Kitabı oku: «Англосаксонская мировая империя»

Рональд Рейган. Великая Америка

Рональд Рейган – 40-й президент США с 1981 по 1989 гг. Также известен как актер и радиоведущий

Быть американцем

Надо сменить курс
(Выступление Р. Рейгана по национальному телевидению в поддержку сенатора Барри Голдуотера, 27 октября 1964 года)

Большую часть своей жизни я был с демократами. Недавно я понял, что мне следует сменить курс. Я считаю, что стоящая перед нами проблема выходит за рамки партийных интересов. Одна из сторон, участвующих в этой кампании, заявляет, что главным вопросом на этих выборах является сохранение мира и процветания. Их тезис: «Никогда не было так хорошо!».

Меня же не оставляет тревожное чувство, что мы не можем строить свои надежды на будущее на таком процветании. За всю историю ни одна страна не смогла пережить налоговое бремя, превышающее треть национального дохода. 37 центов с каждого заработанного сегодня доллара идет в сейф сборщика налогов, и все же правительство продолжает в день тратить на 17 миллионов долларов больше, чем оно получает. Мы не имели сбалансированного бюджета в течение 28 из последних 34 лет. За последнее время мы трижды повышали потолок задолженности, и сейчас наш национальный долг в полтора раза превышает долги всех стран мира, вместе взятых. В нашей казне на 15 миллиардов долларов золота, но нам не принадлежит ни унции. За границей накопилось 27,3 миллиарда долларов, а мы только что объявили, что наш нынешний доллар стоит всего 45 центов по курсу 1939 года.

Что же касается мира, который мы будем сохранять, то я хотел бы посмотреть на человека, который мог бы пойти к жене или матери, потерявшей во Вьетнаме мужа или сына, и спросить, такой ли мир должен быть сохранен? Хотят ли они мира, или они хотят, чтобы нас просто оставили в покое? Не может быть никакого мира, пока хотя бы один американец погибает за нас с вами. Мы воюем с самым опасным врагом, с которым когда-либо сталкивалось человечество на своем долгом пути от терний к звездам, и если мы проиграем эту войну, то потеряем нашу свободу. История зафиксирует, на удивление потомкам, что те, кому было что терять, сделали меньше всех, чтобы предотвратить такое развитие событий. Вот я и думаю, что пора нам спросить себя, помним ли мы о свободах, о которых мечтали отцы-основатели нашего государства.

Не так давно два моих приятеля беседовали с кубинским беженцем, бизнесменом, сумевшим спастись от режима Кастро. И вот в разгар беседы один из них говорит другому: «Мы не понимаем своего счастья». Кубинец перебил его: «Счастье – это то, что мне было куда бежать». В этой фразе суть проблемы. Если мы утратим нашу свободу, не останется места, где можно спастись. Это – последнее убежище.

Мысль о том, что правительство имеет обязательства перед народом, что у него нет иных источников власти, кроме полномочий, предоставляемых суверенным народом, все еще остается самой свежей, уникальной мыслью за всю долгую историю отношений между людьми. Это – основной предмет дискуссии на нынешних выборах. Либо мы поверим в свои возможности управлять самостоятельно, либо предадим забвению американскую революцию и признаем, что группка интеллектуалов в далекой столице может планировать нашу жизнь лучше, чем мы это сделали бы сами.

Нам все чаще говорят, что мы должны выбрать между правыми и левыми, но я хочу сказать, что нет таких понятий, как «правые» и «левые». Есть только понятия «вверх» и «вниз», «вперед» и «назад». Вперед и вверх – к вековой мечте человечества – к безусловной свободе личности, соответствующей законности и порядку, или вниз, назад – к муравейнику тоталитаризма. И вне зависимости от их искренности и гуманных побуждений те, кто решат обменять нашу свободу на безопасность, встанут на путь, ведущий вниз.

Рональд Рейган в молодости

Сейчас, когда идет борьба за голоса избирателей, часто используется термин «великое общество». Несколько дней назад президент Кеннеди заявил, что следует признать наличие «растущей активности правительства в решении насущных проблем народа». Но в прошлом подобные заявления звучали более откровенно. То, что я сейчас процитирую, было опубликовано. Я не хочу, чтобы мои слова воспринимались как обвинения, выдвигаемые республиканцами. Среди самих демократов, например, раздаются заявления следующего рода: «…холодная война прекратится, если мы примем демократический социализм». Другие говорят, что стремление к прибыли вышло из моды, и что на замену ему должно прийти всеобщее благоденствие, или что наша традиционная система личной свободы не способна решить сложные проблемы двадцатого века.

