Kitabı oku: «Потерянные люди», sayfa 3
Кин поняла, что от неё требуется. Она выхватила шлем из рук одного из незваных помощников и водрузила его на свою голову, как герой древних легенд мог надеть корону, несущую не только почёт, но и бремя.
Стало крайне некомфортно. В животе появилась непонятная пустота и холод. Кин показалось, что её сейчас стошнит прямо в скафандр.
Элизабет повернулась к Кин и прислонилась своим шлемом к её. Закрыла глаза, её губы зашептали что-то. Из-за чувства нереальности всего происходящего было тяжело понять, что говорит Элизабет: «…всё произошедшее на небе произошло и на земле…»
Поддавшись всеобщей панике, Кин могла улавливать только отдельные фразы. «…ради всех людей и ради спасения нашего…», «…судить живых и мёртвых…»
«Твою мать! Эл, что это за дерьмо! Беги отсюда, дура!» – очень отчётливо кричал кто-то внутри Кин.
«Аминь», – нежно растаяло на губах Элизабет.
Подняв веки, она уверенно и спокойно посмотрела на растерянную и запутавшуюся Кин.
– Мы справимся, – заявила Элизабет.
– Мы справимся, – проблеяла в ответ Кин.
– У тебя с четвёртого по шестой! Ты сможешь!
Кин знала, что она сможет, но менее страшно от этого не становилось. Она вдруг вспомнила, как совсем недавно так же в её глаза заглядывал Дэй. «Не рискуй», – просил он её.
Ну да.
Она ничем не рискует. Просто сейчас ей нужно будет выйти под огненный дождь в бездонный океан, у которого и без того есть сотни способов оборвать её жизнь.
Но Кин знала, как работает сеть. Элизабет была права. Она идёт вместе с ней. Значит, вариантов не так много. Задача для сверхчеловека. Если экраны сети упадут, погибнут все.
Кин послушно побрела за своим наставником, перебирая в уме материалы, из которых изготовлен ненавистный ей комбинезон. Не успела она дойти до середины материалов, резкой волной её охватил холод: экраны отключили. Сразу пропала часть звукового спектра. Звуки стали отдалёнными и приглушёнными. Кроме собственного учащающегося дыхания. И этот холод. Давящий, сковывающий твоё нутро холод.
Кин видела перед собой только спину Элизабет, пока внезапно они не оказались на стене. Ветер необычайной силы, несший с собой обильное количество пыли, ударил в лицо. Если бы не защитный скафандр, добавляющий приличную для Кин массу, её бы уже сдуло со стены. Из-за пыли видимость была плохая, но она сумела различить на горизонте вспышки молний приближающейся грозы.
Над ней бескрайнее ночное небо, затянутое плотными облаками пыли, сквозь которые прорываются вспышки того, что Элизабет назвала заградительным огнём. Сектет просто разорвут на миллионы частей прямо над городом, только увеличив область поражения.
Она оглянулась.
Город позади неё…
«Не так уж и плох».
Эти огни… Миллионы жизней… Она ничем не рискует… Есть вещи намного большие, чем её жизнь…
Несколько кварталов за ней были эвакуированы. Ублюдки всё просчитали. Пожертвовать частью ради целого. Но без принесённой в жертву части… это уже не будет прежнее целое.
– Мои с…ева! Т…ои спра…а! – услышала Кин прерывающийся голос Элизабет в своём шлеме.
Большими прыжками Элизабет удалялась от неё, прикрывая лицо от сильного встречного ветра. Каждый генератор экрана сети представлял собой довольно крупный комплекс различных устройств. Одни генерировали поля. Другие следили за их частотой. Третьи улавливали изменения в окружающей среде. Это была несложная технология, но она была громоздкая. Двенадцать в квадрате. Сто сорок четыре поля, максимально прижатых друг к другу, формировали подобие небольшого невидимого надувного шарика.
Поля были чувствительны к слишком большому количеству переменных. Некоторые поля реагировали на соседние поля. Поэтому для стабильной работы требовалась колоссальная настройка множества переменных. Из-за того, что технология была очень старой и сложной, искусственный разум невозможно было использовать при ее настройке. Настройка требовала творческих способностей. Было несколько стандартных методик. Были и нестандартные ходы. Никто не мог ручаться, что в определённый момент времени всё будет работать стабильно.
