Kitabı oku: «Порномания», sayfa 6

Yazı tipi:

Анна пытается оскорбить серфера

Я не выдерживаю, подхожу и шепчу ему прямо в ухо (его «Афродита» волнуется):

– Ты самодовольный кретин!

– За что ты так?

– Потому что ты примитивен! Меня тошнит от тебя и от твоей глупости, от твоего тщеславия. Ты пустышка, ты никчемен! Никто и ничто, ты хуже мухи…

Он обижается, так как ничего не понял. Говорит, что вызовет полицию, если еще услышит от меня такое. Обычный жаргон пустышек и сволочей. В итоге он стал бояться меня, а я близка к ненависти. Но это смешно – ненавидеть его. Это как ненавидеть пустоту. Я сказала, что презираю его. Он улыбнулся. Еще бы, говорили его по-прежнему торжествующие глаза, ведь я с такой девушкой. И тут я поняла: он думает, что я ревную его. Не даюсь из вредности и ревную к этой жалкой афродите с птичьими движениями, которая опасливо косится на меня. Зачем, зачем я связалась с ним? Как это глупо. У меня талант попадать в глупые ситуации, да еще и с глупыми людьми!

***

Вместо отдыха Анна дико устает от этой идиллии и гармонии, которые кажутся таковыми на первый взгляд. Она убедилась, что везде одно и то же: рабство и клише. Шаблоны и пошлые радости, так необходимые для счастья средних людей. На Лансароте Анне не встретился ни один «нормальный», то есть интересный человек, хоть отдаленно напоминающий Уэльбека.

М мнит себя героем экзистенциального романа и критикует устройство мира

«Я ― герой экзистенциального романа». Я повторяю эту фразу, как йог свою мантру. Мне импонирует такая идея. Я в третий раз за два месяца перечитал «Тошноту» Сартра. Мне нравится изображать себя непонятым Гигантом из трактатов Ницше, стоящим над миром в горделивой позе. Но в то же время доставляет удовольствие видеть себя скукоженным и крохотным человечком. Я все же уверен: мир держится на маленьких людях. Вот и я ― маленький человек. Но от меня многое зависит, я знаю. И уже факт того, что я спокойно признаю себя маленьким, делает мне честь. Я горд собой, своим миром, и тем, что у меня есть проблемы. Причем не повседневного свойства, иначе я бы не читал Сартра и Камю. А экзистенциального. То есть, связанного не с жизнью, а с бытием. Впрочем, какие они ― мои экзистенциальные проблемы? Я и сам толком не знаю. Не то что бы меня тошнит, но я как-то странно стал ощущать себя в последнее время. Мне скоро тридцать, и у меня появляются мысли, которые никогда раньше меня не тревожили.

Первая и самая главная мысль: я живу не так, как хотел бы. Признаться, она меня ужасно пугает. Появилась какая-то неудовлетворенность, она мешает мне дышать, и я задыхаюсь по ночам. Что с этим делать ― я не знаю. Чтобы заглушить эти мысли, я часами бесцельно брожу по городу – как мне кажется, в поиске ответов. Надеюсь, что мне, как герою сартровских романов, придут в голову правильные решения в процессе прогулки. Да, я пробовал записывать за людьми то, что они говорят, пробовал также записывать за собой, но все это оказалось не тем, что нужно. Я интуитивно выбрал то, что мне ближе всего: бродить в одиночестве по городским улицам, заглядывать в подворотни, исследовать тайную и явную жизнь города. Коль я горожанин, обреченный проводить почти все свое время в камне, асфальте, стекле и бетоне, то мне необходимо это принять и понять. Я почти не смотрю на людей во время своих долгих прогулок, и они для меня стали словно придатками к городским зданиям, к архитектуре. Понятно, что полноценные прогулки я могу совершать только на выходных, но и по вечерам, выйдя с работы, я иду по темным переулкам и улицам и, задрав голову, смотрю на здания, пытаюсь проникнуть в их суть. Я почти не разбираюсь в архитектуре, и мне не важно, старое это здание или новое. Раньше я был любителем старых построек ― чем старее, тем лучше. Я даже мечтал переехать в центр. Сегодня я могу почти одинаково приходить в экстаз и от старого, и от нового. Даже в своем спальном московском районе я теперь нахожу много поэзии.

