Kitabı oku: «Главный бой. Рейд разведчиков-мотоциклистов»
Глава 1
– Разрешите, товарищ майор! – лейтенант Буренков, коротко постучавшись, заглянул в комнату, которую занимал командир разведывательного батальона Артем Тимофеевич Кочергин.
– Проходи, Сережа! Располагайся! Через пару минут закончу! – Майор Кочергин, сидя за письменным столом, что-то писал в толстой зеленой тетради, и, судя по страдальческому выражению лица, данное занятие не доставляло ему особого удовольствия.
Лейтенант опустился на стул, вытянул ноги и прикрыл глаза. Он очень устал. За прошедшую неделю возглавляемая им группа разведчиков дважды ходила за «языком», но все впустую.
Немцы были начеку, усилив боевое охранение своих позиций и выставив дополнительные дозоры. По проселочным дорогам больше не передвигались одиночные мотоциклисты вермахта и штабные машины, лишенные охраны. Теперь гитлеровцы перемещались исключительно в составе групп и отрядов численностью от нескольких человек и до взвода. И только в светлое время суток.
Они, конечно, и раньше не любили куда-либо ездить по ночам, отлично понимая, что в темноте можно легко угодить в засаду, устроенную партизанами или советскими разведчиками-диверсантами. Но по необходимости иногда все же это делали. А сейчас всякое движение с наступлением сумерек прекращалось вообще.
Да еще немецкие саперы периодически минировали все новые участки местности, что тоже, естественно, не радовало наших разведчиков…
* * *
Линия фронта в середине мая 1942 года на участке ответственности дивизии, в состав которой входил разведывательный батальон майора Кочергина, из-за пересеченного характера местности не была ровной и сплошной. Реки, болота, овраги и лесные массивы прорезали и наши, и немецкие позиции, создавая лишнюю головную боль командованию с обеих сторон. От стратегически важного шоссе, контролируемого в данном районе частями моторизованного корпуса вермахта, передовые позиции дивизии отделяло менее двух километров.
Чуть больше месяца назад группировка наших войск, состоявшая из нескольких стрелковых и танковых дивизий, предприняла здесь попытку прорыва гитлеровской обороны. Целью наступления являлось соединение частей Красной Армии с крупным партизанским формированием, действовавшим в тылу у немцев и с боями продвигавшимся навстречу регулярным силам. Из-за яростного сопротивления противника тогда этого сделать не удалось. Наши части вынуждены были остановиться и закрепились на достигнутых рубежах.
В течение следующих четырех недель в связи с весенней распутицей и разливом рек активные боевые действия практически не велись. И вот советское командование вновь начало готовить наступательную операцию. Для этого в дивизию со дня на день должен был прибыть начальник оперативного отдела штаба фронта. Требовались точные сведения о противнике. Нужен был «язык»…
* * *
– Все, хватит! – громкий голос Кочергина и сильный хлопок вырвали задремавшего лейтенанта Буренкова из сладких объятий Морфея.
Сергей резко открыл глаза и тряхнул головой, прогоняя остатки сна. Обстановка в комнате немного изменилась. Майор стоял у окна и курил, а зеленая тетрадь лежала на подоконнике рядом с ним. Увидев, что лейтенант смотрит в его сторону, Кочергин, не глядя, стряхнул с папиросы пепел и вернулся за стол.
– Кури, если хочешь! – Майор подвинул Сергею пачку папирос и коробок спичек.
– Спасибо, Артем Тимофеевич! Не откажусь! – Лейтенант взял папиросу и закурил, выпустив вверх облако сизого едкого дыма. – Кстати, у вас пепел прямо на тетрадку упал, как бы не загорелась!
– Да и хрен с ней! В конце концов, я боевой командир, а не писарь! – с пол-оборота завелся Кочергин, не обратив внимания на шутливый тон Сергея. – Им в штабе отчеты, видишь ли, письменные нужны! Ежедневные! А мне проще к немцам в тыл «сбегать», чем этим бумагомарательством заниматься! Да ты и сам знаешь!
