Kitabı oku: «Королевство Тишины», sayfa 2
Глава 5
Тот, кто взял её однажды в повелительные руки,
У того исчез навеки безмятежный свет очей…
(Н. Гумилёв "Волшебная скрипка")
На следующий день, выйдя из леса, путники увидели деревню, раскинувшуюся на холмах. Лин сначала хотел отправить за милостыней Мари, но, взглянув в её перепуганные глаза, отказался от этой затеи. Оставив её вместе со скрипкой в кустах на краю поля, он решительно направился к домам.
Напустив на себя самый несчастный вид, он постучался в ближайший дом. Открыла пожилая женщина. Из-за её спины с любопытством выглядывали трое малышей, по комнате шустро ползал четвёртый. Вскоре Лин уже сидел за столом, и, жадно поглощая горячую похлебку, вдохновенно плёл про то, что идёт в столицу учиться кузнечному ремеслу, но по дороге его ограбили и чуть не убили. Женщина слушала его, время от времени прикрикивая на шумных детишек. Потом спокойно заключила:
– По говору ты не наш, ты северянин, а значит врёшь. Денег я тебе не дам. Возьми хлеба в дорогу и проваливай.
– И на том спасибо! – ухмыльнулся Лин, и, набравшись наглости, спросил:
– А одежды на подростка лет пятнадцати у вас не найдётся? Я не один, с братом иду, а он так обносился, что и в деревне стыдно показываться.
Женщина кинула на него недоверчивый взгляд, но скрылась за дверью и вынесла вполне крепкие ещё штаны и рубаху. Лин рассыпался в благодарностях, а женщина тем временем собрала в узелок еды: луковицу, кусок хлеба.
– Брату передашь, – сказала она, глядя на него, как показалось Лину, чуть насмешливо. Он в последний раз поблагодарил её и откланялся.
Мари ждала его там же, в кустах. По её виду было понятно, что она уже не верила, что он вернется. Лин кинул ей одежду и приказал:
– Переодевайся.
– Зачем? – удивленно спросила она.
– Меньше внимания привлекать будешь. Давай быстрее.
– Ну, ты хоть отвернись! – гневно воскликнула девочка.
Он возмущённо закатил глаза, но отвернулся. Она долго возилась у него за спиной и, наконец, жалобно вздохнула:
– Большое очень.
Лин повернулся и с трудом сдержал смех. Штаны и рубаха висели на тощенькой фигурке девочки, как на огородном пугале. Он закусил губу, чтобы не улыбаться, подошёл к ней и принялся закатывать рукава и подгибать штанины. Пояс снял со своей нижней рубахи. Волосы она собрала в хвост и спрятала под ворот. В целом получилось неплохо, вполне подходяще для беспризорного мальчишки.
– Хороший мальчик, – улыбнулся он.
Мари обиженно посмотрела на него, но промолчала.
***
Лин сидел у костра и мрачно смотрел в огонь. Дни пролетали слишком быстро, ночи становились всё холоднее, а горы, за которыми начиналось Южное Королевство, были всё так же далеки.
Пытаясь отвлечься от грустных мыслей, он достал скрипку, осмотрел её, пару раз провёл смычком по струнам, но получившийся звук казался слишком громким и резким в лесной тишине. Лин с сожалением убрал инструмент обратно в чехол. Тихий голос Мари вывел его из раздумий:
– А ты знаешь, почему в Сангэре запрещена музыка?
– Ну да, что-то слышал, какая-то история с королевской дочерью.
– Да… Много лет назад на Рождество король и королева с дочкой гуляли по городской площади. Разбойники, переодетые бродячими музыкантами, украли маленькую принцессу и потребовали за неё выкуп. Король пообещал, что даст выкуп, но на самом деле заманил разбойников в ловушку. Их всех перебили, но девочки с ними не оказалось. Тогда король приказал убить всех музыкантов в стране и разбить все музыкальные инструменты. Так Сангэр стал Королевством Тишины…
Лин долго молчал, потом ответил только чтобы что-нибудь сказать:
– Да, чего только не сделаешь в припадке гнева.
