Kitabı oku: «Самый безумный танковый бой в истории»
Операция Х. Первый танковый бой в истории РККА
29 октября 1936 года в испанском городке Сесеньо экипаж советского Т-26 попал в непростое положение. У них закончились боеприпасы и была сбита гусеница, неподвижный танк окружили несколько сотен рассерженных марокканских наёмников, которые взламывали люки, пытаясь добраться до республиканского экипажа и попутно расписывая ему, что они сделают, когда до них доберутся. Наёмники изъяснялись так выразительно, что даже советским танкистам, ни слова не понимающим, в эти часы было как-то не очень, а для башнёра-испанца, немного язык марокканцев знавшего, этот бой закончился в психиатрической клинике.
Операция Х
В сентябре 1936 года советский грузовой теплоход «Комсомол» бросил якорь на рейде испанского порта Картахена. Из его трюмов было выгружено 50 танков Т-26, запасные двигатели к ним, боеприпасы, горюче-смазочные материалы. С танками приплыли 30 советских инструкторов во главе с полковником Кривошеиным.
17 октября в Арчене, 90 км от Картахены, началась подготовка испанских танкистов. В советском генштабе эту войну назвали Операцией Х.
Выгрузка прибывших в Испанию Т-26
И эта операция сразу пошла не по плану. Четыре колонны мятежников так стремительно приближались к Мадриду, что времени на подготовку местных кадров уже не оставалось. 26 октября 1936 года Москва отправила в бой роту советских танков – 15 Т-26 со смешанными экипажами (советские командир и механик-водитель, испанский башнёр-заряжающий) – под командованием капитана Поля Армана, в Испании известного как капитан Грейзе.
Поль Арман
Вместе с пехотой – 1-й бригадой милисианос (ополченцев) Энрике Листера, впоследствии побывавшего генералом трех армий, республиканской, советской и югославской, – танковая рота Армана должна была нанести наступающим франкистам контрудар с фланга. Занять город Сесеньо, а затем Эскивидас, и перерезать тыловые коммуникации наступающих .
Взаимодействия не получилось. Бригада Листера представляла из себя необстрелянное и необученное ополчение. Хорошо обученные советские танкисты в реальном бою тоже не бывали. Легко прорвав оборону франкистов, они продолжили наступление. Когда они уехали, замолкшие огневые точки вновь открыли огонь и надолго положили бригаду Листера лицом в грязь. Арман не сообразил, что входить танками в город без пехоты – дело опасное. Три танка – командиры Климов, Лобач и Соловьёв, – посланные вперёд на разведку, к назначенному сроку не вернулись. 12 оставшихся танков, тем не менее, продолжили движение к Сесеньо. Их колонна сильно растянулась, командирский танк с открытым люком и высунувшимся из него Арманом, вырвался далеко вперед и зашел в город в одиночку.
На первом же повороте улицы танк резко остановился: перед Арманом стояла плотная колонна всадников. Это было лучшее подразделение армии Франко – марокканская кавалерия, самые опасные головорезы Африки.
Кавалерия-регуларес
Как полководец Франко состоялся на Рифской войне в Марокко, поднявшись от лейтенанта до молодого генерала, командующего двумя самыми боеспособными подразделениями в испанской армии – Испанским иностранным легионом и Корпусом регуларес из берберов, пошедших на службу к испанцам.
Марокканская кавалерия
Этим мусульманам за участие в своём крестовом походе Франко платил немного, но зато позволял добирать плату грабежом населения. Помимо денег, многих марокканцев привела в Испанию перспектива насиловать, сколько душа пожелает, прекрасных белых женщин, прежде мало кому из берберов доступных.
Они занялись всем этим по дороге на Мадрид. Через неделю Испания трепетала перед регуларес. Внушать окружающим ужас эти парни умели также хорошо, как воевать, а воевали они всю жизнь, причём нередко против своего народа. На конях и верблюдах, с винтовками, пулемётами и артиллерией, марокканцы были главным козырем наступления Франко на Мадрид.
