Kitabı oku: «Разочарованные», sayfa 3

Поначалу в жизни Сары были только школа и Анжелика, со сводными братьями она общалась мало. Дома Эрик мог иногда потрепать ее по голове или сделать комплимент, как он поступал со всеми встречающимися ему девочками. Он ей казался милым, она же для него оставалась ребенком. Пересекаясь с ней в школе, он будто ее не замечал. Может, и в самом деле не видел. А Сара не пыталась привлекать к себе его внимание. Тихая и скромная, она была из тех девочек, чье имя переспрашивают всякий раз, когда с ними заговаривают, а они вежливо отвечают, стараясь не поставить в неловкое положение собеседника.

Бенжамен, в отличие от старшего брата, был замкнутым мальчиком. То ли от застенчивости, то ли из высокомерия – не понять. Так или иначе, он ни с кем почти не разговаривал, в том числе с отчимом и даже с собственной матерью. Исключением был лишь старший брат, которого он безоговорочно обожал. Когда Эрика не было дома, Бенжамен, как правило, запирался в комнате и слушал музыку, играл на гитаре или в видеоигры, целью которых было уничтожить максимальное количество «врагов» на скорость.

Нынешнее время. Фанни

Услышав, как хлопнула входная дверь, Фанни достала из холодильника бутылку белого бургундского, наполнила два бокала и поставила их на кухонный стол. Через минуту вошел улыбающийся Эстебан с пакетом суши.

– Все хорошо, любовь моя? – спросил он, целуя Фанни в шею.

Она прижалась к нему и на какое-то мгновение закрыла глаза. Впервые за этот паршивый день мышцы ее спины расслабились.

– Молчишь. А когда ты молчишь, это не предвещает ничего хорошего, – сказал Эстебан, поглаживая ее по голове.

– Мари-Клер умерла.

– Мари-Клер? Ты хочешь сказать…

– Моя мать.

– Мне очень жаль… – прошептал Эстебан, крепче прижимая ее к себе. – Как ты?

Фанни высвободилась из его объятий. В подобных обстоятельствах нежность Эстебана вызывала у нее желание уткнуться ему в плечо и выплакаться, а она ненавидела проявлять слабость.

– Тоскливо на душе, мы не были близки, но все же она моя мать.

– Тебе Анжелика сообщила?

– Да. У меня и телефона-то ее не было, видимо, она сменила номер, с тех пор как… Представляешь, я даже не знаю, как мама умерла.

Фанни взяла бокал и одним глотком отпила половину его содержимого. Эстебан достал тарелки и вытащил из бумажного пакета коробки с суши. Он протянул Фанни скрепленные вместе палочки, она резким движением разделила их и принялась поглощать импровизированный ужин.

– Хочешь, поедем на похороны?

– Нет. Вернее, я хочу поехать туда одна. В любом случае мне, похоже, придется съездить в Бувиль по работе.

Фанни вкратце пересказала свой ужасный день и разговор с Катрин. Эстебан внимательно слушал.

– А она не так уж и неправа. Тогда вся Франция интересовалась историей Сары Леруа. А для тебя это прекрасная возможность показать себя. Оскара оставим на попечение моих родителей, ведь я уеду в ежегодный презентационный тур по своим американским клиентам.

– Черт, совсем об этом забыла.

У Эстебана была фирма по импорту-экспорту испанских товаров, и дела шли хорошо. Он смог привлечь значительные инвестиции и теперь пытался расширить свой международный бизнес.

– Я с удовольствием предложил бы тебе поехать со мной, но это Соединенные Штаты.

Фанни вздохнула. В Штаты ей больше не хотелось. Несколько лет назад нелепая административная ошибка стоила им путешествия в Нью-Йорк, которого так ждала Лилу. На паспортном контроле документ Фанни оказался недействительным, и им пришлось тем же самолетом вернуться обратно.

– Как давно ты виделась с Анжеликой? – спросил Эстебан.

– Не помню, давно. Ты же знаешь, мы, в сущности, не общаемся.

– Не верится, мы вместе шесть лет, а я никогда не видел твою родную сестру. Какая она?

Фанни пожала плечами.

– Не похожа на меня.

– Может, самое время возобновить отношения?

