Kitabı oku: «Стасины Истории», sayfa 6
– Та-ак, и что у нас произошло? – спросила мама, едва бросив взгляд на понурую дочку.
– Пойдем… – Стася решила не тянуть с объяснением.
Они прошли в спальню.
– Вот…– Стася показала на испорченную юбку и сразу же пояснила:
– Мы с Наталкой после уроков катались на горке, а юбка намокла и разгладилась. Мы пришли домой, и попробовали снова сделать ей складки. Но ничего не вышло…
Мама взяла юбку в руки, понюхала.
– И что же вы такое сотворили, что юбка теперь вся липкая и горелым воняет?
Стася, глядя в пол, уныло рассказывала, как они с Наткой пытались отгладить юбку.
– Хорошо хоть не полили подсолнечным маслом и не изжарили, – вздохнула мама. Стася подняла глаза и поняла, что мама совсем не сердится, а улыбается. Мама вдруг бросила юбку на пол и схватила Стасю в охапку.
– Ну что ты, доченька, разве можно так переживать! Это же просто юбка! – зашептала мама Стасе в ухо.
– Я не хотела тебя расстраивать, – шмыгнула носом Стася и уткнулась в мамины волосы. От мамы пахло снегом и морозом, а еще ландышами…
«Духи…», – подумала Стася, и ей опять захотелось плакать.
– Не плачь, Стасенька, сбегай-ка лучше в прихожую и принеси черный пакет, что лежит на тумбочке, – сказала мама. Стася сбегала за пакетом.
– Вот…
– Помнишь, дочка, что через неделю Новый год?
Стася кивнула.
– Я, конечно, не Дед Мороз, но тоже, кое-что могу! Оп-ля! – мама с видом фокусника вытащила из пакета....плиссированную юбку в красно-бело-синюю клетку.
– Ой! Ты! Как? – Стася от радости растеряла все слова.
– Еще не все, – предупредила мама, – Доставай дальше сама!
Стася вытряхнула на кровать белое, кружевное, блестящее…
– Платье…
– Платье, – улыбнулась мама, – В ателье заказывала тебе к Новому году и сегодня забрала. Заодно и юбку на смену…
– Мамочка! Мамочка!– Стася кинулась к маме. Мама подхватила дочку на руки, прижала к себе крепко-крепко и стала качать, будто маленькую:
– Как у Насти маленькой
Чесаные валенки,
Шапочка багряна,
Личико румяно…
…А во дворе все качели, деревья и лавочки наряжались в снежные шапки. И даже прокатанная лысая кочка на горке подернулась снегом…До утра.
Слон
Зимой в стасиной квартире живёт Слон с янтарными глазами. По ночам Слон не спит, а бродит из комнаты в комнату в поисках ананасов. Слоны – они очень любят ананасы.
Слон – важная персона. Он висел на ёлке еще стасиной бабушки! Он тогда был ещё молодым и беспечным, но уже обожал ананасы. Сколько себя помнил, только он, Слон, мог сделать так, чтоб сны стасиной бабушки, стасиной мамы и самой Стаси были светлыми. Туфельки – хрустальными, палочки – волшебными, а атииды – настоящими. А под утро Слон обычно возвращается к ёлке, чтоб поесть ананасов. Ёлку наряжают под Новый год Стася и мама. В это время Слон наконец-то торжественно вынимается из коробки, где спал всю весну и лето и осень, и любовно пристраивается мамой на ёлку.
Но Стася об этом не знает. И поэтому спит. А если б знала, то ясное бы дело – не спала. Как же можно пропустить такое зрелище – Слона в поисках ананасов! И атиидов. Но ананасы в стасиной квартире почему-то не находятся. И атииды. А находится в основном, Стася. И тогда Слон вздыхает тяжко-тяжко, потому что Стасю он любит больше, чем ананасы. Слон мягко ступает серыми пушистыми лапами по одеялу и дарит Стасе сон. То это сон про снежинку, которая хотела стать солнышком. А то Стасе снится лето, и шорох велосипедных шин, и солнечные зайцы в ведёрке с чебачками.