На улице в Сесеньо
возникла пауза, участники встречи ошарашенно смотрели друг на друга. Марокканцы знали, что им на поддержку высланы итальянские танки и не могли определить кто перед ними, потому что танкисты всех армий одевались тогда одинаково. Поль Арман открывать огонь тоже не спешил – советская колонна сильно растянулась и его командирский Т-26 стоял перед противником один. Надо было выиграть время.
– Какого чёрта вы встали? Дайте проехать, – заорал он по французски.
Латыш-коммунист Поль Арман перед эмиграцией в Советский Союз недолго жил во Франции и произносил чисто. Французское Марокко располагалось рядом с Испанским, так что этот язык марокканцы знали.
– Почему вы на меня кричите? – спросил его офицер.
– Как не кричать на таких олухов.
– Не повышайте тона, я подполковник!
– Вижу, но мне плевать на это.
Тут к Арману подкатили и встали рядом ещё два Т-26. Подполковник растерялся.
– Кто вы такой? – спросил он.
– Командир танкового отряда, – ответил Арман, захлопнул люк и по рации приказал своей роте: “Дави их, ребята”.
На улице в Сесеньо началось мясо, советские танки давили людей, лошадей и верблюдов. Пули и ручные гранаты Т-26 не брали, штаб марокканского отряда и его передовые ряды погибли страшной смертью, но задние на удивление быстро пришли в себя после такого шокирующего начала. Воины пустыни, оставшиеся без командиров, не имея опыта уличных боев, впервые столкнувшись с танками, тем не менее не разбежались, приняли бой и сражались достойно: по ходу дела они сообразили как грамотно рассредоточиться в городе (на верхних этажах, крышах и балконах) и изобрели классическое оружие пехотинца против техники: бутылку с горючей смесью, позже ставшую известной как коктейль Молотова, впервые в истории бросив её в танк. Результат марокканцам очень понравился, а Армана встревожил.
– Прорываемся, – приказал он роте.
Окровавленные советские танки с намотанными на траки марокканскими кишками понеслись сквозь огненный шквал по узким кривым улочкам, на которых сейчас не всякий сможет маневрировать на современном автомобиле. Берберы с крыш и балконов бросали “коктейли” десятками. Когда у Т-26 Селицкого слетела гусеница, Арман приказал роте продолжать движение, пообещав Селицкому, что к нему вскоре подойдут милисианос Листера. Вырвавшись из города советские танки, уже не окровавленные, а обгорелые, остановились в поле по дороге к Эскивидасу. Экипажи занялись ремонтом, бурно обсуждая свой первый бой.
Carro CV3/33 “Ансальди”
Внезапно они заметили восемь приближающихся черных точек, в бинокль оказавшихся итальянскими танкетками Carro CV3/33 “Ансальди”.
– Замаскироваться, устроить засаду, – приказал Арман.
“Ансальди” неплохо показали себя в Эфиопской войне, но для Европы не годились: вооружены лишь спаренными пулеметами, и слабо бронированы. Засады не получилось, итальянцы тоже заметили советские танки и приняли бой. Залп из 45 мм орудий их потряс, три танкетки сгорели на ходу как спички. Но итальянцы продолжили атаку. Пока они приближались, Т-26 успели один раз перезарядиться и снова выстрелить. Сгорели ещё две танкетки. Рикошеты и разрывы советских снарядов психологически добили остальные “Ансальди”, их командиры развернули свои машины и побежали из боя.
Все, кроме одного. Этот “Ансальди”, в котором, скорее всего, сидел командир итальянской группы, шёл на командирский Т-26, в котором сидел Арман. Он только что подбил своего второго “Ансальди” и, пока перезаряжался, быстрая танкетка оказалась совсем рядом. Метров с 20 она неожиданно полыхнула на танк струей пламени. “Ансальди” оказался огнемётным.
Т-26 запылал как свечка, но Поль Арман выстрелил из горящего танка. Так и не сумев поймать в прицел стремительную танкетку, советский командир промахнулся и, опасаясь детонации боекомплекта, начал отступать. Итальянец его агрессивно преследовал. В этот момент ему в борт врезался хорошо разогнавшийся десятитонный Т-26 лейтенанта Семёна Осадчего. Случился первый в истории танковый таран. Огнемётный “Ансальди” смело в овраг, он несколько раз перевернулся и по-голливудски ярко взорвался.