Сенатор Фулбрайт сказал в Стэнфордском университете, что конституция устарела. Он назвал президента нашим духовным учителем и лидером и сказал, что действующие ограничения его полномочий, предусмотренные этим устаревшим документом, препятствуют выполнению им своих обязанностей. Ему нужно дать свободу сделать то, что он считает лучшим для нас.

А сенатор Кларк от Пенсильвании, другой замечательный оратор, определил либерализм как «удовлетворение материальных нужд масс путем предоставления всей власти централизованному правительству». Меня, например, возмущает то, что представитель народа называет нас – свободных граждан – «массы». Это термин, которым мы в Америке не пользуемся. Но это не все. «Полная власть централизованного правительства» – это именно то, что отцы-основатели стремились свести к минимуму. Они знали, что правительство не может воздействовать на неодушевленные предметы, не может управлять экономикой, не управляя людьми. И они сознавали, что, когда правительство попытается сделать это, оно должно будет использовать силу и принуждение для достижения своих целей. Они, отцы-основатели, знали также, что за пределами своих узаконенных функций правительство ничего не способно сделать так же хорошо и столь же экономично, как частный сектор экономики.

Прекрасным примером тому может служить вмешательство правительства в сельское хозяйство, продолжающееся на протяжении последних 30 лет. С 1955 года стоимость этой программы почти удвоилась. Четверть американских фермеров произвели 85 % излишков сельскохозяйственной продукции. Три четверти фермеров торгуют на свободном рынке, и доля их продукции в душевом потреблении возросла на 21 %. Деятельность оставшейся четверти регулировалась федеральным правительством. В течение последних трех лет мы затратили по программе кормового зерна 43 доллара на каждый доллар стоимости бушеля кукурузы, которую мы не выращиваем.

Недавно сенатор Хэмфри обвинил Барри Голдуотера, что если последний станет президентом, то будет стремиться к уничтожению фермеров. Ему бы следовало получше подготовиться к выступлению, потому что тогда бы он знал, что в результате осуществления программ нынешнего правительства сельское население сократилось на пять миллионов человек. Он узнал бы также, что администрация демократов пыталась добиться решения конгресса о расширении своей сельскохозяйственной программы, чтобы включить в нее оставшихся свободными три четверти фермеров. Он узнал бы, что они просили предоставить им право заключать в тюрьму фермеров, отказывающихся вести бухгалтерию в соответствии с требованиями федерального правительства. Министр сельского хозяйства просил о предоставлении права на конфискацию ферм в случае установления такого правонарушения и на их перепродажу другим владельцам. В этой программе был пункт, который позволил бы федеральному правительству согнать с земли два миллиона фермеров.

В то же время наблюдался рост числа сотрудников министерства сельского хозяйства. Сейчас их приходится по одному на каждые 30 хозяйств, но они не могут ответить, куда исчезли 66 судов с зерном, предназначенным для Австрии, и почему «Билли Сол-Эстес» вообще не выходил в море!

Каждый серьезный фермер и фермерская организация неоднократно обращались к правительству с просьбами дать свободу фермерству, но кто они такие, чтобы знать, что для них лучше? Производители пшеницы голосовали против программы по пшенице. Но правительство все равно приняло ее. Теперь цены на хлеб растут, а закупочные цены на пшеницу падают.

Тем временем, если вернуться к теме городов, в них по мере обновления жилищного фонда продолжается наступление на свободы. Право частной собственности настолько ослаблено, что общественные интересы стали почти такими, какими они должны быть, по мнению нескольких правительственных плановиков. В ходе осуществления программы, когда берут у тощих и отдают толстым, происходят и такие случаи, как в Кливленде, штат Огайо, где здание стоимостью полтора миллиона, простоявшее всего три года, было снесено, чтобы осуществить то, что правительственные чиновники назвали «более рациональное использование земли». Президент говорит, что он собирается строить жилые дома тысячами там, где мы строили их сотнями. Но федеральная администрация жилищного строительства и Управление по делам ветеранов утверждают, что у них сейчас 120 тысяч домов, реквизированных по причине отказа в выкупе закладных.

