Kitabı oku: «Три жреца»

Издание подготовлено при поддержке Фонда исследований исламской культуры

© ООО Фонд исследований исламской культуры, 2018

© ООО «Садра», 2018

* * *

Предисловие

Роман Маджида Кейсари «Три жреца» повествует об одном дне из жизни четырехлетнего мальчика, которому в будущем суждено стать одной из величайших фигур мировой истории. Пройдут годы, и люди узнают его под именем Мухаммада – Посланника Аллаха, последнего из пророков Божьих, он принесет человечеству свет ислама и останется жить в веках. Но на страницах этой книги Мухаммад – лишь ребенок, на долю которого выпадает одно из первых в его жизни испытаний.

В те далекие времена у арабов бытовал обычай нанимать для малолетних детей кормилиц из кочующих по пустыне племен. Вот и дед Пророка Абд аль-Муталлиб, которого в романе именуют Господином, отдал внука на воспитание молодой женщине Халиме из племени Бани-Саад. Два года (а по некоторым источникам – целых пять лет) Мухаммад прожил в семье своих приемных родителей.

Однажды мирная жизнь кочевого племени была нарушена приездом трех иноземных жрецов, разыскивающих какого-то ребенка. Эти трое, узнав только им ведомыми путями о появлении на земле последнего Пророка, задались целью любым способом заполучить мальчика в свои руки. Что они хотят от него? Может быть, воспитать в нужном им духе… а может быть, и вовсе избавиться от того, в ком видят угрозу для себя и своего мира? Теперь у Халимы есть лишь один день, чтобы спасти вверенного ее заботам Мухаммада и вернуть его в родную семью…

О том, что произошло в жаркой аравийской пустыне в один из самых обычных дней полтора тысячелетия назад, и рассказывает увлекательный роман иранского писателя, основанный на подлинных событиях, описанных в хадисах.

* * *

Стояло раннее утро. Солнце только-только окрасило небо первыми лучами рассвета, когда к шатрам подъехал на белом верблюде всадник. Ему было всего двадцать пять лет, но из-за смуглого лица и морщин на лбу он выглядел гораздо старше. Верблюд, хорошо знавший дорогу домой, завидел загон для скота и ускорил шаг.

Путник еще издали разглядел детей, сидящих в тени куста палиуруса. Дочки, как обычно, играли с младшим братом в камешки. Заметив всадника на верблюде, они вскочили на ноги и запрыгали от радости.

Немного не доехав до островка тени, всадник приказал верблюду лечь и спустился на землю. Положив палку и торбу под колючие ветви кустарника, он поспешил вперед, но тут же остановился, завороженный безбрежными просторами, представшими его взору. Вокруг до самого горизонта простиралась совершенно голая, без единого деревца, пустыня, а над головой, на огромном куполе неба, не было видно ни облачка, так что ждать дождя не имело смысла. Небеса оставались безразлично чистыми и бирюзовыми от края до края.

Путник обернулся и посмотрел на шатер, полог которого развевался на ветру. Около верблюда зазвенели детские голоса, и хозяин крикнул детворе: «Не мучайте его!» Девочки, уже вовсю тормошившие животное, услышали строгий голос отца и оставили верблюда в покое.

Горячий ветер, дувший из пустыни, шевелил ветви палиуруса, и тот ронял высохшие листья, которые с шорохом падали к ногам путника.

Желая напиться воды, мужчина направился к шатру, но там его ждало разочарование: треножник для бурдюка оказался пустым. Как видно, Халима уже отнесла пустой бурдюк к колодцу. Путник вернулся к палиурусу и уселся на землю в его тени. Он смотрел на то место, где обычно висел бурдюк, разглядывал сухие палки треножника и думал о том, с каким удовольствием отведал бы сейчас верблюжьего молока.

Прошлой ночью ему приснилось, что всю пустыню накрыли сизые тучи, бросившие тень на шатры их племени, однако дождь так и не пошел. Еще засветло вместе с другими мужчинами он отправился на поиски увлажненных дождем земель со свежей травой. Он надеялся, что приснившиеся ему тучи все же прольют где-то на почву живительную влагу. Когда мужчины его племени обсуждали, где лучше искать новое пастбище, они решили не звать Хареса. «Его семье не нужно пастбище, – рассуждали они. – Отведут свое стадо на плоскогорье – и земля тут же зазеленеет». Однако вчера вечером Харес настоял на своем и отправился вместе с соплеменниками, продолжавшими обследовать соседние земли.