– Знаю, товарищ майор! Но ведь вам теперь по должности вроде как и не положено!
– Положено, не положено! – майор успокоился так же внезапно, как и «вскипел» несколько секунд назад. – Ладно, давай к делу. Мне уже доложили, что ваш ночной поиск в седьмом квадрате закончился безрезультатно, хорошо хоть вернулись без потерь…
– Артем Тимофеевич! – обиженно развел руками Буренков. – Ну, где я вам возьму пленного, если фрицы поголовно засели по своим укрытиям и блиндажам и до утра из них носа не высовывают! А вступать в боестолкновение вы же мне сами и запретили!
– И правильно сделал! А то бы сейчас вместо бестолкового отчета пришлось похоронки писать! Тьфу-тьфу-тьфу через левое плечо! – Кочергин постучал костяшками пальцев по поверхности стола. – Вон, умники из штаба армии решили провести разведку боем в зоне ответственности соседней с нами дивизии. Вчера после артиллерийской подготовки бросили две стрелковые роты среди бела дня прямо на немецкие пулеметы. Потеряли семнадцать человек убитыми и больше сорока ранеными, а толку никакого! Пленных не взяли, новые огневые точки противника не выявили. Да что говорить, там настоящая мясорубка была! Наши ребята даже до первой линии гитлеровских траншей не добрались!
Майор замолчал, играя желваками на щеках, и вновь постучал костяшками по столу. Буренков машинально отметил, что при этом кисть руки командира двигалась, будто сама по себе, бесконтрольно, что ли, словно она жила своей отдельной жизнью…
На некоторое время в комнате воцарилась тишина. Оба молча курили, каждый погруженный в свои мысли. Наконец Кочергин затушил папиросу и, как и положено старшему по должности и по званию, возобновил прерванный разговор:
– Осторожное поведение немцев косвенно свидетельствует о том, что ими готовится серьезная войсковая операция и они, естественно, не хотят, чтобы мы от захваченного «языка» узнали об их планах и замыслах. В свою очередь нам данная информация, безусловно, необходима. Это раз!
Майор вновь решил закурить, жестом предложив папиросу и Буренкову, но тот отрицательно покачал головой, всем видом показывая, что внимательно слушает командира.
– Ладно, поехали дальше! Не буду курить один! – Кочергин со вздохом убрал незажженную папиросу обратно в пачку и пригладил ладонью короткий ежик седых волос на голове. – Как тебе известно, мы тоже вскоре собираемся наступать. Значит, опять возникает потребность в свежих разведданных. На эту тему мне вчера вечером в штабе дивизии всю плешь проели! В общем, куда ни кинь, а надо отправляться в «гости» к немцам! Твоя группа лучшая, вам снова и идти. Вот такой загенбахер, Сережа, получается!
– Товарищ, майор! – Лейтенант недоумевающе взглянул на Кочергина. – Ребята вымотались, едва держатся на ногах! Им надо отдохнуть, выспаться, привести себя в порядок, в конце концов! Не мне вам объяснять, что уставший разведчик – это легкая добыча для подготовленного врага!
– Согласен, лейтенант, и не волнуйся! Будет у вас время на передышку! Смотри, сегодня четверг, четырнадцатое число, восемь утра. На задание пойдем в ночь на понедельник. Поэтому возвращайся к бойцам, примите грамм по сто пятьдесят и все на боковую. Это приказ! А я пока к начальству смотаюсь, побеседую кое с кем. Кстати, Сережа, ходят упорные слухи, что по вновь утвержденным штатам наш батальон станет разведывательной ротой! Попробую сегодня что-нибудь разузнать на эту тему. Заодно и чайку попью, а то мой весь кончился! – Майор скорчил довольную гримасу. – Вопросы есть?
– Так точно! Есть! – Буренков почесал макушку и, прищурившись, внимательно посмотрел в светло-зеленые глаза майора. – Артем Тимофеевич, мне послышалось, или вы сказали «пойдем»?