30 лет мы пытаемся решить проблему безработицы с помощью правительственного планирования, и чем больше планов проваливается, тем больше их разрабатывается плановиками. Последний такой план представлен Управлением регионального развития. Они только что объявили округ Райе в штате Канзас районом, подверженным депрессии. В нем находится более 200 нефтяных скважин, и 14 тысяч человек из этого округа имеют на личных счетах в банках свыше 30 миллионов долларов. Когда правительство говорит тебе, что у тебя депрессия, ложись и не протестуй!

У нас столько людей, которые при виде толстого, стоящего рядом с тощим, неизбежно сделают вывод, что толстый стал таким за счет тощего! Поэтому они стараются решить все проблемы человеческих страданий за счет правительства и государственного планирования. Если государственное планирование, которое практикуется почти 30 лет, и есть путь к благоденствию, то пусть правительство время от времени рассказывает нам о своих успехах в этой области. Почему бы им не рассказать нам о ежегодном снижении числа нуждающихся в помощи? Или о сокращении потребности в жилье?

Истина, однако, в другом. С каждым годом вместе с ростом числа нуждающихся увеличиваются и ассигнования на государственную программу. Четыре года назад мы узнали, что 17 миллионов человек ложатся спать голодными. Ладно, быть может, так оно и было. Они все сидели на диете. Но теперь нам говорят, что 9,3 миллиона семей находятся за чертой бедности из-за того, что получают меньше 3 тысяч долларов в год. Сегодня расходы на социальное обеспечение в десять раз выше, чем в черные годы Великой депрессии. Мы тратим на это по 45 миллиардов долларов в год. Займемся немного арифметикой.

Оказывается, что, поделив эти 45 миллиардов между 9 миллионами нуждающихся семей, каждой из них досталось бы по 4,6 тысячи долларов в год, а если к этой сумме приплюсовать то, что они сами зарабатывают, то это упразднило бы бедность! Однако прямая помощь неимущим составляет лишь около 600 долларов на семью. Похоже, что где-то имеются кое-какие накладные расходы.

Итак, мы объявили «войну нищете», говоря «ты тоже можешь стать преуспевающим Бобби Бейкером». И неужели они рассчитывают на то, что если мы добавим еще миллиард к тем 45, которые мы уже тратим, и еще одну программу к тем 30 с лишним, которые уже есть, – причем обратите внимание, она не заменяет ни одну из них, а просто дублирует существующие – так неужели они верят, что нищета вдруг исчезнет как по мановению волшебной палочки? Должен заявить со всей откровенностью, что в этой новой программе есть раздел, не дублирующий предыдущие. Это раздел, касающийся молодежи. Из него вытекает, что мы решим проблему посещаемости занятий в школе, правонарушений среди несовершеннолетних, возродив что-то вроде прежних лагерей корпуса гражданской защиты, куда мы заключим нашу молодежь. Но давайте снова посчитаем. Мы обнаружим, что только на проживание и питание придется затратить по 4,7 тысячи долларов на каждого молодого человека, которому мы будем помогать. Однако всего за 2,7 тысячи мы можем отправить их в Гарвард. Только поймите меня правильно: я вовсе не хочу сказать, что Гарвард – это решение проблемы подростковой преступности!

Давайте серьезно. Что мы делаем для тех, кому хотим помочь? Недавно сюда, в Лос-Анджелес, мне позвонил судья. Он рассказал о деле молодой женщины, которая подала на развод. Она мать шестерых детей и ждала седьмого. Расспросив ее, судья узнал, что ее муж – чернорабочий, получает 250 долларов в месяц. Она просила развода, чтобы получить 80-долларовую надбавку: по программе помощи детям-иждивенцам она должна получать 330 долларов в месяц. Этой хитрости ее научили две соседки, которые уже так и поступили.

И все же когда мы с вами ставим под сомнение планы тех, кто действует из лучших побуждений, нас обвиняют в том, что мы выступаем против их гуманных целей. Они говорят, что мы всегда «против» всего и никогда «за». Беда наших либеральных друзей не в том, что они ничего не знают, а в том, что они знают много такого, что не соответствует действительности! Мы за то, чтобы нищета не была неизбежным следствием безработицы по старости, и считаем, что деятельность социального обеспечения – это шаг на пути решения проблемы.