– Гнева? – удивилась Мари. – Может быть, горя? Представляешь, единственная дочь пропала!
– Мне нет никакого дела до их горя! – раздражённо бросил Лин, и вновь погрузился в мрачные раздумья.
***
Лин был сыном кузнеца. Третьим сыном, после двух старших братьев, и не очень-то любимым. Отец благоволил старшему сыну, красавцу, отличавшемуся недюжинной силой и умом. Мать любила среднего, спокойного и рассудительного, помощника во всех делах. Девчонок в их семье не считали, сколько их родилось и умерло – наверное, даже мать не сразу бы ответила.
Лин не отличался ни умом, ни силой, да и красавцем его назвать было нельзя. Он был худой и длинный, черты его лица удивительным образом сочетали в себе нечто отталкивающее, и, вместе с тем, притягательное. Мальчик рос молчаливым, неприветливым. Казалось, что в жизни его ничего не интересует. Лет с десяти он помогал отцу в кузнице и стал бы, как и он, кузнецом, если бы не один случай.
Однажды через их деревню шли бродячие музыканты. С ними был слепой старик скрипач, который внезапно заболел и не смог идти дальше. Добросердечная мать Лина приютила старика и заботилась о нем, но он, всё же, вскоре умер. От него осталась скрипка, отличный инструмент работы городского мастера. Отец собирался её продать, чтобы вернуть деньги, потраченные на лечение, а потом похороны старика, но Лин, повинуясь неясному порыву, спрятал скрипку, и вскоре отец в суете о ней забыл. Так скрипка оказалась у мальчика.
Оставшись дома один, он иногда доставал её, разглядывал изящную форму, водил смычком по струнам. У него ничего не получалось, скрипка визжала, как поросенок, и он разочарованно убирал её обратно. На ярмарках он стал с интересом приглядываться, как же играют скрипачи, внимательно слушал и запоминал мелодии. Так музыка начала завладевать им. В голове теснились мотивы, слышанные им раньше, и его собственные. Музыка слышалась ему даже в ударах молота о наковальню в отцовской кузнице. Однажды он вновь попробовал извлечь из скрипки звук, и у него, к огромному удивлению, получилось, а потом стало удаваться всё лучше и лучше.
Отец, как-то застав его за игрой, хотел разбить скрипку, но ограничился поркой непутёвого сына. Инструмент отобрал, но Лин выкрал его при первой возможности. А когда ему исполнилось шестнадцать, и его, как младшего и ни к чему не годного, решили женить на дочери мельника, толстой, неряшливой, глупой девке, он попросту сбежал из дома с труппой бродячих музыкантов. Они, переходя из селения в селение, несли с собой дух вечного праздника, свободы, дальних странствий и тем скрашивали тяжёлую жизнь сурового Северного Королевства.
Скрипач, невзрачный человек с грустными глазами и огромным талантом, учил юношу не просто играть, а разговаривать с сердцами людей с помощью струн и смычка. Спустя год, услышав, как Лин играет подслушанную в окне богатого дома мелодию, учитель сказал:
– Ты превзошёл меня, больше я ничему не могу тебя научить.
С тех пор Лин странствовал один, лишь изредка прибиваясь к какой-нибудь компании таких же, как он, бродяг. Больше всего на свете он любил щемящее чувство одиночества среди пустынных полей и холмов, когда, кажется, разбежался бы и полетел над землёй, глядя сверху на проплывающие внизу леса, реки, озёра…
Глава 6
Время шло, и каждый день затянувшегося странствия казался Лину ещё тяжелее и мрачнее предыдущего. Необходимость заботиться о ком-то, кроме себя, изводила его.
– Навязалась же ты на мою голову, – сквозь зубы цедил он, не особо заботясь о том, что Мари его слышит.
