Kitabı oku: «Бунин и Набоков. История соперничества», sayfa 2

Yazı tipi:

Введение
Поэтика соперничества

9 ноября 1929 года Кирилл Зайцев, профессор юриспруденции и литературный критик, позже принявший монашество, опубликовал в парижской газете «Россия и славянство» статью под названием «“Бунинский” мир и “Сиринский” мир»⁶ ⁷. Статье предшествовала публикация в ноябрьской книге журнала «Современные записки» за 1929 год начала романа Набокова «Защита Лужина». В этом же номере был напечатан отрывок из романа Бунина «Жизнь Арсеньева» (1928–1933; полный вариант 1952 г.). Появление двух отрывков под одной обложкой Зайцев счел «назидательным примером». «Чрезвычайно мало книг, – писал критик, – которые доставляют читателю радость…» Зайцев сравнил чтение романа Бунина с глотком кислорода и продолжил:

И вот прямо с высот бунинской поэзии вы попадаете в кромешную тьму сиринского духовного подполья. <…> Сирин – блестящий писатель… И все же, с каким огромным облегчением закрываете вы книгу, внимательно прочитавши до последней строки. Слава Богу, не надо дальше читать этого наводящего гнетущую тоску талантливейшего изображения того, как живут люди, которым нечем и незачем жить. Не люди, а человекообразные, не подозревающие ни красот окружающего их мира, ни душевных красот человеческой природы, слепорожденные кроты, толкающиеся беспомощно, безвольно, безответственно, в потемках какого-то бессмысленного и бесцельного прозябания. Какой ужас, так видеть жизнь, как ее видит Сирин! Какое счастье, так видеть жизнь, как ее видит Бунин!⁸

Как бы ни заблуждался и ни ошибался К. Зайцев в оценке достижений Набокова, сам факт такого сопоставления означал постановку вопроса о Набокове как литературном сопернике Бунина. К ноябрю 1929 года, когда появилась статья Зайцева, Набоков уже был автором двух поэтических сборников и двух романов, опубликованных в Берлине, а также многочисленных рассказов, стихов, эссе и рецензий, печатавшихся в основном в берлинской газете «Руль». Вскоре должен был выйти первый сборник рассказов и стихов Набокова «Возвращение Чорба». Хотя к 1929 году несколько его стихотворений и рассказ уже были опубликованы в ведущем эмигрантском «толстом» журнале «Современные записки», до журнальной публикации «Защиты Лужина» в 1929 году и выхода романа отдельным изданием в 1930-м Набоков был в Париже еще не слишком известен. Именно выход в свет третьего романа Набокова стал сенсацией в русских литературных кругах. По словам Нины Берберовой, «огромный русский писатель, как Феникс, родился из огня и пепла революции и изгнания. Наше существование отныне получало смысл. Все мое поколение было оправдано»⁹.

Однако еще в 1926 году Глеб Струве, впоследствии профессор русской литературы в Беркли, в рецензии на первый роман Набокова «Машенька» (изд. 1926 г.), опубликованной в парижской газете «Возрождение», назвал Набокова «учеником» Бунина: «Для тех, кто любит сравнивать и прослеживать влияния, скажем, что на романе Сирина, если не считать Тургенева, больше всего сказалось влияние Бунина. Бунин вправе гордиться им как своим учеником»¹⁰. Два года спустя критик и поэт Михаил Цетлин (Амари), соредактор парижских «Современных записок» и будущий основатель – совместно с Марком Алдановым – нью-йоркского «Нового журнала», недвусмысленно указал на связь между творчеством Набокова и Бунина в рецензии на роман Набокова «Король, дама, валет» (1928):

Автор чувствует уродство и пошлость, кошмарную атмосферу большого города, в данном случае Берлина, его быта, улиц, ночных кабаков, больших магазинов. Правда, это Берлин, увиденный русскими глазами, писателем, знакомым с Петербургом Достоевского и Бунина. Вероятно, Сирину известен один из самых замечательных и, как это нередко бывает у Бунина, кажущийся неожиданным для него рассказ «Петлистые уши»¹¹.

В 1929 году, откликаясь на первые романы Набокова «Машенька» и «Король, дама, валет», тогда еще влиятельный Александр Амфитеатров писал в белградской русской газете «Новое время»:

Сирин, в рассказах и стихах своих мечтательный эстет и лирик с уклонами в фантастический импрессионизм, обещает выработаться в очень значительную величину. Он хорошей школы. В первом своем романе «Машенька» он подражательно колебался между Б. Зайцевым и И. А. Буниным, успев, однако, показать уже и свое собственное лицо с «не общим выраженьем». Второй роман Сирина «Король, дама, валет» – произведение большой силы: умное, талантливое, художественно психологическое, – продуманная и прочувствованная вещь. Так как ее действующие лица и вся обстановка – не русские (область наблюдения автора – среда богатой немецкой буржуазии в Берлине: если бы не типически русское письмо В. Сирина, то роман можно было бы принять за переводный), то ему надо отвести место, и очень почетное, в том разряде зарубежной литературы, который я обобщу (хотя будет и не точно) названием «экзотического»¹².

В начале 1930-х целый ряд писателей и критиков, включая Владимира Вейдле, Александра Куприна, Глеба Струве, Георгия Федотова и Владислава Ходасевича, увидели в Набокове реального литературного соперника Бунина.

Находясь под большим впечатлением от «Защиты Лужина», Глеб Струве посвятил Набокову статью «Творчество Сирина» (май 1930 г.). Отстаивая «совершенно особое и большое место <Набокова> в русской литературе», Струве теперь коснулся вопроса о литературных учителях Набокова в противовес упрекам в подражательстве: «Если отдельные места “Защиты Лужина” могут дать повод сближать Сирина с Буниным, то тут уж о подражании говорить совсем нелепо: общая концепция романа не имеет в себе ничего бунинского»¹³. В апреле 1931 года в анкете парижской «Новой газеты» Куприн назвал «Солнечный удар» Бунина, «Растратчиков» Валентина Катаева, «Защиту Лужина» Набокова и «Зависть» Юрия Олеши «лучшими произведениями последнего десятилетия». В той же анкете Ходасевич выбрал «Жизнь Арсеньева» Бунина, «Защиту Лужина» Набокова и «Зависть» Олеши¹⁴. А вот что отметил в анкете парижского журнала «Числа» религиозный философ и публицист Георгий Федотов: «Как раз за эти последние годы несравненно более слабая зарубежная литература одарила нас очень значительными произведениями: Бунина и Сирина»¹⁵. В отзыве на литературную часть очередной книги «Современных записок» в 1932 году историк и критик Николай Андреев тонко обрисовал то, как критики воспринимают место Набокова в эмигрантской прозе:

Сирин до сих пор остается для многих спорным писателем. Пожалуй, есть какая-то мода на снисходительное неприятие его <…>. Можно любить или очень не любить характер его творчества, можно называть его наследником Бунина или связывать его с бульварными романистами Запада (все это неверно и несущественно), но нельзя, при условии честного отношения к литературным фактам, отрицать ни его исключительной одаренности живописца, прекрасного умения показать мир разоблаченным от привычных тем, омертвелых зрительных форм, ни его большого композиционного искусства, поразительной изобретательности в деталях и сложности им привлекаемого материала¹⁶.