Семён Осадчий
Через несколько дней Семён Осадчий скончался в госпитале от заражения крови после ранения. Золотую звезду он получил посмертно, став вторым в РККА танкистом-героем. Первым стал его командир Поль Арман.
Т-26 в огне
Советские танкисты также приняли решение отступить. И теперь им предстоял второй прорыв через Сесеньо и вторая встреча с марокканцами. Те опять удивили креативом – подтянули артиллерию и установили её на крышах домов так, чтобы стрелять в башню сверху. Африканцы здраво рассудили, что там бронирование танка должно быть минимальным.
У Т-26 Селицкого роту ждала печальная картина: люки танка были открыты, экипаж лежал рядом, его смерть была нелёгкой. Тут рота впервые попала под артиллеристский огонь сверху и, стремительно отступив, сбилась с маршрута, случайно наткнувшись на своего разведчика, обездвиженный Т-26 Соловьева, уже несколько часов осаждённый марокканцами. Это чудесное спасение, скорее всего, разум испанского башнёра окончательно и добило.
Когда рота уже почти проехала через Сесеньо, неожиданно нашелся еще один разведчик. Пылающий факелом, но продолжающий отстреливаться, Т-26 Лобача выкатился из-за поворота и едва не врезался в танк Армана. Марокканцы уже несколько часов гоняли его по городу, и всякий раз Лобачу удавалось улизнуть от смерти. Но в момент радостной встречи с его танка выстрелом из пушки была сбита гусеница. Выскочивший для ремонта механик-водитель был убит из винтовки. Лобач заметил на крыше орудие, направленное на него, понял, что через секунду умрёт, и, по словам других танкистов, успел им крикнуть: “Ребята, прощайте!” – после чего снаряд, пробив башню сверху, разорвался внутри танка. Судьба последнего разведчика, Т-26 Климова, выяснилась только после войны, по фотографиям. Он единственный доехал до Эскивидаса, где и был сожжён. Экипаж, скорее всего, погиб.
Итоги первого танкового боя в истории Красной армии было трудно оценить. Рота потеряла 20% техники, наступление республиканцев, которое она должна была поддерживать, провалилось. Но фарш из марокканцев и расстрел итальянских танков произвел большое впечатление на солдат по обе стороны фронта. Тем вечером всем советским танкистам казалось бесспорно доказанным превосходство их техники над техникой противника. Чему танкисты Армана очень радовались.
Радовались они зря. Вскоре их танки встретились в Испании с немцами, выкатившими 37 мм противотанковое орудие, которое отстреливало Т-26 уверенно и быстро. Всем танкистам, которые в 1941-м ходили в атаки на Т-26 (а их к войне зачем-то построили больше 10 тысяч) надо было сразу давать Героя, они были смертниками.
Накануне гибели от пули снайпера под Волховым в августе 43-го, Поль Арман в последнем письме жене и дочке рассказывал о Прохоровке и вспоминал Испанию:
«Сквозная атака! Смешались в кучу танки, люди… Сшибались в лоб, таранили друг друга, расстреливали сзади… сто немецких танков горело одновременно. Ах, если бы мне собственными глазами увидеть такой костер!
Ты понимаешь, что это – великий перелом в войне? Мы летом выбили из рук немцев их наступательное оружие! Мы научились побеждать не только в морозы, мы бьем их в разгаре лета, в июльскую жару.
Хожу гордый – первым в истории боем танков с танками командовал все-таки я! И первый танковый таран в истории совершил мой Семён Осадчий… Я, ей-богу, имею право на толику тщеславия и признаюсь в этом только вам двоим».
Операция Z. Советско-японская война в небе Китая
Сегодня это покажется забавным, но в 30-е годы ХХ века японских инженеров-конструкторов считали способными лишь копировать достижения коллег из Европы и Америки. Ошибочность такого взгляда потом хорошо поняли американцы в Пёрл-Харборе. Но первыми европейцами, на себе узнавшими, что такое японские инженеры, стали русские. В 1937 году советские истребители столкнулись в китайской небе с А5М – первым в мире палубным истребителем-монопланом, разработанным в Японии.