– У нас нет ничего общего. Пойди поцелуй Оскара, иногда он ждет, что ты зайдешь к нему перед сном.

– Конечно. Заодно переговорю с Лилу по поводу этой истории с отстранением от занятий. Мне кажется, ее новая подруга… как там ее?

– Ким.

– Точно, Ким. Она плохо влияет на Лилу, в прошлом году моя дочь не вытворяла столько глупостей.

Эстебан вышел из кухни, и Фанни выдохнула – больше не нужно было говорить о сестре. Она взяла последнее суши, но передумала его есть и положила на тарелку Эстебана. Семь суши – это гораздо больше, чем она обычно позволяла себе по вечерам.

Эстебан вернулся на кухню вместе с Лилу, которая была чернее тучи.

– Я и не знал, что ты предложила Лилу стажироваться у тебя. Идея просто супер!

Фанни собиралась возразить, но довольный Эстебан не оставил ей возможности это сделать.

– Мы договорились с Лилу, что, если она не получит хотя бы пятнадцать баллов из двадцати за свой отчет о стажировке или если ты не останешься довольна ее работой, она этим летом не поедет на каникулы с Ким.

– Но это несправедливо! Ты уже согласился на Сен-Жан-де-Люз! Вы не можете разлучить меня с лучшей подругой! – в ярости запротестовала Лилу. – И мы не договаривались, ты навязываешь свое решение, это настоящая диктатура!

Эстебан подлил себе вина.

– Я не желаю, чтобы из-за своей «лучшей подруги» ты забросила учебу, и хочу быть уверен, что к стажировке ты отнесешься серьезно. Еще будешь нас благодарить за это. Ты ведь знаешь, Фанни – великолепный профессионал и занимает важную должность, так что поработать с ней – большая удача для тебя.

Лилу закатила глаза, потом уткнулась в свой телефон. Радость от того, что она нашла место стажировки, не пошевелив и мизинцем, тут же улетучилась из-за внезапно возникшего требования «отнестись серьезно».

– Кстати, о стажировке, – начала было Фанни, – я не сказала, что…

– Раньше я не слышала об этой истории, а оказывается, Сара Леруа – прямо-таки звезда, – перебила ее Лилу, со скучающим видом пролистывая на своем телефоне статьи о Саре.

– Ты слишком молода и не можешь этого помнить, – подключился Эстебан, – а она многие недели не сходила с первых полос газет, это была главная тема года, и, пока не арестовали убийцу, каждый придумывал свою версию того, что случилось с девочкой.

Лилу с заинтересованным видом повернулась к Фанни.

– А у тебя? Какая версия была у тебя, ФК, ты ведь жила там в то время?

Фанни не ответила и налила себе еще вина, чтобы скрыть замешательство. Плевать на калории, она доест суши. Безусловно, тогда у нее были свои версии, она задавалась множеством вопросов. Честно говоря, арест подозреваемого ответов на них не дал. Фанни больше интересовало не то, как умерла Сара, а то, как в этой истории замешана ее младшая сестра Анжелика. В одном Фанни не сомневалась: Анжелика, как всегда, врала. Она знала что-то, о чем не рассказывала никому, даже полиции. И когда перед Фанни встал вопрос, свидетельствовать об этом или нет, она предпочла промолчать. Примерная ученица Фанни солгала – своей матери, полиции, всем. Утаивание информации – маленькая ложь. На вопрос следователя «Вы заметили что-нибудь необычное в поведении вашей сестры, Анжелики Куртен, 3 сентября 2001 года?» она сказала «нет», хотя должна была ответить «да». И они перешли к следующему вопросу. Фанни никогда никому об этом не говорила, даже Анжелике, даже Эстебану. В решающий момент она сделала выбор инстинктивно, сердцем: защитила младшую сестру, хотя из-за ее «нет» могли обвинить невиновного. С тех пор не было ни дня, чтобы она не корила себя за это. Фанни больше не могла смотреть сестре в глаза. С годами она общалась с Анжеликой все реже, а теперь в ее адресной книжке даже не было телефонного номера сестры.

– Так что, – буркнула Лилу, – я еду с ФК в этот ее Бузвиль-сюр-Мер?