– Тебе не послышалось, Сережа! Я отправлюсь вместе с вами, а то засиделся уже здесь, зарылся в этой канцелярщине! – Кочергин махнул рукой в сторону зеленой тетради, мирно лежавшей на подоконнике, и широко улыбнулся. – Не переживай, старый конь борозды не испортит!
– Да я буду только рад, но, простите, что повторяюсь, вам же по должности не положено! – удивился Буренков и показал пальцем наверх. – Вас не отпустят!
– А куда они денутся! – развеселился майор. – У меня есть рисковый, но осуществимый план по захвату «языка». И для реализации этой задумки необходим человек, бегло говорящий по-немецки! Извините, товарищ лейтенант, но в нашем разведывательном батальоне есть только один такой индивидуум. Это некто Артем Тимофеевич Кочергин, прошу любить и жаловать!
Майор отвесил шутливый поклон, но сразу посерьезнел и прислушался к донесшемуся снаружи и постепенно усиливающемуся гулу.
– Самолет летит, – произнес Буренков задумчиво, – судя по звуку двигателей, высоко и не быстро.
– Это тактический разведчик «Фокке-Вульф-189», «Рама», – посмотрев на часы, сказал Кочергин и зевнул, – третий день подряд в одно и то же время прилетает, рахит! Покружит недолго, сбросит листовки и убирается восвояси. У фрицев же все по распорядку! Сейчас как раз немецкие артиллеристы завтракают, а, значит, примерно через полчаса начнется обстрел. Так что давай, пока тихо, иди к своим. А я завтра перед ужином загляну к вам, обсудим план будущей операции.
– Слушаюсь, товарищ майор! – Буренков встал со стула, отдал честь и, развернувшись через левое плечо, направился к двери.
– Стой, Сереж! Совсем забыл! – Кочергин быстрым шагом подошел к остановившемуся на пороге лейтенанту. – Нам понадобится пять комплектов немецкой военной формы. Скажи старшине, чтобы подобрал!
– Так Иваныч же в госпитале!
– Был в госпитале! Драпанул вчера оттуда, только его и видели! Уже небось с твоими ребятами лясы точит, страшные истории про злых врачей рассказывает!
– Вот дает, старый! – Буренков весь аж засиял от восторга и нетерпеливо начал переминаться с ноги на ногу. – Так я побежал, товарищ майор!
– Беги! И передай этому нарушителю больничного режима, чтобы мне нашел офицерский китель и штанишки соответствующие!
– Есть, Артем Тимофеевич! Все сделаем! – крикнул лейтенант, выбегая из комнаты.
С улицы донеслись его торопливые удаляющиеся шаги.
Кочергин, улыбаясь, подошел к карте, висевшей на стене. По мере ее изучения выражение лица майора изменилось, и оно приняло серьезный и озабоченный вид.
Дело предстояло чрезвычайно опасное, а его результат во многом зависел от удачи и везения разведчиков.
От партизан поступила информация, что на железнодорожную станцию, находившуюся в тылу у немцев на удалении пятнадцати километров от линии фронта, в воскресенье прибудет специальный эшелон, на котором из Берлина приедет какой-то высокопоставленный армейский чин, чуть ли не начальник генерального штаба сухопутных войск вермахта генерал-полковник Франц Гальдер. И в понедельник утром в штабном вагоне он проведет совещание с командирами дислоцированных в данном районе гитлеровских частей и подразделений.
По замыслу майора разведгруппа, пользуясь ночной темнотой, должна скрытно пробраться в окрестности транспортного узла и устроить засаду. Нет, не на Гальдера, конечно! Кочергин всегда берег людей, являлся реалистом и не собирался безрассудно рисковать бойцами ради призрачного шанса захватить в плен генерал-полковника, охраняемого в этой поездке не хуже самого Гитлера. План у майора был иным и заключался в следующем.