Стася просыпается утром и даже не думает про Слона, а думает, что это кроха-волшебник сидел ночью на её постели и вылечил, к примеру, больное горло. И теперь Стася снова может петь на утреннике. И Стася радуется. И стасина мама. И Слон, тихонько покачиваясь на ёлочной ветке.
Этой зимой Стасе снились исключительно сказочные сны. Слон так решил. Во-первых, потому что Стася подросла и проучилась в первом классе целый сентябрь, октябрь, ноябрь и полдекабря. А во-вторых, потому что она не встречается с Павлентием. И хотя у неё теперь есть подружка Натка, нормальная такая девчонка, не в розовых бантиках и не плакса. Но она всё же нет-нет, а вздохнёт тяжко о Павлентии, Толике, да Юрке. Бывает, вечером пригорюнится у окна, разглядывая общую фотографию с выпускного. И кажется ей, что бравые «фантазёрские» годы были давным-давно. А Слон об этом знает, и тоже вздыхает. И сочиняет весь день фантастический сон для Стаси. И почти не вспоминает об ананасах.
У зимы в этом году, видимо, тоже была ностальгия по детскому саду. Поэтому декабрь в этом году выдался поздний. Не в смысле календаря, разумеется, а в смысле снега. И Слон-таки придумал для Стаси особенный сон. Про атиидов.
Едва стасина голова в этот ностальгический декабрьский вечер коснулась подушки, ей стал сниться удивительный сон.
Давным-давно, когда Земля была еще совсем юная, когда на ее поверхности извергались могучие вулканы, а землетрясения происходили утром, вечером и даже ночью, когда растения и животные еще не появились, в каменных глыбках жили атииды. Глыбки были разноцветные и очень уютные, каждый камушек атииды нежно вытачивали из вулканического стекла. Поэтому глыбки у всех были яркими, переливающимися в сполохах молний всеми цветами радуги. Правда, атииды еще не придумали слово «радуга».
Атииды были очень маленькие, и любой лавовый ручеек казался им бурлящей рекой. Зато атииды умели брать энергию молний, теплоту лавы и использовать их для выпечки серного хлеба и получения первой воды. «Ого-го!» – воскликнул Главный Учёный атиид, – «Вот это да! Смотрите! Смотрите! У меня получилось!» Морскую воду атииды назвали «живая земля». В воде выросли целые поля вкусных водорослей, появились диковинные кальмары и рыбы. И атииды зажили счастливо. Сухой серный хлеб был забыт. Теперь все питались тем, что дарила жителям Земли морская вода. Это был золотой век атиидов! Они даже построили первый космический корабль для связи с другими народами космоса.
И тут разразилась катастрофа. И, хотя катастрофы в то время были делом обычным, это была катастрофа из катастроф! Гигантское землетрясение пришло на Землю. Моря превратились в пар, а радужный город атиидов засыпало чёрным пеплом. Небо персестало быть радостно-бирюзовым. Солнце закрыли чёрные клубящиеся тучи. Атииды загрустили. И тогда главный атиид выступил перед народом:
– Братья! На земле теперь жить невозможно. Наши космические корабли сгорели. Поэтому мы не можем покинуть Землю. Предлагаю переждать катастрофу там, где до нас не доберётся ни кипящая лава, ни пепел, ни жгучий дождь. Отправляемся вглубь! Вглубь Земли!
– Ура! – закричали все по-атиидски. Собрали свои уцелевшие вещи и, через большущую трещину в земле начали спускаться вниз.
Прошли тысячелетия. На Земле вновь появились океаны, выросли деревья и цветы, появились и вымерли динозавры, появилась и возмужала людская цивилизация. Но атииды ничего этого не видели. Как далёкие предки, они по-прежнему жили под землёй в каменных глыбках, питались серным хлебом и водой подземных рек и озёр. Вырасти атииды – не выросли, разве что глаза у них стали больше от вечной подземной темноты.
И однажды атииды решились подняться на поверхность. Посмотреть, как там сейчас? Может снова появились моря, полные водорослей и кальмаров! Построили атииды золотой корабль на мощных двигателях и отправили на поверхность первую экспедицию. Чем всё закончилось, Стася знала. Даже можно сказать, непосредственно участвовала в приёме атиидов на поверхности планеты Земля. Стася заворочалась, и ей снова начал сниться детский сад, «Фантазёры», Павлентий и золотой орех атиидов.