Фанни вздохнула. Воодушевление Эстебана по поводу того, что она проведет неделю вместе с Лилу, похороны матери и одержимость начальницы историей с Сарой Леруа вариантов для нее не оставляли.

– Да, но удали группу в «Фейсбуке»¹³ и напиши письмо с извинениями, – приказал Эстебан дочери, – или можешь попрощаться с каникулами в гостях у Ким.

Рабочие заметки

Дело Сары Леруа, 1996 год

В самом начале своего пятого класса Анжелика и Сара наткнулись на объявление, прикрепленное скотчем к витрине булочной. Отдавали шестерых только что родившихся котят. Девочки тут же позвонили по указанному номеру. Хозяин был так счастлив избавиться от помета, что даже не спросил ни о том, сколько им лет, ни о том, согласны ли их родители. Довольные девочки назвали малышей Ризотто, Рикотта, Ризоле, Ридево, Риет и Рикоре.

Поначалу Анжелика прятала котят в корзинке под кроватью и кормила теплым коровьим молоком из детской бутылочки, которую стащила в аптеке. Но потом запах импровизированного кошачьего лотка привлек внимание матери Анжелики, она отвесила дочери затрещину и заявила, что не потерпит в доме никаких кошек.

Сара с Анжеликой расклеили объявления в коридорах школы, в магазинах и на автобусных остановках. Они ходили по Бувилю, звонили подряд во все двери и предлагали котят. На седьмой день месье Фолле, их учитель французского языка и классный руководитель, который был в курсе дела, спросил, как продвигается спасательная операция. Девочки рассказали, что желающие взять одного котенка были, но приютить сразу шестерых никто не соглашался. А им не хотелось разлучать малышей. Растроганный месье Фолле предложил позаботиться о котятах. Обо всех, кроме Ридево. У этого котенка, самого маленького в помете, была атрофирована лапка. Все дни напролет он, свернувшись калачиком, проводил на лежанке, которую Анжелика соорудила из шерстяного свитера, и все еще не ходил, тогда как его братишки и сестрички уже весело резвились в гостиной месье Фолле.

– Простите, – сказал учитель, – он болен и долго не протянет, все-таки я не возьму его.

Оставалось одно – чтобы Сара забрала котенка к себе. Ирис Шевалье с сыновьями тогда только поселились у них. За ужином Сара рассказала историю Ридево и спросила, нельзя ли приютить его дома.

– И речи быть не может, – заявила Ирис, не дав Саре ничего объяснить. – Не хочу, чтобы в моем доме воняло кошачьим лотком. Что за нелепая идея?!

От властного тона мачехи Сара вздрогнула. Раньше Ирис была довольно мила с ней, и Саре даже нравилось, что она появилась в их семье. Мачеха давала ей советы по поводу прически, как-то раз взяла ее с собой на шопинг в Булонь, купила ей топ Promod и джинсы Lulu Castagnette, которые Сара обожала. Ирис уделяла ей время, чего не делал ни один взрослый со смерти ее матери. Дома отцу почти всегда было не до нее. Сара страдала дислексией, однако у логопеда не наблюдалась. В начальной школе, а потом и в средних классах она получала посредственные отметки, но казалась прилежной, благоразумной и была молчаливой, поэтому учителя старались ее не нагружать, лишний раз не вызывали к доске, а со временем и вовсе перестали замечать ученицу за третьей партой у окна. Для большинства людей Сара, чье имя никто не удосуживался запомнить, была «дочерью Бернара Леруа», «девочкой, оставшейся без матери», «подругой Анжелики Куртен», а потом быстро превратилась в «младшую сестру Эрика Шевалье».

– Ирис права, – поддакнул отец, – кошка нам ни к чему.

Сара, набравшись смелости, попыталась было возразить, но ей этого не позволили. Решение было принято. Тут Бенжамен, который со своего появления в этом доме и десяти слов не сказал Саре, произнес:

– А я тоже очень хотел бы кошку.

После такого заявления в комнате повисла тишина. Ирис удивленно вскинула голову. Она с особым вниманием относилась к своему младшему чересчур чувствительному сыну, которому их переезд и ее повторный брак давались тяжелее, чем ожидалось.