К станции, где остановится эшелон с большой германской «шишкой», вела только одна более-менее приличная дорога, по которой могли проехать легковые автомобили. Начиная от мест дислокации немецких войск, она шла через небольшие перелески, а на конечном участке протяженностью около двух километров тянулась почти параллельно железнодорожному полотну, отделенная от путей густой порослью молодых деревьев и неглубоким, но длинным, больше похожим на болото, чем на озеро или пруд, водоемом. Слева от дороги простиралось поле, в некотором отдалении плавно переходившее в смешанный лес. За полкилометра до привокзальной площади дорога делала зигзагообразный поворот, оставляя по правой стороне два приземистых кирпичных строения, в которых до войны располагались железнодорожные склады. К этим зданиям, согласно данным аэрофотосъемки, в свою очередь почти вплотную примыкали сильно разросшиеся кусты и деревья, и увидеть со стороны, что происходит за бесхозными постройками, было практически невозможно.
Именно в этом месте разведчики и нанесут свой внезапный удар! Целью акции станет кто-нибудь из офицеров вермахта, вызванных Гальдером на «симпозиум», – так своеобразно назвал организуемое фашистами мероприятие Кочергин.
Как заманить фрицев в приготовленную для них возле заброшенных складов ловушку, майор тоже уже придумал. Здесь он решил сыграть на приверженности немцев к строгой армейской дисциплине и порядку…
А вот дальше начинались в основном одни «но» и «если».
Во-первых, брать «языка» надо было практически бесшумно, то есть без единого выстрела. Если начнется стрельба, то гитлеровцы в считаные минуты оцепят этот район и операция закончится провалом.
Во-вторых, у майора к самому себе возникало много вопросов, связанных с возвращением разведгруппы в расположение наших войск. Кочергин был опытным командиром и прекрасно знал, что путь домой является порой наиболее опасной частью всей операции. Он долго ломал голову, просчитывая различные варианты, но при любом раскладе перспективы намечались далеко не радужные. В итоге майор решил, что сразу же после захвата пленного группа быстро пересечет поле и скроется в лесу, а дальше как кривая вывезет. Это выглядело чересчур авантюрно, но действовать по-другому в сложившихся условиях не представлялось возможным.
К тому же на уровне подсознания Кочергин чувствовал, что все пройдет, как надо. А чутье майора за последние месяцы еще ни разу не подводило…
– Ничего, прорвемся! – вслух сказал Кочергин, хотя в комнате, кроме него, никого не было, и в очередной раз асинхронно постучал пальцами теперь уже по стене.
Это являлось следствием контузии, полученной майором полгода назад. События того кровавого дня и сейчас стояли у Артема перед глазами…
Глава 2
…В конце ноября 1941 года на южных подступах к Москве шли ожесточенные бои. Советские дивизии, неся большие потери, уже несколько суток с невероятным трудом сдерживали натиск численно превосходящих сил противника. Людей катастрофически не хватало. Все, кто мог держать в руках оружие, включая штабных писарей и поваров, находились на передовой.
В один из напряженных моментов сражения на самом уязвимом участке нашей обороны гитлеровцы после артиллерийской подготовки и последовавшего за ней авианалета кинули в атаку со стороны деревни Михайловка более восьмидесяти легких и средних танков. Бронированные машины, стреляя на ходу, наступали развернутым фронтом, – тремя волнами, приблизительно по двадцать семь танков в каждой. Следом густыми цепями шли автоматчики.
Несокрушимой, как казалось немцам, мощи вермахта противостояли около семи сотен красноармейцев (все, что осталось от полка!), да переброшенные прошлой ночью им на помощь сто двадцать человек из состава отдельного разведывательного батальона и комендантский взвод. Наши бойцы кроме пистолетов, винтовок, ППШ и ручных пулеметов также имели в своем арсенале одиннадцать противотанковых ружей (ПТР) системы Дегтярева, гранаты и бутылки с зажигательной смесью. И все! Больше защищать рубеж было нечем. Два последних 45-миллиметровых орудия разбомбили накануне немецкие пикировщики…
…Танки со свастикой на броне неумолимо приближались. Но пока до них оставалось еще более километра. Капитан Артем Кочергин опустил бинокль, присел на пустой ящик из-под патронов, валявшийся на дне траншеи, достал из пачки последнюю папиросу и закурил под аккомпанемент взрывающихся вокруг снарядов.