Вторая мысль, хотя это не мысль, а вопрос, и он тоже меня пугает: чем бы я хотел заняться в жизни? Я мог бы ответить: «Да, пожалуй, ничем, кроме созерцания». Но на созерцании много не заработаешь, если ты не фотограф или… Кстати, фотографом я так и не стал, хотя, наверное, у меня есть к этому способности. Но когда вижу этих хорошо одетых мальчиков и девочек, мнящих себя кем-то там, или не мнящих, а просто щелкающих своей дорогой аппаратурой, мне становится тоскливо. Для фотографа-хипстера я чувствую себя староватым. Умиляюсь, когда встречаю своих ровесников, сделавших характерные челки, одетых в узкие джинсы и носящих очки в роговой оправе. И ― старательно, но не забывая о прическе и позе, выбирающих очередной ракурс для фотографирования. Так вот, меня очень веселит их вид, серьезность и надменность этих зачастую бородатых лиц ― тоже, оказывается, характерная хипстерская черта. В Москве вообще все стало так ходульно, так неискренне; везде пафос, поза, желание что-то сказать без знания предмета. Впрочем, сейчас весь мир такой – живая версия Фейсбука, где люди оценивают друг друга, выставляют себя напоказ и ревниво следят за другими: не обогнали ли их они? И все меньше способны к простому, искреннему общению.

Еще одна очень важная для меня мысль: в один прекрасный день мне стали неинтересны почти все мои друзья и знакомые. Я вдруг почувствовал, что мне с ними скучно. Вот почему я всегда гуляю один. Таков мой экзистенциализм. Я знаю, он какой-то вялый, ни рыба ни мясо. Может, под стать мировым тенденциям, от которых не спрятаться? Сегодня все такое пресное и поверхностное. И я тоже все пытаюсь найти глубину, но нигде ее пока не нахожу. Кажется, еще лет пятьдесят назад Милан Кундера писал про невыносимую легкость бытия. Неужели ничего не изменилось, или изменилось так мало, что по большому счету ничего не изменилось?

Анна рассказывает, что случилось перед вылетом в Москву

Я в Москве, только что вернулась со своего острова, привыкаю к городу и квартире. Не думала, что после всего десяти дней так сильно отвыкну от привычных условий, в которых жила годами. Чувствую себя довольно разбалансированной. Но все равно рада, что съездила. Десять дней относительного спокойствия. И, главное, новых впечатлений. Плюс неплохая смена обстановки… Побывала на всех островах архипелага, включая самый западный, Эль Хиерро, Isla Meridiana, остров, по которому когда-то проходила линия разделения на миры, на все эти часовые пояса, и, быть может, до сих пор что-то там проходит; остров, когда-то бывший концом света для древних греков, крайней западной точкой Европы, если не ошибаюсь. О нем еще писал Умберто Эко в своем «Острове накануне». Для меня Эль Хиерро тоже стал краем моего мира: я полюбила Старый Свет и не захотела из него выезжать, хотя какое-то время мечтала о той стороне, где Бразилия и Мексика. Стоя на западном краю Эль Хиерро, я думала о том, что, возможно, никогда не пересеку этой точки… Впрочем, кто знает. Я вечно даю какие-то обещания, а потом их нарушаю. Как, например, с тем серфером.