– Не знала, что ты любишь кошек, дорогой мой, – благодушным тоном сказала Ирис.

Бенжамен пожал плечами:

– Было бы клево завести кошку, вот и все.

Бернар вопросительно посмотрел на свою будущую жену, ожидая ее решения: если мнение Сары не в счет, это еще не значит, что Ирис не прислушается к Бенжамену. Важнее сыновей для нее никого не было. Стоило Бенжамену сыграть две ноты на гитаре, как он становился будущим Куртом Кобейном, а пнувший по мячу Эрик – будущим Мишелем Платини. Ирис целыми днями рассказывала клиенткам своего салона красоты, какие ее сыновья талантливые, сильные и умные. Поэтому, как только Эрик, словно ставя точку в дискуссии, заявил, мол, котик в доме – это будет прикольно, она сразу сдалась.

– Прекрасно. Но ухаживать за ним будете вы.

Сара едва не начала прыгать от радости и пообещала делать все, о чем бы ее ни попросили. После ужина она робко поблагодарила своих сводных братьев.

– Я сделал это, потому что видел, как сильно тебе нужен этот котенок, – сказал Эрик, – но заниматься им будешь ты, у меня нет времени.

– У меня тоже, – бросил Бенжамен и закрылся в своей комнате.

Он всегда все повторял за старшим братом.

Несколько дней спустя Сара зашла к Анжелике посмотреть клип на их любимую песню, который подруга смогла записать на видеокассету. Песня называлась Wannabe, и пела ее новая английская поп-группа Spice Girls. Сара с Анжеликой тут же завязали футболки выше пупка, надели спортивные штаны и стали разучивать танец из клипа. Сара слишком увлеклась и потеряла счет времени, совсем забыв о Ридево, которого пора было кормить. Когда поняла, что время уже позднее, помчалась домой на велосипеде, снедаемая чувством вины. Она взлетела по лестнице, перепрыгивая через несколько ступенек, и обнаружила корзинку пустой. В панике она вбежала в соседнюю комнату. Эрик поднял голову, удивленный таким вторжением сводной сестры.

– А где Ридево? – в ужасе спросила Сара.

– Не знаю. Кажется, я недавно слышал его мяуканье.

Сара бросилась в комнату к Бенжамену, постучалась, не дожидаясь ответа, вошла и остановилась как вкопанная. Бенжамен держал Ридево на коленях и кормил его из бутылочки. Он даже закутал котенка в свитер Анжелики, который Сара забрала вместе с Ридево, чтобы его успокаивал знакомый запах.

– Он мяукал не переставая, и я подумал, что он голоден, – стал оправдываться Бенжамен, заметив обеспокоенное выражение лица сестры.

Сара же несколько секунд разрывалась между гневом и чувством облегчения.

– Ты молоко подогрел?

– Да.

– Следи, чтобы в соске не собирался воздух.

Она села рядом с Бенжаменом и поправила бутылочку, как нужно. Какое-то время они молча сидели бок о бок на одеяле с рисунком из «Звездных войн», потом Бенжамен пробормотал:

– Можно я буду брать его к себе в твое отсутствие?

– Хорошо, но поаккуратнее с соской.

– Конечно, обещаю.

После этого случая, связанные общей любовью к Ридево и совместной опекой над ним, Сара и Бенжамен сблизились. Благодаря их заботе котенок прожил год, а потом они вместе долго оплакивали его смерть.

Нынешнее время. Фанни

Фанни сдалась и пообещала Катрин взять несколько интервью во время своего пребывания в Бувиле. На самом деле она не собиралась этого делать, но начальницу необязательно было держать в курсе. В конечном счете Катрин ведь хотела получить общий обзор дела Сары Леруа. А Фанни – хороший журналист. Она сделает какое-то количество оригинальных фотоснимков, наберет фактов из старых газетных публикаций на несколько статей и подаст материал так, чтобы людям захотелось это читать. Катрин сделает ее редакционным директором интернет-версии журнала Mesdames, и Фанни сможет наконец раскручивать интересные для себя темы без согласования с Королевой-Солнце. Эта должность стоит таких небольших усилий, можно даже потерпеть Лилу в качестве стажерки.

