Kitabı oku: «Про ведьм и ослов»

Глава 1. Нехороший подарок

– У меня для вас подарок, госпожа Хмельная.

– Георг Павелевич, я ведь вас просила называть меня по имени!

Мужчина, что опустив локти на барную стойку, пристально вгляделся в мое лицо и усмехнулся как-то недобро. Был поздний вечер, приличные люди уже разошлись по домам, мне бы закрывать зал и начинать уборку, но начальник полицейского департамента Буйска никуда не спешил. Ну конечно, ему ли бояться ночных улиц?

Я не люблю свою фамилию, звучит она слишком уж… провокационно. А что поделать, если мой покойный супруг был потомственным… нет, не ресторатором, а кабатчиком? Это уже после его смерти я превратила обычное питейное заведение в небольшой уютный ресторанчик.

– Как желаете, Ильяна Ильяновна.

Я снова вздохнула, красноречиво покосившись на дверь. Хоть бы Август, что ли, побыстрее вернулся! А то, неровен час, господин Туманов руку и сердце предлагать будет… в третий раз! А у меня такой соблазн согласиться если и не на законный брак, то на тайный грех!

– Так что за подарок-то? Не томите.

– Вот.

Таманов выложил на стойку какую-то бумагу. Я притянула ее к себе, с любопытством наклоняя голову и пытаясь разглядеть в неверном свете масляного светильника выцвевшие чернила. Ах! Сердце вдруг замерло, а потом заколотилась о ребра с такой силой, что у меня закололо в груди. Похолодевшие пальцы задрожали.

– Откуда это у вас? – выдавила я из себя, глядя на приятного с виду мужчину с ужасом.

– Вы же умная женщина, Ильяна. Догадайтесь сами.

– Дочка ювелирова отдала, – безнадежно шепнула я. – Да, я слышала, что она в Буйск вернулась. За починку дома, говорят, принялась. Август рассказывал, что девочка вся из себя деловая.

– Все так. Нашла тайник, записи принесла мне. Сказала, что справедливости желает.

– Странная это штука – справедливость, – я уронила бумагу на гладкую деревянную поверхность, а потом достала из-под стойки бутылку крепкого вина и чистый стакан. Плеснула себе. – А ведь Ковальчик ее убил тогда… А она не умерла. Вы знали, что я хотела сиротку к себе забрать, жалко ее стало?

– Знал, конечно. Вы же ко мне и приходили, просили о помощи.

– И вы мне не помогли, Георг Павелевич. Второй раз не помогли.

– Вы были вдова с младенцем на руках. Куда вам еще сирота убогая? К тому же девочку забрал другой человек, мужчина.

Я кивнула, зажмурившись и залпом опрокинув в себя вино. Теплее не стало. Меня колотило как на морозе. Эта бумага, что лежала между нами на столе, содержала мой смертный приговор. Интересно, меня повесят или еще что придумают? А ресторан? Отдадут ли его Августу или конфискуют все имущество?

К мужеубийцам в Буйске милости не было.

– И что теперь? – стыло спросила я Туманова. – Если вы мне это принесли, то все знаете? Арестуете меня сейчас или позволите попрощаться с сыном?

– Я ведь уже сказал, что это подарок, – Георг покачал головой укоризненно. – Забирайте. Копии у меня нет, я клянусь.

– А что вы хотите взамен? – только что пережившая мысленно позорную смерть, я никак не могла его понять.

– А сами как думаете?

– Меня? – скривила я губы.

Ясен пень, о браке речи уже не шла. Но я знала, что нравлюсь ему, очень нравлюсь. Георг ухаживал за мной несколько лет. Вначале предлагал стать его любовницей, а потом, видя, что я не заинтересована в тайных отношениях, звал и женою. Но теперь я была в его руках. Он мог требовать, а я подчинюсь. Я так хочу жить! Я так боюсь суда и позора…

Он молчал, глядя на меня и поглаживая острую бородку. Мне он раньше казался похожим на Атоса из старого-старого кино. Теперь же сходство исчезло. Все мужчины одинаковы! Им только дай власть в руки – и они уже не помилуют.

– Вы хотите прямо сейчас? – нервно спросила я. – Или на постоянной основе?

И поскольку он все еще сверлил меня глазами, я принялась расстегивать пуговки на блузке. Паника с головой захлестнула меня. Я должна была немедленно услышать заверения, что я в безопасности, что о бумаге никто и никогда больше не узнает. Особенно Август.

– Подойдите ко мне, Ильяна. Мне плохо видно.

Я вышла из-за стойки на неверных ногах. Встала перед ним. Мы были одного роста. Наверное, это недостаток для мужчины, особенно для главы полиции. Он не выглядел внушительным и сильным.