Тёплой одежды для неё достать пока не удалось. Спать рядом с ним под его плащом она отказывалась, стеснялась. Приходилось каждый вечер тратить время на разведение костра и спать по очереди. Сначала он поддерживал огонь, потом, когда начинал засыпать, будил её, и уже она подкидывала хворост в костер, ёжась в предрассветном тумане.
Поначалу Мари пыталась разговаривать с ним, но он резко ее обрывал, напоминая, что нужно беречь силы. Идти молча ей было скучно, и она постоянно что-то напевала, чем страшно раздражала Лина, у которого в голове непрестанно вертелась собственная музыка. Еды он уделял ей вдвое меньше, чем себе, считая, что такому цыпленку много не нужно. Она не протестовала, наоборот, успевала где-то насобирать поздних ягод или яблок, и всё это тащила ему. Он принимал её приношения без особой благодарности.
Усталость от долгого изнурительного путешествия, постоянный страх за собственную жизнь изматывали Лина всё сильнее. Он срывался, кричал на неё, чем доводил до слёз. Мари стала бояться его, старалась быть незаметной, шла молча, немного отставая, а на коротких привалах тревожно заглядывала ему в глаза, и это злило его ещё больше.
Вскоре ко всем бедам присоединилась ещё одна – у девочки совершенно прохудилась обувь, и идти через лес и по скошенной траве ей стало тяжело. Пришлось вернуться на дорогу, хоть это и было опасно. Переодетая мальчишкой, осунувшаяся и грязная Мари растеряла остатки девичьей привлекательности. Зато двое оборванных юношей были ничем не примечательны среди таких же, как они, беженцев, бредущих из Северного Королевства. Тем временем сухая и тёплая погода закончилась, начались дожди.
***
Река после прошедших ливней вздулась, и где здесь брод было совершенно непонятно. Поток мутной воды мчался с рёвом, свиваясь в водовороты. Лин, злой, как чёрт, ходил по берегу и бесился от бессилия. Он понимал, что Мари не перейти реку самой, но и тащить её на руках вместе со скрипкой и дорожным мешком ему казалось непосильным. Идти дважды тоже было слишком опасно. Он проклинал всё на свете: и эту реку, и дожди прошедшие так не вовремя, и эту глупую, беспомощную девчонку, ставшую для него обузой.
Мари безучастно сидела на берегу. Она уже привыкла к тому, что Лин злится и срывает на ней свое раздражение.
– Ну что ты сидишь? Что делать будем? – взорвался Лин. – Мне не перенести тебя и вещи одновременно.
– Может быть, ты вернёшься за мной? – робко спросила она.
– Я не пойду два раза через эту чёртову реку! – заорал он. – Я и один-то раз не знаю, как перейти.
Она уткнулась лицом в колени.
– Овца! – прошипел он злобно, и, схватив вещи, решительно вошёл в реку. Вскоре ему пришлось поднять скрипку высоко над головой, течение сбивало с ног, вода плескалась в лицо. Задержав дыхание, он с усилием протолкнулся вперёд, и дно, наконец, начало подниматься. Выбравшись на берег, он устало опустился на землю и с ужасом увидел, что Мари тоже вошла в воду и медленно идёт в его сторону.
– Стой! – заорал Лин. – Стой, дура!
Но она как будто не слышала его, и продолжала идти. Даже издалека он видел её лицо, совершенно отчаянное и обречённое.
– Стой! – в последний раз бешено заорал он, кидаясь в воду, и в следующую секунду волна накрыла её с головой.
Собственно, на этом месте история Мари должна была закончиться, но Лин, бросившийся через реку вплавь успел схватить её за волосы и вытащить на поверхность. Там где её скрывало, он ещё уверенно доставал до дна. Он выволок её на берег. Мари задыхалась и откашливалась, из глаз лились слёзы. Наконец, отдышавшись, она повернулась к нему:
– Зачем ты это сделал? – плача спросила она.
– Дура ты, вот зачем, – у него не было сил злиться. – Что мне теперь с тобой делать?