– Как дела? – разглядывая приготовленную связку трофейных немецких гранат «М-24», обратился Артем к годившемуся ему в сыновья незнакомому младшему лейтенанту, расположившемуся неподалеку.
– Нормально! – бодро ответил тот с присущим молодости оптимизмом. – Жить можно!
– Только не долго! – саркастически произнес Кочергин, но его слова потонули в грохоте близкого разрыва.
Обоих обдало проникшей в траншею, но уже ослабленной взрывной волной, а по спинам застучали комья земли вперемешку со снегом.
– Чтоб тебя, все за шиворот попало, попробуй теперь вытряси! – беззлобно выругался младший лейтенант и почему-то виновато улыбнулся. – Еще и уши заложило, зараза!
Кочергин ободряюще и немного снисходительно улыбнулся в ответ – он успел вовремя пригнуться, так что даже папироса в его руке не потухла!
– Товарищ капитан! – рядом с Артемом внезапно, словно из ниоткуда, выросла приземистая фигура красноармейца с перепачканным грязью лицом. – Майор Седов ранен! Вас срочно к себе вызывает! Его в соседний блиндаж отнесли!
– Иду! – откликнулся Кочергин, встал с ящика, положил на его крышку связку гранат и кивнул младшему лейтенанту: – Пусть полежат здесь до моего возвращения.
Тот неопределенно качнул головой в ответ.
Повесив на плечо ППШ, Артем сделал быструю затяжку и уже собрался выкинуть недокуренную папиросу, но молодой голос остановил характерное движение его руки.
– Разрешите, я добью, товарищ капитан! – младший лейтенант стоял рядом, выпрямившись в полный рост, и смущенно улыбался.
– Держи! – протянул папиросу Кочергин. – И пригнись, а то башку отстрелят!
– Спасибо! – младший лейтенант быстро присел на корточки и глубоко затянулся.
Было непонятно, за что он благодарил Артема, – за курево или за предупреждение.
– На здоровье! – на ходу буркнул Кочергин и скрылся вслед за бойцом за выступом траншеи.
Через пару минут Артем достиг блиндажа, где развернули походный лазарет, и по вырубленным в земле ступенькам спустился вниз. Все внутреннее пространство импровизированного госпиталя было забито ранеными. Некоторые громко стонали, другие лежали молча и лишь тяжело дышали. Один сержант с перебинтованными ногами громко матерился, требуя дать ему винтовку и отнести наверх, в траншею. В воздухе стоял устойчивый запах медикаментов, перевязочного материала и человеческой крови.
– Как там дела, товарищ капитан? – увидев Кочергина, взволнованным голосом спросил внезапно переставший ругаться сержант и указал глазами на выход из блиндажа.
Остальные раненые, находившиеся в сознании, разом повернули головы в сторону Артема и замерли в тревожном ожидании.
– Все как обычно, ребята! Стреляют! – громко ответил Кочергин и широко улыбнулся. – Сейчас мы фрицам парочку пилюль пропишем, и они успокоятся!
Кто-то из раненых засмеялся, другие подхватили, напряжение, охватившее людей, исчезло.
Только сейчас Артем заметил в дальнем углу блиндажа сутулую фигуру в белом халате и очень осторожно, чтобы никого случайно не задеть, стал продвигаться в этом направлении.
Человек в белом обернулся, прищурился, видимо разглядывая командирские знаки различия Кочергина, и поманил того рукой:
– Идите сюда, товарищ капитан!
При ближайшем рассмотрении сутулый доктор оказался худощавым молодым человеком с грустным взглядом. На земляном полу рядом с врачом стояли носилки, на которых с закрытыми глазами лежал мужчина средних лет крепкого телосложения с невыразительным лицом. Его грудь была плотно обмотана бинтами. Под правой ключицей на белом фоне отчетливо выделялось проступившее через повязку красное пятно.
– Военврач 3-го ранга Лариков! – представился медик. – А вы, как я понимаю, капитан Кочергин?
– Так точно! – ответил Артем.