Я думала, что презирала его, а в итоге не смогла устоять перед ним. Правда, сдалась я достойно, сама став самцом, охотником. В последнюю ночь перед отъездом я выманила его из отеля, в котором он жил, и буквально набросилась на него. Мы трахались на пляже, когда уже там никого не было, мы трахались у него в номере, а его девушка ― та гладкая афродита, которая, по его словам, ему уже надоела, все звонила и звонила ему на мобильный, засыпала его эсэмэсками, пока он не отключил звук. Впрочем, эти звонки и эсэмэски были отличным фоном для нашей внезапной страсти. Он сказал, что я ― особенная, что он сразу это понял, как только увидел меня. А я лежала и смотрела в какую-то одну мне видимую точку на потолке; в своих мыслях я была далеко, уж точно не на Лансароте; и я уже не была от него без ума. Да, я лежала в его в номере, в его постели, на несвежих простынях, еще хранивших запах волос афродиты, вплотную к нему, трогала его обмякший член, гладила его загорелое тело и думала о чем-то другом, точнее, о ком-то другом. Я думала о том парне, что бродит по улицам огромного города в ожидании встречи со мной, города, в который я вернусь следующим утром. Сумасшедшее количество секса в ту ночь – впервые за долгое время ― успокоило меня и направило в нужное русло. Я хотела поблагодарить серфингиста. Хотела сказать «спасибо» этому гладкокожему животному с неторопливыми, плавными и уверенными движениями. Именно это молодое и спокойное тело помогло мне отчетливо, до мельчайших деталей, словно в кино на огромном экране, увидеть самое главное – подвижное лицо того парня, которого я случайно встречала в Москве, раз пять или шесть, а может, четыре или всего три…

Я сидела рано утром в аэропорту, в кафе, в ожидании самолета на Москву; я только что выкурила свою привычную третью сигарету после двух эспрессо; по радио крутили песню Тины Тернер Foreign Affair про курортный роман где-то на юге Европы, в красивом и романтичном месте… Я вспомнила серфера и мысленно поблагодарила его, словно он был моим наставником, этот простой паренек 20 лет, с гладким телом и неутомимым членом. Никогда не знаешь, кто поможет понять самое важное. А я думала, что это будет мужчина с внешностью Уэльбека!

В самолете рядом со мной спал толстый мужик, храпел и сопел. Меня это веселило. Я смотрела на него и думала, что, если честно, завидую мужчинам. Я не феминистка и уверена, что женщинам никогда не догнать мужчин. И, если бы у меня была их пиписка, их характер, их дух и прочие качества, стала бы я так сидеть дома и теребить себя! У меня просто падает дух, когда я сравниваю себя с ними.

Приехав в Москву, я первым делом думаю об интернете. Видимо, я все еще боюсь повторения того же, что было раньше ― моей порномании. И следующего за этим одиночества, душевного разлада и депрессии. Я пока держусь, но кто знает, когда прорвет плотину. Я стараюсь не думать об этом и не бояться. Но думаю и боюсь.

То ли из-за страха перед интернетом и порноманией, то ли из-за того, что это и правда так есть, я все больше склоняюсь к тому, чтобы делить современное человечество на показывающих и смотрящих, на эксгибиционистов и вуайеристов соответственно. Я, например, вуайеристка, смотрящая, потребитель порнографических образов. Те, кто выкладывает эти образы и производит их, ли участвует в их производстве, включая актеров и съемочную команду, эксгибиционисты. Или, по крайней мере, торговцы эксгибиционистским товаром. Они не включены в этот процесс с, так сказать, идеологической точки зрения. Они просто торгаши, как на рынке. Но они тоже виновны в том, что именно этот товар продается с такой скоростью. Что же насчет меня и таких как я, то мы просто жертвы, слабые ведомые жертвы этих образов, их рабы. Кому лучше, им или нам? Мне кажется, что при всех различиях мы в одной лодке. Но, возможно, я сгущаю краски. Наверное, им легче, они ведь не жертвы, как мы…