В середине 1930-х годов противопоставление Набокова и Бунина даже некоторое время звучало в западном литературоведении – в контексте более масштабного противопоставления старшего и младшего поколений писателей русской эмиграции. В своем обзоре литературы русской эмиграции американский критик Альберт Пэрри (Albert Parry) хвалил Набокова, отвергая в то же время Бунина как одну из устаревших фигур в литературе: «Для таких ископаемых, как Бунин, <Иван> Шмелев, <Михаил> Осоргин, нет никакой надежды создать яркие, запоминающиеся произведения об эмигрантской среде, окружающей их самих. Они слишком погрязли в русских традициях и прошлом, но Сирин, Алданов, Берберова и другие представители младшего поколения… могут и творят прекрасные произведения на нерусские темы»¹⁷.

На предмет Бунина Пэрри глубоко заблуждался: статья вышла в июле 1933 года, а уже через несколько месяцев Бунину была присуждена Нобелевская премия. Это наконец принесло Бунину заслуженное признание, превратило его на время в мировую литературную знаменитость и повысило его популярность в эмиграции. Награда Бунина оказала электризующее воздействие на культурный климат русского зарубежья. Присуждению премии предшествовала волна критических дискуссий, прокатившаяся по эмигрантским печатным органам от Парижа до Риги и от Харбина до Чикаго. Основной темой полемики было будущее русской литературы в изгнании. Возможно ли создать и сохранить литературную культуру отдельно от ее органической языковой среды? Что отличает литературу русской эмиграции от советской? Что произойдет с литературой русского зарубежья в течение ближайшего десятилетия? Кто унаследует традиции русской литературы, которые, как верило старшее поколение писателей-эмигрантов, им удалось спасти от большевистского обезображивания? Эти и другие вопросы обсуждали критики и писатели на страницах печатных изданий начала 1930-х годов, об этом шли дебаты среди молодых русских поэтов в парижских кофейнях и пражских пивных¹⁸.

Присуждение Нобелевской премии Бунину на время изменило установки критической дискуссии¹⁹. Непримиримо-антисоветски настроенный Бунин стал первым русским писателем, удостоившимся высшего знака мирового признания. Поскольку к середине 1930-х годов Набоков стал ведущим писателем эмиграции, все критики, как бы они ни относились к нему, были склонны сравнивать Набокова с Буниным. К примеру, Глеб Струве, один из создателей литературной легенды Набокова в межвоенные годы, продолжал указывать на литературное ученичество Набокова у Бунина, но при этом утверждал, что нет более различных между собой писателей²⁰. В 1934 году Владимир Злобин, секретарь Зинаиды Гиппиус и Дмитрия Мережковского, противопоставлял Бунина и Набокова в сатирической статье: «Руку-то Сирина вы знаете? Мастерская! Бунин давно за флагом. И опять, как всегда: “рука моя писала, не знаю, для чего…”»²¹ Имя Набокова все чаще и чаще упоминалось в печати и в русских литературных салонах. Его стали воспринимать как нового лидера литературы русской эмиграции и потому одновременно наследника и соперника старого мастера, теперь увенчанного Нобелевской премией.

* * *

Если не считать беглых упоминаний о Бунине как об одном из писателей, повлиявших на молодого Набокова, перипетии отношений этих писателей крайне мало исследовались в послевоенные годы²². До последней трети 1980-х годов ученые в СССР не могли свободно исследовать творчество Набокова, да и не имели доступа к архивам на Западе. В официальном советском литературоведении доперестроечной поры мы находим две основные оценки литературных связей между двумя писателями. В 1965 году Александр Твардовский назвал Набокова «эпигоном Бунина» в предисловии к девятитомному собранию сочинений Бунина²³. Восемь лет спустя буниновед Олег Михайлов коснулся Набокова в обширной вступительной статье к бунинскому выпуску «Литературного наследия». Комментируя известный фрагмент из русскоязычной автобиографии Набокова «Другие берега», где описывается встреча Набокова и Бунина в парижском ресторане, Михайлов заметил: «Не мастерство, не степень таланта, а нечто иное отделяло Набокова, этого Петера Шлемиля литературной эмиграции, потерявшего даже тень связи с родиной, от остальных, пусть менее одаренных писателей»²⁴. Набоков назван здесь именем героя романа Адельберта фон Шамиссо «Необычайная история Петера Шлемиля» (1814), заключившего отчаянную сделку и лишившегося собственной тени. По-видимому, уподобляя Набокова Шлемилю, советский критик имел в виду переход на английский язык.

Западных критиков сбили с толку намеренно скупые, уклончивые и туманные отзывы самого Набокова о почти двадцати годах жизни в европейской эмиграции в межвоенный период. В своих автобиографиях, а также в интервью и письмах американского и швейцарского периодов Набоков сознательно преуменьшил ту роль, которую сыграла в его развитии литературная среда русской эмиграции – и в особенности творчество Бунина. Набокову удалось повлиять на своего первого биографа, доверчивого и падкого до сенсаций Эндрю Филда (Andrew Field). Труднее объяснить тот факт, что автор монументальной набоковской биографии Брайен Бойд (Bryan Boyd) упоминает некоторые встречи писателей, но при этом не рассматривает ни литературный диалог Набокова и Бунина, ни архивное наследие этого диалога²⁵. В более выигрышном положении по сравнению со своими коллегами на Западе оказались исследователи-эмигранты «второй» и «третьей» волн. Однако эти критики отчасти унаследовали от своих довоенных предшественников превратное представление о Набокове как о «нерусском» писателе. Совсем не случайно высказывание Майи Каганской о том, что динамика творчества Набокова-прозаика «от “Машеньки” до “Лолиты”» – его переход из русской в англо-американскую литературу – суть «отречение»²⁶. Не помогли послевоенным исследователям упрощенные формулы, оброненные вскользь реплики в письмах или частных беседах, наподобие краткого ответа Георгия Адамовича на вопрос румынской исследовательницы об отношении Бунина к эмигрантской литературе: «Насчет молод<ых> эмигр<антских> прозаиков не могу ничего вспомнить точно. Сирина-Набокова <Бунин> терпеть не мог, хоть признавал его талант» (24 июня 1969 года)²⁷.

