже целые кварталы, стекались все новые и новые толпы запасных и городских жителей. Разобрав оружие в разбитых ими же оружейных магазинов, они стали громить дома, лавки, склады»³⁸, здание местного отделения «Русского для внешней торговли банка». К вечеру 22 июля город находился в руках мобилизованных. Полицейские в форме боялись появляться на улицах. Чиновники разбежались из присутственных мест. Уездный воинский начальник скрылся.