Она взяла день отпуска, чтобы побыть с Оскаром перед своим отъездом, сводила его в Ботанический сад и в кино. Она никогда не расставалась со своим малышом так надолго, поэтому, оставив его у бабушки с дедушкой, расплакалась в лифте.

Фанни и Лилу доехали на поезде до города Булонь-сюр-Мер, а там взяли напрокат машину. Дорога в Бувиль пролегала по высокому скалистому массиву, нависающему над морем. Небольшое курортное местечко на Опаловом берегу между мысом Гри-Не и городком Амблетез, где изначально не было ничего, кроме рыбацких хижин, стоящих посреди дюн. Официальный статус поселения Бувиль приобрел благодаря своему стратегическому положению: он находился в сорока километрах по прямой от Англии и на протяжении многих веков служил идеальным наблюдательным пунктом для предотвращения вражеских вторжений. Во время Второй империи¹⁴ Бувиль облюбовали для летнего отдыха богатые семейства из Парижа и Лилля. С тех пор этот городок оставался популярным курортом, теперь еще и хранящим следы Второй мировой войны: его берега были усеяны воронками от снарядов и обломками бетонных огневых укреплений. Летом количество людей в Бувиле увеличивалось в четыре-пять раз, в порту было полно бельгийцев и голландцев, поедающих мидии с картошкой фри. В октябре город пустел, ставни на окнах гостевых домов и туристических коттеджей оставались закрытыми до марта, море становилось неприветливым. В зимние штормы воды Ла-Манша, насколько хватало глаз, были сплошной белой бурлящей пеной. Порывы ветра могли превышать сорок метров в секунду. Волны, которые порой доставали до стоящих на берегу белостенных домов с синими ставнями, с такой силой обрушивались на пирсы, что выбивали из них куски бетона.

Не отрывая взгляда от дороги, Фанни погрузилась в свои мысли. Подходил к концу март, но было полное ощущение, что сейчас ноябрь. Фанни ненавидела такое время, оно воскрешало в ее памяти уход из семьи отца, эти внезапно наступающие среди бела дня сумерки, бесконечную соленую влажность, которая просачивалась через дождевики и от которой намокали колючие вискозные кофты, купленные со скидкой по каталогу Trois Suisses.

За всю дорогу Фанни с Лилу и двух слов не сказали друг другу. Лилу слушала музыку или переписывалась по телефону с Ким, сопровождая сообщения бесчисленными эмодзи и селфи.

– Как клево, – проговорила Лилу скорее себе самой, чем Фанни, непрерывно фотографируя пейзажи через окно автомобиля.

Дорога теперь шла низом вдоль берега. Отлив оголил мокрый песок с выступающими из него черными валунами и обломками военных укреплений – этот пейзаж тянулся до самой кромки серого бушующего моря. «Клево» – не то слово, какое употребила бы Фанни, но она поняла, что хотела сказать Лилу. Навигатор привел их к забронированной гостинице, располагавшейся в некотором отдалении от центра города. Это было большое белое здание с бордовыми ставнями, окруженное колышущейся на ветру осокой. Фанни припарковала машину позади него.

– Здесь дубак. А разве мы остановимся не у твоей сестры? – спросила Лилу, натягивая на голову капюшон толстовки.

Фанни нервно схватила чемодан и знаком велела Лилу брать сумку.

– Нет.

– Надеюсь, ты взяла нам отдельные номера? Я согласилась помочь тебе со статьей, но это не значит, что мы подружки не разлей вода.

Фанни хотела было одернуть Лилу, напомнить, что помощи она не просила, но осеклась. У нее самой не было ни малейшего желания жить в одной комнате с падчерицей, и она действительно заказала два отдельных номера.

Пол в холле гостиницы покрывал толстый ковер. В помещении было тепло, и это подействовало на Фанни успокаивающе.

– Что вас привело в наши края? – с любопытством поинтересовалась женщина за стойкой, полноватая, лет пятидесяти, с короткими седеющими волосами.

– Семейные дела, – ответила Фанни.

Управляющая подхватила очки-бабочки, висевшие на цепочке у нее на груди, и внимательно рассмотрела Фанни.

