Kitabı oku: «Настенька и медведь», sayfa 2
4. Война объявлена
Утром городская дурища снова попыталась Ванькой командовать: требовала, чтобы он печку растопил и воды принес им с колонки. Ага, шиш ей с маслом, пусть ее хахаль корячится, что он, безрукий что ли? А Ваньке вон надо… в школу, ага. Демонстративно собрал в рваный пакет какие-то тетрадки, сунул в карман ручку и сбежал. На самом деле в школу Ванька ходил недели две только, а потом мать заболела, некогда было. Хорошо ещё, девчонки не особо поняли, что происходит. Тепло было, он их уводил в лес за грибами да во двор гулять отправлял.
Ни в какую школу Ваня, конечно, не пошёл. Некогда ему. Тетрадки за забором под ведром оставил, украдут – не жалко. Сам к бабке Маше – ещё вчера она просила ей дров наколоть, за это она молока литра три нальет. Потом к Гришиным, они свинью кололи на днях, обещали немного мяса дать и костей на суп. Ещё в лес бы, сухостоя принести надо. Дров на зиму Ваньке купить было не на что, а жечь оставалось только разве что мебель. В общем, какая там школа? Читать он умеет и ладно. А хорошо бы Настя счета за электричество оплатила, отключат ведь – и как зимой жить? Темно и скучно.
Только вот неспроста сеструха явилась, эти городские вообще просто так не приезжают. Как пить дать – сдаст их в детдом и избушку продаст. За себя Ванька не опасался, а близняшек было очень жаль. Им уже пять лет, таких никто не удочерит, большие. А как живут в детских домах, Ванька по телику видел, когда у них ещё телик был, да и папка рассказывал многое.
А и ладно. Придёт беда, тогда и думать будет, а пока главное – дрова.
***
Валька на Настю страшно обиделся. Как же – отказала ему ночью. И как дураку объяснить, что не может она вот так, дети же. И душа нет. Негигиенично. К тому же нервы – шутка ли, такая дурная ситуация. У нее мать умерла. Не кошка подъездная. Нет бы помощи предложил или совет дал, да даже просто – посочувствовал, так вздумал руки распускать, придурок озабоченный.
Что толку от Вальки в хозяйстве нет – было понятно сразу. Он ничего не умел и, главное, не хотел делать. Только снимал чего-то и ныл, что интернета тут нет, Настя его жестоко обманула.
А Настя была в полной растерянности. Как быть, она не знала. Позвонила даже тетке своей, сестре отца, с которой была вполне в дружеских отношениях. Тетка посочувствовала и посоветовала вызвать опеку. Уж лучше в детдом, чем зимой насмерть замерзнуть. Наверное да, лучше. Но как так, есть ведь она, Настя. Здоровая девка с двумя руками и ногами. Ладно, придумает что-нибудь. А пока стоило, наверное, начать с проблем поменьше: например, разобраться с припасами и приготовить обед. Ваня вчера принёс хлеба и сосисок, в шкафу нашлась пыльная банка фасоли, чудом уцелевшая. Даже срок годности ещё не вышел. Что ж, это лучше, чем ничего.
Готовила Настя неважно, она все же была не кулинарным блоггером. Но суп сварить – много ума не нужно. Она и дома таким иногда питалась: быстро и дёшево. Сначала картошку с морковкой, потом лук кубиками (нет, жарить не будет, в печке неудобно, а к плите этой кошмарной она сама ни за что не подойдёт), потом банку фасоли в томате и три сосиски туда же покрошить. Полчаса – и суп готов. Не щи, конечно, и не борщ, но вполне съедобно.
Вынула кастрюлю из печки, задумалась. Дети живут тут как в хлеву и давно. Детям нужно немного праздника.
– Девочки, а скатерть есть у вас… у нас? – спросила она у близняшек.
– Есть, – закивала Арина. Настя уже немного их различала. Аня была более робкой и тихой. – На полке в шкафу.
Девочка быстро залезла на табурет, распахнула дверцы шкафа (опасно балансируя на цыпочках) и сдернула с полки сложенную белую ткань.
Настя развернула, кивнула довольно: вполне приличная скатерть. Немного с пятнами, ну ничего, тарелками закроется. Девчонки вырвали у неё скатерть и мгновенно постелили на стол: кривовато, но разве важно?
Как раз вернулся братец, как чувствовал: ровно к обеду. Снова чумазый, с кучей палок в охапке.
– Ванька, обедать, – зычно рявкнула она в сторону окна.
Красиво: белая поверхность, оранжевый суп в тарелках, толстые и неровные куски хлеба, солонка, ложки.
– Валь, а сфоткай этот натюрморт и выкинь в инсту, типа обед по-деревенски.
Анечка и Аринка уже забрались на свои табуретки, с любопытством заглядывая в тарелки и радуясь кружочкам сосисок. Ванька вошёл в дом степенно, вразвалочку, вымыл руки и долго их вытирал – явно для того, чтобы позлить старшую сестру.
Сел в свой угол. Обвел суровым взглядом стол. Заглянул в тарелку и сморщил нос:
– Что это за гадость? Отравить меня решила ради наследства?
– Слышь ты, чучело, – прикрикнула на брата Настя. – Жри чо дали и не выпендривайся.
– Готовить научись, – буркнул Ванька, демонстративно переворачивая тарелку и выливая суп на пол. – И пол помой, женщина. Грязно.
Настя такого оскорбления стерпеть не могла, молча схватила тарелку Анечки и надела на голову мелкому нахалу. Ах, как он заорал!
– Помыться не забудь, ты испачкался, – ехидно сказала она и обернулась к близняшкам. – Кому-то ещё не нравится Настин суп?
Девочки синхронно помотали головами и схватились за ложки. Правда, есть им пришлось теперь из одной тарелки, но это их совершенно не смущало.
– Стоп, снято! – весело выкрикнул из своего угла Валька.
Зря он это сделал, поскольку Иван был очень зол. Бить девчонок, даже и старших сестёр, ему все же не позволяло воспитание, а вот швырнуть ложкой в хахаля сеструхи было можно. Что он и сделал.
– Эй, эй, полегче! – со смехом уклонился Валентин. – Какая экспрессия, какие наполеоновские замашки! Снимаю, конечно же, снимаю!
Насте очень захотелось своему парню дать в лоб. Она догадывалась, что все снятое будет непременно выложено в интернет. Ванька ее опередил: слетел с табуретки, словно взбесившийся петух, тут же поскользнулся на разлитом супе, уцепился за скатерть, которую с такой любовью стелили сестрички, своротил все тарелки с грохотом. Упал под стол.
Валентин хохотал так заливисто, что следом неуверенно захихикали и близняшки. Настя тоже широко улыбнулась и заявила:
– Что ж, обед закончен. Вань, уберешь тут все. Аня, Арина – скатерть стирать. Валь, убери телефон, пока я его в печке не сожгла.
– Рукописи не горят! – патетически заявил юный папарацци.
– Зато отлично горят айфоны, – булькнул из-под стола Ванька и вдруг тоже заржал. – Я ж говорил, что твой суп опасен для жизни!
Дурдом!
Не желая продолжать скандал, Настя вышла на улицу, на ходу накидывая пальто. Молча уставилась на небо, покосившийся забор и поломанную яблоню возле него. Или не яблоню. Или сливу. А может даже и вишню. Валька, вышедший следом, привычно обнял свою девушку за плечи, нежно и щекотно поцеловал за ухом.
– Насть, а давай сбежим? – вкрадчиво шепнул он. – Справлялись же они сами как-то, и теперь справятся.
– Миронов, ты рехнулся? – удивленно обернулась Настя. – Они ж дети. У них ни денег, ни мозгов. Зимой замерзнут насмерть!
– А мы с тобой не можем тут жить, пойми. Тут интернета нет почти, работы тоже нет. Туалет на улице, Насть. Я на такое не подписывался.
– Валька, так давай их в город заберем. Я опеку оформлю. Ваню в школу, близняшек в садик. Проживем.
– Насть, ты рехнулась? В съемную однушку – этих? Куда? Да и зачем? В детдоме им лучше будет, там кормят и льготы потом при поступлении, стипендия социальная. Какие нам дети, Настя, нам их не прокормить просто!
– В детдом? Не позволю! – Настя вырвалась из цепких рук парня, обернулась и гневно на него посмотрела. – Это моя семья, Валька! Я так не могу!
– А я думал, что мы с тобой почти семья, – нахмурил брови парень. – Жили же вместе, неплохо ведь жили, Насть ну зачем тебе все это, брось. Сделаем вид, что нас тут и не было вовсе.
– А дети?
– Ты им всем ничего не должна. Ты не просила их рожать. К тому же опека тебе все равно их не отдаст. Будем их навещать. Даже на выходные брать… иногда.
– То есть, или ты – или они? – прищурилась девушка. – Я правильно поняла?
– Догадалась.
– Сам до станции дорогу найдёшь, или Ваньку попросить проводить?
– Дурища ты деревенская. Рожу отмыла, а мозгов так и не нажила. Сколько в городе не живете такие, а все подзаборные.
– Проваливай.
– Я твои вещи тетке отвезу, – наконец, придумал ответ Валентин. – Все, пока. Оставайся тут сама… со своими пархатыми. И я сейчас не о свиньях, чтоб ты понимала!
Да и хрен с тобой, золотая рыбка, одним ртом меньше.
– Денег мне оставь, – крикнула вслед демонстративно вскинувшему рюкзак парню. – Я за квартиру залог вносила, восемь тысяч рублей.
– Ну ты и меркантильная, – скривился Валька. Похлопал по карманам, нашёл кошелёк. Вынул две синенькие бумажки. – Больше нету. Скину на карту, когда в городе буду.
Настя без малейших угрызений совести вырвала у него деньги. Ей нужнее. К тому же Вальке родители помогали, а она давно уже сама работала.
Вернулась молча в дом, устало опустилась на табурет. Суп с пола был убран не слишком старательно, но все же. Девчонки играли на печке с куклами. Ванька шуршал в кухне. На середине стола лежала пачка мятых бумажек. Заглянула и едва не заплакала: квитанции за свет. Конечно, с долгами. Судя по сумме – за год, не меньше. Ну и во что она ввязалась?
5. Неожиданные гости
– Всем привет, с вами Стася Ли и ее репортаж о жизни российской деревни. Вы не поверите, но мы находимся всего в трехстах километрах от Москвы. На сегодняшний день в моем деревенском доме имеется печь – одна штука. Кирпич в дымоходе – неизвестно сколько штук. Маленькая девочка пяти лет – две штуки, братец-полный-придурок одиннадцати лет – одна штука. А ещё у меня есть счета за электричество, пустой газовый баллон и резиновые сапоги с дырой. Дамы и господа, делаем ставки, какой смертью я умру: от голода, от холода, от крысиного яда в ухо!
Шутка, конечно… хотя нет, не шутка. А сегодня нас ждёт разделка настоящей курицы. Да, прямо с головой. Скорее всего, она ворованная, но ей это уже не важно…
Одно было хорошо во всей этой истории: придурок Валька, вернувшись в город, выложил несколько деревенских обзоров, которые набрали очень даже прилично просмотров и лайков. Ещё немного – и их канал действительно будет приносить деньги. И самое классное – оформлен он был на Настю, и карта к нему была привязана Настина. И вот теперь она сквозь слёзы и сопли улыбалась и снимала очередной постапокалиптический репортаж. Будет связь – выложит.
Как же ей было страшно! Все больше хотелось сбежать, спрятаться. Нужно было подписать это несчастное согласие на продажу дома и забыть обо всем, как о страшном сне. Она себя за эти мысли ругала – как так, она взрослая девка, и ноет. А дети? Как они одни выживали?
Дохлая щуплая курица в перьях, с головой и страшными лапами лежала перед ней на столе. Настя потыкала в неё пальцем и заплакала. Тихо-тихо, чтобы Ванька и девочки не услышали. Сама мысль о том, что ей придётся эту тварь трогать руками, девушку просто убивала. Похоронить бы птичку… но другой еды в доме не было. И деньги закончились, а ведь прошло всего две недели с тех пор, как она сюда приехала.
Громкий стук в дверь прервал ее невеселые размышления. Дернулась, вспомнив предупреждение соседки – а ну как опека? Хотя какая опека в десятом часу ночи? В такое время только маньяки и гуляют – Настя вспомнила, как ее встречали сестренки, и усмехнулась. Палка от швабры да жестяной таз с дырой – вот и все ее оружие. Хорошо, что девочки уже спят. Чумазые, уставшие они ерзали на диване, метались в своих детских снах.
Стук повторился.
– Кого принесло еще?
– Эмм… Мне бы Василия Сергеевича. Как его… Шапкина. Кажется.
– Нет тут такого и не было!
За дверью воцарилось молчание. Дождь со снегом лупил прямо в окна, ветер усиливался, кидая дым из печной трубы прямо в избу обратно, сырые дрова не горели.
– Был он тут.
Ваня вдруг появился, как из-под земли, прошлепал босыми ногами по ледяному и грязному полу к двери. Под диваном он прятался, что ли?
– Вы кто такое будете? Я его сын.
– Ваня? Я друг его. Помнишь? Дядя Влад на большой машине, у меня колесо в хлам и все разрядилось. СОС, короче.
Настя только хлопала глазами, со стыдом понимая, что даже фамилии этих детей не знает. С их отцом была знакома едва. И помнила только, что был участковым. И еще – что его ненавидела. А за что – хоть убейте, не помнила.
Ваня, молча сопя, открыл дверь. На пороге стоял… ох! Громадный мужик, просто монстр. В камуфляжном костюме, мокрый, как мышь из лужи (ха! Скорее, как бегемот).
Ваня минуту смотрел на него, кивнул, приглашая.
– Входите, дверь закрывайте, у нас Наська печку сломала и холодно.
Этот гигант сделал шаг, заходя в их избушку, и места сразу же стало меньше.
Он молча оглядел все вокруг и нахмурился. Рукой протер короткие темные мокрые волосы, отбросив назад капюшон, позволяя себя разглядеть. Рядом с ним Ванька выглядел просто крохотным клопиком.
Гость вдруг присел с ним рядом на корточки и, заглядывая в лицо, тихо и очень строго спросил:
– Вань, что у вас тут стряслось? Меня давно не было, что-то случилось серьезное?
Мальчишка вдруг всхлипнул.
– А вы кто такой, его спрашивать? Вломились тут. Расселись. Я знать вас не знаю, полицию вызвать?
Настя старалась звучать по воинственнее. Но заплаканное лицо и уставший вид девушки не обманули бы даже Ваню.
– Я Владимир Михайлович Беринг. Вызывайте полицию, они меня знают отлично. А вот вам, как мне кажется, их визит может совсем не понравится. Ваня, ты мне не ответил. Кстати, кто эта девочка?
– Три года вы не были. Папка вскоре пропал, мамка… – он быстро покосился на спавших сестер и продолжил шепотом, – померла мамка недавно, а эта – Наська приперлась и строит тут из себя. Дом наш хочет к рукам прибрать, видимо. Шлендра залетная.
– Ах ты! – она было кинулась с кулаками на мелкого, но была поймана на подлете.
– Настенька, значит.
Гигант ухватил ее за руку. А она замерла, ошарашенно хлопая глазами, разглядывая размер его рук. Ничего себе. Если захочет, и шею свернет – просто чисто случайно, слегка промахнувшись. Осторожно и медленно вынула руку из хватки. Он не удерживал, смотря на нее очень внимательно, все также продолжая сидеть рядом на корточках.
Красивый, если так можно вообще говорить о гигантах. Крупные черты лица, нос с горбинкой, тяжелая челюсть, твердая линия рта. Темные, широко расставленные глаза. Сколько лет ему? Совсем не старый.
– Анастасия Лисицына. Их старшая сестра. По матери. И вот я – вас не помню.
– Паспорт с собой у тебя?
Она аж поперхнулась от наглости. Ваня смотрел на нее очень ехидно, внезапно обзаведясь этим странным защитником.
– А у вас? Кстати Беринг – это ник или псевдоним? Витус, надеюсь?
Он вздохнул, вынимая из нагрудного кармана мокрой куртки толстый полиэтиленовый чехол и выуживая из него книжку паспорта.
– Предлагаю обмен. Я показываю тебе свой паспорт, ты – смотришь на мой. На счет три? Вань, поставь пока чайник.
Ну и наглец! Уже чайники ставит. Молча встала, обошла эту тушу, подойдя к ряду гвоздиков на стене, покопалась в карманах куртки, достала свой паспорт. Чехол весь в лисичках и елочках. Эх, счастливая и беззаботная жизнь городская, прощай…
Молча по счету они обменялись документами.
И правда, он – Беринг. Восьмого августа родился, старше ее на восемь лет. Не женат, родом из Питера. Симпатичное фото. Подняла взгляд на гостя, смотревшего так насмешливо. Протянула паспорт, забрала свой.
– Самое романтичное из всех знакомств в моей жизни, не правда ли, Настенька?
– Есть у нас нечего. Печка не топлена, и спать негде. Если вам нравится – заходите. И переодеть мне вас не во что. Есть только чай. Без сахара.
Она горько вздохнула, все произошедшее за последние дня вдруг опять накатилось как асфальтоукладчик.
Поймала опять на себе его взгляд темных глаз. Разрез интересный: чуть раскосый, немного русалочий. Интересно, в роду у этого Беринга не было алеутов? О чем это она?
– Значит, пускаете? Вань, помоги мне. Принесем кое-что из машины, я с пустыми руками в гости не хожу, даже если внезапно.
Мальчишка скоренько сунул ноги в огромные сапоги и накинул на плечи нечто серое и очень драное. Настя только сейчас поняла: это старая куртка отцовская, зимняя форма полиции. Вытертая просто до дыр и грязная уже невозможно. Надо же, как все не просто в мире Ваньки.
В окна блеснули яркие фары-противотуманки, и, судя по их размеру, машина у Беринга тоже была – под стать хозяину.
Спустя минут десять в дверь ввалился Ванька, возбужденный и даже счастливый. С целой коробкой тушенки, какими-то пакетами из зеркального пластика, термосом, несколькими буханками хлеба.
– Вы что, зимовать тут собрались?
Настя злилась. Им кидали подачку? Да пошел он! Сжала вдруг кулаки, решительно идя к входу. Задаст она им!
Проще было пытаться останавливать поезд на полном ходу. Нет, он ее не размазал по шпалам, конечно, просто не обратил внимания на ее гневный порыв. Она только воздуху в легкие набирала, как он перебил.
– Настенька, считайте это платой за постой. Остатки экспедиционных пайков, мне их девать больше некуда, а вам, – он выразительно обвел взглядом дом их и стол, – это понадобится. Уж простите за самоуправство, но в дальше тушёнку с галетами я не повезу.
Резонно, практично. И вежливо. Оставалось пожать лишь плечами и сойти тихо со сцены. Мужик пришел – пусть разгребает. Раз хочет.
Уже спустя полчаса сытые дети (а Ванька, конечно, сестер разбудил) сидели за столом, пили чай и наперебой Владу жаловались на жизнь. Не сестре – незнакомому дядьке. Почти незнакомому. Тот внимательно слушал, подкладывая дрова в печку, кивал головой, улыбался, расспрашивал. И злиться на него сил не было – совершенно. Насте было уже все равно, как жить завтра. Этот гость уже утром уедет, а она будет думать, что делать и как дальше плыть. С этими мыслями Настя заснула, подперев щеку рукой, прямо за столом.
Проснулась от легкого, но настойчивого прикосновения к ее плечу.
Открыла глаза все еще не понимая, где она, почему, что случилось. Грязные стены, некогда оклеенные веселенькими обоями, грязный пол, потолок закопченный и низкий. Тяжелый запах сырости и запустения. Тусклая лампочка в черном патроне на проводе.
Она вдруг вспомнила этот дом до отъезда. Все было не так!
Мать была, может, женщиной и с причудами, но порядок в доме держала практически операционный. Все вечно скребла и мыла, оттого ее руки очень рано стали похожи на старушечьи. Как так случилось, что все разом рухнуло?
Она же не унывала, когда ушел Настин отец. Да он и не приходил, если честно: художник и дачная его любовь. Пришел – ушел, а после и вовсе уехал жить за границу, в Голландию. И ничего, Настя росла если и не в шоколаде, но точно – не так. Сломалась? Кто теперь ей расскажет? Лежит ее мама на кладбище, и никто ей не помог.
– Настенька, вы меня слышите? Идите ложитесь. Я в машину уйду, ждал пока печка догорит, задвижки все закрыл, дом не выхолодится.
От нахлынувших на сонную голову мыслей она вдруг заплакала. Большая мужская рука, придерживавшая ее плечо дрогнула, приобняла. Стало только хуже. Слезы непрошено полились целым потоком.
Сама не заметила как, но внезапно она оказалась так близко к мужчине, уткнувшись в широченную и очень уютную теплую грудь. На затылке большая рука, осторожно поглаживающая волосы.
Так вот, в слезах и соплях она ему все и выложила. Про серую жизнь свою, про Вальку, про тетку, квартиру и институт. Про вот этих детишек, свалившихся на ее бедную рыжую голову. Которых оставить нельзя ей никак, и бросить совсем невозможно. И про мать, которая предательски так сбежала, сломавшись и струсив. Осталась Настя одна одинешенька, что делать – не понимает. И ей очень страшно. А соседка сказала, что завтра придут из опеки. Это провал. У нее нет работы и денег, она сестра им всем только по матери, даже фамилии разные. Детей заберут однозначно.
Она выла и всхлипывала, под конец едва ли не взобравшись гостю на ручки. Он молча обнимал ее, гладил и внушал Насте надежду. Просто на то, что есть выход. Ни слова ей не сказав.
6. Предложение, от которого нельзя отказаться
Беринг протянул ей бумажный платок, Настя уставилась, не понимая. Вздохнул, сам вытер ей сопли и слезы. Двумя пальцами поднял навстречу себе Настино красное и жутко опухшее лицо.
– Послушайте. Непоправима одна только смерть. Остальное – задачи рабочие.
– Вам легко говорить! Вы утром уедете домой, туда, в Питер, а мы тут останемся.
Она совершенно не имела никакого права ему так говорить. Кто он? Просто прохожий… Немножко ее пожалел, и спасибо. Настя прекрасно все понимала, но сделать с собой ничего не могла.
– У меня есть предложение.
Он словно задумался, продолжая смотреть ей в глаза, взяв в захват лицо девушки уже двумя ладонями.
– Оно вам покажется странным, но это все, что я могу для вас сделать. А вы – для меня. Взаимовыгодный вариант.
Улыбнулся чему-то, блеснув своими необычными, чуть раскосыми глазами, отпустил, отодвинулся.
– Мне нужна срочно жена. Официальная, фиктивный брак, если хотите. Очень быстро, настолько, что я как раз думал спросить Васю, то есть пропавшего супруга вашей матушки, нет ли кого на примете из местных.
– Зачем? – прошептала едва слышно, охрипнув от слез.
– Собственно, это неважно, наверное?
– Я хочу знать.
Спорить с заплаканной женщиной было бессмысленно.
И еще битый час он рассказывал, излагая все сложные хитросплетения мира науки, помноженные на культурные сдвиги востока. Да, ему очень нужно возглавить именно этот проект. Да, его забраковали лишь только по странной причине – в анкете не указал семейное положение. И намекнули совсем непрозрачно – бобыль-одиночка категорически на роль эту не подходит.
Настя не очень и слушала. Старалась почувствовать, где ей лжет этот мужчина. Кожей всей ощущала – он лжет. Точнее – недоговаривает.
– А мне зачем все это нужно?
Выдавила из себя, все уже быстро поняв. Да, это – единственный шанс если не решить все вопросы, то хотя бы притормозить неизбежное.
– Человек я довольно известный, публичный и вполне состоятельный. Если я возьму на себя обязательства – вас не тронут. Я буду вас обеспечивать, позабочусь о решении самых насущных проблем. Но у меня есть условия.
Быстрая череда мыслей пронеслась в голове у Насти. Чего может еще захотеть этот странный? Секс-услуги, домработница, кухарка? Да ей уже разницы нет никакой все равно.
– Я вас слушаю.
– Перед оформлением брака официального мы с тобой заключим договор, на бумаге. Сроком ровно на год. Все это время вы все проживаете вместе со мной в заповеднике. Это важно. И полное неразглашение всего, что увидите: секретность. Обязательства, мне кажется, не слишком обременительные, к тому же двухсторонние. По окончанию договора ты будешь вольна или его продлить, или расторгнуть.