Сегодняшним исследователям вряд ли удастся полностью реконструировать всю историю личных и литературных отношений Набокова и Бунина. Ушли из жизни очевидцы их встреч и бесед – Георгий Адамович, Марк Алданов, Нина Берберова, Илья Фондаминский, Владислав Ходасевич, Марк Цетлин (Амари) и другие. Не осталось в живых и тех литераторов, которые были близки к Бунину в разные периоды его жизни в эмиграции (Александр Бахрах, Роман Гуль, Леонид Зуров, Галина Кузнецова, Николай Рощин, Ирина Одоевцева, Андрей Седых) и оказались свидетелями его реакций на младшего современника. Не все из свидетелей-очевидцев успели или посчитали нужным записать увиденное; не все опубликовали свои мемуары. Успех реконструкции отношений Бунина и Набокова во многом зависит от возможности собрать и сопоставить значительное количество фактов и деталей, погребенных в саркофагах архивов, среди желтеющих страниц писем и дневников, доступ к которым не всегда бывает открыт. Тем не менее архивные исследования в сочетании с сопоставительным анализом творчества Бунина и Набокова позволили мне частично описать сложную гамму их отношений – переход от содружества к соперничеству²⁸.

С хронологической точки зрения в отношениях Бунина и Набокова прослеживается три главных этапа. Первый – с 1920-х до 1933 года, когда Бунин получил Нобелевскую премию; в 1933 году Бунин и Набоков наконец встретились в Берлине. Второй – примерно до переезда Набокова в Новый Свет в 1940 году; это был период резкого взлета Набокова, когда он стал литературной звездой первой величины, затмившей даже славу Бунина. В центре третьего этапа создание Буниным книги рассказов «Темные аллеи» (1943; 1946); этот этап завершился смертью Бунина в 1953 году. Но и после смерти Бунина Набоков продолжал возвращаться к их довоенным встречам – и к самим произведениям Бунина.

Глава 1
«Не судите меня слишком строго…»

Чтобы распутать хитросплетения личных и литературных отношений Бунина и Набокова, обратимся к их истории. Все началось со знакомства Буниных с родителями Набокова. Ровесник Бунина Владимир Дмитриевич Набоков (1869–1922), один из виднейших деятелей кадетской партии²⁹, весной и ранним летом 1920 года находился в Берлине и Париже, готовясь к переезду из Лондона в Берлин, где уже поселились его соратники по кадетской партии Иосиф Гессен и Август Каминка. Приехав в Париж, отец тогда еще юного писателя остановился у князя Владимира Аргутинского-Долгорукова – искусствоведа, бывшего сотрудника Эрмитажа, а в то время второго секретаря Императорского Российского посольства в Париже.

О встрече мы узнаем из письменных свидетельств того непродолжительного времени, которое предшествовало кончине В. Д. Набокова. 8 апреля 1920 года жена Бунина Вера Муромцева-Бунина записала в дневник:

Обедали вчера у Толстых <т. е. у Алексея Толстого> с Набоковыми. Набоков, очень хорошо по внешности сохранившийся человек, произвел на меня впечатление человека уже не живого. Он очень корректен, очень петербуржец… Разговор шел на политические темы, между прочим, о царе. Про Николая II он сказал, что его никто не любил и что сделать он ничего не мог³⁰.

15 июня 1920 года В. Д. Набоков пригласил Буниных на завтрак:

<15 июня 1920 г. Париж>.
Вторник.
7, rue François I.
Глубокоуважаемый Иван Алексеевич,
я и мой друг, кн. Аргутинский³¹, у которого я живу, были бы очень счастливы, если бы Вы и Ваша супруга завтра у нас позавтракали. Аргутинский тонкий и хороший человек, был приятелем А. П. Чехова, спасся из Совдепии 5 месяцев тому назад. Я думаю, Вам не будет неприятно его общество.
Если ответ «да», не пишите. От Вас это очень близко, по трамваю № 9, он останавливается у моста Invalides, куда выходит rue François I. – Завтрак в 1 ч., заранее извиняюсь за его непритязательность. Пожалуйста, приезжайте. —
Ваш Влад. Набоков³²

29 марта 1922 года Бунина делает в дневнике запись, посвященную убийству В. Д. Набокова в Берлине:

Убит Набоков! Еще не верю! <…> Вспоминается все время Набоков. Все наши мимолетные встречи. Первый раз – у Толстых. Второй у нас, в Отель дэ Сен-Пэр. Он пригласил нас к завтраку у Аргутинского. <…> Набоков производил на меня приятное впечатление, но не скажу, чтобы пленил меня. Слушать было приятно его плавную, ровную речь. Потом я встречалась с ним у Тэффи, где он был оживленней, легкомысленнее. <…> Но главное, я оценила его на Национальном съезде. Он произнес хорошую, умную речь. <…>³³

Уже позднее, в мемуарной дневниковой записи «Владимир Дмитриевич Набоков» (30 сентября 1934 г.) Бунина вспоминала свои парижские встречи с В. Д. Набоковым:

Второй раз я увидела его <первый раз был на обеде у А. Н. Толстого 20/8 апреля 1920 г.> в салоне отеля Sts. Pères. Он приехал пригласить нас к завтраку к его другу, у которого он остановился, к Влад<имиру> Николаевичу Аргутинскому.

Удивила меня та простота и свобода, с которой он говорил со мной несколько минут. Это была простота русского аристократа, редкая у петербуржца.

– Владимир Николаевич Аргутинский очень оригинальный человек, он будет счастлив с Вами познакомиться, – повторил он несколько раз при прощании.

Завтрак у князя Аргутинского был накрыт без скатерти прямо на столе красного дерева в его кабинете, наполненном редкими по художественной ценности вещами³⁴.

