Kitabı oku: «Ты называешь дождь по имени»

Yazı tipi:

Посвящается Мари Краймбрери

Стихи Мари Краймбрери

Дизайнер обложки Ольга Оспанова

ISBN 978-5-0050-5328-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ГЛАВА 1

Знаешь, мне не интересно с такими, как все. А с тобой как-то по-другому… я не знала, что буду скучать. Мне сложно признаться тебе… но в этих каплях – все. Буквально все, что мне дорого в моем мире. Это трудно объяснить…

Сегодня я опять простудилась. Смотреть прогноз погоды – дурная привычка, так ты мне говорил? Утром светило яркое солнце, а вечером поднялся ветер; небо затянуло темными облаками, и пошел сильный дождь. А я, конечно, вышла из дома без зонта. Я никогда не беру его с собой. Мне кажется несправедливым прятаться от дождя. Я хочу чувствовать каждой клеточкой своего тела любую каплю, каждое прикосновение. Я хочу слышать, как он разговаривает со мной. «Кап-кап-фил-липп-кап-кап».

Я до сих пор слышу в шуме дождя твое имя. Закрывая глаза, всматриваясь в темноту за окном. Каждый раз. Только твое имя.

Мне хочется выходить под дождь снова и снова. Словно мы опять стоим с тобой в том самом дворе… и ты… скажи, почему с тобой всегда так холодно? Почему дождь в нашем городе не умеет быть теплым?

И ты весь такой… словно соткан из этих бесконечных капель. Холодный, пронзающий насквозь. А я все равно жду тебя. Снова и снова.

Я каждый год с нетерпением жду весну. В середине апреля ты приходишь снова. После долгой зимы, когда я только начинаю привыкать жить без тебя. Ловить хлопья белого снега, стряхивать их мягкими перчатками с ресниц. Ты снова приходишь… когда я слышу первый весенний дождь, мне хочется кричать в ответ. Потому что… ничего не исчезает из памяти.

Я снова выхожу на улицу, подставляю холодным каплям дрожащие ладони и… опять называю дождь по имени.

ФИЛИПП. 13 ЛЕТ

– Эй, Фил, ну чего ты там? – крикнул Руслан.

Я стоял, прислонившись к турнику, и морщился от боли в ноге. Мы с ребятами из класса играли в футбол на спортивной площадке возле нашей школы. Вернее, футболом это можно было называть лишь отчасти – вместо мяча мы использовали двухлитровую пластиковую бутылку. А воротами служили стоявшие друг напротив друга турники.

– Нормально! Погнали дальше!

Я, прихрамывая, вернулся на «футбольное» поле. Серега, одноклассник, здорово ударил меня по ноге. Конечно, не специально. Просто бутылка, которая служила нам мячом, уже изрядно помялась от бесконечного топтания, и попасть по ней было сложно. Зато по чужой ноге – легче легкого.

Мы играли трое на трое. Моя команда вела со счетом двенадцать – восемь. Я играл вместе с Антоном и Русланом, лидером нашей компании. Он был шире всех в плечах и на голову выше. Руслан легко расталкивал соперников и забивал гол за голом. Во время одной из атак он внезапно остановился и сказал остальным ребятам:

– О, глядите, пацаны!

Мы обернулись – мимо спортивной площадки шла девочка из младшего класса. Я видел ее раньше, она жила со мной на одной улице, в пятиэтажном доме через дорогу. Пару недель назад на стенде в коридоре повесили фотографии – отчет о прошедшем в школе празднике. Руслан, я и другие ребята, посмеиваясь, рассматривали стенд на одной из перемен. Мы тыкали пальцами и хихикали над ребятами, выступавшими в тот день на сцене. Тогда это казалось смешным…

Одну из фотографий, где был запечатлена танцующая девочка, Руслан «случайно» проткнул пальцем. Мы громко смеялись, поэтому не сразу заметили, как из-за наших спин появилась она, та самая девчонка, чье изображение испортил мой друг. Она пыталась что-то сказать, но мы хохотали так громко, что ей сложно было нас перекричать.