– Вместе с браком?
– На твое усмотрение, на тот момент мне это будет уже не принципиально.
Он был очень спокоен, сосредоточен и строг. Крутил в руках невесть откуда взявшийся карандаш и равнодушно смотрел в черноту ноябрьской ночи за окном.
– Можно вопрос?
Посмотрел, выгнув густую и черную бровь вопросительно.
– Почему вы до сих пор не женаты? Своих детей тоже нет? Ориентация может не та? Я хочу знать правду, у меня дети.
Он усмехнулся, сломав карандаш в пальцах. Легко так сломал, будто травинку согнул.
– Дети, те что пока вон на печке сопят, вовсе и не твои. И не спорь. А что касается меня… Ты понимаешь, что такое ученый-зоолог? Зоогеограф, полевик и фанатик. Кому нужен муж, одиннадцать месяцев из двенадцати проводящий в тайге, на маршрутах, заимках и вырубках? Какой во мне интерес? В квартире меня не удержишь. Город мне скучен. Есть дело жизни, есть страсть к познанию, есть наука. Ты сама бы смогла разве рядом с таким вот ненормальным, как я? Ну как, доходчиво я ответил?
Таких людей она живьем еще ни разу не видела. Повеяло от него чем-то этаким, древним. Папаниными и Седовыми, Амудсенами вместе Нансенами. Про них всех она еще в детстве читала, поселившись в деревенской библиотеке, когда мамка вдруг замуж ее собралась.
Библиотекарша тетя Зоя женщиной была ласковой, кормила Настю пирожками и бубликами, чаем поила. Так она всю библиотеку приключений там и перечитала.
А теперь перед ней сидел тот самый герой – клинический, неизлечимый романтик. Племя давно вымирающее. Практически мамонт.
И почему она верила ему теперь? Смотрела прямо в глаза и верила. Спокойный, уверенный, добродушный. Сильный.
– Я согласен!
Настя вздрогнула всем телом, быстро оглянувшись на голос.
Ванька в трусах и фуфайке стоит на ледяном полу, перетаптывается с ноги на ногу.
– Дядя Влад, я согласен! Если дура эта набитая городская не сподобится, так и ну ее! Пусть себе катится обратно, мы ее не звали. Ей только и надо от нас, что наследство мамкино. Заберите нас в свой заповедник, пожалуйста! Я много умею чего, буду во всем помогать, не то что эта…
Легкий щелчок-подзатыльник прилетел очень быстро.
– Так, Иван. В моем присутствии о женщинах – как о покойниках. Или хорошо или никак. Особенно – вот об этой. Ты понял? Кругом, шагом марш!
– Но я… Ну, пожалуйста! Вы же были другом нашего папки!
– Марш! Мы разговариваем. И без согласия Насти я делать не буду вообще ничего, слышишь?
Нечленораздельно, но вполне себе слышно Ваня выругался совсем не по-детски, шлепая босыми ногами по грязному полу.
– Как вы его… у меня так не выйдет.
Влад развернулся к ней, снова глядя очень серьезно.
– Вот что, Настенька. Давайте сегодня закончим этот непростой разговор. Вам надо подумать, все очень внезапно. И не только для вас, уверяю. Но я уже очень давно не верю в случайности, знаете ли, работа такая. Пробитое это мое колесо, разрядившийся навигатор… Может, это судьба? Просто подумайте. С вашего позволения я тут побуду еще один день. Дам вам его на размышление и решу кое-какие свои вопросы. Не выгоните?
– Мне… спать тут негде.
– Я в машине привык ночевать. Утром вернусь?
Молча кивнула. Мозг распух и стучал неприятно. Барабанная дробь в висках и дрожащие руки. Как все странно! Но человек этот прав: другого выхода она тоже не видит. Или… все бросить, оставить детей, сделать вид, что не видела и не была тут, и просто уехать. Как Валька и предлагал. Жизнь будет простой и приятной, утро начнется с репортажа о веселой поездке в деревню и все.
Мило. Но не про Настю.
Молча проводила Влада до двери, заперла ее (зачем?). И упала на древний скрипучий диван. Отключилась мгновенно.
