«Первый день» kitabından alıntılar, sayfa 10

Может, в жизни наступает такой момент, когда счастье позади, а от будущего уже ничего не ждешь? Может, это и есть старость? Когда сегодня ты обсуждаешь только вчерашни день, когда настоящее – это не более, чем проявление ностальгии, стыдливо спрятанной за беззаботным смехом?

Случаются дни, когда не происходит ничего особенного, но на тебя вдруг накатывает волна тоски и такое чувство одиночества, что потом ты долго не можешь его забыть.

Случаются дни, когда вроде бы не происходит ничего особенного, но на тебя внезапно накатывает невероятное счастье; ты перебираешь старые вещи или, подойдя к прилавку старьевщика, вдруг видишь точно такую же игрушку, какая была у тебя в детстве, или кто-нибудь нежно берет тебя за руку, или раздается звонок, которого ты уже не ждал, или тебе говорят что-нибудь хорошее, или твой ребенок обнимает тебя – он ничего не просит, только хочет на минутку почувствовать твою любовь. Случаются такие благословенные дни, когда тебя радует знакомы запах, солнечный луч, пробившийся из-за штор, шум ливня за окном в момент пробуждения, снег на тротуаре или приход весны и лопнувшие почки.

Память ленива и коварна, она хранит только самое лучшее и самое худшее, только потрясения, но не мелкие повседневные события – их она стирает.

Дружбы не бывает без доказательств доверия, и одно из них – откровенность.

— Я никогда не верил в гадания, мне противна была даже мысль о том, что существует судьба. Потому что это бы означало, что у нас нет свободы выбора, возможности поступать как хочешь, самим выбирать свое будущее.

реть из памяти наши первые мгновения и таким образом защитить нас, запретив вспоминать о страданиях, которые мы терпим, получая в подарок жизнь? Может, она делает это для того, чтобы мы никогда не смогли выдать тайну первых минут? Я

Истинное смирение ученого заключается в том, чтобы признать: в мире нет ничего невозможного. Теперь я понимаю,

ночам я не могу сомкнуть глаз. Всякий раз как подступает сон, я резко вскакиваю: меня охватывает жуткое ощущение удушья. Эруэн, мой австралийский коллега, привычный к работе на большой высоте, не спит с самого приезда. Поскольку он занимается йогой, то пока еще держится. Я когда-то увлекался танцами и даже дважды в неделю посещал занятия на Слоун-авеню, однако моей физической подготовки явно не хватает, и мой организм не справляется с нагрузками. На высоте пять тысяч метров над уровнем моря содержание кислорода в воздухе снижается на сорок процентов. Через несколько дней у вас появляются

Каждую ночь, когда родители засыпали, я тихонько, по-кошачьи крался к окну и, прижавшись носом к решетчатым ставням, рассматривал небо. Мне дали имя Адрианос, однако уже много лет все зовут меня Эдриеном, точнее, все, кроме жителей деревни, где родилась моя мать. Я астрофизик, моя специальность – небесные тела, расположенные за пределами Солнечной системы. Я живу в Лондоне и работаю на Гауэр-Корт, в университете, на кафедре астрономии. Впрочем, меня редко можно там застать. Земля круглая, пространство имеет свойство искривляться, и, чтобы найти самый удобный наблюдательный пункт – вдали от больших городов, там, где царит полная темнота, – нужно быть заядлым путешественником, легким на подъем, готовым исколесить всю планету в поисках укромного уголка. Похоже, я выбрал эту странную жизнь, в которой нет ни дома, ни семьи, только потому, что по-прежнему надеюсь найти ответ на все тот же давно преследующий меня