– Но я тут всех знаю…

– Меня зовут Фанни Куртен, мои родители держали на берегу ресторанчик под названием «У форта».

– Ну конечно! Старшая дочь Куртенов! Малышка Фанни! Ты приехала на похороны. Никогда бы тебя не узнала, красавица моя, как ты похудела! А была такая пышечка! В Париже даже поесть некогда? Знаю-знаю о твоей матери, это большое горе, мне очень жаль. Почему ты не остановилась у Анжелики? У нее же полно места.

Этот горячий прием со шквалом вопросов напрягал Фанни. Особенно ее покоробило упоминание о ее прежнем весе.

– Анжелика не знает, что я здесь.

– Вот как? Вы поссорились? Впрочем, это не мое дело. Я Доминика, можете называть меня Доми, как музыкальные ноты. А это твоя дочка? Как тебя зовут?

Лилу на мгновение сощурилась, оценивая Доминику, решила, что та ей не враг, поэтому ответила почти любезным тоном:

– Я приемная дочь Фанни, меня зовут Лилу.

– Очень приятно. В любом случае рада, что вы остановитесь здесь. Увидите, у нас очень уютно. Мы сделали небольшой ремонт в преддверии нового сезона.

– Доми, мы готовим репортаж о Саре Леруа, – начала вдруг Лилу. – Вы, похоже, здесь все прекрасно знаете. Можно будет взять у вас интервью?

У Фанни горло перехватило, Доминика удивленно приподняла бровь.

– О Саре Леруа? Об этой истории давно никто не вспоминал.

Она перегнулась через стойку и продолжила доверительным тоном:

– Знаешь, все эти двадцать лет мне кажется, что арестовали не того. Я думаю, и не только я, что это сделал старик Рене.

– Да ладно? – Лилу как бы невзначай пододвинула к ней свой смартфон.

Фанни с ужасом поняла, что Лилу собирается включить диктофон, и тщетно пыталась жестами ее остановить.

– Тогда полиция допрашивала его несколько раз, но он твердил, что ничего не помнит. Надо сказать, он и раньше-то был немного того, а после инсульта вовсе свихнулся. Как по мне, инсульт – просто отмазка. Малышка ходила к нему каждое утро, кто бы знал зачем. Он всегда будто случайно оказывался у ворот школы в половине пятого, когда у младших классов заканчивались уроки. Извращенец!

– Окей, спасибо, – прервала Фанни, хватая ключ от комнаты. – Это для домашнего задания Лилу, никакого репортажа мы не готовим, но улики, кстати, были неопровержимыми. Хорошего вечера!

– Если вам или вашей милой дочери что-нибудь понадобится, обращайтесь! – бросила хозяйка, когда Лилу и Фанни уже направились к лифту.

– Приемной дочери! – поправили они хором.

В лифте Фанни выпустила свое недовольство наружу:

– Да что на тебя нашло? Нельзя записывать людей без их согласия!

– Правда? Я не знала. А хорошая идея – прикрываться школьным заданием, чтобы разговорить свидетелей.

Фанни возвела глаза к небу.

– Никакая это не идея, я не буду делать репортаж, понятно? Я приехала сюда похоронить маму, а заодно состряпать по-быстрому какой-нибудь текст для Катрин. Не надо никого интервьюировать!

– Тогда определитесь уже как-то с папой! Надо мне «относиться серьезно» к этой дурацкой затее или нет?! Вечно вы недовольны, что бы я ни делала.

Фанни нечего было ответить. Ей совсем не хотелось, чтобы Лилу вместе с ней занималась этой темой. Как же ее угораздило вляпаться в такую ситуацию?

– Так раньше ты была пышечкой, ФК? – вдруг выдала Лилу. – Никогда бы не подумала.

Надо же, Лилу, которая всегда все пропускала мимо ушей, из всего сказанного Доминикой запомнила именно эту деталь!

– Да, в детстве у меня был лишний вес.