Императорская армия поставила перед КБ Mitsubishi задачу создать палубный истребитель с горизонтальной скоростью не менее 400 км/ч. Нормальной скоростью европейских бипланов было 350—370 км/ч, моноплан А5М на первых испытаниях выдал 414 км/ч, но приемщики не поверили и потребовали провести контрольный полет. Во второй раз А5М разогнался до 449 км/ч и был принят на вооружение.
Поначалу опытные летчики Йокосукского экспериментального авиаотряда отдавали предпочтение старому биплану, гораздо более маневренному на горизонтальных виражах в классической «собачьей свалке», зародившейся над окопами Первой мировой войны. Однако молодые летчики, попробовавшие воевать на вертикальных виражах, пришли в восторг от атаки в пикировании на тихоходные цели.
Вторая японо-китайская война началась из-за того, что рядовой Императорской армии Шимура Кукуджиро заблудился ночью, отлучившись в сортир. Командование Японии воспользовалось тем, что китайцы не разрешили им поиски. Кукуджиро вернулся, когда его командиры уже начали обстрел Пекина. Через двадцать дней, 28 июля 1937 года, столица Китая была взята.
У японцев было около 700 самолетов, у китайцев – 600, у тех и у других в основном бипланы. Перед самым началом войны Чан Кайши купил около сотни передовых американских бипланов Curtiss Hawk III. За первый месяц боев над Пекином и Шанхаем китайцы сбили около 60 японских самолетов.
Вскоре к берегам Китая подошел авианосец «Кага» с эскадрильей А5М. 7 сентября над озером Тан капитан Игараси, имея преимущество в скорости 60 км/ч, сбил подряд три «Хока». За неделю японцы взяли господство в воздухе.
19 сентября японская авиация осуществила налет на Нанкин, ставший новой столицей Китая. В общей сложности задействовали 45 самолетов, в том числе 12 А5М. Их встретили 23 китайских истребителя: американские «Хоки» и «Боинги», итальянские «Фиаты», английские «Гладиаторы». В ходе боя китайцы сбили четыре японских биплана, а А5М – семь китайских.
Чан Кайши обратился за помощью к СССР, и Сталин объявил операцию Z (по аналогии с операцией X в Испании), отправив на чужую войну советскую эскадрилью И-16 (31 самолет, 101 человек) – первого в мире серийного истребителя-моноплана с убирающимся в полете шасси, а также эскадрилью истребителей-бипланов И-15 бис (31 самолет, 101 человек) и эскадрилью бомбардировщиков СБ (31 самолет, 153 человека).
Летчики-добровольцы в Китае. Справа налево: Ф. Полынин, П. Рычагов, А. Рытов, А. Благовещенский.
Добровольцами сталинские соколы становились так: в начале октября 1937 года курсантов Московской академии Жуковского собрали командиры и объявили: «Родина решила отправить вас на секретное спецзадание в Китай. Кто отказывается?»
Таких не нашлось.
Лучшие советские летчики в то время находились в Испании, и в Китай поехали люди, совершенно не имевшие боевого опыта. Монопланы они планировали применять совместно с бипланами: в довоенной авиационной доктрине СССР господствовала теория, что скоростные монопланы должны догонять врага и связывать его боем, а потом более манёвренные бипланы его уничтожать.
Помимо неопытных летчиков и устарелых взглядов на тактику существовала и другая проблема. Это Сталину было легко взмахнуть рукой над картой: «Доставить самолеты в Китай!» А как это сделать? Ближайший аэродром в Алма-Ате, и получалось, что лететь предстоит через Гималаи. Не имея карт, на предельных высотах, без промежуточных аэродромов и в открытых кабинах.
Первый самолёт, отправившийся на прокладку маршрута, залетел в глухое ущелье, поздно это заметил и разбился в ударе об отвесную стену. Штурман умудрился выжить и спустя десять дней, обмороженный и голодный, вышел к местным жителям. Постепенно маршрут проложили, но советские эскадрильи все равно теряли каждый второй самолёт во время перелёта в Китай.