М все-таки считает, что со времен романа Кундеры изменилось многое

И все же многое изменилось со времен романа Кундеры, который я недавно вспоминал. Прежде всего, тогда не было таких технологий. Мир не был ими так пронизан. Да, жизнь не была такой «удобной», как сегодня. Но она была… более настоящей, более живой. И та легкость бытия, о которой говорит Кундера, она была другая, это вообще о другом, это никак не связано с темой, которой касаюсь я. Но все-таки мне хочется поговорить о нынешней «легкости бытия», о том, что происходит сегодня, сейчас. По-моему, нынешняя легкость бытия, порожденная совершенно другими вещами (то есть, технологиями), тоже невыносима. Разве вы это не чувствуете? Больше мне добавить нечего. Я, наверное, вернусь к этой теме, но позже. Мысли идут вразброд.

Анна проводит небольшой технический эксперимент

После приезда с Лансаороте я провожу эксперимент: могу ли я хоть немного быть в стороне от всего этого противного мне прогресса? Специально, с вызовом покупаю себе самый дешевый мобильный, похожий на калькулятор. Кнопки на нем нажимаются с трудом. Батарейка быстро «сдыхает». Приходится прекратить издеваться над собой. Выбрасываю его через неделю.

После этого я хочу попробовать другую крайность: из любопытства покупаю самый дешевый сенсорный мобильник. Не могу привыкнуть к нему ― к его разъезжающейся поверхности, к скользящим движениям. Я ужасно страдаю: набор эсэмэс стал форменной пыткой, а во время звонка я нередко случайно сбрасываю абонента. Может, надо купить дорогую модель? Но меня раздражают эти зеркала. Я и думать не могу о том, чтобы обзавестись сенсорным мобильником. Он мне отвратителен, даже более чем тот «калькулятор».

Я выбрасываю сенсорный телефон и покупаю обычный кнопочный мобильный, не самый дешевый, но и не самый дорогой. Я его часто роняю. От этого экран покрывается трещинами, но мне это нравится. Наконец-то у меня есть телефон не как у всех, который обладает индивидуальностью – если это слово вообще здесь уместно. Ведь я знаю, что мобильный телефон, как любая конвейерная вещь, заведомо ее лишен. Но трещины, эти жизненные борозды, которые паутиной покрывают экран, хотя бы намекают на его «возраст» и изношенность. И на его связь со мной.

***

У Анны хватает странностей. Ну ладно еще мобильные телефоны. На фоне всего остального это такая невинная шалость! Но вот то, что ей во что бы то ни стало хочется избавиться от прогресса и «диктата технологий» в ее жизни – это серьезная и амбициозная заявка. Сильно забегая вперед, скажу, что в своем стремлении Анна дойдет до довольно радикальных идей. А также людей. Но это случится не скоро.

У Анны сексуальная депрессия

Проснувшись как обычно поздно, я понимаю, что мне нужно наладить режим дня, научиться жить по какому-то расписанию. Но я знаю, что не смогу сделать это сама. Я вскоре забываю про идею жить по расписанию, так как меня настигает, как я считаю, сексуальная депрессия. Я молодая женщина, которую растравил своим вниманием серфер на Лансароте, и вот теперь мое тело проснулось, оно требует, требует своего, еще и еще…

Всего-то надо ― найти большой хуй, чтобы он меня трахал. Или маленький хуй, который бы трахал меня довольно халтурно, а после траханья навешивал бы мне интеллектуальную лапшу на уши. Почему-то до сих пор я считаю, что большие члены встречаются только у простых мужиков ― рабочих и так далее, а у интеллектуалов они большими быть ну никак не могут. Кстати, мой опыт пока именно это и показывает. Погодите, но ведь я спала не только с интеллектуалами! И вообще, был ли у меня хоть один настоящий интеллектуал? И был ли у меня хоть один так называемый рабочий?

Я пытаюсь свалить все на страну. Может, это из-за нее я одна? Да ладно, поправляю я себя, страна как страна, банановая республика с большими амбициями, огромнейшей мерзлой территорией, которая, в сущности, кроме другого дико перенаселенного соседа, никому и никогда не будет нужна. Остальные вон ютятся на своих клочках, отвоевывают сушу у моря, строят дамбы и уютно живут. А мы? Мы широкие и в то же время какие-то скукоженные; и очень испуганные ― может, это как раз от огромности территории?

