Kitabı oku: «Танаис. Тайга»

Марат Байпаков

Yazı tipi:

Редактор Евгения Белянина

Корректор Сергей Барханов

Дизайнер обложки Мария Бангерт

ISBN 978-5-4496-7133-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Духам тайги посвящается

– Свирепые друзья? – Нети смотрит недоверчиво. – Именно свирепые?

Адму закивала. Сомнение на лице вождя северных сменилось глубокой задумчивостью. Нети сел напротив Адму в кресло, покрытое шкурами. Движения его неторопливы и размеренны. Инанна осталась стоять позади Нети. В просторном доме великого Таргетая – только трое.

– Мы называем свирепыми зверей… – Нети откашлялся. – Скажем, медведя или тигра… Но друга назвать свирепым?.. Что означает это обращение? Уважение или оскорбление?

Нети провёл ладонью по лбу, оставив густой пыльный след на коже. Его собеседница горделиво подняла голову.

– Почтение означает. Чжоу прибыло с дарами. В посольских подношениях бронза, оружие и драгоценные камни. Чжоу выдало вождей таёжных. – Адму широко улыбнулась. Посмотрела в глаза Нети. Громко заговорила: – Посол богато был одет. Предъявил длинные пластинки из нефрита.

– Да-да. У Чжоу нефрит, украшенный узорами, – подтверждение ранга. Мне отец, Волк, разъяснял их обычаи.

Адму вопросительно подняла брови.

– Нети? Твой отец? Кто такой Волк?

Но вопросы Адму остались без ответа.

– Значит, император прислал послом правителя провинции? – Нети обернулся и поднял глаза на Инанну.

– Ва-а-ажный посол, – протянула Инанна, одарив сидящего нежным взглядом.

Руки девы сжимают золотую пряжку в виде стремительно бегущего оленя. Инанна встретилась глазами с Адму. Взгляды обеих наполнились до странности схожей горделивой надменностью. Нети подметил перемену. Неожиданно хлопнул в ладоши.

– Адму почтенная, – тихо, почти шёпотом произнёс Нети, – ты же знаешь традиции племён северных.

Адму прервала долгий поединок взглядов и посмотрела на сидящего перед ней вождя. Надменность сменилась грустью.

– Меня, нас… Я про мужей, что ушли со мной походом на горы…

Нети прикусил губу.

– …Не было почти три с половиной года, если считать с походом на Чжоу, – быстро подхватила Адму. Заговорила так же, как и Нети, тихо, в четверть силы голоса.

– Адму, я привёз нашего предводителя – вождя Таргетая, твоего мужа. Его надо предать земле. Великий посредник выдержал три бранных похода. Явил мужество в сражениях. Покрылся шрамами. – Нети вновь замолчал.

– Последую за мужем – в мир предков.

Адму резко выпрямилась в кресле. Вздохнула. Сняла пояс с золотой мужской пряжкой, сложила пополам. Протянула обеими руками Нети. Но вождь северных решительно выставил левую ладонь. Растопыренные пальцы в кольцах – к небу.

– Нет-нет, не здесь и не сейчас. – Голос Нети твёрд. – Деяния твои, Адму, достойны почестей. Ты славный вождь, жена Таргетая. Заслужившая память – имя твоё. Потому тебе надо песнями воздать честь при всём племени. Адму, на похороны Таргетая прибудут несчётные делегации союзных племён… и даже верховный! Ты увидишь наших героев. Поговоришь с верховным – я обещаю тебе. Тишпак, любимец Богов, песни споёт!

Пояс с золотой пряжкой лёг на красное платье в синих волнах-узорах.

– Адму, у тебя нет наколок вождя. Нет браслетов доблести. Да и гривны вождя уж слишком просты для тебя. Как же взглянут на нас предки? Без сомнений, предки гостеприимно примут тебя и… – Нети повернул лицо к западу. Развёл в стороны руки, – скажут, что мы, живые, совсем неблагодарные люди. Нехорошо! Так относиться к предкам – оскорбительно. Меж нами и духами возникнут обиды.

Нети нахмурился. Свёл брови. Адму выжидающе молчала.