Вместе с тем никто не мог разгадать тайну его стада. Дело в том, что куда бы оно ни приходило, везде тотчас начинала расти свежая трава. Если раньше в каком-то месте травы почти не росло, то с приходом стада Хареса она начинала пробиваться из-под земли, и вся пустыня сразу же зеленела. Из-за людских толков он постоянно отводил свое стадо в самые отдаленные места, туда, где не жил ни один человек, однако всегда оказывалось, что кто-то ходит за ним тенью и потом обо всем рассказывает другим.

Этот кто-то, как и Абдулла, взял с собой бурдюк. Ну что тут поделаешь? Придется Харесу терпеть, пока не доберется до стада. Если он поторопится, то, возможно, еще выпьет пиалу молока с Абдуллой. Тот наверняка сидит со стадом и поджидает отца, готовясь сообщить ему о том, что нашел новое пастбище.

Харес встал на ноги, оставив в тени кустарника треножник, и подошел к господскому мальчику¹. Девочки возились около загона. Казалось, ребенок пристально смотрит на белую полоску дороги, которая лентой извивалась по красно-серым холмам и шла дальше в сторону колодезного сруба. Харес проследил за взглядом малыша и тоже внимательно посмотрел на дорогу. Он понимал, что если его голодное стадо все же утолит свой голод, то это только благодаря мальчику, однако не знал, почему это происходит. Харес довольно посмотрел на ребенка, а потом опять уставился на дорогу, но на ней по-прежнему никого не было. Всё вокруг покрывала пыль. Если бы он пошел по белому следу, то добрался бы до колодца, где была Халима. Сердце настоятельно велело ему сделать это, но Харес лишь пристально глядел на дорогу и с нетерпением ждал, когда жена покажется из-за холма.

Солнце беспощадно жгло сзади его шею. Еще больше мучений доставлял сильный ветер. Харес взял конец своего тюрбана и подсунул его под рубаху. Девочки во что-то увлеченно играли у входа в загон и не обращали на отца никакого внимания. Время шло, и ему нужно было как можно быстрее добраться до Абдуллы. Всадник подошел к кустарнику, и верблюд, завидев хозяина, громко заревел. Харес уселся ему на спину и сказал дочерям: «Передайте матери, что завтра мне надо рано отправляться в пустыню». После этого он ударил пятками в бока верблюда, тот взревел еще раз и поднялся на ноги.

Не успел Харес миновать поворот дороги, как издали до его слуха донеслось непонятное жужжание, какое обычно издает летящая стая пчел. Он поправил на голове свой потертый тюрбан, чтобы отчетливее услышать этот странный звук, который с каждой минутой становился все громче.

Из-за холмов раздавался какой-то шум. Громко цокая, Харес принялся бить пятками по бокам верблюда, торопясь взобраться на холм. Миновав возвышенность, всадник услышал крики соплеменников, а следом – глухой гул шагов. Харес увидел бегущих людей, которые взбирались по холму, направляясь на вершину соседнего. Особо занятно было смотреть на то, как баловались дети. Он подумал, что, наверное, опять из-под каменной плиты поднялся какой-то покойник или ребятня подожгла на собаке шерсть и теперь радостно скачет вокруг – он сам в детстве частенько играл в такие игры. Не обращая внимания на детские крики, Харес продолжал быстро гнать верблюда на вершину холма, где его ждал сын. Какой ему прок от воскресшего покойника или подожженной собаки? Это всё развлечения для детей, ведь когда огонь перестанет гореть, закончится и веселье. Он повернул за холм, и его взгляду предстал величественный курган Махур, стоящий посреди пустыни и обдуваемый песчаным ветром. Харес опустил край своего тюрбана и, не дойдя до самого левого шатра, принялся искать глазами свою собаку, которая обычно лаяла, вставая на задние лапы, и бежала ему навстречу, однако на этот раз ее не было видно. Краем глаза он заметил, что слева по склону холма тоже бежали, поднимая клубы пыли, женщины и дети, Они поминутно останавливались, но неизменно смотрели в сторону шатра одноглазого Хелаля. Собака, если ее подпалили, обязательно побежала бы в сторону шатров, тогда ее должны были избить палками до полусмерти, иначе она могла забежать в какой-нибудь шатер и поджечь его. Однако то, что за детьми бежали еще и женщины, говорило о том, что дело не в воскресшем покойнике и паленой собаке.