– Дурак! Ты зачем это сделал? – наконец, мы смогли услышать крик девчонки.

– А что? – ответил Руслан. – Так даже лучше!

Девчонка тогда посмотрела на нас и, видимо, отчаявшись противостоять компании старших ребят, убежала.

– Ладно, пацаны, пошли! – широко улыбаясь, сказал Руслан.

Я немного задержался у стенда, рассматривая декорации, установленные в тот день на сцене – на большом листе были нарисованы какие-то люди. Они гуляли под дождем. В верхней части картины почему-то изобразили радугу. Разве радуга бывает во время дождя? Мне всегда казалось, что она появляется после… впрочем, какая разница?

– Смотрите, пацаны! «Балерунья» идет! – отбросив бутылку в сторону, Руслан быстрым шагом направился наперерез девочке. Мы поспешили за ним.

– Тебе чего надо? – хмуро буркнула она, увидев нашу компанию.

– Да так! – весело сказал Руслан. – Хотел узнать – может, и мы с тобой потанцуем? Я бы попробовал!

Руслан, кривляясь, начал изображать танцевальные движения. Ребята засмеялись, я улыбнулся вместе с ними. Но на душе стало так мерзко… я всегда был скромным парнем, не высовывался вперед, почти не дрался, хотя мои друзья часто устраивали разборки между собой или с ребятами из других классов. Что я мог сделать?

Ребята обступили девочку полукругом. Руслан, похоже, собирался отнять у нее рюкзак, чтобы распотрошить его и поиздеваться, рассматривая содержимое. А мне вдруг стало страшно… девочка посмотрела прямо на меня. В ее синих глазах стояли слезы. Она сдерживала их как могла, стараясь не расплакаться. Мне хотелось провалиться сквозь землю.

– Эй, обормоты! – мы обернулись на голос. Из открытого окна на первом этаже на нас смотрел Георгий Васильевич, школьный учитель труда. Говорили, что раньше он был офицером. И, судя по властным интонациям его голоса, слухи не обманывали. Тело само собой вытягивалось в струнку, едва трудовик начинал говорить.

– Здрасьте, Георгий Васильевич! – крикнул в ответ Руслан.

– От девочки отошли, паскудники! А тебе, Поляков, – сказал трудовик, обращаясь к Руслану, – «неуд» по поведению за год я организую!

– За что?

– За все хорошее! Разойтись я сказал!

Мы отошли в сторону. Девчонка, скользнув ладонью на щеке, быстрым шагом поспешила прочь.

– Ладно… пошли, пацаны…

Ты когда-нибудь думал о том, что все самое важное в жизни происходит незаметно, внезапно? Когда очень сильно мечтаешь о чем-то, думаешь об этом день и ночь – желаемое не приходит. Но, стоит отпустить мысли, просто жить так, как жил всегда, и в один из дней понимаешь – вот она, мечта, уже рядом с тобой. Она уже исполнилась. Просто мысли были заняты чем-то иным. И ты потерял способность видеть.

Кто научил тебя, что слова должны рождаться из боли? Разве в счастье их меньше? Разве слова, произнесенные в радости, не будут услышаны? Лишь спустя много лет ты, наконец, поймешь – радость принимает сердце, способное уместить боль.

Через пару дней после того случая на спортплощадке, я, вместе с отцом, стоял в очереди в магазине. Мы с ребятами заходили в него иногда, чтобы купить сигареты или пиво. Руслан давно вычислил, кто из кассиров может продать спиртное школьникам. Каждый раз, бывая в этом магазине с отцом, я стеснительно прятал от продавцов глаза, боясь, что они узнают меня и скажут папе: «Ай-ай-ай, папаша, что же вы за сыном не следите? Растет алкоголик!».