Через неделю после встречи с Буниными отец Набокова вернулся из Парижа в Лондон. Летом 1920 года Набоковы переехали в Берлин. 3 августа 1920 года отец Набокова писал Бунину в Париж по поводу общих издательских дел. Письмо отправлено с адреса в Грюневальде, где в то время селились русские эмигранты. В конце 1930-х годов этот район Берлина будет воспет Набоковым в романе «Дар».

<3 августа 1920 г. Берлин>.
Berlin-Grunewald, Egerstrasse, 1.
Глубокоуважаемый Иван Алексеевич,
И. В. Гессен писал вдове Л. Н. Андреева, запрашивая ее о том, на каких условиях она согласна разрешить печатание отрывков дневника. К сожалению, он до сих пор не получил от нее ответа. Как Вы знаете, рукопись попала в мои руки случайно, я получил ее от Н. К. Рериха, и ни он, ни я не имеем права ею располагать без согласия вдовы. Придется вторично ее запросить, причем мы спросим и насчет сборника³⁵. Сделаем мы это немедленно – если можно, по телеграфу, – и ответ сообщим Вам безотлагательно.
Душевно Вам преданный Влад. Набоков³⁶

В декабре 1920 года В. Д. Набоков в одном из писем, словно между прочим интересуется мнением Бунина о стихотворении молодого Владимира Набокова «Лес», опубликованном в редактируемой В. Д. Набоковым берлинской газете «Руль»:

Berlin-Grunewald, Egerstrasse, 1.
12 декабря 1920
Дорогой Иван Алексеевич,
мне хочется поблагодарить Вас за то огромное художественное наслаждение, которое Вы доставили мне и всем читателям «Руля» Вашими несравненными стихами³⁷. Конечно, только Вы могли их написать. И в эти мрачные дни, полные печали и отчаяния <по-видимому речь идет о поражении войск Врангеля в Крыму в ноябре 1920 году>, вдруг – такой луч чистой красоты, такой образец бесподобного, законченного совершенства, – такое ожерелье жемчужин, играющих всеми цветами радуги… Это – радость, большая, редкая, забытая. Спасибо Вам за нее.
Мы употребили все усилия, чтобы достойно «воплотить» эту красоту. Во избежание несносных переносов, мы печатали «Восток» в два столбца и так же поступим с тремя еще оставшимися. Сразу дать все это богатство мы не хотели. Надеюсь, шрифт Вам понравится: мы долго его выбирали и даже почти что вывели из терпения управляющего типографией немца, которому пришлось поэтому объяснить, что печатаются стихи первого из живущих русских поэтов. Опечаток нет и в общем вышло неплохо.
Если Вам попались в «Руле» стихи моего сына (подпись «Cantab.»), черкните мне Ваше мнение о них.
Крепко жму Вашу руку.
Душевно Ваш
Влад. Набоков³⁸

Под псевдонимом Cantab (сокращенно от Cantabrigiensis – кембриджский), как называли выпускников Кембриджского университета, в «Руле» в ноябре-декабре 1920 года были напечатаны стихотворения Набокова «Лес» и «Возвращение»³⁹. Как известно, В. Д. Набоков очень гордился литературной деятельностью сына и говорил об этом уже при первой встрече с Буниными 20 апреля 1920 года. В дневниковой записи за 21 апреля 1920 года Вера Бунина отмечает, по-видимому, со слов В. Д. Набокова: «Сын Набокова, поэт и писатель, очень не любит Достоевского»⁴⁰. В записи о более поздней встрече, судя по всему, в июне 1921 г., Бунина пишет:

А потом опять встреча на улице François I (у Аргутинского). <…> Он <В. Д. Набоков> утомлен, и разговор переходит на его детей:

– Дочь моя очень возмущается Вами, Иван Алексеевич, Вашими статьями относительно русского народа. <…> А сын напротив – большой Ваш почитатель.

Ян <домашнее имя Бунина> спросил о сыне.

Набоков весь преобразился:

– Он сын замечательный, редко заботливый, добрый. Вот только не понимаю: откуда у него талант? – сказал он с неподдельной наивностью, точно чувствуя в нем высшее существо.

– Да, может быть, и в Вас есть зачаток этого дара, – заметила я.

– Ах нет, что Вы, во мне ни капли нет этого… Он, когда пишет, то весь преобразовывается. Я как-то застал его ночью и не узнал – горящие глаза, волосы всклокочены… А как, Иван Алексеевич, Вы находите его?

– Я боюсь всегда предсказывать, но мне чуется, из него выйдет настоящий писатель. Только зачем это он подписывается Сирин, имея такую прекрасную фамилию.

– Да, уж не знаю, – сказал он задумчиво⁴¹.

Бунин послал В. Д. Набокову в подарок экземпляр своего недавно опубликованного сборника рассказов «Господин из Сан-Франциско» (1920), в который вошли некоторые из его лучших дореволюционных стихов и рассказов. Как можно заключить из письма В. Д. Набокова от 19 февраля 1921 года, Бунин благосклонно отозвался о стихах Набокова. Это, в свою очередь, позволило В. Д. Набокову вложить в следующее письмо Бунину вырезку из рождественского номера газеты «Руль» за 1921 год с тремя стихотворениями сына («Видение Иосифа», «Крестоносцы» и «Павлины») и рассказом «Нечисть», на этот раз подписанными псевдонимом «Влад. Сирин». (В. Сирин оставался основным литературным псевдонимом Набокова вплоть до переезда в США в 1940-м.) Отец молодого писателя также спрашивал позволения прислать Бунину стихи сына⁴² и предположил опубликовать их в новом парижском еженедельнике при участии Бунина и Куприна. За этим последовало еще одно письмо В. Д. Набокова Бунину, датированное 19 февраля 1921 года:

Berlin-Grunewald. Egerstrasse, 1.
19 февр<аля> 1921
Дорогой Иван Алексеевич,
только теперь я могу написать Вам и поблагодарить Вас за милое письмо Ваше и за книжку и надпись на ней⁴³. Я болел инфлюэнцей, осложнившейся катаральным воспалением легкого, – провалялся 4 недели в кровати и только с неделю начал вставать…
Ваша книга доставила мне безмерную радость. Двух рассказов («Клаша» и «Легкое дыхание») я совсем не знал, прочел их и перечитал все другие с глубоким наслаждением. Стихов также много было для меня новых. Словом, Вы мне доставили истинную радость, спасибо Вам от сердца: я поневоле повторяюсь в выражении своих чувств…
Ваш отзыв о стихах сына мне также было радостно прочесть и передать ему. Не знаю, попались ли Вам напечатанные в рождественском номере «Руля» его стихи и рассказец, подписанные новым и уже окончательным псевдонимом. Позвольте их приложить⁴⁴. Из газет я вижу, что при Вашем участии начинает выходить литературный еженедельник в Париже. Если прилагаемые стихи укрепят в Вас благоприятное мнение Ваше, можно ли будет послать Вам на выбор десяток-другой стихов, с просьбой «рекомендовать» их А. И. Куприну?
Сегодня у меня собираются члены нашей партии для обсуждения вопросов, содержащихся в письме инициативной парижской организации, членом которой Вы состоите⁴⁵. Дело это очень затянулось также из-за моей болезни.
Когда Вы нам пошлете новые стихи или прозу для «Руля»? Мы очень ждем⁴⁶.
Душевно Ваш Влад. Набоков⁴⁷

Это предыстория, а сама история начинается 18 марта 1921 года. Владимир Набоков пишет Бунину свое первое письмо, в котором слышны отголоски писем В. Д. Набокова к Бунину. Набоков, в то время еще кембриджский студент, обращается к Бунину как к мэтру:

18-III-21 Grunewald 1 Egerstrasse.
Многоуважаемый Иван Алексеевич,
посылаю вам несколько – наудачу выбранных – стихотворений и пользуюсь случаем сказать вам, как ободрило меня то, что писали вы о моем робком творчестве, – тем более, что хорошие слова эти исходят именно от вас – единственного писателя, который в наш кощунственный и косноязычный век спокойно служит прекрасному, чуя прекрасное во всем, – в проявлениях духа человеческого и в узоре лиловой тени на мокром песке⁴⁸, – причем несравненны чистота, глубина, яркость каждой строки его, каждого стиха.
Простите, что так неладно выражаюсь: это так же трудно, как признанье в любви – давнишней любви.
Словом, хочу я вам сказать, как бесконечно утешает меня сознанье, что есть к кому обратиться в эти дни великой сирости.
Многоуважаемый Иван Алексеевич, глубоко уважающий вас
В. Набоков⁴⁹

Владимир Дмитриевич Набоков был убит русскими ультрамонархистами в Берлине 28 марта 1922 года. Потеря отца, которого Набоков боготворил, была невыразимой травмой.

6.Зайцев К. «Бунинский» мир и «Сиринский» мир // Россия и славянство. 1929. 9 ноября. В парижском архиве Бунина сохранилась вырезка статьи с пометками Бунина. После того как в 1933 г. Бунин получил Нобелевскую премию, Кирилл Зайцев выпустил книгу о нем – «И. А. Бунин, жизнь и творчество» (Берлин, 1934), ставшую единственной монографией о Бунине, изданной до Второй мировой войны.

7.В примечаниях к переписке и дневниковым записям Набокова и Бунина использованы фрагменты примечаний Ричарда Д. Дэвиса и Максимa Д. Шраера, опубликованных в 2002 г.

8.Зайцев. «Бунинский» мир и «Сиринский» мир. О реакции Набокова на статью Зайцева см.: Boyd, Brian. Stalking Nabokov. Selected Essays. New York. 2011. P. 154.

9.Берберова Н. Курсив мой: Автобиография. В 2-х тт. 2-е изд. Нью-Йорк, 1983. Т. 1. С. 373–374. Ср. Берберова. Курсив мой. М., 1996. С. 371. См. также: Berberova, Nina. Nabokov in the Thirties. В кн. Nabokov: Criticism, Reminiscences, Translations and Tributes. Ed. Alfred Appel Jr. and Charles Newman. Evanston, 1970. P. 225.

10.Струве Г. <Рец. на> В. Сирин. Машенька // Возрождение. 1926. 1 апреля.

11.Цетлин М. <Рец. на> «Король, дама, валет» В. Сирина // Современные записки. 1928. 37. С. 536–538.

12.Новое время (Белград). 1929. 22 мая. Это из исследования Александра Амфитеатрова «Литература в изгнании», которое печаталось сериально. Цит. в: А. В. Амфитеатров и В. И. Иванов. Переписка. Предисл. и публ. Джона Малмстада. В сб.: Минувшее. 1997. 22. С. 520. Прим. 7.

13.Струве. Творчество Сирина // Россия и славянство. 1930. 17 мая.

14.См.: Самое лучшее произведение русской литературы последнего десятилетия // Новая газета. 1 апреля. 1931. С. 1–2.

15.Литературная анкета // Числа. 1930. 2–3. С. 318–322.

16.Андреев Ник. «Современные записки» (Книга XLIX, 1932 г. Часть литературная) // Воля России. 1932. 4–6. С. 183–184.

17.Parry, Albert. Belles Lettres Among Russian Emigres // American Mercury. 1933. 29 July. P. 317. В 1920-е годы эмигрантский критик Марк Слоним занял сходную позицию по отношению к Бунину и писателям старшего поколения, отдавая при этом предпочтение молодым эмигрантским писателям и писателям Советской России. В своей статье «Литература эмиграции» («Воля России» № 2, 1925 г.) Слоним писал об инерции и застое среди писателей старшего поколения русского зарубежья (c. 176): «Из более “старых” поэтов – молчит 3. Гиппиус, а Бальмонт и Бунин в тысячный раз повторяют себя, не радуя читателя и ничего не прибавляя к тому, что ими сделано и сказано» (c. 177). Слоним также позволил себе каламбур: «Пожалуй, ни одному из современных писателей так не подходит звание “академика”, как к Бунину» (c. 179). В продолжение этой статьи, «Литература эмиграции» («Воля России». № 3, 1926), Слоним открыто заговорил о Бунине, Мережковском и Чирикове (все три писателя в это время активно творили) как о принадлежащих скорее истории, прошлому литературы, нежели современности: «Мы часто забываем, что Бунин, Мережковский, Чириков и другие крупные и малые эмигрантские писатели-старики – не современность, а история. Они – прошлое. Не в них и не с ними – возрождение русского искусства» (с. 183). В статье «Молодые писатели за рубежом» (Воля России, 10–11, 1929) Слоним повторил то, что уже писал о Бунине и писателях старшего поколения (с. 101) и, с некоторыми ограничениями, отдал дань Набокову как молодому беллетристу (с. 115–116), отмечая его обращение к «нерусским» темам.