Но мы против тех исполнителей программы, которые скрывают финансовые недостатки, заявляя, что любая критика в адрес программы означает, что мы хотим прекратить выплаты тем, чья жизнь зависит от этих выплат. В сотнях миллионов брошюр они называют это страховкой. Но, когда они предстают перед Верховным судом, они говорят, что это является программой социального обеспечения. Термином «страховка» они пользуются, только когда агитируют за нее. И они говорят: сборы на социальное обеспечение – это налог, взимаемый правительством на общие нужды, и что правительство именно так и использовало этот налог. Фонда не существует, поскольку, как заявил комитету конгресса Роберт Байере, главный актуарий фонда, дефицит социального обеспечения составляет 298 миллиардов долларов! По его словам, волноваться не о чем, поскольку до тех пор, пока они имеют право взимать налог, они всегда могут взять у народа столько, сколько нужно, чтобы выйти из затруднительного положения! Именно этим они и занимаются.

Возьмем молодого человека 21 года, получающего среднюю зарплату. Его взнос в фонд социального обеспечения достаточен, чтобы приобрести на свободном рынке страховой полис, который обеспечит ему к 65 годам выплаты в размере 220 долларов в месяц. Правительство обещает 127 долларов! Он может дождаться, когда ему исполнится 31 год, а потом взять страховку, по которой будет получать больше, чем по программе социального обеспечения. Так что же, неужели у нас не хватит деловой смекалки, неужели мы не сможем запустить эту программу, сделать так, чтобы люди, действительно нуждающиеся в этих выплатах, знали, что подучат их тогда, когда нужно… знали, что в холодильнике не пусто? Барри Голдуотер считает, что сможем.

В то же время разве мы не можем ввести элемент добровольности, который позволит гражданину лучше позаботиться о себе и получить освобождение от уплаты взносов по представлении доказательств, что он позаботился о том времени, когда уже не будет работать? Разве не должны мы разрешить вдове, оставшейся с детьми, получать то, что покойный ее муж уже оплатил? Разве не должны мы с вами иметь право указать, кто будет получать оплаченное нами пособие по этим программам? Сейчас мы такого права не имеем. Я думаю, пора сказать нашим престарелым согражданам, что никому в этой стране не будет отказано в медицинском обслуживании из-за недостатка средств. Считаю, однако, что мы не должны принуждать всех граждан поголовно участвовать в обязательных правительственных программах, особенно, когда имеются такие случаи, как объявленное банкротство программы здравоохранения Франции. Они пришли к концу пути.

Америка 1960-х гг.

Кроме того, неужели предложение Барри Голдуотера, призывающее правительство отказаться от своей программы преднамеренно планируемой инфляции, можно считать безответственным? Ведь в этом случае при получении вашей пенсии по социальному страхованию ваш доллар будет стоить доллар, а не 45 центов!

Я думаю, что мы за такую международную организацию, в которой все страны будут стремиться к миру. Но я думаю, что мы против подчинения интересов Америки интересам организации, структура которой стала настолько неэффективной, что сегодня в Генеральной Ассамблее ООН вы можете получить две трети голосов от стран, население которых составляет всего 10 % мирового. Считаю, что мы не должны выступать с ханжескими нападками на наших союзников за то, что они то здесь, то там цепляются за колонии, в то время как мы являемся участниками заговора молчания и ни слова не говорим о миллионах людей, влачащих рабское существование в советских колониях, в зависимых от СССР странах.

Я думаю, что мы должны помогать нашим союзникам, делиться нашими материальными благами с теми странами, которые разделяют наши основные идеи, но мы против того, чтобы просто распределять деньги между правительствами, тем самым порождая если не социализм, то бюрократию во всем мире. Мы начали с помощи 19 странам, а сейчас помогаем 107. Мы истратили 146 миллиардов. Два миллиона из этих денег мы заплатили за яхту для Хайле Селассие. Мы покупали фраки для греческих предпринимателей и дополнительных жен для кенийских государственных служащих. Мы купили тысячу телевизоров для отправки в регион, где нет электричества. За последние шесть лет 52 страны купили у нас золота на семь миллиардов долларов; и все они получают от нас помощь. Не было еще на Земле правительства, которое добровольно сократило бы свой аппарат. Правительственные программы, однажды появившись, уже не исчезают. Собственно, это самое близкое приближение к той вечной жизни, которую мы вряд ли увидим на этой Земле!