Но в тот день ничего такого не случилось. Впрочем, как не случится и в будущем – мои опасения окажутся напрасными – до меня никому не было дела. Лишь один человек в магазине бросил в мой адрес презрительный взгляд, когда я пробирался сквозь очередь в овощном отделе. Там была она, та самая девочка, которую я вместе со своими друзьями задирал на школьной площадке. Мы встретились взглядами… я густо покраснел, а она поглядела на меня так, словно увидела мерзкое скользкое насекомое. Признаюсь, мне стало обидно…

Когда папа закончил отбирать овощи, мы встали в очередь. Девочка была впереди. Расплатившись, она взяла покупки и направилась к выходу.

Выйдя на улицу, мы с папой увидели, как девчонка собирает рассыпавшиеся по асфальту продукты. Ее пакет порвался и, бубня что-то себе под нос, она пыталась рассовать покупки по карманам.

Не знаю, что на меня нашло, но я, положив на землю свой пакет, бросился к ней.

– Давай помогу! – сказал я, пытаясь выхватить из ее рук буханку хлеба.

– Отстань… идиот! – девчонка оттолкнула меня.

– Эй, я же помочь хочу… – обиженно пробормотал я.

– Не надо мне помогать!

– Вот, возьми. Я всегда беру запасной!

Из-за спины появился мой отец. Он протянул девочке пакет и помог сложить в него продукты. Его помощь она приняла.

– Тяжелый! – улыбнулся папа, взвешивая в руке покупки. – Давай мы поможем тебе донести его?

– Не надо, спасибо, – ответила она. – Мне близко. Вон мой дом, через дорогу.

– Ну, смотри…

Девочка, оглядываясь по сторонам, перебежала через дорогу и скрылась за углом. Папа молча взял пакет и зашагал к дому. Я отправился за ним. Возле детского сада отец остановился, присел на скамейку и закурил. Выпустив густое облако дыма, он посмотрел на меня:

– Филипп, ничего не хочешь мне сказать?

– Не знаю… – пожал плечами я. – А что?

– Ну, это девочка… она, наверное, учится в твоей школе. Вы знакомы?

– Почему ты так думаешь?

– Филипп… – усмехнулся папа. – Она школьница, а в нашем районе только одна школа. Значит…

– Ну да, да… – пробормотал я. – Мы знакомы, если можно так сказать…

– И что-то мне подсказывает, сынок…

– Мы обидели ее, – краснея, выпалил я и рассказал папе о фотографии на стенде и про случай на спортплощадке.

– Я и не сомневался, – затушив сигарету, сказал отец. – Уж поверь мне – я знаю, как смотрит женщина, затаившая обиду. И что ты думаешь по этому поводу?

– Мне жаль, пап. Правда жаль, что так вышло, – это была чистая правда.

– Знаешь, Филипп, когда ты был маленький, я часто представлял тебя взрослым. Таким как сейчас. Тринадцать лет, я считаю – вполне осознанный возраст. И мне кажется, я никогда не учил тебя обижать младших, тем более девочек.

– Я знаю, папа. Просто понимаешь… все это делали, ну, мои друзья. Как же мне пойти против них?

– Смело, Филипп. Знаешь, что отличает одних людей от других? Ни способности, ни таланты, ни что-либо другое. А смелость. И знаешь почему?

– Нет, – пробормотал я.

– Способностей и таланта мало. Нужна смелость, чтобы проявить их. Чтобы сделать первый шаг. Ты можешь написать гениальную книгу, но, если у тебя не хватит смелости показать ее кому-нибудь, ты никогда не станешь писателем. Или, скажем, кто-то может знать все приемы дзюдо, но бояться применить их. А значит в драке его победит любой, кто будет хоть чуточку смелее. Понимаешь?