– Что вы от меня хотите? – прошипела я истерично. Хотелось орать, но я пока сдерживалась. Ненадолго меня хватит, конечно. – У вас настолько плохо с личной жизнью, что вы готовы шантажировать немолодую вдову? А может…

Он положил палец на мои губы, заставляя замолчать.

– Успокойтесь, Иль. Мне ничего от вас не нужно. Я же сказал, это подарок. Не все мужчины – подлецы и сволочи.

– Но вы же…

– Я надеялся на поцелуй. Или хотя бы на благодарный взгляд. О большем даже помыслить не мог. Чего вы так испугались?

– Но я…

– Иль, у меня хорошая память. Я все помню. Я прекрасно знаю, почему вы это сделали. И вы верно сказали – я виноват в том… инциденте… не меньше вас. Вы просили о помощи, а я отказал. Не плачьте, не нужно, я ненавижу женские слезы.

– Я убийца, – вырвалось у меня со всхлипом.

– Я тоже, разве вы этого не знаете? На моих руках крови столько, что не отмоешь. Я убивал лично, я убивал по закону. Не мне вас судить.

Он криво улыбнулся и подхватил шляпу.

– Лучше сожгите расписку.

– Непременно.

– Прощайте, Иль. Берегите себя.

Я молча смотрела, как он уходит, и не могла сдвинуться с места. шепнула только:

– А поцелуй?

– Отдадите, когда сами пожелаете. Если пожелаете, конечно.

Вернувшийся Август застал меня отчаянно рыдавшую в кресле в обнимку с бутылкой.

– Мам, ты чего? Что-то случилось?

– Все хорошо, малыш.

Вопреки обыкновению, он не обиделся на “малыша”, не стал возмущаться и пыхтеть. Присел рядом, забирая у меня стакан.

– Тебя кто-то обидел? Это Туманов, да? Он тебя оскорбил? Я его убью, ты слышишь? Прямо сейчас догоню и убью.

– Нет, Густ, не нужно никого убивать, – я утерла слезы и попыталась встать. Ноги не держали. – Я просто очень устала, да, устала. Я старая, Густ. Я больше не вывожу.

– Да что ты такое говоришь, матушка! Ты же у нас ведьма, а ведьмы не стареют и не устают.

– Не смешно.

– Очень смешно. Ты ведьма, а я осел. Сама же говорила столько раз. Ты вон, крокодилуча своими руками когда-то забила. Хрупкая нежная барышня – зубастую кровожидную тварь.

– Прости. Я купила чучело у торговца диковинками.

– Так, я помогу тебе лечь в постель.

– Полы не мыты, стулья не расставлены. На завтра нужно поставить в печь мясо.

– Мать, ну зачем? Забей. Завтра свадьба в доме Ковальчиков. Весь город там будет. Закроем ресторан, все равно никто не придет.

– Свадьба? У ювелировой дочки?

– Две свадьбы, если быть точным. У Миланы и ее сестры Аглаи.

– И кто женихи? Неужто нашелся кто-то, кто сиротку призрел? Не дурной ли человек? Не нравится мне это, Густ.

– Да уж нашлись, – хмыкнул сын. – Поверь, еще какие женихи. Княжьи сыновья оба. Синегорский и Озеров.

Другие бы за девочек обрадовались, но я остро помнила свою короткую, но весьма насыщенную семейную жизнь. Не дело это, когда сироту в жены богатый мужчина берет. Как бы не было беды.

– Мы на свадьбу приглашены?

– Я – да, – Август поглядел на меня с хитринкой.

– А еще кто?

– Туманов приглашен. И половина города.

– О! – я смутилась. Черт, я ведь ему сейчас наговорила всякого. Что он обо мне думает теперь?

– Знаешь, Миланка кофе очень любит, – подмигнул сын. – А ты лучше всех в Буйске его варишь. Возьмем жаровню, кофе и джезвы и заявимся. Будь уверена, не прогонят.

– Да. Так и сделаем.

Глава 2. Прошлое

Много лет я хранила тайну, уверенная, что вся моя нынешняя жизнь – наказание. Ад. Ну, может, чистилище. Нет, я славно устроилась. У меня были сын, свобода, деньги. Но я невольно вспоминала известную цитату классика “Они не заслужили света, они заслужили покоя”. О, как отчаянно я хотела этого самого покоя! Как хотела все забыть! Но прошлое меня не отпускало, я помнила все.

Я была не самым лучшим человеком. Я лгала, клеветала, изменяла, унижала людей. Я шла по головам, я никого не любила, я всегда считала себя лучше других.

Мне нечего сказать в свое оправдание: я просто жила. Как все, наверное. Но это не снимает с меня вины. Поэтому я даже не слишком удивилась, когда оказалась в самой глубокой заднице, которую только могла себе представить.