Но всё работало, а остальное не беспокоило человечество.
Мыльные пузыри были отличной аналогией. Главное – надуть достаточно большой пузырь и, не повредив его, осторожно соединить с остальными. Дальше экраны сети настраивались сами. Система уравновешивала сама себя, питаясь самим естеством нашей вселенной.
Сейчас, если верить словам Элизабет, у неё с третьего по шестой. Три генератора! Как она должна включить их одновременно? Если не попасть в небольшое окно, всё рухнет и второй попытки не будет. Можно попробовать установить задержку включения, чтобы успеть добраться от одного к другому. Но в таком случае нет гарантий, что после окончания настройки последнего не изменятся условия у первого генератора.
Пока Кин размышляла, рядом с ней упал первый осколок.
Грязный чёрный ком ударился в нескольких метрах от неё и, оставив за собой огромную чёрную борозду поперёк стены, упал за неё. Следом за ним появились и другие. Все они оставляли за собой густой чёрный след. Мозг отключился.
«По очереди. Одна на другую, – подумала Кин, бросившись в свою сторону. – По очереди. Слой за слоем».
Этот способ требовал постоянного перемещения между генераторами, но это давало возможность для подстройки каждой сети. Маленькими движениями регуляторов. Одна сеть есть. Потом следуют огромные, из-за низкой силы притяжения прыжки к другому генератору. Другие значения. Всё по-другому. Но нет. Ничего страшного. Ещё одна есть. Огромные прыжки к третьему генератору. Осколки Сектет проносятся мимо, оставляя за собой чёрные следы. Опять другие показания! Нет, повезло. Это похоже на школьную задачу. Есть! Первый слой из трёх сетей есть. Вроде держится. Огромные прыжки ко второму генератору. Чёрные следы. Сквозь следы было видно, как Элизабет настраивает первый из своих генераторов. Она избрала тактику поочерёдной настройки всех слоёв, на каждом генераторе. Значения. Новый слой. Огромные прыжки через чёрные нити. Кажется, их стало больше, но сейчас не до них. Новые значения. Чёрт! Старые изменились. Слой за слоем. Слой за слоем.
Кин не понимала, что происходит. Если бы её сейчас спросили, что она чувствует, она не смогла бы ответить членораздельно. Самой человеческой речи сейчас не существовало. Всё сознание занято только цифрами. Остальное вытеснено.
В моменты прыжков Кин производила расчёты, одновременно рассматривая несколько возможных вариантов на следующем генераторе. Приходилось помнить значения всех полей на всех трёх генераторах. И они постоянно менялись.
Новые значения. Сеть. Прыжки. Тьма настолько окутала стену, что приходилось ориентироваться по габаритным огням, расположенным по всей длине стены. Новые значения. Слой за слоем.
– Есть, – шёпотом удивлённо произнесла Кин.
Тряска закончилась. Выстрелов не слышно. Кругом густой чёрный туман.
– Есть, есть, есть! – на последний крик ей не хватило воздуха, и она, быстрее набрав полную грудь, выкрикнула: – У меня есть! Элизабет!
Голова закружилась. От бессилия она упала на колени и по её щекам потекли слёзы.
– Элизабет?!
Она посмотрела на показания своих генераторов. Судя по ним, два генератора, находившиеся под опекой Элизабет, были готовы к запуску и были стабильны. Третьего генератора Элизабет, как и Элизабет, не было видно сквозь чёрный густой дым.
Сама же Элизабет молчала.
01.03 – Мы не можем проиграть
– Что ты наделал? – кричала мать, приближаясь к нему большими шагами. – Как это вообще могло случиться?!
Несмотря на то, что ещё совсем недавно его достали из ночного океана, он, лёжа в больничной палате укутанный тёплым полотенцем, не мог согреться, но хотя бы высох. Но сейчас от крика матери снова начал покрываться потом. Он знал, что, если возражать ей, она будет продолжать дольше и громче. Всё, что он мог сделать сейчас, – это пялиться в потолок, пассивно признавая свою вину, хотя его вины в произошедшем не было.