18.Примером может послужить горячая полемика, которая развернулась на страницах недолговечного издания Марка Слонима «Новая газета» в 1931 году; в полемике участвовали Слоним, Марк Алданов, Юрий Терапиано, Гайто Газданов и Николай Андреев. Образец того, что Бунина в середине 1920-х годов воспринимали как некий оплот литературной «правды», – статья Т. Таманина <псевдоним Т. И. Манухиной>. Правда Бунина // Звено. 1925. 30 марта. С. 3.

19.В 1933 году варшавский еженедельник «Меч» опубликовал серию весьма характерных статей, посвященных идеологическому и культурному возрождению русской эмиграции. Среди авторов были Д. Философов, В. Федоров, Д. Мережковский и Ю. Фельзен. Чтобы понять суть полемики о будущем эмигрантской литературы, можно также обратиться к публикациям влиятельного пражского журнала «Воля России» с 1925 по 1930 год. Особый интерес представляют двухчастная статья М. Слонима «Литература эмиграции» (1925–1926), его же «Молодые писатели за рубежом» (1929) и статья Сергея Постникова «Русская зарубежная литература в 1925 году» («Воля России». № 2. 1926. С. 182–192). См. также: Адамович Г. О литературе в эмиграции // Последние новости. 1931. 11 июня; Струве Г. Русская литература в изгнании (Нью-Йорк, 1956; переиздание: Струве Г. П. Русская литература в изгнании. 3-е изд. М.; Париж, 1996); Раев, М. (Marc Raeff). Russia Abroad: А Cultural History of Russian Emigration, 1919–1939. New York, 1990. Культурный климат эмигрантской среды конца 1920-х годов обрисован в статье: Hugglund, Roger. The Russian Émigré Debate of 1928 on Criticism // Slavic Review 32:3. September 1973. P. 515–526.

20.Cм.: Струве Г. О В. Сирине // Русские в Англии. 1936. 15 мая. С. 3.

21.См.: Злобин В. О нашем толстом журнале // Меч. 1934. 8. С. 13–14.

22.Я благодарен исследователям, которые в 1970-е, 1980-е и 1990-е годы затрагивали вопрос взаимоотношений Набокова и Бунина. Саймон Карлинский (Simon Karlinsky) касался вопроса о влиянии Бунина на Набокова; см., к примеру, его замечание в: Dear Bunny, Dear Volodya: The Nabokov-Wilson Letters, 1940–1971. Revised and expanded edition. Ed. Simon Karlinsky. Berkeley, 2001. С. 23; Брайен Бойд (Brian Boyd) касается некоторых биографических и литературных аспектов этого вопроса в своей двухтомной биографии Набокова, которая теперь уже доступна и в русском переводе. Ирина Белобровцева и Светлана Туровская рассматривают след Бунина в рассказе «Красавица»; см.: «Красавица» Набокова: «Вечно летящая стрела, попавшая в цель» // Wiener Slawistischer Almanach 38. 1996. C. 127–135; Борис Носик комментирует некоторые аспекты отношений писателей, см.: Носик Б. Мир и дар Набокова. М., 1995. С. 338–339 и passim. А. Павловский обсуждает автобиографичность прозы Набокова в сравнении с прозой Бунина; см.: Павловский А. И. К характеристике автобиографической прозы русского зарубежья (И. Бунин, М. Осоргин В. Набоков) // Русская литература. 1993. 3. С. 30–53; Джулиан Коннолли отмечает совпадения в том, какую роль память играет в произведениях Набокова, Бунина и Пруста, а также подмечает бунинские отзвуки в творчестве Набокова, см.: Connolly, Julian. Ivan Bunin. Boston, 1982. P. 31; 135. Пекка Тамми также касается этой проблемы, см.: Tammi Pekka. The Problems of Nabokov’s Poetics: A Narratological Analysis. Helsinki, 1985, сноска 34; Дэйвид Беттеа (David Bethea) в кн. Joseph Brodsky and the Creation of Exile (Princeton, 1983. P. 221) и Александр Жолковский (Alexander Zholkovsky) отмечают влияние Бунина на Набокова; см: Жолковский. Philosophy of Composition (К некоторым аспектам структуры одного литературного текста) в сб.: Readings in Russian Modernism: to Honor Vladimir Fedorovich Markov. Ed. Ronald Vroon and John E. Malmstad. М., 1993. P. 333; Zholkovsky. Text Counter Text. Rereadings of Russian Literary History. Stanford, 1994. P. 88–113. О влиянии Бунина на Набокова см.: Каганская М. Отречение. От «Машеньки» до «Лолиты» // Синтаксис. № 1. 1978. С. 57–76). Марина Науманн (Marina Turkevich Naumann) причисляет Бунина к писателям, оказавшим решающее влияние на Набокова, см.: Blue Evenings in Berlin. Nabokov’s Short Stories of 1920-s. New York, 1978. P. 7. Линда Циммерманн анализирует переклички между несколькими рассказами Набокова и прозой Бунина; см.: Zimmermann, Linda Zaputelli. The Russian Short Stories of Vladimir Nabokov. A Shematical and Structural Analysis. Ph. D. Dissertation. Harvard University. 1978. P. 66–69, 193. Ряд эмигрантских критиков, включая Владимира Амфитиатрова, Глеба Струве, Юрия Иваска, А. Савельева (С. Шермана), Марка Цетлина и Владимира Вейдле, указывали на сходство писателей. Наконец, Зинаида Шаховская включила короткую главу, посвященную Бунину и Набокову, в свою книгу о Набокове; она отрицает влияние Бунина на Набокова; см.: Шаховская 3. В поисках Набокова. Париж, 1979. С. 115–116.
В 2000-е и 2010-е годы, уже после публикации моих основных работ о Бунине и Набокове, появились исследования, которые внесли вклад в изучение проблемы литературных отношений Бунина и Набокова. Отметим здесь: Зверев А. Набоков. М., 2001. С. 110–111, 170–172; Анастасьев Н. Владимир Набоков. Одинокий король. М., 2002. С. 87–91 и passim; Leving, Yuri. Five Notes on Nabokov’s Works // The Nabokovian. 48. 2002. P. 8–14; Левинг Ю. «Набоков-7» в кн.: Империя N. Набоков и наследники/Ред. Юрий Левинг и Евгений Сошкин. М., 2006. С. 274–277; Аверин Б. Дар Мнемозины. Романы Набокова в контексте русской автобиографической прозы. СПб., 2003. С. 176–230 и passim; Долинин А. Кубовый цвет (Из комментария к словарю Набокова. В кн.: Analysieren als Deuten. Wolf Schmid zum 60. Geburtstag. Herausgegeben von Lazar Fleishman, Christine Gölz und Aage A. Hansen-Löve. Hamburg, 2004. P. 563–573); Долинин. «Дар»: добавление к комментариям // NOJ/НОЖ: Nabokov Online Journal. 2007. 1. http://etc.dal.ca/noj/articles/volume1/DOLININ.pdf, просмотр 14 августа 2013 года; Панова Л. Вл. Сирин и русский Египет. В кн.: Империя N / Ред. Левинг и Сошкин. С. 348–355; Жолковский А. Розыгрыш? Хохма? Задачка? В кн.: Империя N/Ред. Левинг и Сошкин. С. 430–433; Karshan Thomas. Between Tolstoy and Nabokov: Ivan Bunin Revisited // Modernism/Modernity. November. 2007. Vol. 14. № 4. C. 763–769; Connolly Julian W. The Middle Way: Berberova between Bunin and Nabokov. В кн.: American Contributions to the 14th International Congress of Slavists. Vol. 2: Literature. Ed. David Bethea. Bloomington, 2008. P. 41–50; Morris, Paul D. Vladimir Nabokov: Poetry and the Lyric Voice. Toronto, 2010. P. 42; Филимонов, А. Поэзия Бунина и Набокова // 2010 http://www.proza.ru/2010/09/19/588, просмотр 14 августа 2013 года; Барабтарло, Г. Сочинение Набокова. СПб., 2011. С. 380–388; 396; Барабтарло. Казарга // Звезда. 2010. 11. http://magazines.russ.ru/zvezda/2010/11/ba13.html, 14 августа 2013 года; Есаулов И. Литература русского зарубежья и христианская традиция. В кн.: Русская классика: новое понимание. СПб., 2012. С. 315–352; Курицын В. Набоков без Лолиты. Путеводитель с картами, картинками и заданиями. М., 2013. С. 49, 142, 311; Lushenkova, A. (Анна Лушенкова). L’errance dans La Vie d’Arséniev d’Ivan Bounine et dans Autres Rivages de Vladimir Nabokov // Slavica Occitania. 37. 2013. C. 179–192.
Кроме того, в России за последнее десятилетие были защищены диссертационные и дипломные работы, в которых разрабатывались отдельные аспекты литературных отношений Бунина и Набокова. См., к примеру: Щербенок А. В. Толстой, Чехов, Бунин, Набоков: Риторика и история: Автореф. дисс. СПб., СПбГУ, 2001; Сидорова С. Ю. Концепция творческой памяти в художественной культуре: Марсель Пруст, Владимир Набоков, Иван Бунин: Автореф. дисс. М., МГУ им. М. В. Ломоносова, 2003; Кириллина О. М. И. Бунин и В. Набоков: проблемы поэтики: «Жизнь Арсеньева» и «Другие берега»: Автореф. дисс. М.: МГУ им. М. В. Ломоносова, 2004.