Слон вздохнул и вдруг увидел, что Стасе понравился его фантастический сон. И теперь ей снился он, Слон и ананасы. Целый ананасовый лес. По лесу бродили атииды, Павлентий, Наталка, сама Стася, и он – Слон. Все смеялись и пели. А высоко-высоко в небе над ними переливалась радуга. Хороший такой сон снился Стасе. И во сне она была счастлива и кормила Слона ананасами.
Наутро Стася отправилась в школу и немного забыла свой сон в переполохе уроков и подготовке новогоднего утренника.
Потом за ней пришла мама и они отправились домой.
А дома Стасю ждал сюрприз – здоровенный, налитый соком ананас. Стася гладила шершавый ананасовый бок, вдыхая тонкий духовитый аромат неведомых стран. Любовалась зелёно-восковым чубчиком листьев. А когда они с мамой поужинали, на десерт все получили по сочному солнечному ломтику. И Стася, и мама, и Слон.
Ведь Слону с янтарными глазами и надо-то всего ничего – ананасов вдоволь поесть.
Ты, я и Кешка
Стася.
Вверх по травинке ползла божья коровка. Она усердно перебирала лапками стараясь, во что бы то ни стало добраться до самого верху – до ершистой колбаски травы-тимофеевки. На макушке трухлявого пенька расположилось многочисленное семейство жуков «пожарников». Они сидели тесно прижавшись друг к другу, подставив нежаркому осеннему лучу нарядные спинки и лениво шевелили усиками. Паутина серебристыми волосками неспешно проплывала в хрустальном воздухе.
Тихо в осеннем парке. Не поют птицы, не шуршат в высокой траве хлопотливые мыши, не стрекочут кузнечики. Только желто-красные листья все летят, летят и бесшумно опускаются на пожухшую траву, на лужи, на дорожки. Солнце ласково поглядывает сквозь кроны пушистых сосен на сонный парк. Порыв ветра – и солнечный луч рассыпается меж сосновых ветвей на множество бликов.
Серый гранитный камень подставил плоский бок для невесомых солнечных зайчиков. Валун давно врос в землю и покрылся старческими пятнами желтого лишайника. Казалось, камень покряхтывает и щурится от солнечного света, словно дед на завалинке.
Круглощекая девочка с двумя тугими шоколадными косицами за спиной сощурилась, когда шаловливый солнечный зайчик вздумал прыгнуть ей прямо в серый серьезный глаз. Стася отодвинулась на самый краешек валуна. Она часто приходила к этому камню. Просто так, посидеть, помечтать или просто послушать парк. Парк был совсем как настоящий лес. Настасья Краюшкина – второй год, как начала учиться в школе, приходила на своё местечко. Она любила смотреть, как весной просыпаются муравьи, и расцветают первые фиалки, как все лето снуют меж зонтиков дикой моркови жуки-бронзовки и воздух наполнен их гудением и птичьим посвистом.
Сегодня Стася пришла погрустить и рассказать терпеливому валуну о происшествии. Вспомнив сегодняшний урок математики, девочка печально вздохнула. Она машинально подставила палец божьей коровке и зашептала:
– Божия коровка, улети на небко, там твои детки кушают конфетки, всем по одной, а тебе ни одной!
Жучок быстро пробежал по розовой девчоночьей ладошке и попытался, было, перепутать направление и залезть на рукав желтой спортивной курточки, но был подвинут палочкой обратно, к пальцам. Божья коровка добежала наискосок до указательного и поднялась на самую верхушку не слишком чистого пальца. Там коровка потопталась, выпустила прозрачные крылышки и улетела – вдруг все-таки достанется конфетка?
– Сбудется! – выдохнула Стая и улыбнулась вслед улетающему жучку. «Малышовая, конечно примета», – подумала девочка, – «И глупо в нее верить почти совсем взрослой и почти девятилетней барышне!» Но Стася, несмотря на самовоспитание все равно верила, что если успеешь загадать желание, пока жучок не улетит, то оно обязательно сбудется через столько дней, сколько точек на спине у коровки. Сегодня божья коровка попалась Стасе маленькая, двухточечная.