К тому времени, как советские самолеты и летчики добрались, от китайских ВВС остался 81 самолет, почти все «Хоки» были сбиты. Японская авиация господствовала в небе. Сухопутная армия Японии штурмовала Нанкин. 21 ноября 1937 года в свой первый вылет над Нанкином поднялась семерка И-16 (И-16 был прозван в СССР «ишаком», а в Испании – «мухой» и «крысой»). Ведомая комэском Благовещенским, лётчики вступили в бой с 20 японскими самолетами. «Ишаки» без потерь сбили один бомбардировщик и два А5М.
Истребитель И-16 с опознавательными знаками ВВС Китайской республики.
На следующий день, 22 ноября, шесть И-16 вступили в бой с шестью А5М, сбив одного из них. Японский летчик Миязака попал в плен.
При схожих тактико-технических характеристиках, как выяснили советские летчики, А5М серьезно уступал И-16 в точности оружия и весе секундного залпа. На них были установлены два старых английских пулемета «Виккерс», а на И-16 – четыре новейших советских пулемёта ШКАС.
Японцы совершенно не ожидали появления вражеских монопланов. Однако за ними оставалось преимущество боевого опыта.
Участник боев Георгий Захаров вспоминал: «Уже потом, повоевав, набравшись опыта в боях, мы естественным путем пришли к пониманию тактики современного по тем меркам воздушного боя. А поначалу летчики не учитывали даже таких тактических азов, как заход в атаку со стороны солнца. Поэтому нередко начинали бой из заведомо невыгодной позиции».
Советские пилоты быстро переучивались: отказались от тактики совместного использования монопланов и бипланов и осваивали бой на вертикальных виражах.
24 ноября пилоты микадо взяли реванш: шесть А5М, сопровождая восемь «бомберов», сбили три из шести взлетевших на перехват И-16.
1 декабря японские ВВС попытались разбомбить нанкинский аэродром, где базировались советские части. Всего в тот день в пяти вылетах русские сбили около десяти «бомберов» и четыре А5М. Свои потери – два И-16, летчики выпрыгнули с парашютами. Один самолет из-за выработки горючего сел на залитое водой рисовое поле. Китайские крестьяне вытащили его оттуда волами. Бомбардировщики так и не смогли снизиться для прицельного удара и сбрасывали груз на высоте пять километров, не причинив урона цели.
К концу 1937 года советские ВВС взяли воздушное господство над Нанкином. Японцы отвели свою авиацию подальше от линии фронта.
Под Новый год девять бомбардировщиков СБ, управляемых советскими летчиками под командованием Мачина, вылетели из Нанкина и совершили налет на японские авиабазы под Шанхаем. По оценкам наших летчиков, в общей сложности ими было уничтожено на земле 30—35 японских самолетов.
Другая группа бомбардировщиков в тот день доложила об уничтожении легкого авианосца «Ямато», не успевшего поднять свои самолеты в небо. Но, по японским данным, никакого авианосца «Ямато» в японском флоте никогда не было. Был другой корабль с таким названием, но его потопила американская подлодка в 1943 году. Возможно, советские бомбардировщики уничтожили какой-то крупный транспорт.
В январе, после бомбежки мостов через Хуанхэ, СБ командира эскадрильи капитана Полынина был перехвачен тройкой А5М и сбит. Его сын потом рассказывал, что самолет отца спланировал и сел на рисовом поле между пехотными позициями японцев и китайцев.
Следующие десять минут Полынин, держа в руке пистолет, с интересом наблюдал за бежавшими к его бомбардировщику с разных сторон японскими и китайскими солдатами. Если бы первыми добежали японцы, капитан в соответствии с приказом был обязан прострелить себе голову. Ему повезло: китайцы бегали быстрее.
23 февраля 1938 года 28 самолетов СБ под командованием комэска Полынина совершили сенсационный авианалет на японскую авиабазу на острове Тайвань, сбросив 2080 бомб и уничтожив 40 новых итальянских двухмоторных бомбардировщиков «Фиат BR.20» и около пятидесяти лучших японских пилотов, застигнутых бомбежкой во время обеда.
Эскадрилья Полынина применила хитрость: она обошла Тайвань по широкой дуге и зашла в востока, со стороны Японии. Позднее японцы поступят так же в первом налете на Пёрл-Харбор и тоже удачно: их примут за своих и не обратят внимания.