23.См.: Твардовский А. О Бунине. В кн.: Бунин. СС 1:30. Об этом см.: Paperno Slava, Hagopian, John V. Official and Unofficial Responses to Nabokov in the Soviet Union. В кн. The Achievements of Vladimir Nabokov. Ed. George Gibian and Steven Jan Parker. Ithaca, 1984. P. 105–106.

24.Михайлов О. Путь Бунина-художника. В кн.: Литературное наследство. Т. 84. В 2-х кн. М., 1973. С. 50.

25.См.: Field, A. Nabokov: His Life in Art. Boston, 1967; Field. VN: The Life and Art of Vladimir Nabokov. New York, 1986; Boyd, Vladimir Nabokov: The Russian Years. Princeton, 1990; Boyd. Vladimir Nabokov: The American Years. Princeton, 1991.

26.Каганская М. С. 74.

27.Г. В. Адамович – Т. Н. Николеску. 24 июня 1969 года. См.: По следам парижской командировки. Из писем Г. В. Адамовича, Т. А. Осоргиной-Бакуниной и Н. Б. Зайцевой-Сологуб. В кн.: И. А. Бунин. Новые материалы/Под. ред. О. Коростелева и Р. Дэвиса. М., 2004. С. 361.

28.См.: Shrayer. The Poetics of Vladimir Nabokov’s Short Stories, with Reference to Anton Chekhov and Ivan Bunin. Ph. D. Dissertation. Yale University, 1995; Шраер. Иван Бунин и Владимир Набоков: поэтика соперничества. В кн.: И. А. Бунин и русская литература XX века. М., 1996. С. 41–65; Shrayer. Nabokov and Bunin: The Comparative Poetics of Rivalry. В кн.: American Contributions to the Twelfth International Congress of Slavists. Ed. Robert A. Maguire and Alan Timberlake. Bloomington, 1998. P. 182–196; Shrayer. Vladimir Nabokov and Ivan Bunin: A Reconstruction // Russian Literature, Special Issue: Vladimir Nabokov. 1998. XLIII. С. 339–411; Shrayer. Nabokov and Bunin: The Poetics of Rivalry. В кн.: Shrayer. The World of Nabokov’s Stories. Austin, 1998. P. 239–292; Шраер. Набоков и Бунин. Поэтика соперничества. В кн.: Шраер М. Набоков: темы и вариации. СПб., 2000. С. 128–192; В. В. Набоков и И. А. Бунин: Переписка. Вступ. статья Максима Д. Шраера. Публикация и примечания Ричарда Д. Дэвиса и Максима Д. Шраера. В кн.: С двух берегов: Русская литература XX века в России и за рубежом/Под. ред. В. А. Келдыша и Р. Д. Дэвиса. М., 2002. С. 167–219.

29.См.: Устами Буниных. Дневники Ивана Алексеевича и Веры Николаевны и другие архивные материалы. В 3-х т./Под ред. М. Э. Грин. Франкфурт-на-Майне, 1977–1982 (в дальнейшем – Устами Буниных). Т. 2. С. 10, 78.

30.Устами Буниных. Т. 2. С. 10–11.

