Kitabı oku: «Штурман Йорика», sayfa 5

Главный краснокожий позволил Нис подойти поближе. Коснуться его туго сплетённых волос, покрытых белыми клочьями перхоти. Нис улыбнулась – ей нравилось такое псевдо-доверие. После всего, что было раньше, это уже милость. И она принялась расчёсывать главного краснокожего…

Он урчал от кайфа. Сладостно ныл, как будто – величайшее удовлетворение в его жизни. Многочисленные молодухи – стройнушки, в основном – толпились за спиной у начальника вместе со своими малышами, тоже чумазыми и невероятно курчавыми. Девчонке пришлось (разделавшись с главным) заняться ими всеми. Пестрели белозубые улыбки на гладкой бурой коже – словно не в меру зрелые дыни полопались, демонстрируя хищные ряды своих семечек. Под эти непрекращающиеся оскалы, млечно-чеширские лыбы и буйный поток басовитого подддакиванья с угыгыкиваньем, Нис работала; потом – подошла какая-то грузная старушенция, молвила «мэд-вэй-ошха!» (чё ешё такое?!) и протянула жёсткий кусок лепёшки. С маисом. «Ты теперь у них своя, Нис. Не отказывайся от угощенья!»

…Дочки главаря – будущие воительницы-амазонки – демонстрировали ей лук и стрелы. Содержимое горшка. («Вот она, главная гордость трёхлетки!») Мальчики показывали, как они стоя могут облить прибрежный камень. («И ни одна девка, понимаешь…»)

Потом Танис увидела высокого красивого парня – лет пятнадцать ему, кажется, было – который стоял, нагишом и абсолютно не стесняясь своей более бледной кожи, а рядом с ним привален к камню был панцирь крупного омара. Девушка подумала: такому нежному отроку ( и глаза-то, ма-амочки, – в пол-лица!.. ) напяливать на себя страшный доспех, не обсохший ещё как следует, поистине – испытание. Но тут подошла одна из амазонок; бледный воин заулыбался, зарумянился, и плоть его… Короче, вы поняли. Юноша почти совсем утратил контроль над злосчастной плотью. Дочка же главаря равнодушно взирала на большеглазого; она ждала. Кого (или чего), Нис не знала… Чуть позже, правда, сие стало очевидно. Явился ещё один пятнадцатилетка, более простой на вид, крепко сложенный, белобрысый (невзирая, что сам – красней орехового дерева!) Он тронул голое плечо большеглазого, и парень робко, отчасти даже покорно, подвинулся в сторону. Блондин, видимо, гордясь тем, что выиграл, с торжеством сжал локоть своей дамы. Она равнодушно ковыряла в носу, пускала ветры сквозь мочальную юбочку и вообще бравировала тем, до чего презирает приличия. «Самое оно для княжны-воина…» Бросив взгляд на место, где стоял голыш, наша героиня увидела – его там уже нет. Поискала глазами начальника племени; он заметил, виновато развёл руками… а потом заржал!! Типа, «ну чё делать». Гос-спади, какие драмы… даже у этих ничтожных людишек.

Той ночью наша героиня спала в углу их маленького приморского лагеря, возле палатки Главного. Честно сказать, Нис теперь жалела, что безмозглым был «Йорик», а не она сама – ибо её рассудок (даже во сне) был занят всеми этими навороченными причёсками! Пополам с перхотью, клещами, вшами…

Ночью девушка встала. Неслышно прошла по чёрной гальке и песку. Откинула полог шатра

Большого босса. Нет, наверное, это всё-таки индейцы, не жители южных островов, случайно попавшие сюда. Вон он спит, Журавль, как его Нис обозвала. Мирно храпит, обработанный с вечера; жёны и ребятня – тут же.

«Спасибо, вы были о-очень любезны. Но я не для того носилась в удалом джете по небесам, чтоб пробавляться обычной головомойкой». А признаваться самой себе, мол, пожалела брюнета… «Ну что за детство, tali?!»

Прим. автора: «tali» – лапочка (южнокайманск.)

Словом – ушла в ночь. Пока она брела по дюнам (стылым и противным, однако ж ногам не привыкать было. «Сахарная, да? Авось не растаешь!»), так вот – покуда шла, серое небо уже стало понемногу окрашиваться в цвет желтка.

Cолнце всходило… и в его свете Нис углядела странную тень. По форме, да и по тому, как тень двигалась, легко было понять, что…

Перед нею – «Бедный Йорик»!

«Вернулся!» Она даже не успела по-настоящему обрадоваться, так быстро всё произошло.

И тут же увидала: аэростат нагло продолжает свои штучки. Он по-прежнему мстит ей – на борту была уже другая.

В просторной рубашке навыпуск, в штанах защитного цвета и до невозможности начищенных сапогах. Ветер развевал чёрные кудри.

«Явились, чтоб помучить. Мать-прамать!..»