– Как это могло произойти?!
Кто-нибудь скажет ей, и тогда она всё поймёт, а сейчас ей лучше выкричаться. Так она избавится от лишних эмоций. Сколько бы это ни продлилось, это когда-нибудь закончится.
Сейчас внимание нужно уделить своей онемевшей ноге. Он чуть не потерял её. Врачи сказали, что ещё может потерять.
Если боль не вернётся в течение трёх часов, придётся ампутировать – так сказали, когда он пришёл в себя. Ему долго рассказывали что-то о серьёзном заражении и прогрессирующем некрозе, но он уловил для себя только одно: нужно вернуть себе боль. Он заслужил эту боль. Это была его боль по праву.
– Что ты скажешь отцу?! Он возлагал на вас такие надежды!
«На него» – ответы всегда крутились в его голове, но он никогда не смел перечить матери. «На меня ему плевать, как и тебе».
***
– Чарльз! Чарльз!
Белый свет режет глаза сквозь закрытые веки.
Пахнет пластиком. Медикаментами.
Монотонные звуки неизвестных приборов.
Что произошло?
Он был за рулём, а потом что-то случилось с машиной впереди. Что-то не так с этой машиной. В ней его брат!
– Артур! Что с тобой?! – выкрикивает он, вытягивая руки вперёд и пытаясь нащупать хоть что-то сквозь этот плотный белый свет.
– Вы сейчас в безопасности. Ваше состояние стабильно. Беспокоиться не о чем, – ответил искусственный женский голос.
– Пусть отдыхает, – донёсся кажущийся очень знакомым мужской голос.
Как по команде Чарльз снова уснул.
*
*
*
– Послушай… не стоит так переживать из-за этого, – его отчим был расстроен не меньше матери, но он никогда не кричал на него. – Сделанное не изменить, главное, что ты цел.
Спокойствие в голосе отца пробивало его насквозь. Он не мог больше этого вынести.
– Но как же он!
– Не переживай раньше времени, он ведь остался жив. Врачи говорят, что он давно болеет этим. Если бы не авария, вероятно, мы бы узнали слишком поздно. Нужно попытаться извлечь из этого выгоду. У меня есть знакомые. Они помогут.
Он зарыдал.
– Прости! Прости меня! – искренне извинялся человек, официально признанный невиновным в автокатастрофе.
Отчиму стало только сложнее от его раскаяния. От безысходности, слёзы потекли по его щекам.
***
Чарльз остался один в пустом холодном лифте. С того момента, как он пришёл в себя, его ни на минуту не оставляли одного. Он облегчённо выдохнул и закрыл глаза. По телу прошла приятная лёгкая дрожь.
Посмотрев на своё отражение в отполированных дверях лифта, он обратил внимание на едва различимую линию стыка дверей кабины. Как будто его разделили надвое. Они были похожи, но были разные. Левая и правая половина. Если бы его сейчас можно было, как в фантастическом романе, разделить по этой линии, какой окажется каждая его половина? Будет ли каждая из них просто половиной Чарльза? Или статичная асимметрия его лица станет функциональной и, распространившись на полушария его мозга, сделает одну половину доброй, а другую злой? Или обе будут злыми?
Чарльз зажмурился изо всех сил, пока в глазах не побелело, а затем снова распахнул их, в очередной раз посмотрев на своё отражение в дверях лифта.
Тёмные волосы аккуратно уложены набок. Лицо вытянутое. Уставшее. За время полёта он побледнел. Глаза карие. Он был одет в тёмно-синий костюм необычного покроя. Местная мода. Это было похоже на классический фрак, за тем исключением, что его надели задом наперёд. Пуговицы были так же спереди, но фалды треугольной формы лежали на его ногах спереди и доходили до середины бедра. Не то чтобы неудобно. Скорее непривычно.
Лифт остановился с лёгким звуковым сигналом.