И почему это до сих пор так ее волнует? Казалось бы, тот факт, что индекс массы тела у нее уже многие годы ниже среднего показателя для Франции, и пять лет еженедельных сеансов с психоаналитиком должны были навсегда искоренить в ней подспудное чувство стыда и отвращение к собственному телу. Почему, задавшись этим вопросом, она тут же в зеркале лифта увидела у себя зачатки второго подбородка, жирок на талии под обтягивающими джинсами, которые еще несколько минут назад прекрасно на ней сидели? Почему никак не получается забыть свои детские травмы и переживания? Фанни вдруг вспомнила, как она, пятнадцатилетняя, беззвучно плакала в туалетной кабинке, а так называемые подруги посмеивались над ее лишними килограммами, не зная, что она все слышала за дверью, и каждое их слово было точно удар ножом в сердце.

Лилу кивнула и дальше расспрашивать не стала.

– Можно я поем у себя в номере?

Фанни колебалась, не предложить ли падчерице поужинать в ресторане. С чувством вины она вспомнила сияющую улыбку Эстебана, уверенного, что ее отношения с Лилу наладятся за неделю, проведенную вместе в хлопотах вокруг похорон. И все же она разрешила Лилу поужинать отдельно. Себе в номер Фанни заказала салат с заправкой, но без сухариков, и бокал белого вина. Она услышала, как по другую сторону тонкой перегородки Лилу заказывает спагетти болоньезе и колу. Фанни быстро разделалась с едой, выставила поднос в коридор, приняла обжигающий душ, легла в кровать и вскоре уснула. Завтра будет новый день.

Рабочие заметки

Дело Сары Леруа, 1997 год

– Ирис хочет, чтобы я ходила в бассейн трижды в неделю.

Сара сидела по-турецки в гостиной Куртенов и плела браслетик из ниток. У Анжелики для такого рода занятий не было ни усидчивости, ни аккуратности, поэтому она играла в тетрис, развалившись на старом коричневом диване, с шумом втягивая через соломинку остатки шоколадного молочного коктейлясо дна упаковки.

Несколько месяцев назад муж Мари-Клер Куртен ушел из дома, и она выбросила все фотографии с ним. Но другими не заменила, и теперь над телевизором висели пустые рамки как напоминание о его уходе, от которого Анжелика, ее сестра и мать, что бы они ни говорили, так и не оправились.

– Что еще за история с бассейном? – нахмурилась Анжелика, отложив в сторону электронную игру, которую стащила у старшей сестры.

Сара смутилась и покраснела, не поднимая головы от своего плетения.

– Ирис говорит, что важно заниматься спортом, а я люблю плавать, вот я и выбрала бассейн.

– Ты любишь плавать летом в море. Не будешь же ты ходить три раза в неделю в городской бассейн? Что за идиотизм!

– Ирис говорит, что я должна больше заботиться о своей внешности. Мой отец хочет стать мэром Бувиля, и мы все должны быть упречны.

– Безупречны, – поправила Анжелика. – Да что творится в голове у твоей мачехи?

Сара ничего не ответила и только пожала плечами. Анжелика больше не могла сдерживать обиду, копившуюся в ней вот уже несколько месяцев, с появления Ирис в жизни Сары. Подруге нельзя было опаздывать к ужину, стало обязательным посещение светских мероприятий по выходным… Анжелика виделась с Сарой все реже. Мало-помалу Ирис полностью изменила образ жизни семейства Леруа и все больше ограничивала свободу своей падчерицы. «Первым делом семья», – бесконечно повторяла она, ясно давая понять, что Анжелика в это понятие не входит. Она никогда не предлагала ей остаться на ужин, никогда не заговаривала с ней. Анжелика, привыкшая к комплиментам со стороны взрослых, к повышенному вниманию, сразу же сочла такое отношение к себе враждебным. При этом Ирис постоянно приглашала дочь одной из своих подруг, Жюли Дюроше, которая училась в параллельном с ними классе, сходить с Сарой за покупками или перекусить в порту. А несколько дней назад Ирис в присутствии Анжелики заставила Сару снять футболку с супергероями, которую та дала ей поносить.

– Ты не можешь так одеваться, – отчитала она Сару. – В нашей семье деревенщин нет.

Сара готова была поклясться, что Ирис не знает, чья на самом деле эта футболка, но Анжелика приходила в ней на прошлой неделе, так что Ирис задела гостью намеренно, и одна только Сара не хотела в это верить.