Вещи лежали на том берегу, они снова оказались на противоположном.
– Уходи, – тихо проговорила она. – Уходи. Я не пойду больше в воду. Не надо больше меня спасать.
Лин сидел совершенно опустошённый. Он понимал, что оставить её здесь не может. В тот момент, когда она ушла под воду, он испытал дикий страх за неё и сейчас размышлял, что крылось за ним – просто жалость, или всё же привязанность к этой странной девочке. Отдохнув, он решительно поднялся, подхватил её, перекинул через плечо и понёс.
– Отпусти! – Мари попыталась вырваться, но Лин держал её крепко.
– Молчи, дурочка, – сказал он устало. – Иначе скину в воду.
– Отпусти! Я умею плавать! Я выросла на берегу реки!
– А что ж ты тогда топиться-то решила? Тебя течением смоет. Молчи и держись.
Как ни странно, второй переход дался Лину легче, он нашёл верный путь и вышел на более высокое место. Он опустил Мари на берег и пошёл подбирать вещи. Когда вернулся, она сидела на том же месте, мокрая, продрогшая, и стучала зубами. Лин протянул ей руку:
– Пойдём. Согреешься на ходу.
Мари поднялась, и они продолжили путь.
***
Но согреться и обсохнуть у них не получилось. Вскоре начался дождь, который не давал путникам ни малейшей передышки. К вечеру стало понятно, что Мари заболела. Она постоянно чихала, щёки покраснели, глаза лихорадочно блестели.
Лин понимал, что ей тяжело идти, но всё равно злился на неё, и шёл всё быстрее. Мари изо всех сил старалась не отставать от него.
– Если бы не она, я был бы уже далеко, – думал он тоскливо. А ливень всё не прекращался, и укрыться всё так же было негде. Больше всего он переживал за скрипку. Кожаный футляр, конечно, какое-то время защищал от воды, но не под таким ливнем.
– Тысячу раз уже пожалел, что взял тебя с собой, – бормотал он. – Бросил бы прямо здесь.
Мари делала вид, что ничего не слышит, но понемногу начала отставать, и когда он в очередной раз раздражённо обернулся, чтобы поторопить её, увидел, что по лицу девочки катятся слёзы вперемешку с каплями дождя. Лину стало стыдно. Он остановился, дождался пока она подойдёт. Мари стояла перед ним с низко опущенной головой, мокрая, жалкая. Лин вздохнул.
– Ну, что мне с тобой делать? – почти нежно сказал он и осторожно подхватил её на руки. Она уткнулась ему в плечо и заплакала горько, бессильно.
– Ну, не плачь, не надо, пожалуйста, и так мокро, – попытался пошутить Лин.
– Оставь меня, – тихо сказала она. – Оставь. Это я во всем виновата.
Он ничего не ответил.
Идти по раскисшей дороге было тяжело. Лин несколько раз поскользнулся, и выдохся уже через сотню шагов, но упрямо нёс её на руках. Она затихла, только время от времени всхлипывала и осторожно гладила его по плечу. Он продолжал идти через силу. Шаг, ещё шаг, только не останавливаться… Мешок за спиной и скрипка в намокшем чехле оттягивали плечи. И когда он уже вконец выбился из сил, вдалеке показались огни.
Глава 7
Уже в полной тьме Лин и Мари добрались до маленькой деревни. В первый дом их не пустили, во второй тоже. В третьем отмахнулись, как от чумных. В предпоследнем махнули рукой на последний:
– Идите к Долорес.
Без всякой надежды Лин постучался в дверь последней, низкой, небогатой лачуги. Дверь открыли сразу, как будто их ждали. Женщина в тёмной одежде жестом пригласила их войти.
В доме было сухо, тепло, уютно, горел очаг, а над ним сушились пучки трав и кореньев. Лин понял, что это жилище знахарки и с облегчением опустил почти бесчувственную Мари на пол у огня.