Харес начал подозревать неладное. Было еще не очень поздно, до завтрака оставалось время. Всадник погнал верблюда в сторону оврага. Он принялся быстро бить ногами по бокам животного, чтобы как можно скорее подъехать к детям, продолжавшим взбираться по склону холма.

На полпути он спросил у отставших женщин:

– Что это за шум?

– Не знаю, Харес, – ответила одна из них.

– А где Халима? – спросила другая.

– У колодца.

Никто не знал, что же на самом деле произошло. Все бежали, глядя друг на друга, и торопились вперед, чтобы не отстать от остальных, напоминая стадо овец, оставшееся без пастуха. Всадник растерянно топтался на месте. «В чем же дело?» – спрашивал он себя. Он снова посмотрел на пыль у подножия холма. Неизвестность была невыносима. «Будь что будет. В каждом стаде должен быть свой вожак», – подумал он и погнал верблюда на вершину холма. Шатер Хатеба был по пути, и в это время суток мимо него мало кто проезжал. Харес знал: если Хатеб увидит, что он отправился не в пустыню, а вслед за женщинами и детьми, то обязательно что-нибудь съязвит по этому поводу. Однако выбора не было: обойти шатер Хатеба никак не получалось. Если это веселье, тогда ничего страшного, он смог бы по пути помахать Хатебу и той же дорогой поехать в пустыню.

Внезапно всадник подумал о своем брате. Не дай Бог, с ним или его семьей случилось что-то страшное! Он продолжал гнать верблюда к шатру Хатеба, и чем ближе подъезжал, тем громче становились людские крики.

* * *

Песчаный ветер унес слова, невидимые слова, рожденные рокочущим и пугающим громом. Глазам предстали развеваемые ветром черные одежды женщин, собравшихся возле колодца. Халима сидя наполняла бурдюк водой, но вдруг ее охватило волнение. Налив лишь несколько чаш воды, она заметила, как по холму к колодезному срубу бежит мальчик. Она подумала, что это, конечно же, не ее сын, а кто-то другой. Точно так же, когда сообщают о нападении волка на стадо, никто сначала не думает, что пострадал именно его скот. К тому же мальчики семи-восьми лет издали очень похожи друг на друга. Когда он приблизился, Халима сначала не поверила своим глазам, подумав: «Неужели это действительно Абдулла?» То, как бежал мальчишка, его короткие ловкие ножки, длинная потертая рубаха… «Наверное, на его стадо напал волк», – решила Халима. Это действительно был Абдулла, ее сын, который босиком бежал к матери. Опершись руками о колени, Халима поднялась и уронила на землю чашу для воды. Раздался громкий треск, и чаша раскололась пополам. Халима не верила своим глазам. Как Абдулла здесь оказался?

– Халима, он убежал! – крикнула ей сестра Разия.

Халима обернулась. Горлышко бурдюка наклонилось, чаша валялась разбитой на земле, вода стекала по камням, лежавшим возле колодца.

Халима рассеянно взглянула на Разию, посмотрела на бурдюк и разбитую чашу, а потом уставилась на Абдуллу, следя за тем, как быстро он спускался по склону холма. Другие женщины, стоявшие около колодца, заметили, с какой поспешностью бежал мальчик, и зашептались между собой. Халима отошла от колодца и направилась к сыну. После встречи с христианским монахом она была готова ко всему. Ее сердце отчаянно колотилось, она не могла вымолвить ни слова. В глазах застыл страх, язык словно онемел. Слова замерли в горле, да и что тут можно было сказать?

Подбежав к женщинам, Абдулла закричал: «Приехали!»

Халима опустилась на колени и расправила плечи. Мальчик не смог вовремя остановиться и с разбега налетел на мать. Халима упала спиной на землю, но всё же удержала голову сына у своей груди.