– Да и упокоить тебя, вождя Адму, надо в отдельном огромном кургане. Дом под ним сложить с двойными стенами. Проводить тебя с колесницей, служившей в брани, с лошадьми, слугами и охраной – так, как полагается знатному и победоносному вождю военного времени. Ты же, Адму, не какой-нибудь там… временный вождь. Ты же славный добрый вождь, почтенная Адму. Адму – ты великий вождь!

Нети поднял глаза к Инанне. Вернулся уже тёплым взглядом к грустной и гордой Адму.

– Думаю, племена северных не оспорят меня, если десять… или нет, тридцать длинных дней продлится твоё правление. Счастливо так продлят. – Нети примирительно улыбнулся. Адму сдержанно улыбнулась в ответ. – Расскажешь о делах, что свершила. Мы же… – Нети замолчал, чего-то ожидая.

– Мы поведаем тебе, уходящий вождь, о победном походе на Чжоу и о безрадостной дороге домой. Сложим слова о недавнем походе на горы, – ласковым голосом в небо заговорила Инанна.

Нети протянул руки к Адму, повернув их ладонями к небу. Адму крепко сжала пальцы вождя северных.

– Так понимаю: ты и есть та судьба, что поджидала дома Уту… – Нети смотрит уважительно в глаза недоумевающей Адму. – И про то расскажу тебе.

Глава 1. Выборы вождя северных

Три года назад, до разговора Адму с Нети.

Великие стены Севера

– О какой такой борьбе за власть ты говоришь? – Могучий муж в годах, слегка за тридцать, стукнул кулаком по колену. – Адму, уволь.

Муж провёл пятернёй с толстыми пальцами по редеющим, незаплетённым в знак траура, сальным волосам, густо засыпанным перхотью.

– Временный вождь – это же приговор. Ты знаешь порядки. Когда из похода вернутся сыновья вождя Уту и Пасагга… Они вернутся вечными героями, Адму. О них сложат витиеватые свадебные песни.

Глубоко посаженные зелёные глаза могучего мужа впились в начищенный до блеска жертвенник у входа. Муж развязал кисет. Вытянул руку и просыпал на угли семена конопли.

– Перед выборами… будут положенные гадания, жертвы Богам и предкам… – Пальцы могучего мужа вновь сложились в кулак. – Но Адму, ты понимаешь, Уту и Пасагга победят на выборах вождей. Такие думы ходят среди знати. Уту и Пасагга – только их ходят видеть вождями люди. Мнение твёрдое сложилось среди старейшин.

– Что же до худых да дальних? – нетерпеливо перебила его Адму. – Ты же их вожак.

– Так думаю, Адму почтенная… Выберут не старейшины и не худые. Выберут вождя те, кто ушёл на Чжоу. Если, конечно, Уту или Пасаггу раньше, в походе, воинство не определит вождями. Ну, возможно, в брани кое-кто из них… – Могучий муж замолчал. Быстро перевёл взгляд на вход в сруб, плотно закрытый войлочным одеялом.

– Продолжай. Там надёжные дядья. – Адму подняла ладони к небу.

– Если кое-кто из них сгинет в походе, командующий, та дева-массагет, жрица Танаис, назначит военного вождя над северными. Новый вождь убьёт временного. Принесёт по весне в жертву Богам, ритуалом со жрицами. Возможно, борьба за звание вождя, о которой ты говоришь, и предстоит, но никак не раньше, чем через полгода или год после прихода героев.

– Полакка, та дева – вождь массагетов! – ведёт армию. – Адму восхищённо зацокала языком. – Деву выбрал Таргетай. При смерти духи явились к нему – ты помнишь, как он прокричал «Война!»?

В ответ муж закивал. Повернул голову, кинул исподлобья насмешливый взгляд на собеседницу.

– Тоже так мечтаешь? А почему с ними не ушла в поход?

Адму покраснела, но восторженной улыбки не спрятала.

– Что тут скрывать? Тоже так мечтаю, мой друг. Полакка, меня в поход не взяли. На традиции указали старейшины. – Пришло время молодой женщине приложить кулак к колену.

– Прости, не знал, Адму. Нет таких традиций – отказывать жене вождя, если вождь не отказал. – Полакка нахмурился. В углах рта залегли гневные складки.