– Это моя сестра, она заболела, – торопливо начал объяснять он. Женщина кивнула и вышла, вернулась с сухой одеждой. Вместе они переодели девочку, при этом Долорес пристально наблюдала за тем, как он касается её тела. Потом она дала Мари какое-то снадобье и принесла одежду для Лина.
Переодетая в сухое, Мари крепко спала. Долорес поставила на стол еду в глиняных мисках, села и испытующе посмотрела юноше в глаза. В отсветах огня её лицо казалось таинственным, загадочным.
– Она ведь тебе не сестра, – уверенно сказала женщина.
Лин смутился и отвёл глаза. Знахарка, убедившись в своей правоте, удовлетворённо кивнула.
Он сбивчиво рассказал ей историю Мари, умолчав лишь о своём отношении к ней. Женщина задумалась, потом предложила:
– Оставь её у меня. Я её вылечу, будет мне помощницей.
Ещё вчера Лин такому повороту обрадовался бы несказанно, и с лёгким сердцем ушёл. Но что-то неуловимо изменилось в нем, пока он нёс Мари на руках под дождём.
– Нет, – решительно сказал он, – я подожду, пока она выздоровеет. И если она сама не захочет остаться, мы уйдём вместе.
Женщина вновь пристально посмотрела на него.
– Это правильный выбор! – одобрительно сказала она. – Иначе за твою жизнь я бы и гроша ломаного не дала.
И ушла, оставив Лина размышлять над её последними словами.
***
Лин сидел на крыльце и тупо смотрел в стену. В мире что-то сломалось, что-то было неправильно настолько, что даже дышать не хотелось.
Там, за стеной, знахарка третий день билась над мечущейся в жару Мари, но лучше девочке не становилось. В доме остро пахло лекарственными травами. Долорес применила всё своё искусство, готовила отвар за отваром, в ход пошли мази, припарки, компрессы, но ничего не помогало. Наконец, женщина вышла к нему.
– Она не хочет жить. Моё лечение здесь бессильно, – врачевательница развела руками.
– Что же делать? – Лин до крови закусил губу.
– Скажи, что ей стоит жить. Уговори её.
– Но ведь она без сознания. Она меня не услышит…
– Услышит. Смотря, как скажешь. Если искренне, то обязательно услышит.
Закуток, где лежала Мари, был отделен от комнаты полотняной занавеской. Лин вошёл туда и сел на узкую лежанку рядом с девочкой. Коснулся её лба – он был очень горячим, дыхание – хриплым и прерывистым, лицо заострилось, губы пересохли. Лин растерянно смотрел на неё. Он не знал, что говорить, и как разговаривать с ней, если она без сознания. Нужно, чтобы она снова захотела жить. А жить она не хочет, потому что никому не нужна. И ему не нужна. Была не нужна…
Только сейчас Лин осознал, как был жесток, как был неправ. Он мучительно жалел, что не сумел сразу разглядеть в этой девочке огромное сердце, полное любви, подаренной ему без остатка. Любви, которую он совершенно не заслужил. Любви, которую она продолжала дарить ему, даже когда он её отверг: ненавязчиво, незаметно, с достоинством, уступая ему в спорах, прощая обиды, отказываясь от лучшего куска и места у огня. Никто никогда его так не любил. А он не замечал этого, и только сейчас понял и ужаснулся, насколько был слеп. Ему стало нестерпимо больно и стыдно. Если бы сейчас можно было повернуть время вспять, он всю дорогу нёс бы её на руках. Не съел бы ни кусочка, не поделившись с ней. Ни разу не сказал бы ей грубого слова.
Лин осторожно взял её горячую руку.
– Мари… – тихо позвал он. – Мари, не уходи, пожалуйста. Не умирай. Тебе нужно жить. Ты такая юная, такая красивая. Пожалуйста, живи!
На глаза его навернулись слёзы. Он прижал её руку к губам. Молчать было страшно. Казалось, она на глазах уходит, тает. Он торопливо зашептал:
– Мари! Ты нужна мне. Я не смогу без тебя. Я… Я люблю тебя!