– Не бойся, не бойся. Всё в порядке.

Сев на пятки, она принялась вытирать ладонью пот и грязь со лба сына.

– А теперь расскажи, что случилось? Волк напал? Разбойник объявился?

– Чужаки…

– Чужаки? Разбойники? Говори. Что случилось? Стадо увели?

– Стадо? Какое еще стадо? Они сейчас ходят возле шатров…

– Чтоб тебе пусто было! Ты меня сводишь с ума! Говорила я, не видать нам стада. Это всё волки, гиены. Рассказывай…

– Они ходят от шатра к шатру.

Халима взяла сына за плечи:

– Что они делают? Обыскивают шатры? Откуда они пришли? Зачем? Что они ищут?

– Никто не знает, но… Дай попить, я умираю от жажды.

– Где мужчины? Погибли?

Мальчик посмотрел на женщин и невольно засмеялся.

– Все ушли за чужаками.

– Только бы не заклинатели!

– Они в таких ярких одеждах!

Халима поднялась на ноги и посмотрела на дорогу, по которой прибежал ее сын. Пыль все еще не осела на землю.

– Где твой брат?

– Я не знаю.

– Где ты сам был? Разве ты не был в пустыне? Тебя сюда отец послал? Говори.

– Я шел за ними по пятам до стоянки. У них такие красивые одежды.

– Значит, ты бросил стадо. Бессовестный.

– Я вернусь…

– Куда они шли?

– Они заглядывали в шатры.

– В какие шатры?

– Во все.

– К нашему подходили?

– Они такие удивительные, мама.

– Пропала ты, Халима.

Халима вернулась к колодцу и подняла полупустой бурдюк. Немного подумав, она решила, что сейчас некогда наполнять его доверху. Только сейчас женщина поняла, что́ ее волновало. Беспокойство не могло появиться ниоткуда. Она держала в руках бурдюк, и вода в нем шумно плескалась. Надо было скорее возвращаться в свой шатер. Не успела она сделать и шага, как Разия спросила:

– Куда ты так спешишь?

Халиме нечего было ответить. Она хотела казаться безразличной, но как могло сердце выдержать это и какие слова надо было найти? Она словно онемела и не могла вымолвить ни слова. Сердце сковал страх, идти не было сил. Она наступила в лужу возле колодца, поскользнулась и упала на колени. Вся в грязи, женщина поднялась на ноги, опять поскользнулась, но на этот раз удержалась. Она боялась, что опоздает, но ее ноги ослабли, и она не знала, что делать. Ей хотелось бежать, только бежать.

Вдруг за спиной она услышала голос Абдуллы. Халима обернулась и увидела, что он сидит на земле и обеими руками затягивает ремень на бурдюке, чтобы закрыть горлышко. Однако его усилия были напрасны. Вода ручьем текла наружу, и земля под ногами мальчика становилась скользкой. Когда же она успела выронить бурдюк? Халима позвала Абдуллу, и они вместе побежала к шатрам. Нельзя было опоздать! Все ее мысли были о Мухаммаде – том самом господском мальчике.

* * *

Приблизившись к шатру Хатеба, Харес увидел на склоне холма множество женщин с прядильными веретенами в руках. Подъехав ближе, в полукружии шатров он разглядел нескольких чужаков, одетых в яркие балахоны. Каких удивительных цветов они были! Мужчины стояли у порога шатра Хелаля. Что сказал бы Хатеб, окажись он здесь, среди людей, разглядывающих эти яркие одежды?

Харес вытянул шею, всматриваясь в толпу людей, но Хатеба среди них не было. Рядом с одним из шатров чужаки остановились и погладили по голове какого-то ребенка. Словно знахари, они с макушки до пят ощупывали худенькие тельца полуголых детей. Можно было подумать, что пришельцы обнаружили какую-то редкую болезнь и поэтому тщательно осматривали смуглую детскую кожу. От их взгляда не ускользнул ни один ребенок. Ну вот, теперь, кроме засухи, на стоянке племени Бани-Саад началась какая-то болезнь. Люди в ярких балахонах ходили от одного шатра к другому, за ними следом с криками бежали дети, а замыкал шествие раб с лошадьми. Было неясно, то ли дети ходили следом за чужаками, то ли те – за детьми. Раб, темнокожий тюрк, был высокого роста и обрит наголо. В ухо у него было вставлено медное кольцо. Пока он шел, блеск от кольца отражался в глазах стоявших рядом людей. Тюрк время от времени оборачивался и ругал детей и женщин, бежавших за людьми в ярких балахонах, и при этом блестел двумя рядами своих крупных белых зубов.

Народ шел следом за жрецами в ярких балахонах, словно за голубым ручьем. Если где-то они сворачивали с пути, остальные делали то же самое. Чужаки напоминали собой черную тучу, пролившуюся дождем над племенем. Это был настоящий ливень, который не давал возможности подумать и где-то укрыться, и теперь мутная вода стекала струйками с вершины холма, оказавшись под ногами женщин и детей, и текла дальше, мягко извиваясь.

Харес следил за рабом, который сильно отстал от своих хозяев. В руках тот держал поводья трех лошадей, которые были напуганы большим скоплением детей и не хотели слушаться. Куда бы ни ступали жрецы, народ оказывался на шаг впереди них. Людей пугала неизвестная болезнь. Жрецы заглядывали поочередно в каждый шатер. Если он оказывался пустым, они звали соседей и задавали им вопросы, а потом отправлялись к следующему жилищу.

– Плохая примета, плохая.

– Это всё бесы.

Постепенно волнение росло. Разнесся слух, что жрецы в ярких балахонах ищут какого-то бесноватого мальчика. Женщины шептались между собой:

– Что же будет, если заклинатели не смогут его найти?

Все по очереди стали испуганно брать за руки своих мальчиков и нехотя показывать их чужакам, чтобы убедиться в здоровье детей. Пугая народ, жрецы ходили от одного шатра к другому, продвигаясь вперед. Взволнованные женщины подводили к ним подросших сыновей и даже приносили грудных младенцев.

– Злые духи выбрали его и оставили на нем свою метку. Жрецы хотят найти его и изгнать из племени.

Никто не знал, какая метка была у этого мальчика. Жрецы никому не говорили об этом. Они небрежно осматривали детей, затем поднимали полог следующего шатра, порой заглядывали туда, а потом отправлялись к следующему. На мальчиков, у которых был какой-нибудь изъян, и на девочек они не смотрели вовсе и шли дальше.

– Жрецы – это дар пустыни.

Люди вроде этих время от времени появлялись в поселениях пустынных кочевников. Обычно они ставили свой шатер с очагом рядом с ручьем или колодезным срубом в стороне от места стоянки племени. За осмотр больного, в которого вселился злой дух или который упал в колодец, им следовало приносить дары. Иногда они давали людям амулеты и за это уводили с собой в качестве рабыни какую-нибудь девушку. Однако на этот раз все было иначе, чем с прежними случаями лихорадки: теперь чужаки пришли не за девушкой, а за маленьким мальчиком.

Увидев жрецов, Харес вспомнил о Халиме. Что будет, если она тоже пришла сюда поглядеть на них? Абдулла по возрасту подходил под описание людей в ярких балахонах. Правда, в последнее время он сильно вытянулся и выглядел старше своих лет. Ему уже доверяли одному пасти стадо, и он был очень расторопным. В шатре Хареса был и еще один мальчик – господский ребенок. Но нет, по своим годам он никак не походил на того, кого разыскивали жрецы. Вглядываясь в толпу, Харес продолжал искать свою жену. Он знал, что сейчас Халима должна быть около колодца, но она могла оставить свои дела и прийти сюда, чтобы посмотреть на жрецов. Он искал ее глазами, но так и не смог найти. Так оно и лучше. Увидев чужаков, Халима могла бы сильно разволноваться…

* * *

– Твой отец вернулся из пустыни?

– Ага.

– Ты видел своими глазами?

– Он был рядом с чужаками.

– Что он там делал?

– Сидел на верблюде и смотрел.

– Он видел, как ты побежал к колодцу?

– Нет. Он ничего не знает. Ты ведь ему не скажешь? Если он узнает, что я здесь…

– Ладно, ладно. Я ничего не скажу. Не бойся.

– Если он узнает, что я оставил стадо, то живого места…

– Я не скажу, – сурово ответила Халима.

Мальчик умолк. Он быстро бежал по камням рядом с матерью.

Они пробежали по утоптанной вьючными животными дороге, которая вела от колодца к шатрам. Не доходя до самого левого из них, дорога разветвлялась. Одна ее часть шла в самую середину стоянки, а другая – на склон близлежащего холма. Это была мало утоптанная тропинка, по которой редко кто ходил, и вела она к одиноко стоящему шатру Халимы. В племени Бани-Саад этот шатер считался особенным. Это было затерянное уединенное жилище, и мало кто туда заглядывал.

Последнюю неделю или две здесь вообще никто не появлялся, потому что все занимались поиском нового пастбища.

Держа Абдуллу за руку, Халима остановилась, немного отдышалась и пошла как раз в ту сторону, где дорога была мало утоптана. Когда они проходили мимо крайнего левого шатра, оттуда высунулась черная собака и с лаем побежала за ними, но быстро вернулась обратно.

Халима обвела глазами все поселение. Между шатрами не было никого, не считая собак.

Куда же делись люди всего племени?

По склону холма женщина побежала к белой дороге. Не дойдя до своего шатра, она остановилась. Абдулла раскашлялся, тогда мать взяла сына за руку и рукавом вытерла его вспотевшее лицо. Потом провела ладонью по собственному лицу и смахнула пот, который струился к смуглому подбородку. Ее волнение все росло, и сердце тревожно билось в груди. «Ничего страшного, ничего страшного», – тихо говорила она, но было неясно, хотела она успокоить Абдуллу или саму себя.

Халима решила спросить у сына, где же эти чужаки, как вдруг на соседнем холме она увидела толпу людей, приближавшихся к ее шатру.

– Теперь ты пропала, Халима.

* * *

Жрецы действительно выглядели удивительно в своих ярких балахонах и длинных шалях, наброшенных на плечи и переливавшихся всеми цветами радуги. Каждый из них был какого-нибудь одного цвета: один жрец – малиновый, другой – шафрановый, третий – бирюзовый. Как же они выделялись на фоне черных шатров! Когда из-под балахонов на свет выглядывали ноги, то было видно, какая у них белая, будто женская, незагорелая кожа. Поддевка блистала белизной. Женщины и дети были заворожены не столько осмотром и рекомендациями жрецов, сколько яркими цветами их балахонов и длинных шалей. Когда жрецы приближались к шатрам, люди на холме взволнованно останавливались, словно одетые в яркие балахоны чужаки на их глазах обращались в дым и поднимались в воздух. Когда же они выходили из шатра, солнце заливало своими лучами их одежды, и эти волшебные цвета вновь поражали собравшихся. Жрецы в ярких балахонах явно спешили. Подходя к очередному шатру, они перепрыгивали через веревки и колья. Дети и женщины с веретенами в руках взволнованно следовали за ними по пятам.

Харес сидел на верблюде и наблюдал за нежданными гостями. «Жаль, что Халимы здесь не было, – думал он. – Хорошо бы она здесь оказалась и увидела все это». Хотя после встречи с христианским монахом она начала сторониться людей, а чужаков в особенности, увидеть этих мужчин в ярких балахона было бы для нее чем-то особенным. Она бы наверняка задержалась на несколько мгновений, только чтобы посмотреть на яркие одежды этих людей. Их походка, кони, одежда… все это было так необычно! Такое зрелище могло околдовать любого. Харес задумался, а не попросить ли ему у этих людей амулет для самой Халимы. Скорее всего, они бы не отказали в его просьбе, ведь именно этим они и занимались. Тут же он решил обменять на амулет свою рыжую козу. Быть может, это подношение отогнало бы всех злых духов от Халимы и всей семьи.

Вдруг ему показалось, что кто-то тянет его за рукав рубахи. Он обернулся и увидел перед собой Хатеба. Он переложил поводья в другую руку и поцеловал брата в правое плечо.

– Харес, твое стадо стало еще больше.

Харес натянуто улыбнулся.

– Кто они такие? Что им здесь нужно?

– Ящерицы, падкие на мух. Разве не видишь?

Харес вздрогнул.

– Не обращай внимания. Это обычные шуты.

– Что они делают среди шатров Бани-Саада?

– Устраивают свое представление. Сейчас на глазах у всех что-то прячут.

Харес сжал губы.

Хатеб похлопал Хареса по спине, прямо по его мешку.

– Где Абдулла? Ты не видишь его?

– Он в пустыне.

– Ты не хочешь его им показать?

– Ты же знаешь Халиму. Она не любит чужаков.

– Кто чужак-то? – ответил Хатеб. – Они ведь жрецы. Пришли, чтобы самим прогнать от нас чужаков.

После этих слов раздался его хриплый смех.

– Наверняка, выискивают что-нибудь ценное, – продолжил он.

– Откуда ты знаешь?

– Они сами сказали об этом Хелалю.

– Сами сказали, что ценное?

– Сказали, что хотят изгнать это зло из нашего племени и нашей земли.

– Какое зло?

– Наверное, они имели в виду клад. Из какой-нибудь древней могилы неизвестного покойника.

– Перестань, Хатеб.

– А что еще может быть?

– Тогда что им нужно от наших детей?

– Это всего лишь предлог. Разве ты не видишь, что они заползают в шатры, как ящерицы? Заходят в каждый шатер, шарят там, а потом выходят. Неужели ты не видишь в этом ничего подозрительного?

– А что?

– Неужели то, что несколько заклинателей пришли в племя и осматривают шатры один за другим, не вызывает у тебя никаких сомнений? Я что, по-твоему, дурень или соломы объелся и проспал все эти годы?

– Как будто мало нам бед от этой засухи.

– Ходят разодетыми в такой пыли. Я не верю, что кому-то есть до нас дело.

– Мое стадо в пустыне. Надо скорее ехать.

– Они явились сюда за чем-то более важным, чем наши стада.

– Ты о чем?

– Я сам не знаю. Ты только глянь на этих ящериц, – сказал Хатеб, смеясь.

Харес крепче сжал в руке свою палку.

– Испугался?

– Нет, брат, нисколько.

– Абдулла в пустыне, – серьезно сказал Хатеб, – а где другой?

Концом палки Харес постучал по земле.

– Мухаммад? Он не подходит под возраст, про который они говорили.

– Откуда тебе знать твою судьбу, брат? Быть может, их клад кроется в твоем шатре. Вспомни о его прошлом.

У Хареса не было настроения выслушивать колкости и намеки Хатеба. Он повернул верблюда и направился в пустыню.

– Харес, ты куда?

Он натянул поводья, чтобы верблюд быстрее взбирался на вершину холма и увез его подальше от собравшихся людей. Ему не хотелось размышлять о том, что сказал Хатеб.

В пустыне его ждали пастух и стадо.

* * *

Шатер стоял на склоне холма в стороне от остальных. Женщины и дети остановились рядом с холмом. Халима уже не успевала расспросить о случившемся Абдуллу или кого-то другого. Держа сына за руку, она бежала в сторону холма. По мере приближения шум толпы становился все громче. Халима пристально разглядывала шатер, но ни Хареса, ни господского мальчика поблизости не было. Где же Мухаммад? Зачем она оставила его одного? Почему не взяла с собой? Но было уже поздно. Она почти добежала до холма, но оставалось неясно, где же ребенок. А вдруг она больше никогда не увидит Мухаммада? Халима совсем выбилась из сил и больше не могла бежать. Интуиция подсказывала ей, что всё это из-за Мухаммада… Халима остановилась, опустила на землю пустой бурдюк и натянула платок до глаз, так что ее прекрасное лицо оказалось скрыто от постороннего взгляда. Платок она прикрепила на крючки за ушами. Остались видны только глаза и нос, даже брови были закрыты черной шалью. Она не хотела, чтобы по ее взгляду кто-то догадался о том, как сильно она напугана. Пальцы дрожали до сих пор. Она взяла Абдуллу за руку и медленно пошла с ним в ногу. Мальчик тяжело дышал. Они приближались к толпе. Еще несколько шагов – и они окажутся рядом с палиурусом и своим шатром, если их, конечно, пропустят.

Рядом с шатром прямо под кустарником были привязаны три черных арабских скакуна с большими полными переметными сумками на спинах. Увидев толпу народа, Абдулла расплакался. Мать принялась успокаивать его. Заметив Халиму, люди расступились, чтобы она смогла пройти к шатру. Раб с кольцом в ухе стоял в тени кустарника и, держа в руках кнут, пугал им детей. Халима и Абдулла слышали, как кнут скрипел в его руках.

Неподалеку от раба и лошадей стояла ее сестра Сафия. Она увидела Халиму и подбежала к ней:

– Можешь наградить меня за хорошую весть!

Халима подняла пустой бурдюк:

– Бери это.

Сафия поморщилась.

– Кто это в нашем шатре? Что им нужно?

– Они нашли здесь то, что искали!

– Нашли? – удивленно спросила Халима.

– Разве ты не знаешь, дочь Абу Зуиба?

– Нет.

– Они обыскали все шатры один за другим, пока не пришли к жилищу сына Саади.

– Почему к нему?

– Говорят, то, что они искали, находится как раз в этом шатре!

* * *

Харес повернул верблюда к шатру. У него уже не было сил идти самому, а все мысли были о детях и жене. Не дай Бог, во время его отсутствия жрецы в ярких балахонах зашли в его шатер. Обратно верблюд шел быстрее, чем в пустыню. Поняв, что хозяин возвращается домой, животное взбодрилось. «Было бы неплохо, – думал про себя Харес, – показать жрецам господского мальчика. Когда Хатеб спрашивал, где же другой, он имел в виду как раз его. Лучшего случая нельзя найти, поэтому надо, чтобы жрецы сразу посмотрели и ребенка, и его кормилицу. Братья и сестры Халимы тоже говорили, что для господского мальчика надо взять амулет. Сама Халима никогда бы не согласилась показать ребенка какому-нибудь жрецу, но сейчас представился случай положить конец всяким разговорам в племени».

Харес повернул за холм и издали увидел лошадей жрецов, стоявших у куста, и женщин с веретенами в руках. Он ударил пятками по бокам верблюда. Тут ему показалось, что жрецы в ярких балахонах собираются зайти в его шатер.

Хатеб, стоявший у кустарника, заметил брата и поднял руку:

– Вот он сам. Харес. Хозяин шатра пришел.

Один из жрецов, тот, который был одет в бирюзовый балахон, увидев Хареса, остановился как вкопанный. Харес быстро слез с верблюда. Отстранив людей, он пробрался через толпу. Жрец в бирюзовом балахоне раскрыл Харесу свои объятия. Рубаха Хареса вся была в пыли, и ему показалось неудобным обниматься с гостем, одежда которого была такой чистой и красочной. Он чуть отпрянул назад, показал на свою грязную рубаху и попытался стряхнуть с себя пыль. Однако жрец, не обращая внимания на внешний вид Хареса, сам подошел к нему и так крепко сжал в объятьях, что у того заболели ребра. Палка и сумка упали на землю. На мгновение Хареса опьянил аромат, исходивший от жреца. Харес тихо опустил свое шершавое лицо на плечо жреца. Его балахон был таким тонким и приятным на ощупь, что Харесу не хотелось отстраняться… Второй жрец, стоя у шатра, махнул Харесу рукой. Третий жрец, в малиновом балахоне, обрадовавшись встрече, тоже раскрыл Харесу объятия. Казалось, Харес забыл, почему он так спешил.

Дочери Халимы, которые стояли за толпой рядом со своей теткой Сафией, увидели отца и замахали ему руками. Харес тоже заметил их, помахал в ответ, но у него совсем не было времени, чтобы подойти к ним, поэтому он дал им знак оставаться на месте.

Харес жестом пригласил жрецов зайти в его шатер. Пока они шли, с вершины холма доносились крики детей и женщин. Жрец в бирюзовом балахоне пошел на крик, остановился напротив детей, гурьбой бежавших к шатру, погладил по голове нескольких ребят, которым удалось убежать от аркана раба, и вернул их обратно в толпу. Раб, сверкая волчьими глазами, пугал собравшихся взглядом и кнутом, которым тряс над головами детей, а ведь известно, что страх перед кнутом тяжелее вынести, чем сами побои. Харес посмотрел в лицо раба и вздрогнул: у того на щеке виднелся грубый шрам от старой раны, который начинался под левым ухом и тянулся до уголка толстых выпуклых губ.