Чарльз быстро натянул свою лучшую улыбку, оголяя ряд белоснежных зубов. Нет, по-дурацки. Вернулся в исходное положение. Немного приподнял левую бровь, вытянул уголки рта и чуть-чуть наклонил голову вперёд. Тоже не годится. Никто не любит подхалимов. Вернулся в исходное положение. Сделал серьёзное лицо, расправил плечи, поднял подбородок. Подойдёт. Сейчас нет сил искать что-то лучшее. Пускай будет сухо и официально.
Со вторым звуковым сигналом двери открылись, разделяя Чарльза надвое.
Вопреки ожиданиям Чарльз оказался в просторном помещении.
Красный ковёр тянулся через огромное помещение к широкому прозрачному столу. Холодные металлические стены были инкрустированы широкими панелями из тёмного дерева.
За столом стоял человек в костюме, похожем на костюм Чарльза. За ним сквозь огромные окна в пол открывался панорамный вид на город. Город, в котором Чарльз не знал ни единой души.
Он сделал один большой шаг вперёд. Поняв, что его руки просто висят и он, наверное, похож на марширующего солдата, он поспешно сложил их за спину. Естественно, человек за столом видел этот маневр и улыбнулся в ответ.
За спиной Чарльз услышал очередной звуковой сигнал и почувствовал, как неслышно закрываются двери кабины лифта.
«К чему это представление?» – подумал Чарльз.
Заиграла лёгкая торжественная музыка.
Напрягшись глубоко внутри и испытывая сильнейший приступ тошноты, вызванный тревогой, Чарльз, стараясь выглядеть наиболее естественно и натянув свою самую обаятельную улыбку, прошёл к человечку за большим прозрачным столом.
Мужчина за столом был немолод. Среднего роста. Обычная стрижка. Ничего особенного. После встреч с такими людьми вы никогда не сможете вспомнить их лицо.
«Какое лицо у этого мэра?» – подумал Чарльз.
– Чарльз Роланд! Разрешите от лица всех граждан нашей славной колонии приветствовать вас! Мы несказанно рады оказанному нам вниманию и…
Чарльз не слушал. Голос такой же, как и всё остальное, – обычный, если говорить точнее – никакой. Типичные слова и знакомые обороты. Ничего нового он не услышит. Сейчас нужно просто ждать. Как в детстве.
– …дальнейшее сотрудничество, – вытянулся мэр, натягивая свои одежды на небольшом выпирающем животе, показывая видом, что закончил приветственную речь.
Вероятно, мэр ожидал ответных слов, но Чарльз почему-то растерялся и отлип, только когда мэр склонился в небольшом поклоне.
Чарльз поспешил сделать то же самое, обращая внимание на угол и продолжительность наклона.
– Ах, Чарли! – мэр выпрямился и улыбаясь хлопнул в ладоши, – ты не представляешь, как я рад, что ты в порядке!
Мэр обошёл стол и, схватив его руку, начал трясти.
– Когда я услышал об этом ужасе на станции, я бросил все силы на оказание необходимой помощи людям. Но ты же понимаешь, что я лично не мог же переживать в первую очередь о твоём благополучии.
Он продолжал дружелюбно трясти его руку, откровенно заглядывая в глаза.
Такая перемена с официальной на товарищескую заставила Чарльза чувствовать себя ещё более неловко и начинала раздражать.
Когда мэр, наконец, закончив трясти его руку отпустил его, то тут же снова схватился за его локти.
– Но что с тобой, Чарли? – искренне переживая, удивился мэр. – Ты не помнишь меня? Меня заверили, что ты в порядке.
– Ваше лицо определённо кажется мне знакомым, – сухо выдавил из себя Чарльз, так и не решив, какой модели поведения стоит придерживаться.
– Ну конечно… – отрезал мэр, переменившись в лице, – вы меня не помните…
Отпустив Чарльза, он сделал шаг назад, как будто боялся, что от его слов Чарльз может попробовать ему навредить.
– Когда я последний раз навещал вашего отца, в Беркшире, Артур был ещё с нами.
Напрягая ещё не до конца оправившиеся после перелёта и шока нейроны, Чарльз понял, что этот человек, по всей видимости, знаком с его семьёй. Вокруг его отца всегда крутилось множество скользких личностей, но о небольшом домике в Беркшире, в котором они раньше отдыхали летом, прячась от городской суеты, знали немногие. Именно в его окрестностях и произошёл тот несчастный случай, после которого многие из высшего света забыли о существовании у его отчима ещё одного «сына».