– Товарищ майор, – наклонился к лежащему на носилках раненому Лариков, – капитан Кочергин здесь.
Раненый открыл глаза и с трудом сфокусировал взгляд на Артеме.
– Принимай командование, капитан, – прошептал Седов, – и запомни: танки пройти не должны! Их надо остановить любой ценой!
– Остановим, Андрей Глебович! – заверил майора Кочергин. – Все будет хорошо!
Он впервые увидел Седова только минувшей ночью, когда докладывал тому о прибытии отряда разведчиков, но имя и отчество майора почему-то запомнил сразу.
– Вот и славненько, – совсем не к месту тихо произнес майор и протянул Артему небольшой по размеру плоский металлический предмет округлой формы. – Возьми, будет тебе как талисман. Только не показывай никому!
– Что это, товарищ майор? – Кочергин покрутил двумя пальцами потускневший от времени кружок, на разных сторонах которого были выбиты цифры 1927 и 10.
– Немецкая монета, десять пфеннигов называется, еще до Гитлера выпущена. Я ее из Германии привез! – тут Седов осекся и глухо прокашлялся. – Доктор говорит, что мне такая же жизнь спасла.
– Это правда, – подтвердил Лариков и показал Артему похожий кружочек, только с глубокой вмятиной посередине. – Обе эти монеты лежали у товарища майора в левом нагрудном кармане прямо напротив сердца, и одна задержала осколок.
– Иначе бы мне крышка! – попытался усмехнуться Седов, но тут же поморщился от боли и прикрыл глаза.
– Все, закончили! – решительным тоном сказал военврач и подтолкнул Артема к выходу. – Раненому нужен покой!
Артем хотел попрощаться с Седовым, но тот, вконец обессилев, лежал без движения и только хрипло дышал. Кочергин убрал подаренную майором монету в карман и направился к выходу.
После царившего в блиндаже полумрака яркий солнечный свет резал глаза. Даже на искрящийся снег было больно, но как же приятно смотреть!
«Мороз и солнце, день чудесный…» – вспомнил Артем строку из стихотворения великого поэта и на мгновение забыл о войне, но грохот нескольких разорвавшихся неподалеку снарядов тут же вернул его к суровой действительности.
Возле блиндажа появились несколько младших командиров. Видимо, узнав о ранении Седова, они решили получить от него соответствующие указания по поводу дальнейших действий.
Кочергин жестом остановил их и, сообщив о состоянии здоровья майора, перешел к делу, быстро поставив перед каждым четкую и конкретную боевую задачу. Все «совещание» заняло чуть больше минуты. Командиры направились по своим подразделениям, Артем же, подозвав двух красноармейцев, отправил их по траншее в разные стороны передать по цепочке приказ: «Всем держаться, ни шагу назад! Кто побежит – расстрел на месте!»
А сам быстрым шагом двинулся туда, где оставил свои гранаты, по дороге успокаивая и подбадривая солдат.
Между тем первая волна немецких танков уже приблизилась на расстояние трехсот метров от наших позиций и попала в зону наиболее действительного огня расчетов противотанковых ружей. Артем с удовлетворением отметил, что майор Седов грамотно расположил бойцов-бронебойщиков таким образом, что танки, маневрируя, с целью уйти из сектора обстрела одного расчета, обязательно попадали под огонь другого. Причем самыми уязвимыми местами – бортами или кормой.
Остановившись на полпути, Кочергин приподнялся над бруствером, приложил бинокль к глазам и осмотрел поле битвы. То тут, то там со стороны наших позиций над землей поднимались небольшие облака снежной пыли, неизменно сопровождавшие каждый выстрел из противотанкового ружья.