В России до сих пор большая демографическая проблема: недостаток мужчин. Это, видимо, еще со времен Великой Отечественной войны. И многим женщинам по этой объективной причине не хватает мужчин. Но, глядя на свой и чужой опыт, я знаю, что это далеко не всегда может служить оправданием. Почему-то мужчины часто выбирают одну и ту женщину, и сражаются за нее, а другие с завистью за этим наблюдают. Да я и по себе знаю: когда я уверена в себе, не важно во что я одета и как выгляжу, мужчины буквально липнут ко мне, досаждают своим вниманием. Если же на мне лица нет, никто не видит меня. Я начисто пропадаю с их радаров.

***

Анна оставляет размышления о стране и демографии и решает победить свою сексуальную депрессию нетривиальным способом – арендовать парня по вызову. Почему бы и нет? Сказано ― сделано. Весь следующий день она проводит в поисках «красавчика», который подошел бы ей. Она хочет именно такого, о котором могла бы вспоминать. Но она пока не знает, как он должен выглядеть.

М воображает себя и Анну героями романа

Если бы я и та девушка, которую я периодически встречаю в городе (всегда неожиданно и в то же время закономерно), были бы героями романа, то рано или поздно автору пришлось бы нас соединить. Но, коль никакого романа нет, но есть только повседневная жизнь с ее мелкими заботами и редкими озарениями, то шансов на наше соединение нет почти никаких.

Я выхожу на обеденный перерыв из своего затхлого офиса, иду в направлении какого-то кафе ― жрать хочется ужасно ― и думаю, что, может быть, есть такой человек или просто субстанция, в силах которой ― соединить нас? Вот если бы сейчас, ужасно злой и голодный, я бы встретил ее ― что бы я сделал? О, я бы ее точно не упустил!

Я вглядываюсь в лицо идущей мне навстречу девушки – нет, не она; следующая тоже не знакома мне, они меня совершенно не трогают, хоть я бы не отказался потрахаться и с той, и с другой. Но мне нужна она, а не они! Смешно думать, что она возьмет и попадется мне навстречу, в такой момент, когда я готов ее встретить. До чего же я наивен. Перестав вглядываться в идущих навстречу женщин, я сосредотачиваюсь на еде. Вот что мне нужно. Я хочу свести себя к базовым потребностям, надеваю маску грубого мужлана: «Пожрать, а потом бы бабу. И все!» Но не могу так, мне тесна эта маска, мне хочется другого, мне хочется, чтобы базовое совпало с возвышенным.

Анна изучает эскорт-сайты

Буквально на втором эскорт-сайте я замечаю парня по имени Кирилл. Он мне нравится ― очень молодой, не мужик, а парень, даже мальчик. Он точно самый приличный. Остальные просто монстры. Но мне любопытно ― что есть на других сайтах? Меня хватает на две страницы Гугла. Все стало повторяться, да и парни тоже. Один, которого зовут Тимофей, на другом сайте стал Димасиком. Он мне тоже чем-то нравится, а может, это сыграла приманка ― на первом сайте, где я увидела его, он был объявлен «парнем месяца». Об оформлении сайтов ― отдельный рассказ. Лишь один из всех, на которые я захожу, сделан хоть немного симпатично. На остальные без слез взглянуть невозможно. Так как я дилетантка в этом деле, я решаю все-таки прочитать, что мне советуют и, вообще, какие у них предложения – я ведь потенциальный клиент! Увы, натыкаюсь на безграмотный, но тем не менее «содержательный» текст. В нем говорится о том, что другие сайты, на которых предлагаются мальчики и мужчины, не гарантируют безопасности своим клиенткам (кто бы мог подумать!), а тот сайт, на котором я сейчас ― гарантирует. Ну, слава богу! Правда, ужасно написанный текст и халтурное оформление доверия не внушают. Да и моделей на нем ― раз, два и обчелся. Какой-то Витя, Леня ― имена-то какие, имена! К тому же великовозрастные. Я уже четко понимаю, кого бы мне хотелось ― как того мальчика, который был у меня на Лансароте. Не обязательно точь-в-точь, но хоть чем-то он должен напоминать его. Хоть чем-то!