– Я совету трёхсот говорила при деве Танаис: «Отпустите в поход. Пойду за моим Таргетаем». Они мне: «Какие великий Таргетай привычки завёл, мы знаем. Адму, старшая жена вождя, останется в Стенах Севера – дожидаться возвращения мужа». Сговорились. Двое, заметь, Полакка, из моей ближней родни встали с той речью. Их поддержал весь совет трёхсот.

– Не вхож я в совет трёхсот. В совете пятисот почётом числюсь. – Муж вновь вернулся к жертвеннику. Из кисета потекла струйка конопли. – Теперь понимаю твои сомнения. Поддержу тебя, храбрая. Дальние и худые – твои, мой временный вождь Адму. А ведь это же не всё, что ты хотела поведать секретом?

– Ох и догадлив ты, Полакка! – вновь расцвела Адму.

Муж северных ответил сдержанной улыбкой – лишь уголки губ поднялись на мрачном лице.

– Что будет после выборов, не хочешь узнать?

Рука Адму проворно нырнула в кисет. Женщина поднялась с кресла, встала перед Полаккой, сделала шаг в сторону и просыпала семена на угли, продолжая смотреть на собеседника.

– Дела достойные никак помышляешь? – Густые чёрные брови Полакки поднялись.

Адму вынула из богатой поясной сумы, пошитой из шкуры леопарда, удивительную вещь. Это было зеркало – круглое, бронзовое, с ручкой, вырезанной из кедра, в виде хищной рыбы, открывшей зубастую пасть. Адму направила блестящее зеркало на Полакку.

– А я, стало быть, клятвы верности тебе должен при Богах принести? – молвил Полакка.

Адму кивнула. Муж вздохнул. Поднял правую руку к небу. Заглянул в зеркало.

– Клянусь, Мать-Богиня, что поддержу Адму, жену Таргетая, в её начинаниях, – твёрдым голосом заговорил Полакка. Произнеся слово «начинаниях», выжидающе замолчал.

Адму наклонилась к Полакке и зашептала на ухо. Глаза мужа расширились, рот открылся.

– О-о-о! – вырвалось у него.

Адму вернулась на прежнее место. Полакка тяжело вздохнул и продолжил:

– И в том, что сказано было ветром мне, тоже клянусь.

Адму спрятала зеркало в суму. Рука легла на колено. Муж откинулся, прислонившись спиной к стене. Навалился могучими плечами на бревно. Поднял голову к светлому потолку, обшитому корой берёзы.

– Ну ты меня и втянула в быстрину. Ох и рискованные задумала планы! – Полакка усмехнулся. По тону не понять, радуется или сожалеет. – Достопочтенная Адму…

– Поздно жалеть, клятвы при Богине выдержал…

Улыбка сошла с лица Адму, неуловимо сменившись горделивым и надменным выражением, но Полакка не заметил перемены. Он рассматривал потолок.

– Не жалею. Только от таких-то долгих планов надобно при жизни попрощаться с родными. – Улыбка тронула губы, озарив хмурое лицо мужа.

– Не будем тянуть, мудрая Адму. – Полакка оторвал взгляд от потолка. Встретился глазами с женщиной. – Сегодня вечером соберём совет пятисот, пока не разъехались добрые по домам. Огласим твои думы… все или почти все…

Неожиданно муж хлопнул себя ладонью по груди. Громко засмеялся. Продолжил, уже встав, нахлобучив островерхую серую шапку по брови:

– А ведь и попрощаться с семьёй не успею. Вот оно как сложилось! – С теми словами Полакка покинул жилище Таргетая.

Днём позже. Вечер. За Великими стенами Севера

За высокими валами главного поселения северных – шумное сборище. Уже третий месяц по степному календарю, от раннего лета до осени, за зелёными стенами союзные племена расхаживают с обнажённым оружием. Не привыкать древним, местами оплывшим от невостребованности оборонительным валам к разноголосым – то важным, то гневным, то шутливым – пересудам. Покосившийся частокол на гребне валов – равнодушный свидетель передвижения огромных человеческих масс: народ всё прибывает. Посредине луга перед валами – тяжёлые копья для пешего боя тыльниками воткнуты в землю, наконечниками соединены. Копья затейливо расписаны, как для брани. Красные волны бегут от тыльников к сверкающим на солнце наконечникам. То верный призыв к выборам вождя.