Рядом с Артемом из вынесенной вперед ячейки вел огонь по противнику расчет бронебойщиков. И довольно успешно! Два подбитых танка со свастикой замерли на заснеженном поле. Третий пытался уйти с линии поражения и как раз подставил под выстрел свой слабо защищенный борт. Но бойцы медлили и почему-то огонь не открывали. Ефрейтор-наводчик, словно каменная статуя, недвижимо застыл, прижавшись щекой к специальному упору на прикладе противотанкового ружья. Лишь его согнутый указательный палец, лежащий на спусковом крючке, слегка дрожал. Второй красноармеец с тревогой смотрел на товарища, видимо, порываясь что-то сказать, но молчал. Томительные мгновения ожидания, казалось, превратились в вечность. Тем временем танк, объехав воронку от снаряда, уже начал разворачиваться в сторону траншеи.
– Стреляй, пехота, не спи! – крикнул Артем, в сердцах стукнув биноклем себе по бедру.
И, словно отвечая Кочергину, вокруг дульного тормоза ПТР выросло белое невесомое облачко. Краем глаза Артем заметил, что одновременно по танку выстрелили еще и откуда-то справа. Прошло несколько тягостных секунд, и немецкий танк вдруг остановился. Из его кормовой части вырвались оранжевые языки пламени.
– Есть! – торжествующе заорал ефрейтор-наводчик, поворачиваясь к Артему. – Горит, собака! Сейчас мы гадам…
Мощный взрыв потряс траншею. В эту кратчайшую долю секунды Кочергину показалось, будто гигантский кулак с чудовищной силой ударил его в грудь. Артема резко швырнуло назад, он врезался спиной в земляную стенку траншеи, издав при этом глухой утробный звук, и провалился в темноту…
Сколько времени он находился в беспамятстве, Кочергин не знал. Возвращение из небытия было постепенным. Когда первые признаки сознания проникли в его мозг, Артем, открыв глаза, но еще не вспомнив, что произошло, с каким-то «мутным» и замедленным испугом обнаружил себя лежащим на спине в глубокой, как ему показалось, канаве. Жуткая звенящая боль распирала голову. К горлу подступали тошнота и рвота.
Почти не чувствуя рук и ног, Кочергин попытался подняться, но это удалось ему не сразу. Лишь с трудом перевернув на живот свое казавшееся свинцовым тело, Артем медленно встал на четвереньки, а потом на колени. Простейшие на первый взгляд движения отозвались в мозгу капитана яростными прострелами, будто некто там внутри его черепа безумно застучал несколькими молотками одновременно, стремясь вырваться наружу. Кочергин открыл рот и сдавил голову руками, пытаясь унять эту адскую свистопляску. Вроде слегка полегчало…
Кто-то сильно тряхнул Артема за плечо. Он повернул голову и увидел молодого бойца, чумазое лицо которого показалось Кочергину знакомым. Красноармеец, судя по безостановочным движениям губ и активной жестикуляции, что-то настойчиво говорил ему, Артему.
Сначала до капитана доносились только приглушенные неясные звуки. А он в ответ лишь хлопал глазами и мотал головой. Но вскоре Артем разобрал несколько слов и даже короткое, хотя и не совсем правильное с точки зрения нормального русского языка, предложение, произнесенное красноармейцем в самом конце его монолога особенно эмоционально.
– Я уже думал вам андец, товарищ капитан! – хрипло сказал боец и почему-то засмеялся.
«Хороший знак! – обрадовался Кочергин. – У меня контузия, факт, но я слышу и понимаю этого чумазого весельчака! И боль немного утихла. Авось обойдется!»
– Дай закурить, пехота, – слегка заторможенным голосом, но более-менее разборчиво произнес Артем и, опершись на протянутую красноармейцем руку, встал.
– Не курю я! – ответил боец, передавая Артему бинокль. – Это ваш, товарищ капитан! Возле сапога лежал!
– Какого сапога? – не понял Кочергин и взглянул на свои ноги, мысленно отметив, что речь, похоже, тоже постепенно восстанавливается.
– Да вон же валяется! – ткнул рукой себе за спину красноармеец.
Только сейчас, увидев в нескольких метрах от себя на дне траншеи кроваво-грязный солдатский сапог, Артем вспомнил, что произошло. Он подошел к тому месту, где располагались бронебойщики, и в полузасыпанной ячейке обнаружил изувеченные взрывом человеческие останки. Это было все, что осталось от двух еще совсем недавно живых и здоровых людей! На бруствере своеобразным памятником погибшим, задрав ствол в небо, одиноко застыло противотанковое ружье.