В федеральных органах работают сейчас два с половиной миллиона человек. В федеральных учреждениях, в органах управления штатов и на местах занят каждый шестой трудоспособный гражданин. Эти разрастающиеся конторы с их тысячами инструкций и положений стоили нам многих наших конституционных гарантий. Многие ли знают, что работник федеральной службы может без ордера нарушить неприкосновенность нашей собственности? Они могут наложить штраф даже без формального разбирательства дела судьей, не говоря уж о суде присяжных. И они могут реквизировать и продать собственность гражданина с аукциона, чтобы обеспечить выплату этого штрафа. В округе Чико, штат Арканзас, Джеймс Уайер нарушил агротехнические требования на своей рисовой плантации. Правительство добилось наложения штрафа в размере 17 тысяч долларов, и американский судебный исполнитель продал участок площадью 950 акров с аукциона. Правительство мотивировало это стремлением преподать урок другим! 19 февраля этого года Норман Томас, который шесть раз был кандидатом в президенты от социалистической партии, сказал, выступая в университете Миннесоты: «Если Барри Голдуотер станет президентом, он остановит распространение социализма в Соединенных Штатах». Я думаю, именно это он и сделает!

Как бывший сторонник демократической партии, я могу сказать вам, что Норман Томас не единственный, кто проводит параллель между социализмом и курсом нынешнего правительства. Еще в 1936 году Ал Смит, великий американец, выступая перед народом Америки, обвинил руководителей своей партии в том, что они ведут вперед партию Джефферсона, Джексона и Кливленда под знаменем Маркса,

Ленина и Сталина. И он ушел из своей партии и не вернулся в нее до самой кончины, потому что и сегодня руководство партии ведет ее, эту прославленную партию, вперед, имея за образец Лейбористскую, то есть социалистическую, партию Англии. Теперь вовсе не обязательно экспроприировать или конфисковывать недвижимость или торговое предприятие, чтобы привести народ к социализму. Какая разница, фактически ли вы распоряжаетесь своей собственностью или только имеете права на нее, если правительство может решить, быть или не быть вашему предприятию или недвижимости? Структуру для проведения в жизнь подобных решений оно уже имеет. Правительство всегда найдет к чему придраться. Любой бизнесмен расскажет вам о своих мытарствах. Где-то в нашей системе произошла подмена понятий. Наши естественные, неотъемлемые права рассматриваются теперь как подачка правительства, и никогда еще свобода не была столь хрупкой, ускользающей из наших рук, как сейчас. Наши оппоненты из Демократической партии не очень-то хотят обсуждать эти вопросы. Они хотят заставить вас и меня поверить, что идет просто борьба между двумя претендентами… что мы просто выбираем между двумя людьми. Пусть они опорочат нашего кандидата, но, опорочив, они уничтожат и то, что он олицетворял, идеи, которые дороги вам и мне.

Разве он такой недалекий, самоуверенный любитель скороспелых решений, каким они его представляют? Я имел счастье знать его задолго до того, как он решил баллотироваться на высокий пост, и могу со всей ответственностью заявить вам, что я никогда не встречал столь бескорыстного человека. Он неспособен на бесчестный поступок.

Это человек, который на собственном предприятии еще до своего прихода в политику ввел систему участия в прибылях, о которой профсоюзы тогда и не помышляли. Он выделил средства для приобретения страховок, обеспечивающих медицинское обслуживание всех своих рабочих. Он создал фонд для уходящих с работы пенсионеров, для всех своих работников, на который идет 50 % прибыли до уплаты налогов. Он пожизненно платил месячный оклад сотрудникам, которые стали нетрудоспособными. Он обеспечил присмотр за детьми сотрудниц, работавших в его магазинах. Когда во время половодья Рио Гранде затопила Мехико, он на собственном самолете доставлял лекарства и продукты.

Один отслуживший рядовой рассказал, как он познакомился с Б. Голдуотером. Это случилось за неделю до Рождества во время корейской войны в аэропорту Лос-Анджелеса, откуда солдат пытался добраться домой в Аризону. Аэропорт был заполнен военными, но билетов не было. Вдруг из репродуктора раздалось: «Все военнослужащие, кому нужно в Аризону, выходите к стоянке такой-то». Там их в своем самолете ждал человек по имени Барри Голдуотер. В течение недели перед Рождеством он ежедневно перевозил солдат в Аризону на своем самолете. Доставив их домой, он летел обратно за новой партией.

