«Стократ» kitabından alıntılar, sayfa 2
Дорогу одолеет тот, кто сделает первый шаг.
Бывает, время поворачивает вспять. Бывает, встречаешь в толпе себя-прежнего и соображаешь обернуться, когда что-то менять уже поздно. Все бывает. Мир зыбок.
Он смотрел по сторонам. Он видел каждую хвоинку и каждую шишку так резко и четко, как, наверное, художник видит будущую картину в своем воображении. Каждую каплю смолы, преломляющую мир, придающую ему цвет меда или золота. Каждую пластинку коры, темную или светлую, годную на то, чтобы выцарапать на ней иголкой историю своей жизни. Он задирал голову, поражаясь, как цвет неба сочетается с оттенками крон, и как елка, устремленная вверх, очертаниями похожа на храм.Он шел, улыбаясь без причины, разбрасывая сапогами хвою, удивленный и даже немного испуганный той яркостью, которой снова поразил его мир. Это было, как в первые дни после обретения меча – прояснение после тумана, рассвет после долгой ночи, начало чего-то, не имеющего названия, а может, начало жизни.После этой ночи, после переправы, после тяжелой дороги, перед лицом непонятного будущего – откуда столько сил, чтобы радоваться? Откуда уверенность, что он не врал, когда сказал Мир в лодке: «Мы никогда не умрем»? Мир был в его руках, живой, настоящий, лучший Мир в обитаемой вселенной, и Стократ знал, что оправдает его доверие…
– Я поняла, в чем была моя ошибка, – сказала Эдна в его сне. – Нет смысла возиться с костерками, с угольками, нужен по-настоящему мощный огонь. И, когда стоишь в стороне, можно построить только мираж, иллюзию. Так никогда не сделаешь ничего по-настоящему. Чтобы вышло, надо войти внутрь, в самую середину костра.
– Не ходи в горящий дом, – сказал Стократ в своем сне. – Ты ведь все исправила. Не рискуй больше.
– Не могу, – сказала Эдна. – У моих родителей есть дом, и у братьев – у каждого по дому, и у сестры есть сад с прудом и игрушечной лодкой. Но я не могу остановиться. Понимаешь, если я перестану это делать – зачем я буду жить?
Языки огня сомкнулись сводом высокой крыши. Красным вспыхнула черепица. Налились светом каменные стены, открылись окна, поднялись печные трубы. Искрой вспыхнул флюгер. Лачуга развалилась, становясь огнем и пеплом, а из огня соткался, сложился, вырос дом, красивый и прочный, странный в своей избыточной, непрактичной красоте. Искры погасли в небе. Дым развеялся порывом ветра. Дом остался, он не был ни миражом, ни иллюзией.
Родители запрещали мне. Наказывали за игру с огнем. Они не понимали, зачем это надо. А я могу выстроить целый город из огня. Я могу выстроить целый мир из огня, мне только надо научиться!
– Зачем было жечь дом? Не лучше ли развести в поле большой костер?
– Нельзя, – она поглядела на него, как на слабоумного. – Дом – это не просто стены и балки. Дом – это средоточие жизни. Для того, чтобы выстроить из огня новый дом, надо поджечь старый. Лучше – очень старый. Еще лучше – такой, где много-много людей жили, ночевали, отдыхали, грелись. Любились. А на месте простого костра можно вырастить куст, и не больше.
– В Белой школе я узнал, что время – это не просто течение дней. Время бывает рваным, вывернутым, время можно кромсать, будто кусок масла. А в Золотой я узнал, что Высокие школы основали не люди. Их основали пришельцы со звезд, и продлили их время в прошлое, и вышло, что это древние школы. Они использовали сложнейшие приспособления не для того, чтобы научить нас совершенным и точным наукам, и не для того, чтобы упорядочить наш мир. Пришельцы ищут здесь, в Обитаемом Мире, одного человека. Они надеются, что, когда Сеть покроет весь мир, в нее попадет тот, кого они ищут. В мире установятся спокойствие и порядок, а морок вернется туда, где ему место, – в ночные кошмары. Я думал, что зыбкость мира – главная причина наших бед, но не подозревал, как опасны глупые и жадные люди.
– Ты пришел за чужим, понимаешь? – сказал Лесной Царь с лицом повзрослевшего Альта. – Эти люди принадлежат мне вместе с их прошлым и будущим. Я взял бы и тебя. Но твое прошлое жжется, как уголь, а будущее распадается, как пепел. Твое время – яд; уходи поскорее.
– И ты ушел?!
Стократ молчал.
– Я не верю, что ты просто так ушел, – старуха напряженно смотрела сквозь огонь, горячий воздух дрожал, и казалось, что старуха гримасничает.
– Я ничем не мог помочь Норе и ее семье. Но я сделал кое-что, ты права… Лесной Царь был слишком откровенен со мной. Он сказал, что мое время – яд.
– И ты…
– Я заплатил налог. Оставил зарубку на пластинке, которую мне дал тот парень, привратник, впуская на земли Леса. Я подарил Лесу немного своего времени; этой малости оказалось достаточно, чтобы деревья сошли с ума.
– Ты сам безумец, – сказала старуха недоверчиво. – У деревьев нет ума. Они не могут…
– Разумеется. Я говорю – «сошли с ума», потому что эти слова лучше объясняют, что случилось… Лесной Царь, и весь его Лес, и все люди, что платят налог своим временем, – по сути, один механизм, как мельница, например, только колесо этой воображаемой мельницы вертит не вода, а отчужденное время. Или не механизм, а единое тело, и время – кровь в его жилах… Толики яда достаточно, чтобы весь организм погиб.
– Ты уничтожил его царство?!
– Нет… Я не смог бы. И не решился. Я хотел только, чтобы люди начали разбегаться от него. Вырвавшись из-под этих деревьев, уехав далеко-далеко, они смогли бы… Но вышло по-другому. Разбегаться стали деревья.
– Вресени!
– Да. Разбредясь по обыкновенным лесам, они проросли в прошлое и в будущее. И стало так, что вресени в лесах водились всегда, и тысячи лет назад люди рассказывали друг другу истории о путниках, которые проснулись в будущем…
– Но только один проснулся в прошлом – ты! Проснулся в тот день, когда Мир упала в лес, рожденная звездами, и положила предел Обитаемому Миру… Это не было случайностью, Стократ. Ничто из сделанного тобой, и того, что с тобой случилось, не было случайностью! Ты орудие Создателя, Стократ, а может быть, ты орудие его врагов…
– Ты так думаешь? – он поднял уголки губ. – Тогда я расскажу тебе последнюю историю. Учти, она страшная.
– Обитаемый Мир, Вень-Тэ, на языке звезд означает «Мерцающий», а точнее – «сто раз изменяющий свет». Сегодня мы увидим сто цветов, в которые окрашивается Мир за сутки, от одной полуночи до другой... Но «сто раз меняющий цвет» имеет не только буквальное значение. Существует гипотеза, что наш Мир, зыбкий по своей природе, одновременно протекает в ста вероятностях. Вспомните каждый, как вы попали в Высокую Школу. И представьте, что существуют еще девяносто девять вариантов действительности – в пяти из них вы попали в Школу раньше или позже. В двенадцати – хотели, но не попали. В пятидесяти двух – ничего не знали о Школе, и, наконец, в тридцати случаях вас вовсе не было на свете.
– Выход, может быть, и есть, – медленно сказала старуха. – Если начало мира и предел его сойдутся вместе, и осознают свое родство… Но для этого наш Создатель должен быть человеком и ходить среди нас.
– Чтобы ходить среди людей, не обязательно быть человеком, – сказал Стократ.