Но скорбеть капитану было некогда – фашисты, потеряв половину машин из первой линии атаки и перегруппировавшись, теперь сосредоточили свой удар на правом фланге советской обороны. А освободившийся участок фронта постепенно заполняли танки, двигавшиеся следом во второй и третьей волнах. Короткое затишье сменилось звуками вновь разгорающегося сражения. Что касается вражеской пехоты, то, остановленная плотным заградительным огнем красноармейцев, она так и осталась позади гитлеровских танковых порядков и активных действий пока не предпринимала, видимо, чего-то выжидая.
– Иди сюда! – позвал бойца Кочергин, бегло осмотрев противотанковое ружье и убедившись в его исправности. – Помоги перенести ПТР и патроны не забудь! Кстати, тебя как зовут?
– Петр Каминский, – отозвался солдат, поднял с земли брезентовую сумку и, заглянув внутрь, пересчитал ее содержимое. – Двадцать патронов, товарищ капитан!
– Отлично, Петя! – сказал капитан, показывая бойцу жестом в сторону ружейного приклада. – Раз, два, взяли!
Вдвоем они достаточно быстро, насколько это вообще возможно при перемещении в полусогнутом положении по скользко-грязному и неровному дну траншеи, переступая через убитых и огибая раненых, да еще и под огнем противника, перетащили двухметровое семнадцатикилограммовое ружье на правый край наших позиций. И вовремя! Танки со свастикой завершали обходной маневр и были уже совсем близко, метров сто – не больше!
Установив ПТР на сошки между торчащими из снега кустами, Кочергин, взявшись за рукоятку, отвел затвор назад до отказа, глубоко вздохнул и, повернув голову, негромко произнес:
– Хорошая у нас позиция, Петя, заряжай!
Тот не заставил себя ждать и быстро вложил 14,5-миллиметровый патрон в патронник.
Закрыв затвор, Артем навел ружье на ближайший танк, целясь в крест на его борту, и выстрелил. Мимо! Поглядев в чем дело, Кочергин понял, что от взрыва или при переноске сбился целик.
– Патрон! – скомандовал Артем, корректируя прицел.
– Уже! – лаконично откликнулся Каминский.
Невдалеке разорвалось несколько снарядов. Впрочем, пронесшиеся над траншеей осколки не нанесли никому какого-либо урона.
Кочергин снова нажал на спусковой крючок, с удовлетворением отметив, что на этот раз он попал! Но танк как ни в чем не бывало продолжал двигаться вперед, стреляя из пулемета по укрывшимся в траншее красноармейцам. И словно нарочно подставлял под огонь новоиспеченного расчета противотанкового ружья борт и корму.
– Живучий, твою мать! – процедил сквозь зубы Артем, целясь в моторный отсек. – Получай!
Звука выстрела за грохотом боя он не расслышал, но черный дым, поваливший из двигателя, говорил сам за себя. Танк проехал еще с десяток метров и, будто уткнувшись в невидимую стену, замер.
Распахнулись люки, и немецкий экипаж стал выбираться наружу. Каминский дал по ним длинную очередь из ППШ. Двое танкистов упали. Остальные бросились ничком на снег и поползли к своим, плохо различимые за густыми клубами стелющегося над землей дыма. Вторая автоматная очередь, выпущенная Петром вдогонку, не причинила им вреда.
– Хорош палить, заряжай! – толкнул его в бок Артем. – Видишь, еще один ганс едет в гости!
Из-за подбитого танка на половину корпуса выдвинулся силуэт другой машины с выведенными на башне яркой белой краской цифрами 738. Кочергин, с шумом выдохнув воздух из легких, потянул спусковой крючок и, почувствовав, что бронебойно-зажигательная пуля ушла в цель, сразу дернул рукоятку затвора на себя. Петр тут же сноровисто вставил новый патрон. Следующий выстрел снова попал в цель. Танк остановился.