Во время предвыборной кампании, когда на счету буквально каждая секунда, этот человек нашел время, чтобы побыть у постели старой знакомой, умирающей от рака. Организаторы кампании торопили его, но он сказал: «Немного осталось тех, которым есть до нее дело. Я хочу, чтобы она знала, что я помню о ней». Это тот самый человек, который сказал своему 19-летнему сыну: «Нет лучшего фундамента для жизни, чем честность, и, если ты начнешь строить свою жизнь на этом фундаменте, цементируя ее верой в Господа, это будет хорошее начало». Это не тот человек, который мог равнодушно посылать на войну чужих сыновей. Отношение к войне – один из важнейших пунктов нашей кампании, по сравнению с которым все остальные представляют чисто академический интерес. Хотя, конечно, может возникнуть ситуация, при которой мы поймем, что находимся в состоянии войны, которую обязаны выиграть.

Те, кто готов променять нашу свободу на тарелку супа общества благоденствия, заявили, что они знают, как прийти к миру без победы. Они называют свою утопическую политику «примирение». Они говорят, что, если только мы избежим прямого столкновения с врагом, он забудет свои дурные намерения и научится любить нас. Всех, кто не согласен с ними, они называют поджигателями войны. Они утверждают, что мы предлагаем простые решения сложных проблем. Что ж, быть может, это и есть простой ответ. Не легкий, а именно простой.

Было бы хорошо, если бы у нас с вами хватило смелости сказать избранным нами руководителям: «Мы хотим, чтобы в основе политики нашей страны было то, что мы считаем правильным с моральной точки зрения. Мы не можем совершить глубоко безнравственный поступок – то есть купить свою безопасность и избавиться от страха, быть погребенными взрывом бомбы, объявив миллиарду людей, которые томятся в рабстве за «железным занавесом»: «Оставьте ваши мечты о свободе, потому что мы, спасая свою шкуру, решили пойти на сделку с вашими рабовладельцами». Александр Гамильтон сказал: «Нация, которая перед лицом опасности позорно пасует, уже готова подчиниться властелину, – этого и заслуживает!». Давайте говорить начистоту. Никто не поможет вам сделать выбор между миром и войной, но есть один надежный путь к миру… вы можете обрести мир сейчас же… сдайтесь!

Безусловно, любой путь, за исключением этого, сопряжен с риском, но история учит, что еще больший риск заключен в умиротворении, а именно это наши доброжелательные либеральные друзья и не хотят понять. Они не хотят понять, что их политика примирения есть умиротворение, при котором выбирать приходится не между миром и войной, а только между борьбой и отказом от борьбы. Если мы будем продолжать примирение, продолжать отступать, нам неизбежно предъявят последнее требование – ультиматум. И что потом?

Никита Хрущев сказал своему народу, что он знает, каким будет наш ответ. Он сказал им, что мы отступаем перед натиском холодной войны и что, когда настанет время предъявить ультиматум, мы сдадимся добровольно, потому что будем ослаблены изнутри духовно, морально и экономически. Он верил в это, потому что слышал у нас призывы к миру «любой ценой» и «лучше красный, чем мертвый» или, как заявил один обозреватель, «лучше жить на коленях, чем умереть стоя». Вот здесь и лежит дорога к войне, потому что эти голоса не выражают нашего мнения. И вы, и я знаем и не верим, что жизнь может быть столь дорогой, а мир таким желанным, чтобы получить их ценой цепей и рабства. Когда возникли мысли о том, что нет ничего, за что стоило бы умереть, – только ли перед лицом этого врага? Или Моисей должен был сказать детям израилевым, чтобы они жили в рабстве у фараонов? А Христос – отказаться от креста? Мученики прошлого не были дураками, и наши доблестные герои, ценой жизни остановившие нацистов, погибли не зря! Где же в таком случае дорога к миру? Вот вам и простой ответ.

И у вас, и у меня достанет смелости сказать нашим врагам: «Есть цена, которую мы не заплатим». Есть грань, которую они не должны перейти! В этом и заключается смысл фразы Барри Голдуотера: «Мир посредством силы». Уинстон Черчилль сказал, что «судьбу человека нельзя измерить простым подсчетом. Когда в мире действуют огромные силы, мы начинаем понимать, что у нас есть душа, что мы не животные». И еще он говорил: «Есть нечто, происходящее во времени и в пространстве и за пределами времени и пространства, что, нравится нам это или нет, называется долгом». Это наша судьба. И от нас зависит, сохраним ли мы нашим детям последнюю надежду выживания человека на Земле или оставим единственную возможность – сделать последний шаг в тысячелетнюю тьму.