– Ага…

– И здесь, в этой ситуации со своими друзьями, ты должен был быть смелее. Попробовать поставить их на место, если чувствуешь, что они не правы. Дать отпор, если потребуется. Защитить слабого. Даже ценой возможных фингалов и синяков.

– Ты, наверное, прав, папа. Мне ужасно неуютно после всей этой истории, – ответил я.

– Ладно, пойдем домой. Мне кажется, ты услышал меня. Ты всегда слышишь, Филипп.

– Спасибо, папа.

– Брось ты… но, сынок, я попрошу тебя – найди в себе смелость. Поговори с этой девочкой, извинись. Хорошо?

– Да, папа, я это сделаю…

Утром, после нашего разговора, я, как всегда, проснулся по будильнику, позавтракал и отправился в школу. Папа уходил на работу раньше меня, по утрам мы не встречались. А мама… мама ушла от нас, когда мне было девять. Они с отцом расстались тихо. Я, хоть родители и пытались скрывать это, знал, что они давно перестали быть семьей. Папа как-то случайно, в обычном разговоре, обронил фразу, что «нельзя жить вместе без любви. Этим ты убиваешь не только себя, но и близкого человека. Если боли становится больше, чем любви, то нести этот груз нужно в одиночестве». Тогда, в детстве, я, конечно, не мог себе представить, какими важными для меня станут эти слова.

Недалеко от школы я перебежал дорогу и зашел во двор. Спрятавшись за дерево, огляделся по сторонам и закурил. Утро выдалось пасмурным. И дождь был каким-то странным. Холодные капли словно висели в воздухе, не желая опускаться на землю. Лишь одна решила рухнуть с ветки прямо мне за шиворот. Я поежился от холода, посмотрел вверх, а потом, опустив глаза, увидел ее.

Девочка шла, словно танцуя на ходу, легко и красиво. Я заворожено смотрел ей вслед – на мгновенье она показалась мне ангелом, парящим над землей. Девочка не заметила меня, стоявшего за деревом. Я затоптал сигарету и поспешил в школу.

На третьей перемене мы с Русланом и остальными ребятами, как обычно, обедали в столовой.

– Пацаны, я «балерину» опять утром видел! – весело сказал Руслан. – Ну, чего? Давайте приколемся сегодня после уроков?

– Сдалась она тебе… – негромко пробормотал я, вспоминая вчерашний разговор с отцом.

– Да ты чего, Фил? – хлопнул меня по плечу Антон. – Расслабься, будет прикольно!

Парни дружно засмеялись, я тоже улыбнулся, делая вид, что все в порядке.

Следующие два урока я пытался найти в себе смелость, о которой говорил мой папа. Мне хотелось найти какой-то способ, чтобы заставить друзей забыть о девочке, но ничего не приходило в голову. А идти против Руслана в открытую я не решался. Но, судьба в тот день приготовила мне подарок…

После пятого урока, в коридоре, меня случайно толкнул проходящий мимо парень. Не помню точно, но, кажется, он учился в параллельном классе. Я обернулся и схватил его за плечо:

– Ты чего, осел, не видишь, куда прешь?

– Да ладно тебе, я же не специально! – ответил парень. Было видно, что он хотел избежать конфликта.

– Эй, Фил, втащи ему разок! – подначил меня Руслан.

– После шестого урока «на бревнах», понял? Не придешь – будет хуже! Ясно тебе? – сказал я, толкнув парня плечом.

– Опа-опа, пацаны! Намечается махач! – радостно пропел Антон.

За нашей школой находился небольшой пустырь, где валялись несколько поваленных деревьев. На них можно было посидеть как на скамейках, что мы, собственно, часто и делали. Все в школе называли это место «бревна». Так и говорили – «пошли на бревна», «посидим на бревнах». И все школьные разборки, естественно, проходили там же.

Решение забить «стрелку» случайно подвернувшемуся парню пришло ко мне внезапно. Но я прекрасно понимал, что это отвлечет Руслана и других парней от той девочки. Ведь им, по сути, она была совсем неинтересна – ребятам просто хотелось развлечений.

