Kitabı oku: «Узлы», sayfa 3
Пробел
А по утру третьего дня никто не проснулся. Ни по будильнику, ни без оного. Лишь дюжина членов экипажа осуждённо несла рутинную вахту. С ночи наволоклось откуда-то дырявое синтепоновое марево, задул шквалистый ветер. К полудню пробудился капитан, обезумел от того, что проспал, и бросился в капитанскую рубку. В рубке бессмысленно ходили гуськом старший, второй, третий, четвёртый, пятый помощники капитана, помощники помощников, старший электромеханик, старший рулевой и боцман.
– Я проспал, – сказал капитан.
– Я тоже, – ответил старший помощник.
– И мы! – хором подтвердили прочие.
– У нас… недоразумение… – осторожно произнёс старший помощник капитана.
– Что за недоразумение, – буркнул капитан.
– Вероятность суши… отсутствует…
– То есть как это «отсутствует»?
– Подлинно! Мы… мы сейчас идём по территории Германии… по материковой Германии… здесь уже должны быть города, леса и поля… А их нет!
– Что за бесовщина? – рассвирепел капитан.
– Суши нет, – сказал старший рулевой.
– Никак нет, – подтвердил старший электромеханик.
Капитан нахмурил брови и принялся изучать мониторы. Прошло тридцать минут, лайнер шёл вперёд, радары ощупывали пространство, суша не обнаруживала себя. Капитан хаотично перемещался по рубке, за ним гуськом ходили помощники и помощники помощников. Капитан поминутно оттягивал короткие волосы кверху и свирепо взывал:
– Давайте принимать решение о наших дальнейших действиях! Давайте принимать решение!
Вскоре в рубку вошёл маленький лысенький человечек в камуфляжной форме. Он, по обыкновению, шепелявил, плевался слюной, обильно потел и пристукивал подошвой армейских ботинок в такт словам.
– Добрый день, добрый день! А я проспал… И пассажиры, вроде, тоже того… проспали! Ну и дела… Сморило нас море… Ух, сморило! И повар ваш тоже проспал! Еды нет, говорит, через полчаса приходи, обед будем накрывать… А у меня в животе урчит! Он это моё урчание услышал и дал мне колбасы! Хороший повар! Ведь колбаску-то я люблю… Ох, люблю-ю-у-у!..
Капитан замер, в последний раз дёрнул волосы кверху и опасливо произнёс:
– У нас… недоразумение…
– И чего? – без интереса осведомился лысенький человечек.
– Вероятность суши… отсутствует…
– Ну и какое нам дело до этой вероятности? И пусть себе отсутствует!
– Нет, вы не поняли… Суши нет…
– Конечно, нет, мы же в море!
– Мы уже несколько часов назад должны были прибыть в германский порт… А мы не прибыли!
– И чего ж это мы не прибыли?
– Нет порта! Суши нет! Мы сейчас идём по территории, где должна быть суша, но её тут нет!..
– Экая чепуха, – засомневался лысенький человечек, но его левый глаз вспыхнул на мгновение паническим отблеском фрикционной сварки.
Капитан тяжело вздохнул и повёл человечка к мониторам, где срывающимся голосом принялся объяснять ситуацию. Спустя двадцать минут лайнер продолжал идти вперёд, радары продолжали ощупывать пространство, суша продолжала не обнаруживать себя. Лысенький человечек хаотично перемещался по рубке, за ним гуськом следовали капитан, его помощники и помощники помощников. Человечек заламывал руки и швырялся словами:
– Где суша? Куда, сволочи, сушу дели?! Я ответственное лицо!.. Мне надо груз доставить! Я вас засужу! Всех!!! На веки вечные! Газ пустили, усыпили, а пока я спал, сушу спиздили! – он подскочил к капитану, схватил его и затряс. – Кто твои подельники?! Докладывай!
Вскоре лысенький человечек присмирел, рук уже не заламывал, а частотно воздевал их к небу и голосил:
– У нас груз! Мы его обязаны доставить! Да, обязаны… Но ежели вот такое вот… ммм… вот такое вот… происше…
– Форс-мажор, – подсказал кто-то.
– Да! Форс-мажор… И тогда… Что тогда? Что делать? А?! Это вам не какой-нибудь форс-мажор… ураган, вулкан… Это суша! Суша!.. А её… как не бывало! – будто бы впервые поразился человечек. – А я… Я?.. Я не просто так… абы кто… Я сопроводитель груза! На мне такая ответственность, что… Матерь божья… Да как же меня угораздило вляпаться в этакую дребедень! Мне… мне… – он почесал за ухом, – мне надобно телефонировать! Да! Верно! Телефони…
Не успев договорить, человечек выбежал из рубки. Капитан испустил протяжный выдох.
– Алло, здравствуйте! С вами говорит сопроводитель груза MLQ-23749387323662377800092534876114326985834!!! – важно сообщил лысенький человечек бесчувственному аппарату. – Прошу соединить меня с полковником!
На том конце провода вялый голос сообщил о заседании.
– Что? Какое заседание?! Причём здесь заседание? У нас ЧП! Чэ-Пэ!!!
Вялый голос повторил сообщение о заседании.
– Послушайте! Пожалуйста, внимательно послушайте! С вами говорит сопроводитель груза MLQ-23749387323662377800092534876114326985834!!! Мне нужно срочно поговорить с полковником! У нас чрезвычайное происшествие!
На том конце провода вялый голос попрощался. Из динамика зазвучала тишина.
– Идиотка! – взревел лысенький человечек и принялся мерить нервными шагами пространство лайнера: коридоры, лестничные пролёты, фойе, коридоры, лестницы, коридоры, фойе и снова лестницы.
– Алло, здравствуйте… Здравствуйте! С вами говорит сопроводитель груза MLQ-23749387323662377800092534876114326985834!!! – кричал он в трубку, дозвонившись до очередного абонента. – У нас ЧП! Нам нужна помощь!
– Здравствуйте! Здравствуйте! Послушайте! Вы только послушайте! Уделите мне всего лишь минуту вашего времени!
– Не кладите трубку! Выслушайте меня!!! Я – сопроводитель груза MLQ-23749387323662377800092534876114326985834!!! Мне нужно срочно поговорить с полковником! У нас чрезвычайное происшествие! Пожалуйста, скажите мне его личный номер!
Намаршировав по коридорам и лестницам лайнера расстояние в километр, лысенький человечек замер напротив стеклянных дверей, ведущих в «La terrasse». Из дверей сочился благоуханный обеденный дух. Сопроводитель груза прижался к стене и потянул носом. В ухо стреляли ревущей картечью гудки. Сопроводитель проглотил жирный сгусток слюны. Динамик воспроизвёл шуршание и недовольный тягучий голос:
– Слушаю…
– Алло… Алло!.. Здравствуйте… Здравствуйте! С вами говорит сопроводитель груза MLQ-23749387323662377800092534876114326985834!!! – обрадованно закричал в трубку лысенький человечек. – Как хорошо, что я до вас дозвонился! Как хорошо!!! У нас ЧП! Невероятное ЧП!.. Нам нужна помощь…
Тем временем из лифта напротив вышла бледная женщина в коричневом платье-футляре, воротник и манжеты которого окантовывали искусно вязаные крючком кружева, и скрылась за стеклянными дверями. В «La terrasse» уже давно начался обед. Иннокентий устроился за маленьким круглым столиком в самом отдалённом углу ресторана. Напротив него сидела влогерша. Он попеременно трогал её ладони, щёки, волосы, что-то нежно шептал на ухо, пытался кормить, смешить и нравиться. Евграф Петрович Бабочкин, Андрiй Скляренко и поэт сидели все вместе, молча впихивали между зубами ложки, вливали в себя суп и изредка обменивались весьма неутешительными соображениями. Громкий голос Степана Стрюцкого раздражал всех присутствующих. Степан снова пил и угощал Клавдию, но та упрямо отказывалась. Женщина в коричневом платье-футляре тихо поздоровалась, смутилась и села за первый попавшийся столик. Официант проворно подал горячую закуску. Степан Стрюцкий, завершивший свою трапезу, изнывал от скуки. Незнакомка пробудила в нём интерес. Он схватил свой хайбол, расплескав при этом содержимое, и дёрнул за локоть Клавдию:
– Пойдём знакомиться!
– Я ем, – последовал недовольный ответ.
Стрюцкий подсел за столик к незнакомке. Она посмотрела на него большими зелёными глазами и улыбнулась. Морщинистое лицо озарилось золотыми лучами, заструившимися сквозь панорамные окна. Прожжённое насквозь синтепоновое марево зашевелилось, поползло и скоро вновь заслонило солнечный свет. Степан улыбнулся.
– Приятного аппетита! А вы… откуда взялись?..
– А я… из каюты… взялась…
– Не видел вас прежде… Не видел…
– А я до сего дня никуда оттуда и не выходила… Болела чрезвычайно… Морская болезнь у меня…
– Что же вы тогда плаваете, коль у вас морская болезнь?
– Да я и не знала, что у меня морская болезнь… Я же первый раз плыву.
– Понятно… А меня Степан зовут.
– А я Марианна Родионовна. Приятно познакомиться, – сказала женщина и протянула через стол бледную руку. Стрюцкий пожал чужую ладонь. Марианна Родионовна, конфузясь под внимательным взглядом собеседника, приступила к обеду.
– Я из Питера. Работаю там главным специалистом в Государственном бюджетном учреждении.
– Я тоже из Питера. Упаковщица на кондитерской фабрике…
– М-м-м, сладкая работа… И сколько же конфет вы за смену съедаете, а? – попытался пошутить Стрюцкий.
– Ни одной… У меня сахарный диабет.
– А-а-ах…
Случилось неловкое молчание. Марианне Родионовне подали суп. Степан Стрюцкий звякал льдинками в коктейле.
– Я в Германию в отпуск плыву, – наконец нарушил он тишину
– А я – в Швейцарию… Накопила денег, со сберкнижки сняла… И вот теперь еду… За эвтаназией. Я уже пожила, пусть теперь Тимофей поживёт…
– Тимофей?
– Да, Тимофей… Это сын мой… Молодой он у меня… Талантливый!.. Очень талантливый…
– Ну и пусть себе таланливый… а вы-то…
– Конечно же, пусть… Пусть!.. – перебила Степана Марианна Родионовна. – Пусть живёт! Во всю мочь живёт!.. Очертя голову!.. Точно угорелый… без памяти… без оглядки… А я уже отжила своё… Уже отжила… Потому и плыву… – она вздохнула. – А вдвоём нам нельзя… Никак нельзя… Не помещаемся… Всего-то 18 метров… Коммунальный коридор, коммунальная кухня… Удобства, простите, коммунальные… Некрасиво… Посему я и захотела, чтобы хоть в конце всё как у людей сложилось… Тимофей, конечно, мне предлагал, как он выражается, минимизировать расходы… В Неву упасть… или в Фонтанку… Несчастный случай, мол… Ещё под машину предлагал броситься… Но… как-то всё это не по-людски… Как-то всё это… чуждо что ли?.. А в Цюрихе!.. Наемся конфет заграничных до воспалительного поражения кожи и… под капельницу смертоносную… Ра-а-аз и нет меня! Красота.
– Эвтаназия… Да-да, знаю я о таком… кхм… способе… А вы что-то поторопились… Я тут от коллег из Москвы слышал, что в России собираются вводить этот самый суицидальный туризм… в эту вашу Швейцарию… Вы тут плывёте, блюёте… пардон, морской болезнью страдаете… а так – купили путёвку и полетели… Никакой головной боли по поводу билетов, трансферов, гостиниц… Вас и встретят… кхм… и проводят…
– Суицидальный туризм?.. Как интересно… Но я в общем-то и так неплохо себя чувствую… Только, конечно, морская болезнь… Не знала я о ней… Но так мне хотелось хоть раз в жизни поплыть куда-нибудь на большом-пребольшом корабле… И вот она я… Плыву! Конечно, если бы не Тимофей, я бы не поплыла… Куда мне?.. Я бы и не справилась со всем… А он мне помог… Очень помог! Все билеты купил, в швейцарскую клинику меня определил, все наши местные больницы обошёл, все справки достал… Взятку пришлось дать, конечно, нашим врачам. А куда же без этого?..
– А зачем взятку?
– Дабы мне выдали документы, что мой недуг несовместим с жизнью… В противном случае в эвтаназии отказывают.
– А-а-а… Какого вы себе помощника вырастили! – похвалил Стрюцкий.
– Я старалась… Он мне даже сопровождающую нашёл. Барышню, русскую эмигрантку… Я же по-иностранному не говорю, заеду ещё куда-нибудь не туда… А эта барышня меня в немецком порту встретит и прямиком до Цюриха проводит.
Стрюцкий звучно провозгласил:
– Андрiй! Вон, погляди… Тут люди сами на смерть едут, а ты говоришь «война»!..
Никто ему не ответил, лишь мобильный телефон пропищал в кармане брюк. Степан извлёк его наружу и вслух прочитал смс-сообщение:
– 18 марта выборы Президента Российской Федерации. Если в этот день вы будете находиться не по месту регистрации, то голосуйте на любом удобном участке. Для этого подайте заявление в МФЦ на сайте https://www.gosuslu…
Степан Стрюцкий растерянно покрутил головой. Прочие пассажиры отвлеклись от обеда и переглянулись. Стрюцкий перечитал про себя сообщение, беспокойно шевеля губами, и растерянно огляделся.
– Это чего же, получается, весна пришла? – вопросил он.
Клавдия извлекла свой смартфон и радостно ответила:
– Действительно… Весна пришла… Сегодня… С 16-ым марта всех!
– Как это понимать? – возмутился Стрюцкий. – Вчера было 94 февраля, а сегодня 16 марта?! Мало того, что с февралём затянули, так и март купировали… Целую его половину!
Прочие пассажиры достали свои смартфоны.
– Да, всё верно…
– И правда!.. 16 марта…
– Это всё из-за выборов!
– А при чём здесь выборы?
– Да будет вам!..
– А що їм ці вибори? Ніби не зрозуміло, кого президентом зроблять…14
– Это как же я теперь голосовать буду? Это где же я теперь голосовать буду? – спохватился Степан Стрюцкий.
– Нiде!
– Но я обязан!..
– Кому?
– Сам себе! Это мой гражданский долг! – Степан осушил хайбол. – И что же? Никого не интересует, что выборы так неудачно влепили… Прямо посреди нашего путешествия? – возмутился он.
– Меня только весна интересует… Весна – это хорошо, – мечтательно улыбнулся Евграф Петрович.
– Теперь придётся искать избирательные участки в Германии… Они ведь должны там быть, верно? – не унимался Степан.
Иннокентий и влогерша встали из-за стола и направились к выходу.
– Вроде бы… должны быть… при Посольствах РФ, – сказал Иннокентий.
– Погуглите, – добавила влогерша, прежде чем они вышли.
Официант принёс Марианне Родионовне жаркое в глиняном горшочке.
– Повторите, пожалуйста, – попросил у него Стрюцкий и указал на свой пустой хайбол.
Евграф Петрович Бабочкин, Андрiй Скляренко и поэт отобедали и собирались прогуляться по верхней палубе.
– А вы с нами не желаете? – поинтересовался Бабочкин у Марианны Родионовны.
– Я?.. Да… только доем, – ответила Марианна Родионовна и принялась энергично жевать.
– Да вы не торопитесь! Мы подождём!
– Господа! – продолжал беспокоится Степан Стрюцкий. – А вы где собираетесь голосовать?
– Похоже, никто голосовать и не собирается, – констатировал поэт.
– Что? И вы тоже? А как же гражданский долг? Ведь, как там говорится, поэт поэтом может и не быть, но гражданином слыть обязан!..
– С некоторых пор я… стараюсь уклоняться…
– От чего?
– Ото всего… выборов… налогов, сборов… отношений, подношений, прощений, мщений…
– Как же так? Как так?! Тотальная безответственность! Инфантильность, я бы сказал! Как же плохо, когда лишь ты один аккумулируешь в себе обязательность, серьёзность!..
– Не надірвися!15 – предупредил его Андрiй Скляренко.
Официант поставил перед Стрюцким наполненный хайбол, Степан отпил и обернулся:
– Клавдия, а ты? А как же ты?
– Я?.. Голосовала… Прежде. Раза три-четыре… А потом перестала… Скучно.
– Мудра жінка… Навіщо голосувати? Все і так вирішено!16
Марианна Родионовна закончила обедать. Евграф Петрович Бабочкин подхватил её осторожно под локоть и увлёк сквозь стеклянные двери на палубу. Следом за ними вышли Андрiй Скляренко и поэт. Степан Стрюцкий вернулся на прежнее место, возле Клавдии, и начал долго и нудно монологизировать на социально-политические темы.
Вскоре в «La terrasse» вошёл сопроводитель груза, он пристукивал подошвой армейских ботинок в такт словам и орошал воздух вокруг себя слюной. За ним, чуть наклонив туловище вперёд, шествовал старший помощник капитана. Они заняли дальний столик, в углу.
– Накройте нам, пожалуйста, обед на троих… Принесите сразу все блюда и не мешайте, – распорядился старший помощник. Официанты проворно заставили стол тарелками и исчезли.
– Не хотят они нас, понимаете, – шептал сопроводитель груза.
– Что это значит? – тихо вопрошал старший помощник.
– Не будет у нас никто груз принимать!
– И что же нам теперь делать?
– Не знаю… Они сказали, делайте, что хотите…
– А кто должен был груз принимать?
– Да кто ж его знает… Какие-то члены какого-то комитета что ли…
– Одним словом, пункта доставки теперь у груза нет?
– Нет.
– А про отсутствие суши вы сказали?
– Сказал…
– А они что?
– Да их этот вопрос как-то вовсе не заинтересовал…
В «La terrasse» вошёл капитан и присоединился к старшему помощнику и сопроводителю.
– Груз наш принимать отказываются!
– А зачем же мы тогда его везём?
– Да вот поди теперь… разберись…
– А кто это сказал?
– Полковник!
– А про сушу ему доложили?
– Доложили.
– И?
– Не заинтересовался он… Скажем так, воспринял, как нечто будничное…
– Понятно. Я тоже связался с руководством судоходной компании… И… результат почти такой же!.. «Нам всё равно… Мы заняты… Это не в нашей компетенции…» И прочее… прочее…
– Что делаем?
– Да, что делаем?
– Что делаем – ума не приложу, – капитан схватился за столовые приборы. – Предлагаю прежде поесть… А потом будем принимать решение.
Зачавкали, захлюпали, захрустели, зазвякали, заговорили с набитыми ртами.
– Поворачиваем?
– Поворачиваем?! А пассажиры?
– Да! Пассажиры!
– Но с другой стороны… И что «пассажиры»? Пассажиры – тот же груз. А порт назначения для всех категорий наших грузов… какой?
– Какой?
– Немецкий!.. А он что?..
– Что?
– Отсутствует!
– Отсутствует!!!
– И то верно…
– М-м-м, а вкусно, да?
– Неплохо… неплохо…
– Ну так поворачиваем?
– Хм…
– Хм-хм…
– Что с топливом?
– В наличии. Плюс резерв.
Капитан вытер губы салфеткой, отставил пустую тарелку, в которой прежде плескался суп, и заключил:
– Поворачиваем. Это самое целесообразное. Суша себя не обнаруживает. Заплывать на неизведанные территории – нецелесообразно!
– Решено? – вопросил старший помощник и посмотрел на сопроводителя.
– А что ещё остаётся? Поворачиваем! – тяжело вздохнул сопроводитель и пронзил вилкой сентиментальный материк из мраморной говядины.
– Только давайте условимся так… Информация о смене курса… временно закрыта для пассажиров. Понятно?
– Да… да…
– А зачем?
– Ненужная суматоха, паника… Позже… позже сообщим.
– Да… да…
– Верное решение, – согласился, подумав, сопроводитель.
Вызвали второго помощника капитана и отдали приказ о смене курса. Второй помощник крикнул громкое «Есть!» и спешно покинул «La terrasse». Клавдия, давным-давно переставшая слушать социально-политические сентенции Степана Стрюцкого и тщетно напрягавшая свой тонкий слух, более не выдержала внутреннего напряжения, подошла к столику членов экипажа и спросила:
– Обратно плывём, да?
Мужчины законфузились, затеребили салфетки. Клавдия упёрлась ладонями в стол, нависнув грудью над тарелками, и повторила:
– Обратно плывём?
Капитан пригласил женщину сесть и придвинул к ней тарелку с огромным куском миндального торта:
– Угощайтесь, пожалуйста!
– А у пассажиров на десерт был штрудель… И мороженое… – сказала Клавдия. – Большой штрудель и три шарика мороженого… Так что, получается, я свою порцию сладкого на сегодня уже съела, – заключила она и незаметно пощупала себя за левый бок.
– И ещё съешьте! С вашей-то фигурой… Да можно дюжину таких за раз проглатывать!
Щёки Клавдии чуть тронул румянец, и она принялась ковырять десертной вилочкой упитанные коржи, вымазанные нежнейшим кремом. Капитан покашлял и принялся негромко говорить:
– Обстоятельства обязывают нас… понимаете?
– Возвращаться?
– Да… возвращаться… Но вы не переживайте… Наша транспортная компания… полностью возместит вам стоимость билета… Возможно, будет выплата компенсаций…
– Возвращаемся… – повторила Клавдия, и её глаза чуть увлажнились.
– Случилось непредсказуемое событие… непреодолимая сила обстоятельств… Мы… мы не могли поступить иначе!..
– Возвращаемся… – снова повторила Клавдия.
– Да… да… – нетерпеливо сказал капитан. – Только ситуация требует… некоторой… доверительности… негласности… Могли бы мы попросить вас о конфиденциальности?..
Клавдия возбуждённо кромсала торт десертной вилочкой и лихорадочно забивала им свой рот. Терпение капитана почти иссякло, он глубоко вздохнул и сделал последнюю попытку:
– Мы хотим предупредить возникновение возможного замешательства среди наших пассажиров… Хотим предотвратить испуг или тревогу, которые могут возникнуть у некоторых людей… Поэтому… мы просим вас о конфиденциальности… Хорошо?
– Мы просим вас молчать, понятно? – вмешался сопроводитель груза.
Клавдия доела торт. Сопроводитель груза тоже решил отказаться от десерта и пододвинул к женщине свою порцию с миндальным тортом. Клавдия заулыбалась и вонзила вилочку в изнеженный корж.
– Дайте нам знать, что вы поняли нашу просьбу! – повысил голос сопроводитель.
Клавдия сказала перепачканными кремом губами:
– Я поняла.
– Что именно вы поняли, – не унимался лысенький человечек.
– Поняла, что надо помалкивать.
– Умница! – радостно похвалил её сопроводитель.
– Можно попросить вас вернуться за свой столик? – еле сдерживая себя, спросил капитан. Клавдия подхватила тарелку с тортом и вернулась на прежнее место. Степан Стрюцкий недоверчиво посмотрел на неё, опорожнил очередной хайбол и пошёл курить на верхнюю палубу. На палубе матросы играли в карты. Жирные тучи отбрасывали жирные тени. Стрюцкий рухнул в первый попавшийся шезлонг и затянулся сигаретой. Слева волонтёр горячо говорил Андрiю Скляренко:
– Мы просто цифры!.. Цифры… Вы когда-нибудь заходили на сайты живой статистики населения планеты? Вы видели с какой скоростью меняются значения? Как резво прибывает население планеты и не менее резво убывает? Мы всего лишь цифры… Цифры!.. И это чудовищно!
Справа поэт вопрошал у влогерши:
– И что же? Вас не смущает этот ежедневно растущий контент?! Эти тонны информации?! Личной… публичной… Тексты… фотографии… видео… Посты, репосты, мессенджеры, чаты, смайлики, гифки… Ведь в этом можно утонуть! Зачем люди изрыгают из себя столько данных? Ведь это… зачастую… совсем не исходные данные… Ведь это в большинстве своём повторения, копии… Пустота знаменует собой пустоту… Я тоже думал… когда-то давно думал… завести блог… или что-то подобное… Но что я буду писать в своём блоге?! О чём? Зачем? Заниматься копированием? Повторяться? Самоповторяться? Повторять собственные самоповторения? Копировать скопированное? Сканировать отсканированное? Уж лучше в стол… Уж лучше в собственный дневник… Так стыда меньше… И информационное пространство – чище!.. Вот зачем… зачем вы снимаете свой влог? Что в нём такого уникального, что в…
Степан Стрюцкий выбросил окурок в море. Море недовольно зашипело, да только Степан не расслышал этого шипения. Он вернулся и встал возле поэта. Когда тот закончил говорить, Стрюцкий поднял вверх указательный палец и процитировал:
– Это как Толстой говаривал: «Когда вам хочется снимать – удерживайте себя всеми силами, не снимайте сейчас же… Только тогда, когда невмоготу уже терпеть, когда вы, что называется, готовы лопнуть, – идите и снимайте. Наверное, наснимаете что-нибудь хорошее».
– Толстой такого никак не мог говорить, – запротестовал поэт.
– А я говорю – мог! У нас в прошлом году мероприятие было «Исторические предпосылки возникновения толстовки на молнии сквозь призму трансцендентности Льва Николаевича»!..
Поэт уронил лицо в правую ладонь. Влогерша пожала плечами и отвернулась. Проигравший в карты матрос принялся носиться по палубе, срывать с себя тельняшку и кукарекать. От кормы медленно двигались две фигурки. Евграф Петрович Бабочкин заботливо поддерживал Марианну Родионовну под локоть и рассказывал о древних греках. В небе истошно орала одинокая чайка-моевка.