31.О знакомстве и переписке Аргутинского с Чеховым см.: А. П. Чехов. Полн. собр. соч. и писем в 30 т. Письма. Т. 6, 8. М., 1978–1980. О встречах с Аргутинским в 1921–1923 см.: дневники И.А. и В. Н. Буниных (Бунин РАЛ MS. 1066/520, MS. 1067/371–372, 374, 379; см.: также: Устами Буниных. Т. 2. С. 28, 44, 45, 83, 99, 106, 107). Сохранились письма Аргутинского к В. Н. Буниной за 1924–1938 годы (Бунин РАЛ MS. 1067/1127–1131).

32.Публикуется по автографу (Бунин РАЛ MS. 1066/3940); см. также: Набоков и Бунин. Переписка. С. 189. Датируется по почтовому штемпелю (15 июня 1920 г.). Адрес: Hôtel des Saints-Pères, rue des Saints-Pères, <Париж>. Когда Бунины приехали в Париж 28 марта 1920 года, они остановились у устроивших их приезд Цетлиных на rue de la Faisanderie в 16-м аррондисмане. В Hôtel des Saints-Pères они переехали непосредственно перед получением первого письма В. Д. Набокова: в дневниковой записи за 8 июня 1920 года Бунина пишет о поисках квартиры, а запись за 15 июня начинается указанием нового адреса Hôtel des Saints-Pères (Бунин РАЛ MS. 1067/367; также Устами Буниных. Т. 2. С. 14).

33.Устами Буниных. Т. 2. С. 83.

34.Бунин РАЛ MS. 1067/468. См. также: дневниковые записи Буниной за 29 и 31 марта 1922 года. Бунин РАЛ MS. 1067/374; см. также: Устами Буниных. Т. 2. С. 83.

35.Отрывки (15 записей за апрель – июль 1918 г.) из дневника Л. Н. Андреева (1871–1919) были впервые опубликованы в редактируемом Буниным «Русском сборнике» (Париж, 1920. С. 149–168).

36.Публикуется по автографу (Бунин РАЛ MS. 1066/3941); см. также: Набоков и Бунин. Переписка. С. 189. Адрес: 48bis, rue Raynouard, Passy, Paris. В июле 1920 года Бунины переехали из Hôtel des Saints-Pères в дом, в котором уже снимали квартиры А. Н. Толстой и К. Д. Бальмонт.

37.Впервые опубликованные в 1919–1920 годах в одесской газете «Южное слово» стихотворения «Феска» (1916), «Эпитафия» (1917) и «Волны» (1917)» были перепечатаны под общим названием «Восток» в газете «Руль» (12 декабря 1920 года). Под общим названием «Песни» стихотворения «– Дай мне, бабка, зелий приворотных…» (<1918>), «Там не светит солнце, не бывает ночи…» (1916) и «На помории далеком…» (1916) были перепечатаны из разных изданий в газете «Руль» (19 декабря 1920 года). Стихотворения «Дед» <«Дедушка в молодости»> (1916) и «Петербург» <«На Невском»> (1916) (под общим названием «Далекое») и стихотворения «Просыпаюсь в полумраке…» (1915 года; публ. в газете 1914 года) и «Мы сели у печки в прихожей…» (1917) (под общим названием «Святки») были опубликованы в газете «Руль» (25 декабря 1920 года) См.: дневниковую запись Буниной за 15 декабря 1920 года: «Получено письмо от Набокова, – восторг перед стихами Яна, напечатанными в Руле» (Бунин РАЛ MS. 1067/367).

38.Публикуется по автографу (Бунин РАЛ MS. 1066/3942); см. также: Шраер. Набоков и Бунин. Переписка. С. 190.

39.Руль. 1920. 27 ноября. С. 3 и Руль. 1920. 10 декабря. С. 3.

40.Бунин РАЛ MS. 1067/367.

41.Бунин РАЛ MS. 1067/468.

42.В письме В. Д. Набокова Бунину от 19 февраля 1921 года идет речь о журнале «Отечество», выходившем в 1921–1923 годах в Париже под редакцией А. И. Куприна. Владимир Набоков в нем не печатался. Судя по всему, в Париже в течение 1921 года были опубликованы лишь два стихотворения Набокова: «Кто меня повезет» и «Пока в тумане странных дней…» (Современные записки. 1921. № 7. С. 107–108).

43.Первая книга Бунина, вышедшая в эмиграции: Бунин И. Господин из Сан-Франциско. Париж, 1920. Содержание: «Господин из Сан-Франциско», «Казимир Станиславович», «Аглая», «Песня о гоце», «Сын», «Грамматика любви», «Клаша», «Легкое дыхание», стихотворения – за исключением двух стихотворений – не отличается от изд.: Господин из Сан-Франциско: Произведения 1915–1916 г. М., 1916.

44.Под псевдонимом Влад. Сирин стихотворения «Видение Иосифа», «Крестоносцы» и «Павлины» (под общим названием «Сказания») и рассказ «Нежить» были опубликованы в газете «Руль» (7 января 1921 года). Единственный сохранившийся в архиве Бунина набоковский текст с пометками и подчеркиваниями Бунина – отрывные листы написанной и опубликованной значительно позднее «Университетской поэмы» (Современные записки. 1927. № 33) (Бунин РАЛ MS. 1066/9638).

45.С 1920 года готовился по инициативе В. Л. Бурцева съезд Русского национального объединения, состоявшийся в Париже 5–10 июня 1921 года. В. Д. Набоков и другие представители умеренных политических партий и групп выступили на съезде с речами. См.: Русское зарубежье: Хроника научной, культурной и общественной жизни: Франция/Под общей ред. Л. А. Мнухина. Т. 1–4. 1920–1940. Париж; М., 1995–1997. Т. 1. С. 38. На съезде был избран Национальный комитет, членом которого стал Бунин.

46.Бунин особенно активно печатался в газете «Руль» и в воскресном приложении к ней «Наш мир» в 1924–1925 годах, т. е. уже после смерти В. Д. Набокова.

47.Публикуется по автографу (Бунин РАЛ MS. 1066/3943); см. также: Шраер. Набоков и Бунин. Переписка. С. 190–191.

48.По-видимому, имеются в виду стихотворения Бунина «Вдоль этих плоских знойных берегов…» (<1906–1907>) (последние строки: «И берегов краснеющий изгиб/В лиловых полутонах исчезает») и «Солнце полночное, тени лиловые/В желтых ухабах тяжелых зыбей…» (1916).

49.Публикуется по автографу (Бунин РАЛ MS. 1066/3944); см. также: Шраер. Набоков и Бунин. Переписка. С. 191.

Ücretsiz ön izlemeyi tamamladınız.