Крытые повозки знати со штандартами северных племён выстроились в ряд без тягловых лошадей. Колёсные спицы тех повозок – в рост воина. Штандарты, числом двенадцать, обращены символами – резными мордами зверей-прародителей: волков, тигров, птиц, барсов, грифонов, рыб – на восток. Оглобли повозок подвязаны, устремлены вверх. Народ рассаживается кругами вокруг копий. Первый круг уже собран из знати северных племён. Не дожидаясь окончания сборов, складывают костёр. Невысокий, из сломанных изношенных жердей, что прежде были основой мотыг, лопат и прочего домашнего инструмента. Костёр поджигают жрицы. Их красные одежды видны издали. Девы, повернувшись к светилу, поют благодарственную молитву. С её первыми ласковыми словами шум затихает. Хвалебная песнь неспешно поднимается в небо.

Верховный жрец воздел посох. Мановение золотого оленя с ветвистыми рогами завершает приятное песнопение. Сильным голосом жрец выкрикивает поверх голов:

– Боги, предки и духи-покровители, призываем вас быть свидетелями нашего выбора! Выбора вождя. Достойные предложили вам, северным людям, явить свою волю. Адму почтенная, выйди!

Жена Таргетая появляется среди повозок. Она одета в бронзовые чешуйчатые доспехи – тяжёлые, для конного боя, бронзой надёжно прикрыты ноги до колен. На голове литой островерхий шлем из старой бронзы, украшенный клыками кабанов. Под шлемом – убор плотный, из кожи. В две тугие косы вплетены кожаные ленты. Косы плотно уложены вокруг шеи. Идёт Адму чинно, в одной руке чёрный округлый кожаный щит с нашитыми мелкими бронзовыми чешуйками, блестящими в лучах солнца, в другой рог. Старшая жена Таргетая приготовилась к брани. За мужским поясом хищный клевец, окрашенный в красное. К левой ноге подвязан кинжал.

Жрец упирает навершие посоха в левый бок Адму.

– Адму почтенная из рода славного. Старшая жена ушедшего в поход великого Таргетая. Два племени сочли Адму достойной права стать временным вождём нашего союза.

Адму поднимает кубок к небу. Медленно выливает тёмно-коричневое содержимое на землю возле копий. Пустой кубок ложится под священными древками. Поднимает правый кулак.

– Адму, жена вождя Таргетая, хочет речь держать пред племенами.

Гордый голос звонко разносится в тишине. Адму трижды оглашает своё намерение. Никто не оспаривает её право говорить на совете достойных. Однако старшая жена Таргетая не спешит. Выжидает, обводит взглядом не только первый круг, но и все прочие. По знаку жреца – сильному удару посоха по земле – говорит. Говорит медленно, отчётливо произнося каждое слово, словно камни укладывает рядами, точным подбором, в бранный вал.

– Боги всесильные да осенят заботой своей тех, кто ушёл на войну!

Сидящие поднимают правые руки. Проводы ушедших на брань мужей и дев волнительно свежи. Вчера, по утренним звёздам, сводная армия покинула Великие стены Севера.

Позади Адму – в первом ряду – Полакка. Он проводит ладонью по бородке, шепчет в спину говорящей: «Хорошо начала, теперь не сбейся». Но это излишнее напутствие, Адму полна уверенности.

– Верую я, что победу великую принесут воители. Нам же, оставшимся дома, тоже найдётся достойное занятие. Замирённые мужем моим враги после его ухода поднимут головы. Мир славный закончен. Клятвы по крови соблюдены. Коль нет Таргетая в живых – нет и договорённого мира. Весной, не позднее, навестят нас с бронзой люди из тайги.

Совет загудел. Гул нарастает – обсуждение громкое, но только в первом круге – совета пятисот. Прочие круги, чтя заведённые порядки, молчат. Но вот установилась тишина. Никто из совета не оспорил суждение Адму. Жрец поднял посох.

– Можно послать к людям из тайги послов с вестями, – продолжает Адму. – Но ведь они, а не мы клялись в мире. А потому правильнее первыми взяться за оружие. Присягнут на мир – распустим бранные отряды. Не присягнут – пойдём войной. До весны два долгих месяца зимы. Достаточное время для раздумий.