Он повторил эти слова, наверное, тысячу раз, обливаясь слезами, запоздало сожалея о своем бессердечии. И не заметил, в какой момент её дыхание вдруг стало ровным и чистым, лицо разгладилось. Жар спадал. Он принёс воды, обтер её лицо, смочил губы, положил влажную повязку на лоб. Мари вздохнула, повернулась на бок и заснула спокойным сном. Лин не отходил от неё всю ночь, и лишь на рассвете ненадолго задремал на полу рядом с лежанкой.
Утром она проснулась и ещё сквозь сон улыбнулась ему, он улыбнулся в ответ. Внезапно глаза её погрустнели, улыбка сошла с лица.
– Мне снилось что-то такое прекрасное, что я никак не могла проснуться… – сказала она задумчиво. – Но это всего лишь сон.
Она повернула голову, рассматривая комнату, в которой лежала. Лину показалось, что в её глазах заблестели слёзы. Он осторожно взял её за руку.
– А вдруг это был не сон? – спросил он.
Мари перевела взгляд на него.
– Нет, этого не может быть, – она грустно улыбнулась. – Я поняла, что любовь это дар, её нельзя заслужить.
Две слезинки выкатились из уголков её глаз и оставили мокрые дорожки на висках. Лин ужаснулся безнадежности в её взгляде. И тут же с удивлением заметил перемену в ней. Перед ним лежала уже не девочка, девушка, очень грустная, несказанно красивая и бесконечно ему дорогая.
ЧАСТЬ 2
Лин
Глава 8
В полях, под снегом и дождем,
Мой милый друг,
Мой бедный друг,
Тебя укрыл бы я плащом
От зимних вьюг,
От зимних вьюг.
(Р. Бернс)
Они впервые шли рядом. Он не спешил вперёд, примериваясь к её шагу.
В воздухе пахло приближающейся осенью, горьким дымом, вянущими травами. Было так хорошо, что хотелось петь, но оба молчали, понимая друг друга без слов. Он посмотрел на неё, и она подняла на него счастливый взгляд. Руки их внезапно встретились в воздухе, сплелись, и больше уже не разлучались.
Горы были совсем близко, и к вечеру они должны были их достичь. Остановились лишь ненадолго у ручья, наполнили фляги водой. Мари сидела на берегу, Лин положил голову ей на колени, и она ласково перебирала его длинные кудри. Он смотрел на небо, по которому плыли редкие облачка. Уже пора было идти, но ему не хотелось, чтобы эти минуты заканчивались, и только далёкий гром заставил его подняться. Лин тревожно посмотрел на приближающиеся тучи, на тёмные горы и заключил:
– Успеем.
Опыт подсказывал ему, что в горах можно найти укрытие от дождя. На холмы предгорья они взбежали под первыми крупными каплями. В склоне горы обнаружилась невысокая пещера с песчаными стенами. Лин запрыгнул на уступ, помог подняться Мари, и в тот же момент ливень хлынул стеной. Поле и лес за ним скрылись за завесой дождя. Гром несколько раз прогремел прямо над горой, и гроза ушла в сторону, остался только дождь.
Мари сидела на краю обрыва, обхватив колени руками. Лин расстелил плащ на песке и прилёг, положив под голову мешок.
– Иди ко мне, – позвал он. Она перебралась поближе, легла на край подстилки. Он укрыл её плащом и крепко обнял, чтобы согреть. Она пригрелась и уснула. Дождь понемногу затихал, стало совсем темно. Лин старался не шевелиться, чтобы не потревожить сон девушки. Он вдыхал запах её волос и думал, что же будет дальше. Больше всего ему хотелось скорее выбраться из этой проклятой страны, где он мог в любой момент оказаться на виселице. Что будет тогда с Мари, он даже представить боялся.