Девочка погладила шершавый теплый камень. Твердый бумажный комочек, что лежал в заднем кармане джинсов, гадкая записка – вот что сегодня расстроило Стасю до невозможности. Она достала бумажку.
– Видите? – спросила она пень с «пожарниками» и расправила записку на камне.
На косо оторванном тетрадном листке в клетку красовалась толстая заплесневелая краюха хлеба. Посреди мякиша раззявился чернозубой улыбкой лягушачий рот. Над ним пупырчатой сливой нависал нос, а глаза сощурились в щелки. По бокам у краюхи торчали в разные стороны две косички. И через весь лист шла крупными печатными буквами диагональная надпись:
«КРАЮХА – ДУРА!». А все почему? Потому что Стася испугалась математики. Иван Ильич вызвал её к доске, решать задачу с объяснениями, а она застеснялась. Покраснела и не пошла. Стася с детсадовского возраста не любила публичных выступлений. Прочитать на новогоднем утреннике стих для деда Мороза было для Стаси худшим из наказаний. Мама это знала и никогда не осуждала дочку за отказ от выступления. И Павлентий об этом знал, и Юрка и Толик…где-то они сейчас… А Иван Ильич – он ничегошеньки не понимает. Потом все девчонки хихикали, а мальчишки шептались весь остаток урока, и вскоре к Стасе в сумку прилетела эта противная записка.
– И вовсе не «Краюха», а Краюшкина! – с досадой сказала Стася «пожарникам», – И совсем не дура! Сами они такие! Это все Светка устроила, я знаю!
Стася шлепнула по камню ладошкой. И в этот момент в кустах кизильника позади нее послышался треск Стася обернулась и закрыла рот ладошкой, чтоб не закричать. Из кустов на нее смотрел огромный, похожий на медведя, черный пес.
Минька.
Минька шел по тропинке, загребая кедами опавшую листву. Он сегодня специально отправился прогулять Кешку в парк – пусть пес порезвится, погоняет мышей. Кешка ускакал вперед, а Минька задумался о цифровой несправедливости, точнее о цифре «три»: «Ну почему, почему, все, что у меня связано с «тройкой» – хуже некуда?»
– Почему? – спросил Минька вслух и наподдал носком кеда камушек.
На минькин голос из-за деревьев выбежал большой черный пес и ткнулся мокрым носом в мальчишечью ладошку. Минька остановился, взял в руки лобастую собачью голову и посмотрел в умные карие глаза.
– Вот скажи, Кешка, почему мне так невезет с этой «тройкой»?
Пес моргнул, покосился на пролетавшую мимо позднюю бабочку, и снова преданно взглянул на хозяина. Минька отпустил пса.
– Тебе хорошо! У тебя все в жизни просто. А у меня… Уже целых одиннадцать лет такая катавасия!
Минька начал загибать пальцы.
– Во-первых, в три года в детском саду я упал с нижней ступеньки лесенки и сломал руку. В итоге – три недели в гипсе!
Во-вторых, если на контроше по алгебре Верушка пересаживает меня на третий ряд, третью парту значит – жди «трояк» или еще чего похуже! И в-третьих… – Тут Кешка настороженно поднял уши и со всех ног бросился куда-то в заросли черноягодного кизильника.
– Опять! Как дошел до «тройки», так Кешка сбежал…Кешка-а! Ко мне! Ко мне! – закричал Минька и ринулся в кусты следом за Кешкой.
Втроем.
Стася ойкнула. Собака вывалила розовый мокрый язык и приблизилась к девочке. Стася зажмурилась. И тут одновременно почувствовала, как горячий язык лизнул ее в нос, и услышала звонкий крик: «Кешка-а! Ко мне!» Стася открыла глаза. В непосредственной близости от ее щеки пыхтел блестящий кожаный нос. Этот вполне симпатичный нос принадлежал огромной угольно-черной лохматой собаке. Снова затрещали кусты. Стася оглянулась. Сквозь переплетенные ветки, весь усыпанный красно-желтыми пятачками листьев продирался мальчишка. Стася покосилась на собаку и напустила на себя невозмутимо-независимый вид. Пусть мальчишка не думает, что она испугалась его пса.
– Ф-фу! Привет! – поздоровался мальчик, вытаскивая из темных кудрявых волос мелкие веточки и листья.