По левую руку от говорившей поднялся крепкий, среднего роста муж. Знаком попросил слова. Муж тот странного сложения – словно покосившаяся вправо гора. «Вот и нашёлся тебе соперник, Адму!» – процедил горько Полакка, вздохнул и закрыл глаза. Жрец посохом указал на вставшего. Муж заговорил торопливо, гневно выкрикивая слова:

– Те приготовления к войне таёжные, конечно же, заметят! Глаза у них на правильном месте! Послов за миром нам не дождаться…

Однако жрец прервал начатую речь:

– Тебя мы знаем, муж. Хоть ты пожадничал и имя своё сокрыл от нас. Но имя ты своё всё же огню-то открой. Ему ты совсем не знаком.

Собравшиеся негромко засмеялись. Муж запнулся. Уставился в костёр.

– Совет пятисот! От волнения, не от умысла нарушил порядки. – Смешки затихли. – Савлий имя моё. Огонь, прими имя моё с извинениями.

– Мы слушаем тебя, достопочтенный Савлий. – Жрец раскрывает руки, словно для объятий.

– Первыми возьмёмся за войну? Такой задумки придерживается почтенная Адму? – Савлий оглянулся, всматриваясь в прочие круги, затем вернулся взглядом к совету. – В той короткой войне, что затеяла славная мать Нети, и в той, подольше, что была после неё, я потерял почитай всю родню. Таёжные кружили, то приближались, то уходили. И в каждый их приход-уход я провожал близких к предкам. Какую меру мы, северные, отмерим? Кровью будем платить? В новую… третью войну? Нам что, недостаточно похода на крепкую империю Чжоу? Берёмся теперь и за… мирных соседей?

Муж поднял правую руку с намерением сесть. Однако верховный жрец воздел посох, и Савлию пришлось остаться на ногах.

– Савлий, да что с тобой? Вторая досадная оплошка за короткий вечер. – Жрец наклонил вправо голову. Смешки шумно пролетели по рядам. – Выходи к огню, почтенный. Бронзу бранную не забудь.

Савлий на мгновение замер и съёжился, ещё сильнее завалился на правый бок. Принялся водить челюстью из стороны в сторону, словно жуя. Затем стремительно вынул из ножен серьёзный кинжал, понуро, прихрамывая и раскачиваясь, пошёл к костру. Дойдя, встал напротив Адму. Теперь Адму – по левую руку от жреца, а Савлий – по правую.

– Совет пятисот, как поступить дальше? – Вопрос жреца летит в небо. Закат окрашивает облака красным. – Адму почтенная продолжит речь? Или Савлий забывчивый доскажет возражения?

Глава 2. Совет пятисот и Адму

Жрец молча прикоснулся навершием посоха к гордому шлему Адму. Совет пятисот поднял правые руки. Их примеру последовали прочие широкие круги. Золотой олень тронул непокрытую голову Савлия. Два десятка рук поднялись в поддержку мужа. Жрец легко кивнул Адму.

– Праздника Смерти не избежать! Зиму не отменить. Лето тёплое не бывает вечным. За Праздником Жизни приходит Праздник Смерти. Вечный круг замкнётся! Пустыми уговорами пустых рук злую бронзу не остановить. Никому не удавалось вымолить мир раньше, да и в этот раз не удастся. Мы видели глупую гордыню людей из тайги. Разве мы, северные, начинали те битвы первыми?

Адму выдержала паузу. У неё гордый вид. Спина под тяжёлыми доспехами прямая. Затрещал костёр, словно отвечая согласием на её слова, и Адму продолжила:

– Таёжные никогда не выдавали нам зачинщиков злодеяний. Обиды тяжкие возникали только по их вине. Их жадность – их глупость. Людям из тайги мало честной меры в обменах. Так поступили они, дважды убив наших достойных людей. Так поступят и в третий раз. Дважды в брани лесные великаны были на нашей стороне. Будут и в третий раз с нами. Духи леса справедливы!