Весной 1938 года советские и японские летчики начали таранить друг друга в китайском небе. С советской стороны первый таран совершил самолет старшего лейтенанта Шустера в воздушном бою 29 апреля над Уханью: при лобовой атаке он не свернул и столкнулся в воздухе с А5М. Оба летчика погибли.
В мае успешный таран на И-16 совершил летчик-ас (семь воздушных побед), старший лейтенант Губенко. Через год он получил за это Золотую Звезду Героя.
18 июля первый воздушный таран осуществили японцы. В воздушном бою над Наньчаном А5М лейтенанта-коммодора Нанго столкнулся с ранее обстрелянным им советским истребителем. Японец погиб, а советский летчик, младший лейтенант Шарай, остался жив, сумел посадить поврежденный И-16 и через год получил за этот бой орден Красного Знамени.
Этими случаями заинтересовался Такидзиро Ониси, будущий разработчик авианалета на Пёрл-Харбор, а в то время командующий авиацией на авианосце «Хосё». В 1938 году он основал Общество по изучению воздушной мощи и издал книгу «Боевая этика императорского военно-морского флота», в которой, в частности, рассматривается вопрос о готовности подчиненных выполнить задание ценой собственной жизни.
Эти разработки сильно пригодились ему в 1944 году, когда он начал формировать первую эскадрилью летчиков-самоубийц (остался в истории как «отец камикадзе»). В октябре во время сражения в заливе Лейте его подчиненные провели первую и самую успешную операцию против ВМФ США, потопив один и повредив шесть авианосцев (потеряли при этом 17 самолетов).
После этого Ониси поручили создать воздушный флот самоубийц. Японская авиация уже перешла на следующее поколение своих самолетов – знаменитые А6М «Зеро», – поэтому главным самолетом для камикадзе стал устарелый А5М. Пропаганда в стране заработала, и вскоре все мальчишки Японии мечтали героически погибнуть, по обычаю воинов-самураев оставив миру на прощание короткие стихи «дзисей» (песня смерти, стихи, которые писали перед самоубийством). Например, такой:
Нам бы только упасть
Лепестками вишни весной,
Такими же чистыми и сияющими!
В 1944—1945 годах в атаках камикадзе погибли 2525 морских и 1388 армейских летчиков.
29 апреля, в день рождения императора Хирохито, над трёхградьем Ухань, ставшим после падения Нанкина очередной столицей Китая, произошел самый крупный воздушный бой за всю войну.
Японцы решили отомстить за бомбардировку Тайваня и устроить налет бомбардировщиков под прикрытием 27 A5M. На их перехват вылетели 45 И-16. В 30-минутном бою были сбиты 11 японских истребителей и 10 бомбардировщиков, при этом было потеряно 12 самолетов, пилотируемых китайскими и советскими летчиками. После этого японцы в течение месяца не совершали налетов на Ухань.
А в советские части прибыли ТБ-3. В конце лета группа этих бомбардировщиков демонстративно пролетела днем над Японскими островами, сбрасывая не бомбы, а листовки.
Японцы намёк поняли правильно и начали зондировать почву для мирных переговоров с СССР. Летом 1938 года первая партия советских летчиков возвращалась в СССР. Командир эскадрильи И-16 капитан Благовещенский должен был перегнать трофейный А5М на изучение в Москву, но японская агентура в Китае работала хорошо, и в его бензобаки засыпали сахар. Над Гималаями двигатель отказал, и самолет разбился. Благовещенский со сломанной рукой несколько дней добирался до своих и был ими сразу же арестован.
Летчик-ас (14 побед в небе Китая) был этапирован в Москву и провел несколько незабываемых месяцев на Лубянке, пока следователи выясняли, не специально ли он разбил новейший японский истребитель. Накануне Сталин, недовольный большими потерями на гималайском маршруте, приказал НКВД поискать там диверсантов.
Эта нервотрепка закончилась тем, что однажды на допросе следователь указал на лежавшую перед ним бумагу. «Это анонимный донос о том, что вы давно являетесь врагом народа и японским шпионом. А это, – он указал на лежавшую рядом стопку листов, – заявления ваших сослуживцев, каждый из которых ручаются за вас, как за самого себя. Можете идти, товарищ капитан».
Через год Алексей Благовещенский получил за Китай Золотую Звезду Героя.