– Кешка, иди ко мне! Извини, если он тебя напугал!
– Нет, что ты, он такой красивый! Я почти не испугалась! – улыбнулась Стая, – Я собак люблю, но твой пес такой огромный и пушистый, что я сначала подумала – медвежонок!
Минька засмеялся и подошел к девочке.
– Меня Минька зовут, а тебя?
– Настя…То есть Стася. А собаку твою Кеша, да?
– Вообще-то его зовут КВ – Клим Ворошилов! Как танк, знаешь?
Стася, хоть и не знала про танк, но все равно кивнула.
– Когда мы с папой пришли к знакомым выбирать собаку, этот щенок был самый толстый и сильный. Всегда получалось, что он расталкивает остальных щенков – не нарочно, а просто, потому что большой, как маленький танк. Вот папа его сразу и прозвал КВ, а попросив – Кешка.
– Здорово! – восхитилась Стася, – Я бы так в жизни не придумала!
Минька неожиданно смутился и посмотрел на старый камень, на котором сидела новая знакомая.
– Слушай, ну мы-то с Кешкой тут ладно – гуляем, а ты, почему забралась в эту глушь? Заблудилась что ли?
– Я тоже гуляю, – поспешно ответила Стася. Не хватало еще, чтоб Минька подумал, что она заблудилась как маленькая девочка!
– Поверил, как же! – покачал головой Минька, – У тебя глаза сразу стали грустные и косички опустились. Что-то случилось?
Стася серьезно посмотрела на Миньку. Не похоже было, что он насмешничает. Спрашивает серьезно. И Кешка у его ног тоже серьезно глядит на неё.
– Вот… – сказала она и протянула Миньке скомканную «Краюху-дуру».
– Краюха – это я, то есть я Краюшкина, а они – издеваются… – Стася шмыгнула носом.
– Поня-ятно! – протянул Минька, – Гадость!
Он спрятал бумажку в карман.
– Потом выкину. А у меня опять какая-то «троечная» полоса пошла в жизни…
– Троечная? – переспросила Стася, – Это как, по всем предметам – тройки, что ли?
– Нет! С предметами все в порядке. Даже «пятаки» попадаются. Просто у людей жизнь бывает или черная – когда все плохо, или белая – когда все хорошо, или серая – когда ничего не происходит. У меня жизнь тоже «полосатая», только не как у всех. Черная полоса у меня «троечная», это когда все, что связано с цифрой «три», просто ужасно!
Стася понимающе кивнула и протянула руку, чтоб почесать Кешку за ухом.
– Угу… Ну, ведь не всегда же у тебя «тройка» была такой плохой?
Минька махнул рукой:
– Сколько себя помню…
Стася замолчала, задумчиво перебирая шелковистую Кешкину шерсть. Но вот ее личико просветлело – придумала!
– А знаешь что?
– Что? – рассеянно отозвался Минька, тормошивший травинкой заседающих «пожарников».
– Давай придумаем уговор на «тройку», ты распрощаешься с ней навсегда, и всего делов! Мы так ещё в садике с Павлентием делали…
– Уговор? А как это? – заинтересовался Минька.
Стася вскочила с камня и, согнувшись в три погибели, стала изучать поляну. Она поднимала с земли какие-то палочки, листики, ягодки. Сосредоточенно разглядывала каждую находку и то, что ей нравилось, складывала на пенек, а то, что не подходило – бросала обратно.
– Уговор – это уговор! – наконец произнесла Стася и со значением посмотрела на Миньку.
Минька ничего не понял, но на всякий случай спросил:
– Тебе помочь?
– Да! Мне нужно цветное стеклышко! Парк такой чистый, что ни бутылок, ни битых стекол…
– Кешка! Ко мне! – позвал Минька пса, который ворошил кучу опавших листьев у корней старой березы.
Кешка подбежал и замер, заглядывая в лицо хозяину и выжидательно подрагивая хвостом.
– Кешка, нам нужно стеклышко. Ищи бутылку или стекло. И принеси мне. Понял? Ищи стекло, Кешка, ищи! – втолковывал Минька.
Пес отрывисто тявкнул, встряхнулся и побежал к дороге.