Правые руки взметнулись к небу. Адму замолчала – сохраняя горделивый вид, с нескрываемым удовлетворением оглядела пятьсот знатных. Полакка потёр руки. Посох жреца ударил с силой в землю. Звонкий голос вновь полетел к бордовому осеннему небу:

– Ищущие мира обретают позор! Слабость призывает презрение. Праздник Смерти верный друг Праздника Жизни! – Адму подняла руки к небу. Щит взметнулся вверх. – А к празднику надо готовиться. Разве не этому учат нас Боги? Великая Богиня Табити, Создательница Миров, требует от людей недюжинной храбрости. Боги любят только сильных духом! Их, Всесильных, не разжалобить мольбами. Отправим первыми послов – признаемся в трусости. Труд двух тяжких войн пойдёт прахом. Над нами, недостойными, будут смеяться предки. За добровольный позор лишимся поддержки и Богов, и предков, и покровителей родов! Кто же более силён духом – тигр, что изготовился к прыжку, или бык, что наставил на атакующего рога?

Откуда-то слева от Адму взорвался хриплый боевой клич: «У-у-у-у!» Полакка привстал, чтобы разглядеть поющего. И неожиданно для себя самого сложил руки у губ и подхватил боевой клич, за ним весь совет пятисот запел грозную песню волков. Скоро хор пополнился несколькими тысячами голосов. Пели мужи, девы, подростки и даже дети. От такого единства у многих поющих выступили слёзы. Никто не счёл солёную воду на щеках проявлением жалкой слабости.

Только верховный жрец сохранил суровую невозмутимость. Опираясь на посох, он смотрел в темнеющее небо. Чёрно-рыжая борода не дрожала. Терпеливо дождавшись окончания песнопений, жрец поднял посох с золотым оленем.

– Совет пятисот, дозволим жене Таргетая и мужу, почтенному Савлию, изложить их планы?

Знать обнажила оружие, принялась постукивать бронзой по земле.

– Начнём с доброй девы?

Предложение жреца не вызывает возражений. Жрец провернул посох, и Адму широко шагнула вперёд.

– Совет, вы знаете, у Таргетая наследница есть, моя дочь Даитья. Направиться в долину, к нашим союзникам намерена я немедля. Выдать дочь замуж за сына вождей долины, скрепить узами родства союз северных племён с племенами долины. То ближний, до весны, план мой. Что же до дальнего… В моё отсутствие вы подправите оборонительные валы, скопите и снарядите бранные отряды, выберете достойных командиров от десятников до тысячных, откормите высоких строевых лошадей. Принесёте военные клятвы. Поставим под копьё племена северных! В брани будут девы и мужи от пятнадцати до тридцати лет. Биться будут все, кто может поднять лук. Оставим матерей кормящих, дев на сносях, подростков и детей. Весной выступим. Прикроем перевалы для возвращающихся из похода. Праздник Смерти встретим подобающе – с бронзой в руках. Дел, как видите, много. Каждому из нас отмерится доля.

Адму говорила неспешно, важно и твёрдо. Слова её звучали, воскрешая в памяти слушателей бранную силу предков. Замолчав, она сделала уверенный шаг, отступив на место, где была до произнесения речи.

Жрец обвёл взглядом собрание, явно чего-то ожидая. Пятеро мужей в разных частях круга совета пятисот подняли руки. Золотой олень указал на каждого из них, но заговорил только один – высокого роста хмуроватый, жилистый воин лет тридцати, с широкими плечами и ярко-рыжими волосами. Под стать плечам и лицо – словно кирка, с властным квадратным подбородком. Глубоко посаженные карие глаза впились в Адму.

– Раман имя моё…

Рыжеволосый мог и не называться, не только совет, но и прочие круги одобрительно загудели. Полакка насторожился. Руки сжались в кулаки.

– Адму почтенная, хорош твой план, что ближний, что дальний. Согласен с тобой… – Муж приложил правую руку к груди, словно клянясь в верности. – Да только изволь не согласиться с тобой кое в чём, моя почтенная… – Раман сделал шаг вперёд, покинув своё место в круге совета. – Уж больно рискованно то путешествие, в одиночку, да по землям таёжных, аж до неблизкой долины! Храбрости тебе не занимать, но ведь не только о тебе одной речь тут идёт…

Раман замолчал, ожидая разрешения жреца продолжать речь. Получив, обернулся к совету лицом.

– А что, скажите мне, выпадет храброй Адму и дочери вождя Таргетая, попадись они ненароком к друзьям таёжным? – Раман говорил спокойно. Провёл ладонью по аккуратной бородке. – На всё, конечно же, воля Богов, но ведь и у нас должно быть разумение перед деянием отважным.