До границы Сангэра оставалось ещё несколько дней пути. Здесь, южнее, лето еще задержалось, но до холодов оставалось не так много времени, и нужно было успеть добраться до Южного Королевства. Там теплее зима, и люди весёлые, любят потанцевать. Можно поселиться на каком-нибудь постоялом дворе и отрабатывать ночлег музыкой. Щедрых подаяний хватит на скромный ужин, а вином и так угостят.
– А сколько вообще можно так жить? – подумал Лин. – Может быть, стоит вернуться в родную деревню, поставить дом, вместе с Мари нарожать розовощеких детишек? Жить как все, вести хозяйство, держать свиней и кур. Забыть про музыку, или играть по вечерам для себя, пока скрипка окончательно не рассохнется.
Лин усмехнулся. Нет, такая жизнь была ему не по нраву.
***
Когда Лин открыл глаза, уже вовсю светило солнце. День был ясным и тёплым, только влажная земля выдавала вчерашнее буйство стихии. Мари сидела на склоне и ждала, когда он проснётся. Она улыбнулась ему как-то по-особенному.
– Сегодня ночью мне было так тепло, – сказала она, глядя ему в глаза.
– Мне тоже, – улыбнулся он.
Она тут же посерьёзнела.
– Там, за горой, река. Наверное, неглубокая, но после ливня очень бурная.
– Разве нас с тобой когда-то останавливала какая-то река?
Мари внимательно посмотрела на него. Лин вспомнил, каким был прошлый переход, и ему стало очень стыдно.
– Всё будет хорошо, – ласково сказал он. – Мы справимся.
Реку Лин, конечно, недооценил. Это была настоящая горная река с бешеным течением, ледяной водой и острыми камнями на дне. Он вошёл в неё, и ноги тут же свело от холода. Мари наблюдала за ним. Всего несколько метров отделяло их от горного хребта, за которым была долина, где на берегу большого озера располагалась столица Самвэра, а за ней – дорога на юг. И эти несколько метров оказались непреодолимыми. Подниматься выше в горы в поисках брода было бы долго и тяжело. Спускаться вниз и идти в обход – опасно: слишком близко дорога, ведущая к столице.
Лин сел на камень и уставился на воду, как будто от этого она могла стать теплее и тише. Наконец, он решился. Подхватив на руки Мари, он уверенно ступил на дно. Она сначала протестовала, говорила, что пойдёт сама, но потом затихла и с ужасом смотрела, как остаются позади скользкие камни.
Уже миновали больше половины реки, когда Лин наткнувшись на острый камень, оступился, и поток чуть не сбил его с ног. Но Мари, мгновенно сгруппировавшись, помогла ему удержать равновесие. Он, стиснув зубы, преодолел последние метры, поставил девушку на землю и повалился на траву, онемевшие ноги отказались ему служить. Мари кинулась растирать их, согревая.
– Я же говорил, вместе мы с тобой сможем все, – Лин погладил её по плечу. Она ответила ему смущённой и нежной улыбкой.
***
Они сидели на берегу озера. В темноте его не было видно, но слышно, как оно тихонько плещется совсем рядом. Костёр уже догорал. Мари доверчиво положила голову на плечо Лину, и от этого ему было хорошо и спокойно. Ночь стояла безлунная, но звёздная, и если отвести глаза от костра, чтобы они привыкли к темноте, можно было увидеть мириады созвездий. Прямо над озером протянулся млечный путь. Далеко на востоке небо начало светлеть. И среди звенящей тишины Лин неожиданно запел, сначала тихо, потом все громче.
Мари даже представить не могла, что у него такой дивный, чарующе низкий, грудной голос. Песня была грустная и красивая. Девушка понимала не все слова, некоторые были из северного наречия, но разобрала, что в ней говорится про лебедя, который ищет свою подругу. Он допел, и над озером вновь повисла тишина. Мари восторженно выдохнула:
– Как здорово, Лин!
– Это наша, северная песня, – таинственно сказал он, и, помолчав, добавил. – Когда парень поёт её девушке, это значит, что он выбрал её в жёны.