Наверное, это так и осталось моим главным недостатком – неумение, а, может быть, и нежелание говорить прямо. Я могу выдумать тысячу слов, чтобы рассказать о чем-то, но не способен просто сказать – «мне нужна твоя…». Эта фраза обрывалась во мне тысячи и миллионы раз. Наяву, во сне. Слова заглушали раскаты грома, их не удавалось расслышать из-за шума трамваев, снующих туда-сюда на кольце, где я, часами напролет, глядел в небеса, изредка замечая в темной высоте тусклые звезды.

Я создавал миры, придумывал имена. И всякий раз герои моих историй оказывались смелее меня. Наверное, они были такими, каким мечтал видеть меня мой отец. В них было намного больше смелости. Наверное, они даже не думали о том, о чем постоянно думаю я. Они просто шли к своей цели. Шаг за шагом. Смело и неотвратимо. Может, и я смогу измениться? Сколько рассветов еще отведено увидеть моим глазам?

– Красавчик, Фил! – подбадривали меня друзья, когда я, потирая разбитую бровь, глядел на уходящего прочь от «бревен» парня.

Драка закончилась быстро. Парень, которого я вызвал на «стрелку», оказался не из робких. Он ударил первым, рассек мне бровь, но у меня почти сразу получилось повалить его на землю и несколько раз врезать по лицу.

– Ну что, пацаны, может по пиву, а? – предложил Руслан. – Лаве есть у кого?

– Не, Рус, давай в другой раз? – ответил Антон. – Тучи вон какие, скоро дождь пойдет…

– Ладно…

Прогноз Антона оправдался – едва мы разошлись, с неба упали первые капли. В подъезд своего дома я зашел уже промокший до нитки.

Дома заняться было особо нечем – телевизор, у которого сгорела какая-то плата, стоял на кухне в разобранном виде. Папа сегодня работал в две смены, так что посмотреть фильм или хотя бы новости было несбыточной мечтой. Можно, конечно, взяться за домашнюю работу, но… вместо этого я забрался на подоконник и просто смотрел в окно.

Хорошо, что папы сегодня нет дома – подумал я тогда. Увидев мой синяк, он наверняка подумает, что я получил его, защищая девочку от своих друзей. Отчасти это, конечно, так, но… мне было не по себе от предстоящего разговора с отцом. В любом случае придется испытать стыд – либо за вранье, либо за правду о своем поступке…

Я закрыл глаза. Капли, стучавшие по подоконнику, успокаивали. Мне так и не удастся разгадать эту магию. Почему дождь так приятен слуху? Я всегда думал, что человеку спокойнее в тишине, где почти нет звуков и движений. Или, может быть, весь секрет в том, что дождь напоминает о чем-то важном? О чем-то, что давно забыл ум, но все еще помнит сердце?

Вернувшись из своих мыслей в реальность, я понял, что задремал, сидя на окне. Часы показывали уже половину девятого вечера. Похлопав себя ладонями по лицу, заметил, а, вернее, почувствовал что-то… не знаю, как это можно объяснить, но, взглянув в окно, я увидел ее. Девочка, прикрывая голову пакетом, кажется, бежала в магазин. А дальше… дальше все вышло само собой.

Я, схватив зонт, поспешил на улицу и, уже стоя в дверях магазина, понял, что выбежал в домашних тапочках. «Вот дундук!» – пробормотал я, чувствуя, как снизу вверх по телу ползет холод. В голове промелькнула мысль вернуться домой, но в это мгновенье появилась она.

– Эй, привет! – крикнул я, подбегая к девочке со своим зонтиком.

– Чего тебе? – удивленно пробормотала она. Кажется, злости в ее голосе уже не было.

– Слушай, я тут мимо шел… а ты, что, без зонта? Давай я провожу тебя до дома, можно? А то ты промокнешь…

– Не надо, – сказала девчонка, а потом засмеялась, увидев мои тапочки. – Ты, что, в них гуляешь?

– Как-то так вышло… – краснея, пожал плечами я.

– Ладно, пойдем, если не шутишь…

Мы шли рядом. Девочка держалась на расстоянии, поэтому мне приходилось вытягивать руку со своим зонтиком, чтобы она не промокла. Меня он почти не защищал, я чувствовал, как по левой стороне лица стекают холодные капли.

– Пришли, – сказала она, показывая на дверь подъезда.

– Ты тут живешь?

– Спасибо за зонт, пока! – не ответив на мой вопрос, девочка потянула дверную ручку.

– Подожди! – закричал я. Кажется, это было чересчур громко…

– Что такое?

– Слушай, я хотел тебе сказать… прости за… ну, за то, что я… я не хотел обижать тебя. Просто…

– Просто ты заодно со своими друзьями, – закончила мысль девочка.

– Ну да… мне правда очень жаль. Я не хотел причинить тебя зла.

– Однако, причинил…

Интересно, женщины все такие злопамятные? – подумал я. Мне нечего было ответить ей, кроме «прости», «я не хотел», «мне жаль», но эти слова казались такими глупыми… я хотел найти другие, правильные, нужные фразы, но вместо этого угрюмо смотрел на свои разбухшие от воды тапочки.

– Да, ладно тебе, – внезапно улыбнулась она. – Мне кажется, ты неплохой парень, раз пришел извиниться. Тем более, в тапочках…

В ее глазах отражался дождь… можешь не верить мне, но я точно видел это чудо. Отражение мира; летящие по ветру капли плыли в ее синих глазах. Они были словно зеркало. Я тонул в них, отказываясь искать опору на земле.

Наверное, мне никогда не удастся объяснить этого. Я видел сотни, тысячи лиц, но ни в одном из них не находил притяжения. Лишь этот, сказочный ультрамариновый мир остался дорог мне в каждое мгновенье жизни. В ненависти, в отчаянии я всегда приходил к нему. Стучался в запертую дверь и засыпал, веря, что, может быть завтра, у меня получится. Получится раствориться в этом ослепительно-синем дожде…

Или все это лишь выдуманные воспоминания? Я не знаю. Это не важно…

– Да уж, тапочки, кажется, придется выбросить… – пробормотал я, улыбаясь в ответ.

– А я никогда не беру с собой зонтик, – внезапно сказала она. – Не люблю…

– И мой папа говорит, что смотреть прогноз погоды – плохая привычка. Я согласен с ним – всякая погода хорошая. И дождь, и снег…

– А я ведь не знаю, как тебя зовут…

– Филипп, – почему-то стесняясь, ответил я.

– Хорошо, Филипп, принимаю твои извинения, – снова улыбнулась девочка. – И что-то мне подсказывает, что ты совсем не случайно оказался сегодня у магазина…

– Не… ну я… просто…

– Влюбился что ли? – прищуриваясь, рассмеялась она.

– Да я… это… шел просто и все… а потом… – я густо покраснел, уставив взгляд в сторону.

– Ладно, я побежала. Пока… я, кстати, Марина. Но мне нравится, когда меня называют Мари.

– Мари… красивое имя, – пробормотал я.

Едва девочка скрылась за дверью подъезда, порыв ветра вырвал зонтик из моей руки. Я побежал за ним. Моя защита от дождя стремительно уносилась прочь, набирая высоту. Засмотревшись, я споткнулся о слетевший с ноги тапок и рухнул прямо в лужу, ударившись лицом об асфальт. Из разбитой сегодня брови потекла кровь. Она тонкой струйкой разбегалась по залитой водой земле. А где-то высоко, сливаясь с темным небом, летел мой, подхваченный порывом ветра, зонт.