Тот день, когда я попала в этот мир, я помнила в мельчайших подробностях.

***

Проклятье, как же не вовремя сломалась моя ласточка! Пришлось сдать ее в сервис и ехать к родителям на общественном транспорте. Зачем? Кому это нужно? Лучше б я просто перевела им денег. Все равно ничего не изменится. Они мне не рады, давно пора это признать.

Я проснулась от громкого детского плача. Ну слава небесам, а то такое снилось! Давненько я не видела настолько реалистичных кошмаров! Впрочем, неудивительно: обед был отвратительный, в старом автобусе пахло бензином, а окна открывать зимой никто не собирался. Водитель еще явно не так давно пересел за руль автобуса или с гоночного болида, или с машины с дровами, мы с остальными пассажирами так и не решили.

– Ты чего разлеглась, корова, – раздался над ухом грозный рык. – Там твой сын плачет, иди успокаивай!

Мой кто?

А потом меня с такой силой толкнули в бок, что я улетела с сидения автобуса прямо в проход – даже глаза не успела открыть. Стоп. Не с сиденья, а с постели. И не в проход, а на пол.

Было больно и обидно, а еще ничего не понятно. Что происходит? Я брежу?

– Я непонятно объяснил?

Пришлось открывать глаза, чего делать страшно не хотелось.

Пол. Доски. Гвозди. Вытертая краска. Чужие руки с тонкими, покрасневшими от холода пальцами и обстриженными под самое мясо ногтями. Белый саван ночной сорочки.

Пошатывась, я поднялась и огляделась, напрочь игнорируя сопение на кровати и пронзительный вой младенца. Это ни разу не автобус. Более того, это вообще место, которое я никогда не видела. Похоже на какую-то очень старинную гостиницу: деревянные панели, над ними – пыльно-зеленые обои с претензией на элегантность. Беленый потолок, ситцевые занавески на окне, добротная деревянная мебель, такая массивная, что с места ее не сдвинешь. Шкаф, комод, кресло… Кровать, огромная, широкая, с белоснежным постельным бельем. А на ней толстый старый противный мужик в белом балахоне и ночном колпаке. Чисто клоун, но клоун явно недобрый.

– Илька, ты давно не получала, что ли?

Я ощутила некий дискомфорт в груди, опустила голову и судорожно вздохнула. На целомудренной белой сорочке расплывались мокрые пятна. Молоко прибыло.

Но фишка в том, что я никогда не была матерью и уж точно никого не кормила грудью. Могла бы, но не была.

Я поднялась и словно сомнамбула отправилась на звук плача. В соседней комнате в колыбельке обнаружился довольно симпатичный младенец с рыжим пушком на голове и светлыми глазками. Судя по цвету локонов, рассыпанных у меня по плечам (они доставали до середины бедер, не меньше), это все же был мой младенец. Я неловко подхватила его на руки, ощутив тяжесть мокрых пеленок. Твою мать, что мне с ним делать-то? Где взять памперс?

Огляделась потеряно, обнаружила симпатичный комод из светлого дерева, а на нем стопку пеленок. Ну ладно, это ведь просто? Я в кино видела. Распеленать, помыть, запеленать заново. Что ж, приступим.

При детальном осмотре малыша выяснилось, что он, действительно, мужского пола. А еще младенческий филей весь красный. В пеленках тоже оказался зловонный сюрприз. Мать-мать-мать, за что это мне? Я сбросила мокрые вонючие пеленки на пол, обнаружила на столике у окна кувшин и таз с водой. Ну потерпи, засранец, сейчас. И да, мыть я тебя буду в холодной воде.

Как ни странно, ребенок затих. Мне он уже нравится, сообразительный! Кое-как (видимо, включилась генетическая память, или инстинкты там, не уверена) я его протерла и даже перепеленала, а потом села в кресло-качалку у окна и решительно обнажила тяжелую ноющую грудь. Для этого в сорочке были специальные разрезы. Грудь была совершенно чужая, явно не мой пятый размер. Впрочем, и весила я теперь килограммов на сорок меньше.

– Ну давай, пацан, дальше как-нибудь сам, – сказала я младенцу.

И он не подвел! В грудном вскармливании он явно разбирался лучше меня. Отлично, одной проблемой меньше.

Теперь у меня есть время немного подумать.

Стало быть, это был не сон: и ночная поездка по скользким дорогам, и внезапный снегопад, и водитель, который решил поиграть в пятнашки с впереди идущей машиной. И тот страшный грохот, когда на арену вышел новый игрок – большая фура, сверкающая огнями, словно новогодняя елка. Остальное моя память милосердно утаила, но догадаться было несложно: удар, наверное, переворот. Может быть, огонь, боль, агония.