– Да, я та деревенщина, которая одолжила ее Саре, – заявила Анжелика, глядя Ирис прямо в глаза.

Ирис лишь повела плечами и ничего не ответила. Анжелика это восприняла как объявление войны, а эта история с бассейном переполнила чашу ее терпения.

Она встала посреди комнаты, скрестив руки на груди, и заявила:

– Ирис уже весь ваш дом переделала под себя, понатыкала везде ароматических свечей, указывает тебе, что говорить, как одеваться, как себя вести, а теперь ты еще в бассейн будешь ходить три раза в неделю. Сара, она тебе не мать!

– Ничего страшного. Мы сможем видеться по вторникам, четвергам и выходным… Это все нужно для карьеры моего отца. Ты же знаешь, когда-нибудь он станет мэром, и она не хочет, чтобы мое поведение навредило его репутации.

– Ты повторяешь ее слова, как попугай! Да что с тобой? Какое тебе дело до политической карьеры отца?

– Мы семья и должны поддерживать друг друга.

– Да-да, знаю. Поэтому, когда мы идем из школы к тебе, за нами всегда увязывается Бенжамен!

Сара, чуть нахмурившись, оторвалась от своего плетения:

– Почему тебе так не нравится Бенжамен? Я вот, знаешь ли, его очень люблю.

– Да, я заметила. Бенжамен то, Бенжамен се, такой красивый, такой идеальный. Достаточно увидеть, как ты на него смотришь, – и сразу ясно, что ты по нему сохнешь!

Сара покраснела.

– Анжелика, не говори так о моих братьях!

– Они не братья тебе! Девять месяцев назад ты их даже не знала!

– Сейчас они моя семья, а ты…

– Ирис купила тебя, вот что! – перебила Сару Анжелика. – Вы ходили с ней на шопинг, и штанов от Zara оказалось достаточно, чтобы ты стала слушаться ее, как собачонка.

– Прекрати!

– Но это правда! Ты слепая, что ли? Тебе же все запрещают! Не вернешься домой к половине седьмого – все, конец света; тебя заставляют ходить в церковь на эту дурацкую мессу; «по воскресеньям в полдень мы обедаем семьей: никаких коротких юбок, драных джинсов, грубых слов и бла-бла-бла», – Анжелика, расхаживая по гостиной, передразнивала Ирис.

– Прекрати! – вскричала Сара, отшвырнув в ярости свое плетение. – Прекрати издеваться над ней! Так ведут себя все нормальные матери, поняла? Много ты знаешь наших ровесников, кому родители позволяют болтаться незнамо где до десяти вечера?

– Но она не твоя мать! Она не имеет права тебе запрещать!

– Она старается мне помочь.

Анжелика ухмыльнулась.

– Ах, вот как! И поэтому она советует тебе не носить очки – мол, в них ты выглядишь уродливо?

– Она права, мне без них лучше.

– У тебя же постоянно болит голова из-за этого! Ты на полном серьезе думаешь, что она старается для тебя?! Да она хочет превратить тебя в образцовую пай-девочку, в куколку, переделывает под себя! Но на самом деле ты же не такая!

Сара встала перед Анжеликой, сжав кулаки.

– Ты-то можешь себе позволить так одеваться, потому что ты красивая, тебя и так все обожают, а мне не повезло с внешностью, вот и приходится прилагать усилия!

Анжелика в изумлении выпучила глаза:

– Тебе эта дура такое говорит?

– Эта дура – единственная, кто обо мне заботится!

– Пока она не появилась, мы сами заботились друг о друге, и этого было достаточно, – возразила Анжелика.

Сара ничего не ответила и яростно продолжила плести браслетик, Анжелика вернулась на диван.

– Мы впервые поссорились, – спустя несколько минут заметила, успокоившись, Сара.

Анжелика ничего не ответила, поэтому Сара подняла голову от своего рукоделия и увидела, что подруга беззвучно плачет. Она быстро встала и подошла ее обнять.

– Не плачь, это ерунда, просто маленькая ссора, ничего страшного!

– Вовсе не ничего, – всхлипнула Анжелика, утирая рукавом слезы. – Нам нельзя ссориться, ведь у меня никого нет, кроме тебя и Фанни.