Раман выставил вперёд открытые ладони. Тот жест означал вопрос к совету. Круги знати молчали, ожидая продолжения.

– Может быть, храбрейшую Адму, жену Таргетая, и дочь его драгоценную попридержим в сохранности за бранными валами? А отправим в долину только посла важного? Скажем… меня?

Предложение неожиданно вызвало добродушный смех. Сначала робкий, а затем и громкий. Смех перекинулся на круги и превратился в оглушающие раскаты. Рыжеволосый не ожидал такой реакции. Удивлённо оглядел смеющихся. Никто не отвёл взгляда. Сквозь смех раздался выкрик из рядов совета:

– Нет, народ, ну ты только погляди! Всю славу да себе, родному, Раман удумал прибрать! А мы тут олухами рассиживайся, пока он при подвигах щеголяет?

Выкрик породил ещё один раскат хохота. Раман густо покраснел. Жрец едва заметно улыбнулся, прерывать веселье не стал. Отсмеялись – и совет пятисот продолжился. Вставшие было мужи сели ещё по первому раскату хохота. Речь старшего тысячного командира Рамана была, как видно, и про их невысказанные думы.

– Совет пятисот… – Верховный жрец принял до крайности суровый вид. – Сложим мнения? Так понимаю, храбрый помысел почтенной Адму надобно поддержать. Вопрос лишь в том, поедет она или поедет кто-то за неё. Кто за Адму?

Совет пятисот, включая верховного жреца, поднял правые руки.

– Решено! – Посох с золотым оленем стукнул с силой по земле. – Одну только Адму почтенную отправим или дадим ей сопровождение?

Верховный жрец северных, задавая вопрос, выставил ладонь правой руки, прося слова. Совет зашумел.

– Разумение моё такое. Если отправим значительный отряд всадников – сотни три или пять – не только привлечём к нашей Адму ненужное внимание, но и загубим тайное дело…

Согласные выкрики перекрыли речь жреца.

– Раскроем замысел!

– Войну сразу начнут таёжные!

– Адму храбрая и её отряд сгинут понапрасну!

– Глупо с отрядом всадников через таёжных в долину идти!

Жрец не обиделся на то, что его прервали. Дождавшись тишины, продолжил:

– Что ж, на то и совет, чтобы совокупно думу держать. Так скольких сопровождающих почтенной Адму дадим? Одного? Тогда он сойдёт за брата. Троих? Тогда – за меной торговцы держат путь.

На последнее предложение руки взметнулись вверх. Суровость сошла с лица оратора. Верховный жрец спросил насмешливо:

– А как будем, достопочтенные, выбирать тех трёх счастливцев? Жребием? Или по внешнему подобию какому?

Повисла тишина. Всё ещё стоящий Раман заговорил:

– Дозвольте… Никто из таёжных не должен знать тех троих. Кто был при замирении с Таргетаем-вождём, не могут последовать с почтенной Адму… в поход в долину.

Произнеся последние слова эффектно устрашающим тоном и с суровой маской на лице, он так привлекательно разукрасил и без того уже соблазнительно-рискованный замысел, что глаза ярко загорелись не только у совета пятисот – в кругах знати и худых началось шумное брожение. Поучаствовать в рискованном походе, сулящем всеобщее уважение, захотелось очень многим. Рыжеволосый, осознав промашку, вновь залился краской – лицо его стало под цвет огненных волос.

– Ой, да тебя, Раман, всякий из таёжных опознает!

Дикий хохот разорвал тишину раздумий. Под добродушный смех посыпалось:

– Огневолосых никак нельзя в дорогу пущать – тайгу подпалят!

– На снегу рыжих издали видать!

– Ты же, Раман, порол пленных – так они тебя враз припомнят!

– Да-да, и шутки при пленных ох как расшучивал!

– Запамятовал никак, сердешный? С Нети, тысячным, чинно расхаживал и плёткой трунил!

– Эх-эх, Раман! Не судьба тебе подвиг заветный добыть!

Соседи по обеим сторонам от рыжеволосого мужа под руки усадили жертву безобидных шуток. Верховный жрец прищурил глаза, принял хитрый заговорщический вид, повернулся к Адму вполоборота.