На лучше всех оформленном сайте, но все равно убогом, где самый большой выбор, я наконец вижу того, кто может затмить «Кирилла» (наверняка ненастоящее имя, как я уже сейчас догадываюсь), которого я предварительно выбрала. По сравнению с этим и предыдущий какой-то ненастоящий. Странные фото ― как и у многих, что мне довелось увидеть за этот день. Какие-то случайно выхваченные, не подготовленные. Ни одно из них не было сделано специально ― ни для этого сайта, ни вообще. Хотя нет, одно как раз и было сделано на каком-то то ли показе, то ли кастинге, то ли… В общем, хотя бы не в домашней обстановке. «Видимо, там ему и пришла в голову мысль продавать себя», – почему-то думаю я. Другие фотографии сделаны вообще где попало: одна в вагоне метро, где он сидит с прижатой к колену сумкой. Вторая и самая неудачная ― снятая сверху, он взъерошенный и испуганный, глядит напряженно в объектив. И наконец самая лучшая ― на природе, на пикнике. На этой фотографии он показан до чуть ниже пояса, голый, прикрывающийся ветровкой. Видна верхняя часть бедер. Вдалеке ― покосившийся складной стол с остатками обеда. На нем ― пустая зеленая пластиковая бутылка из-под минеральной воды, какие-то банки, кофейник, пакет из супермаркета. Под столом ― брошенная палатка из полосатой материи, словно свернувшийся калачиком огромный воздушный змей или дирижабль. На дальнем фоне молодая девчонка, в юбке и лифчике от купальника, с белым полотенцем на загривке, несущая что-то не очень удобное в вытянутой левой руке. В правой руке у нее букет из розово-лиловых цветов, собранных, по всей видимости, на поле перед лесом, которое тоже попало в объектив. Однотонная, блекло-зеленая, но смоченная влагой листва стоящих вдалеке деревьев, мокрая трава ― то ли начинался, то ли только что прошел летний дождь. Еще в кадр вошел кусок автомобиля, на котором приехала на пикник молодежная компания. Парень, стоящий на этой фотографии, прикрывающий наготу с кривой полуулыбкой, начало сборов, туман, разлитый в воздухе и обволакивающий деревья, кажутся идеальным фоном для начала приключения. Не накаченный торс с естественной мускулатурой, верхняя часть тела выглядит великолепно…

Когда я снова гляжу на него ― он смотрит прямо в объектив ― мне становится не по себе; он словно укоряет меня за что-то. Но это уже мое подсознание. Он стоит посреди всей этой случайности, посреди этого пошлого пикника, который заканчивается, и словно говорит что-то, хочет что-то сказать, но голос его не слышен, слова застыли в его горле, в его мальчишечьем горле – кадыкастый и неуклюжий, он здесь реален. Он смотрит живым взглядом, не отрепетированным, а присущим только ему. Он словно вырезан из какой-то другой фотографии, на которой изображены только он и его «Я», и помещен в это туманное утро. При всей бесталанности и неловкости фото, именно на нем он выглядит прекрасно. В нем есть какая-то мягкость, которая трогает меня. А может, это не мягкость, а вязкость? Да и его мальчишеское обаяние может быть обманчивым. За ним, возможно, притаился вор, лжец, даже подлец или садист. Но я не могу повернуть назад: я выбрала его. Правда, еще целых два часа хожу кругами, лишь после этого отваживаюсь позвонить по указанному на сайте номеру.