– Артур всё ещё с нами, – сказал Чарльз, убирая руки за спину.
Мэр поджал губы и поднял брови, немного наклонив голову набок.
– Конечно, – ответил он с ощутимой долей скептицизма в голосе, – современная медицина… она…
– Прошу вас, не стоит останавливаться на моём брате, – деловито прервал мэра Чарльз. – Я ещё не совсем отправился от… с дороги… поэтому, если вы не против, я присяду, и мы перейдём к делу.
Мэр, не отводя глаз от собеседника, указал открытой ладонью в направлении стула, стоящего перед столом мэра.
– Конечно.
Мэр медленно улыбнулся, не скрывая глубокого погружения в собственные мысли.
Чарльз опустился на прозрачный стул. Мэр занял своё место перед Чарльзом, скрестив руки на груди и опираясь локтями о стол, подался вперёд.
– Хорошо, – заключил мэр себе под нос, глядя сквозь Чарльза так, как будто его и не было в этой комнате, и он представлялся не бо́льшим объектом интереса, чем стул, на котором сидел.
Мэр молчал несколько секунд, обрабатывая информацию. Потом повернулся к Чарльзу.
– Последний тур заканчивается через несколько дней, – он положил свои открытые ладони на стол, голос стал спокойным и размеренным.
Такая манера была больше по душе Чарльзу.
– То, что произошло на орбитальной станции, можно использовать. Население шокировано и взбудоражено, но они знают не больше, чем нужно, для того чтобы мы могли выставить его злодеем. Всем известно, что он имеет дела с диссидентами и сепаратистами. Поэтому через неофициальные каналы мы закинем информацию о его причастности. Это – раз!
Мэр хлопнул ладонью по столу и откинулся на спинку своего кресла, скрестив руки на груди и глядя поверх Чарльза. Его манера говорить напоминала скорее мысли вслух и подведение результатов, чем диалог.
– На завтрашний вечер запланировано мероприятие. Раньше оно было организовано для перетягивания последних голосов, но мы быстренько переделали его под ситуацию. Со стороны явно некрасиво играть на чувствах граждан в такой момент, но произошедшего не изменить, а значит, нужно использовать ситуацию. Мы не можем проиграть! Шампанское, красивые речи, найдём кого наградить и снова шампанское – ну как обычно? А затем мы покажем тебя.
Мэр медленно вернулся к изначальному положению за столом, сверля глазами Чарльза.
– Целого и невредимого, – медленно чеканил слова мэр, словно боясь, что Чарльз его не понимает. – Ты расскажешь, какая это ужасная трагедия и что её можно было бы избежать только одним путём. Путём объединения под началом такого человека, как я, не только этой колонии, а всей планеты. В том числе с Космическими силами.
Мэр замолчал. Они смотрели друг на друга.
– Я… Понимаю ваше предложение… – начал Чарльз.
– Разумеется, – внезапно встрепенувшись, продолжил мэр, – я понимаю, что у Конфедерации свои планы на колонию, и вы лично не вправе принимать какие-либо решения самостоятельно. Как и вы, я начинал в консульстве, поэтому понимаю все ваши чувства. Прошу вас всего на всего осознать, что наша колония не так уж плоха, как думают на Земле. Здесь есть все условия… Она, если пожелаете, может стать домом для вас… Ведь в сложившейся ситуации никому неизвестно, когда возобновится сообщение. К тому же, как назло, снаружи бушует буря, которая может продлиться до нескольких дней. Несильная, под экранами нам ничего не грозит, но связь колонии с внешним миром будет временно недоступна.
Чарльз рассматривал лицо мэра, пытаясь понять его намерения. Мэр открыто наблюдал за размышлениями Чарльза.
– Если это всё… – Чарльз наклонился вперёд, чтобы подняться со стула, и замер, ожидая подтверждения от мэра.
Несколько секунд мэр смотрел прямо в глаза Чарльза. Что он пытался там найти?
Вся комната внезапно поехала вокруг мэра, и Чарльз почувствовал сильнейший приступ тошноты.
– Да, конечно, – мэр встал и, обходя стол, рукой призвал Чарльза вместе пройти к лифту. – Позвольте ещё раз заметить, что я несказанно рад тому, что вы оказались невредимы. Это просто чудо. Когда я услышал, что вы не пострадали, признаться, подумал, что они вас с кем-то спутали. Смерть словно обходит вас стороной.
– Да? – Чарльз сглотнул, собирая все оставшиеся силы, и встал.
Нужно просто добраться до лифта.
– Что же такого невероятного в моём спасении? – поддержал беседу Чарльз, надеясь отвлечь мэра от своего состояния.
– Как? Вы не знаете? – недоумевал мэр.
Чарльз остановился.
– Понимаете, – продолжил мэр, – мы все необычайно рады, что вы выжили. Но об этом ведь пока никто не знает. Такая трагедия. Множество спасательных капсул стартовало, но добралась только ваша. Никто не выжил. Никто, кроме вас, разумеется. Словно вам… дарован второй шанс.
Потея, Чарльз заглянул в лицо мэра. Он, учтиво улыбаясь, всё так же разглядывал Чарльза.
– Это что? – трясясь внутри, но как можно грознее спросил Чарльз. – Угроза?
Перед тем как отправиться в эту колонию, Чарльз понимал, что он будет персоной нон грата.
– Это… – начал мэр, задумавшись на мгновение, – совет.
Услышав долгожданный звуковой сигнал, Чарльз, не удостоив мэра словами или жестами прощания, прошёл в кабину лифта. Развернувшись, он увидел мэра, который так же не собирался удостоить его привычным для данной местности одзиги.
– Я надеюсь на тебя, – сказал мэр после очередного звукового сигнала, – вверяю себя в твои руки.
Двери закрылись. Чарльз глубоко выдохнул и медленно вдохнул.
Действительно ли он единственный выживший с того корабля? Он слышал какие-то обрывки информации. Если это действительно так, то он практически находился в заложниках у мэра, которого волнует только переизбрание.
«Мы не можем проиграть» – слоган кампании мэра. Под «мы», естественно, подразумевалось не менее шестидесяти процентов жителей колонии. Минимальное число голосов для победы в последнем туре. Семантика «не можем» в этом слогане должна была быть сходна с запретом. Что-то вроде «мы не можем делить на ноль». На деле получился какой-то предсмертный рык загнанного зверя, убеждающего себя в нереальности происходящего. Первая стадия – отрицание. И последнее слово – «проиграть». Отрицательная окраска в сознании избирателей. Сразу сеешь сомнения в собственных силах. Правильнее написать «Я должен выиграть».
«Я не могу проиграть». Чарльз практически видел это в каждом движении мэра. В каждом его слове. Всё его естество было занято компанией, а не городом. Кажется, что даже трагедия, случившаяся на орбите, не заботит его.
Как это ни странно, люди верили мэру. Первые несколько туров он прошёл без особых проблем, но дело было в том, что люди просто отдавали ему голоса, чтобы перейти в следующий тур.
Новая система выборов. Сложная математика на поводке у искусственного разума. «Социальный эксперимент» – галдели СМИ. «Социальный экскремент» – всегда проговаривал просебя Чарльз.
Чарльз смутно мог припомнить все нюансы, но помнил, что в целом, когда разобрался с системой выборов, провёл для себя аналогию с техасским холдемом.
Несколько туров. На каждом устанавливается порог голосов. После достижения определённой отметки ставка закрывается. Но!
Вы всегда можете поменять своё решение. Благодаря современным технологиям и специально сконструированному искусственному разуму это не сложнее чем заказать пиццу. Да, количество изменений решений ограничено, но, тем не менее, соверши кандидат непростительную ошибку, и количество его избирателей начнёт таять на глазах. И так продолжается до тех пор, пока не менее шестидесяти процентов жителей не отдадут свои голоса одному человеку, остальные голоса уже не важны. Не нравится наша колония – уезжай. Жестоко, но справедливо. В рамках эталонной демократии, разумеется.
На протяжении последних шести месяцев мэр закрывал свои ставки самым первым на протяжении всех туров, но сейчас, после гибели людей на орбитальной станции, его голоса таяли. А весь город был переполнен слоганами «мы не можем проиграть».
Если повторять человеку одно и то же на протяжении длительного времени, любой рано или поздно сломается. В его мозгу появиться маленькое зерно сомнений, содержащее в себе возможность того, что всё сказанное правда. И тогда дело сделано. Последующие повторения будут подпитывать это зернышко и рано или поздно оно взойдет, а человек будет у тебя в кармане.
Сейчас Чарльз был в кармане у мэра. Мэр прекрасно понимал, что Конфедерация не отправляет в колонии угодных политиков. Слишком уж опасно.
Вся эта мишура с наблюдением – просто для отвода глаз. Чарльз прибыл поддержать конкретного политика. Того, которого хочет видеть Конфедерация. Все это понимали. Да, колония была переполнена свободомыслящими гражданами, но никто не готов на славные перемены для всего общества в ущерб своей личной выгоде.
Чарльз поддержит необходимого кандидата, и тогда об Артуре позаботятся. Ему обещали спасти его. Достать его из кошмарного сна, в котором он оказался частично по вине Чарльза.
Оставалось только вспомнить имя нужного кандидата. Это мог быть мэр, а мог быть и не он. Он попытается вспомнить, кого ему поручили поддержать. Даже если вспомнит и это окажется не действующий мэр, как он должен поступить? Если мэр не соврал насчёт песчаных бурь, он не сможет связаться с кем-то вне города. Возможно, предложение мэра не было таким уж плохим. На Земле его особо никто не ждёт, а мэр обещает безбедную жизнь в колонии. В конце концов, спасение Артура, несмотря на все достижения современной медицины, находится в области фантастики. Достать ещё живой мозг из уже мёртвого тела… Никто не даёт ему никаких гарантий.
Чёртова надежда. Хоть врачи и заверяли, что всё из-за незаметно прогрессирующей болезни, за все эти годы Чарльз так и не смог отделаться от чувства вины за Артура. Может, ему было суждено умереть? Если бы не тот случай, что бы произошло? Возможно, Артур был бы уже мёртв из-за своей невидимой болезни?
Несмотря на частичную амнезию, Чарльза не покидала чувство, что он упускает из вида что-то намного более важное, чем выборы, Сектет, вся эта колония и даже жизнь Артура. Он должен был сделать что-то ещё…
Двери лифта открылись. Перед ним стоял человек с седыми волосами и такой же седой щетиной. Он был одет в тёмно-коричневую куртку и смотрел прямо на него, не отводя взгляд.
– Ну и чё? – скривив лицо, сказал человек, разведя руки в стороны.
Он был обладателем хриплого голоса. Вероятно, много курил.
В подтверждение догадке Чарльза наглый человек, не отводя от него глаз, медленно достал из кармана пачку сигарет и так же неспешно начал вытягивать из неё сигарету. Через коридор, стуча каблуками, к ним спешила девушка в брючном костюме.
– Здесь нельзя курить! – запыхавшись, сказала девушка.
– А я и не курю, – прохрипел мужчина, вставляя сигарету в зубы, и добавил вполголоса: – Тупая жестянка.
– Прошу вас, господин посол, пройдёмте за мной, – она снова учтиво поклонилась.
– Прошу прощения, – выходя, сказал Чарльз и тоже немного поклонился мужчине, извиняясь за несущественную задержку лифта.
Лицо мужчины скривилось ещё больше.
– Всё в порядке, господин посол, – сказал мужчина, ехидно спародировав интонацию девушки на последних словах.
Проходя в кабинку лифта, седой мужчина задел своим плечом Чарльза. Чарльзу показалось, что это произошло не намеренно, а оттого, что от мужчины сильно разило виски и его немного покачивало из стороны в сторону. Значит, вот с какими людьми ведёт дела мэр. Видимо, его угрозы можно воспринимать серьёзно.
Пройдя в лифт, седой мужчина закурил сигарету и перед закрывающимися дверьми оттопырил в сторону Чарльза и девушки два средних пальца.