– Почтенный совет! Может быть, мы предоставим право выбора попутчиков самой достопочтенной Адму?

Шум стих. Одобрительно застучала боевая бронза по земле. Теперь пятьсот знатных, затаив дыхание, всматривались в старшую жену Таргетая.

– Достойные племён северных… – Адму горделиво подняла голову. – Могу назвать только одно имя. Оставшихся двух укажите вы. Тот, кого я выбрала, связан родственными узами с добрыми долины, знаком он и вождям долинных племён. Дальней кровной роднёй приходится и мне. Отмечен добрый муж за успешное посольство в долину даром почёта от вождя Таргетая.

Адму нашла взглядом Полакку. Указала правой рукой. Муж поднялся с добротной кожаной дорожной сумы, на которой сидел. Вскинул правую руку, приветствуя совет пятисот. Добрые одобрительно зашумели – известен муж. Полакка шагнул. Вынул из другой сумы, висевшей на ремне через плечо, натёртое до золотого блеска круглое бронзовое зеркало. Явил совету. Бронза блеснула в последних лучах закатного светила.

– Тот приснопамятный дар великого вождя Таргетая, что упомянула Адму, в моих руках. – Полакка вложил дар в суму. Верховный жрец коснулся навершием посоха груди Полакки.

– Достойный Полакка станет вторым послом при Адму. Определим должности для сопровождающих?

Поднялись сразу два мужа.

– Совет почтенный, нужен следопыт! – скороговоркой выпалил среднего роста безбородый юноша лет восемнадцати. Светлые волосы тщательно уложены в три косы. Встретив молчаливое понимание, уже спокойнее продолжил: – Всяк средь нас хорош по четвероногому зверю, дорогу к долине тоже многие с завязанными глазами найдут. Не о том мой сказ. Тут особые умения требуются – выискивать следы таёжных двуногих, про то толкую. Следопыт должен знать нравы таёжных. При следопыте – парочку псов или птичку ловчую…

Верховный жрец поднял посох. Указал грозно золотым навершием на юношу. Склонил набок голову. Насмешливо, но ласково спросил:

– Верно, это ты предъявить можешь столь опытного следопыта двуногих, коли вещаешь нам о таёжных следах?

Юноша не растерялся. Гордо поднял голову.

– Совет мудрых, дозвольте покинуть лобное место – представить глазам вашим следопыта с пограничной таёжной межи.

Тут же полетели скорые язвительные и громкие ответы:

– До той межи таёжной пять дней ходу, да и то если поспешать!

– Ой! Извини, мы столько ждать не сможем!

– Уж дюже ноги затекли!

Смешки лёгкой волной пролетели по кругам. Юноша обнадёженно улыбнулся, пригладил рукой косы и с лукавым видом – дескать, и я не хуже шутить могу – скоро покинул совет пятисот.

Второй муж – на голову выше и постарше предыдущего, добрый, лысоватый, лет под тридцать. Речь его неспешная. Говорит, глядя на уходящего товарища:

– Гостит с весны у меня, почтенный совет пятисот, мой давний друг и родственник по матери, из долины… Серьёзный муж, с весомым словом в родах своих… Застал он события значительные – ну, вы, добрые, знаете какие… С приготовлений к походу живёт в доме моём… Проводил гость в поход на Чжоу брата младшего… Лошадь высокую и оружие старое, проверенное, от предков, для воина дал я…

Совет одобрительно загудел.

– Гость из долины где-то позади меня сидит… – Последовал широкий жест. Но, видно, при рассадке важный гость сместился на другой край. С того края, а не оттуда, куда указывал муж, поднялся сухопарый, крепкого сложения высокий воин с рыжей бородой и рыжими косами, немного за тридцать лет. По облачению – жрец высшего ранга. Встав, гость надел красную остроконечную шапку, приосанился, оперся на жреческий золотой посох.

– Да позаботятся о вас Боги, северные! Рад видеть кровных союзников, хоть вы и не жалуете рыжих…

Раздался общий добродушный смех. Два жреца – верховный из северных, что возглавлял мудрецов, и гость из долины – обменялись многозначительными взглядами. Казалось со стороны, жрец северных за что-то серьёзное благодарил гостя. Завидев друга, лысоватый муж поднял в приветствии правую руку и продолжил с виноватым за промашку видом: