Kitabı oku: «Усадьба у края болот», sayfa 3
– Ты говорила, что проклятие цепляет и тех, кто реставрировал зеркало?
– Да, Вань.
– Откуда такая инфа?
– От того же прадеда. Он хоть и не Артурова рода, но, узнав о зеркале, увлёкся, принялся его изучать, пытался какие-то материалы собирать. Узнал немного, в том числе и то, что целостность зеркала нарушать нельзя, любое действие… ну словно агрессию зеркала вызывает, не знаю, как лучше сказать…
– Выходит, судьбу Артура кто-то из нас повторить может?
– Выходит.
– Если он всё знал, зачем привёз зеркало на реставрацию?
– Не верил, – Лариса пожала плечами, затушила в пепельнице сигарету и подошла к окну. – Мальчишек я к маме отправила, незачем им пока знать, а сама вот… сижу одна, курю… шесть лет не курила, а тут опять начала. Вы не хотите выпить? – спохватилась она, сообразив, что невежливо усадить гостей за стол и ничего не предложить. – Ну или чай? Кофе?
– Нет, – за двоих отказался Ваня. – Ларис, мы, пожалуй, пойдём. Единственная просьба, можно на зеркало посмотреть? Ну и сфотографировать его.
– Да, конечно. Выбросить бы его!
– Ни в коем случае! – испугался Ваня. – От проклятия это не избавит, только хуже сделаешь. Ларис, не обещаю, но попробую что-нибудь узнать о зеркале, а ты…
Ваня остановился перед зеркалом и замер, оборвав себя на полуслове. В зеркале не было отражения, парень видел перед собой чёрное, матовое стекло…
Глава 3
Утро выдалось хмурое и тихое, точь-в-точь как в тот день, когда Савелий пришёл в усадьбу. С того дня уже неделя прошла. Началось утро как обычно. Позавтракав в людской, Савелий вместе с управляющим двинулся к барскому дому, получать распоряжения по работе на сегодняшний день.
Дел в усадьбе, действительно, было невпроворот, но Савелий давно привык работать быстро и чётко, накладок и ошибок не допуская, и с заданием, как правило, управлялся раньше срока. Он слушал Кузьму и медленно кивал, а сам зорко оглядывал широкий приусадебный двор. Эх, какую красоту можно создать в этаких-то угодьях, да куда там! Ни цветы, ни кусты на мёртвой земле не приживутся, одни сорняки полезут – не вывести.
А поскольку взгляд его блуждал по подворью, он первым заметил движение прямо у ворот, казалось бы, ничего необычного, но что-то заставило Савелия насторожиться, приглядеться внимательней.
…Пострел, одетый в живописные лохмотья, явно с чужого плеча, и разбитые лапти, мчался в сторону дома. Мордаха перепачкана, но даже из-под толстого слоя грязи проглядывает неестественная, до синевы, бледность. Глаза чумные, безумные, а светло-рыжие волосёнки растрёпаны. Волну дикого ужаса, исходившего от паренька, Савелий уловил издалека, дотронулся до руки Кузьмы:
– Погоди…
Тот, заинтересовавшись обернулся.
– Егорка? – недоверчиво протянул он.
А парнишка добежал, остановился возле них, нагнулся, уперев грязные ладони в колени, и замер, не в силах отдышаться. Дыхание рвалось из груди с хрипом, тяжёлое, вызванное не столько бегом, сколько страхом. Вот чуть выровнял дыхание, длинным рукавом утёр грязь и пот с лица, поднял глаза на Кузьму, перевёл взгляд на Савелия и снова на Кузьму.
– Дядька Кузьма, там… там… – махал он рукой в сторону реки, и не мог вымолвить, обозначить свой ужас словами, наделить его именем, даже это простое действие сопровождалось подступающим приступом тошноты.
Кузьма встряхнул мальчишку за плечи.
– Да говори уже!
– На болоте лошади встали! – выпалил мальчишка и, потеряв опору, кулем повалился на землю.
– Лошади? – теперь побледнел и Кузьма. И голос у него изменился, дрогнул и перестал быть властным, уверенным. – Ты, Егорка, не ошибся?
Паренёк поднялся на четвереньки, упрямо покачал головой, истово перекрестился.
– Как есть говорю, дядька Кузьма! Лошади разбойничьи на болоте встали! Я сам видал!
– Что ты на болоте делал? Мамка наказывала туда не ходить?! – рассердившись, за ухо поднял мальчишку Кузьма. – Наказывала, спрашиваю?
Паренёк мелко закивал, на экзекуцию со сплюснутым ухом даже внимания не обратив. Сейчас страх был сильнее боли, он занимал всё сознание мальчика, а боль… что боль? Пройдёт и сгинет.
– Я за ягодой ходил, дядька Кузьма. За ягодой! Барыне на кисель… – шмыгнул носом он, вспомнив, что лукошко с клюквой так и осталось лежать на болотной тропке. – Ягода нынче знатная уродилась, полным-полно лукошко было… – заныл он, – А тут стемнело, да ветер по болоту пошёл. Да низом всё… Такой вихрь поднялся! Мне даже лечь пришлось, вот… А потом… потом… из самой топи лошади поднялись, зафыркали, принюхиваясь. Копыта вот такие! – развёл ладони мальчик, – И от крови бурые все. Я испугался и дёру дал… – всё же разревелся он, размазывая слёзы по грязным щекам. – Всю ночь по болоту блуждал, как вышел – не ведаю… – всхлипывал он.
– Ну будет тебе, будет! – потрепал его по волосам Кузьма. – К мамке беги, пострел. Поди потеряла тебя…
– Да как же я… без ягод? – ещё пуще заголосил мальчонка.
– Я схожу, – сжал тощее плечико Савелий. – Не горюй, малец, будут барыне ягоды. Беги…
Мальчик доверчиво посмотрел на него, кивнул и понуро поплёлся куда-то за дом, то и дело подтягивая на ходу длинные рукава зипуна.
– Не ходи, – проводив мальчика взглядом, сказал Кузьма. – Не время ныне по болоту ходить. Нежить там.
– Что?! – Савелий усмехнулся. – Нежить?
– Лошади разбойничьи встали.
– Да что ж за невидаль такая? Что с ними не так?
– Это долгий сказ, но изволь, послушай… Когда-то давно, даже прадед мой тех времён не помнит, проходил по этой земле торговый тракт. Два их имелось: верхний и нижний. Нижний шёл по реке, но был не очень удобным, река норовистая ниже по течению, с порогами, а верхний тракт шёл лесом, широким был, ровным и удобным. И шли по нему торговые караваны – кто до ближайшего города, а кто и дальше… Да вот беда, разбойники в лесу появились, грабить караваны принялись, людей не щадили. И не было спасения от них, налетали, будто из ниоткуда, убивали купцов и свиту, да и уводили обозы куда-то в леса. Не помогало оружие, не спасали наёмные стражи – всё без толку. И тогда напуганный люд к колдуну за подмогой потёк, он и пообещал подсобить, извести разбойников. Сдержал ли обещание, нет ли, мне то неведомо, да только однажды лошади разбойничьи будто рехнулись, словно по команде гарцевать начали, вставать на дыбы, падать на спину… Скидывали всадников, топтали их, да не с испуга, намеренно будто, а затем в трясину поскакали. Вот ведь как колдун подсобил…
– Газу болотного надышались и только, – сделал вывод Савелий и Кузьма с ним спорить не стал.
– Однако, после совсем уж странное началось. Дорогой той люди ездить перестали, говорят, призраки разбойников тех до сих пор по лесу рыщут, но купил эти земли богатей не из наших, местных. Имение отгрохал, красиво было… Да только недолго длилась благодать. Болото всё ближе к людям подбираться стало, с каждым годом всё ближе. Ныне… да ты и сам видал, прямо за избой твоей начинается.
– Видал, – согласно кивнул Савелий, – Так с лошадьми-то что? Отчего малец перепугался насмерть?
– Да оттого и перепугался, что лошади те смерть несут. Как появятся, жди беды.
– Да полно тебе! Лошадь не может нести беду.
– Эти могут… Или предвещать… Савелий, я почитай, всю жизнь тут живу, мне ли не знать. Стоит этой нечисти появиться, так бабий вой по округе летит. Непременно помирает кто-то… – И Кузьма, как давешний парнишка, осенил себя крестом.
– Что ж, поглядим, – хмыкнул Савелий. – Кузьма, схожу я на болото, лукошко с ягодами поищу, не то осерчает барыня, накажет мальца ни за что…
– Не ходил бы, – попытался остановить его Кузьма, – Кабы беды не случилось.
– Чему быть, того не миновать, – подмигнул ему Савелий. – Схожу. Выручать мальчонку надо.
Лукошко он нашёл почти у своей избушки, так и стояло в траве полнёхонько. Странно, лукошко малец где-то на болоте обронил, да и ягода растёт в стороне от топи, далече, там, где лес ещё с болотом кое-как борется, тогда как же лукошко оказалось на берегу возле его жилища? Кто принёс? Савелий шагнул на гать, прошёлся… Нетвёрдая земля пружинила, раскачивалась под ногами, а над болотом стелился плотный туман, и тишина стояла такая, что уши закладывало. Савелий снова шагнул, чтобы хоть живым себя ощутить, чавканье болотной жижи под ногами услышать. Заволновалось болото, потянулись к пришельцу языки белёсого тумана, окутали, оплели ноги. Ох, не врут местные байки, место действительно, нехорошее, страшное. Вот только не разбойничьи лошади тому виной, а кровь пролитая. Много крови в этих лесах пролилось, напитала она землю без меры, смешалась кровь невинно убиенных с жижей болотной, и родилось проклятие, а лошади… что лошади? Скотина подневольная, разве могут они зло в себе нести? Если не ошибается Кузьма, так предвестники они, а это совсем другая ипостась, предвестники, хоть и предвещают близкую беду, но сами по себе зла не несут, напротив, понимать бы их, столько бед предотвратить можно было бы!
Савелий повернулся и… избушки не увидел. Вместо неё сплошной стеной висел плотный туман. А всего-то шагов пять с твёрдой земли сделал. Поёжившись, он шагнул. Раз, другой… Будь Савелий чуть впечатлительней, и поддался бы панике, но его так просто не пронять, он ступил на берег и, нахмурившись, пошёл к усадьбе. Лукошко, полное клюквы, прикрыл тряпицей. Ну как хозяева увидят, что не малец ягоду принёс, влетит тому, да и незачем им знать лишнего.
Но до дома сразу дойти не получилось, ещё с моста услышал Савелий детские крики в лесу. Один ребёнок, постарше, судя по голосу, смеялся, второй – ревел, упрашивая о чём-то старшего. Ну как не проверить, что там случилось? А тут ещё к детским голосам дикий крик истязаемого животного прибавился. Поставив лукошко на землю под осиной, Савелий бегом кинулся в лес.
Мальчишки. Двое. Один лет одиннадцати, второй младше, девяти, вероятно. Младший ревёт, голосит на всю округу, не стесняясь собственных слёз, а старший… Ох… подвесил на дерево котёнка, отошёл на несколько шагов и целится в бедолагу из самодельного лука. Толкнув стрелка на землю, Савелий бросился к дёргающейся жертве. Тут повезло. Не за шею котёнка привязал негодник, под лапами верёвку пропустил. Савелий освободил малыша, сунул за пазуху, и только тогда обернулся, поглядел на мальчишек.
Старший сидел на земле, нахохлившись смотрел на мастерового, посмевшего так обойтись с ним, младший уже не ревел, стоял, хлюпая покрасневшим носом, смотрел на Савелия с надеждой.
– Да жив он, жив, – заверил Савелий.
Мальчишка улыбнулся сквозь слёзы, а старший вскочил на ноги.
– Ты! Ты за это ответишь! – злобно выкрикнул он.
– Полагаю, Николай, твоему батюшке вряд ли понравятся игры, которые затеваешь. Он, верно, не догадывается, каким жестоким сын растёт.
– Это просто кот!
– И он живой. И ему больно, когда в него стреляют из лука, и страшно, когда на дерево вешают. Ежели тебя подвесить, обрадуешься?
Мальчик засопел, но всё же покачал головой отрицательно, буркнул что-то меньшому братцу и, повесив голову, поплёлся в сторону дома. А Савелий, поглаживая спасённого котёнка, пошёл к себе. Вот сейчас отнесёт нового жильца, и снова пойдёт к господскому дому. Может, на этот раз даже поработать получится…
И поработал. Всё выполнил, что Кузьма ему наказал, и странное дело, меньшой сын барина – Александр всё рядом ошивался. Ходил, смотрел, будто сказать что хотел, но молчал, сопел только угрюмо.
– Алексашка, чего крутишься? – не выдержал Савелий. – Про кота спросить хочешь? Так у меня он. Живой, бедолага. Напуганный только.
Мальчик заулыбался и, наконец, обрёл дар речи.
– А можно мне посмотреть на него?
– Отчего же нельзя? Вам всё можно. Да только папенька не заругает, коли к мастеровому в избу зайдёшь?
– Нет, – уверенно ответил мальчуган и застеснялся. – Я кота Угольком назвал. Он чёрный.
– Добро! – усмехнулся в усы Савелий. – И я так звать буду.
– Спасибо! – тихонько поблагодарил мальчик, коснувшись тонкими пальчиками грубой руки мастерового.
Савелий кивнул и не ответил.
Под вечер суета началась в доме. Все забегали, куда-то Кузьма гонял экипаж, кого-то привёз из деревни. Савелий работал и внимания не обращал, не особо любопытен он был, а позже в людской, за вечерей проговорился Кузьма, сказывал, что барыня рожать удумала, так он за повитухой ездил. Посетовал, что в дурное время, снова лошадей помянул, а Савелий лишь хмыкнул. И без лошадей понятно, не справиться барыне, слишком слаба, истощена болезнью. Ничем ей уже не помочь, разве посочувствовать…
Вернувшись к себе, Савелий отправился в мастерскую. Работа работой, но есть ещё нечто, что в удовольствие делает, там, в мастерской, под сильными умелыми руками расцветали причудливые узоры на большом куске дерева. Ему предстояло со временем превратиться в оправу для напольного зеркала, а пока падала стружка на земляной пол, мастер творил волшебство.
Мастер так увлёкся, что не сразу расслышал робкий и неуверенный стук в дверь, настолько тихий, что и услышал-то его только чёрный котёнок, дремавший на скамье. Поднял голову, навострил уши, и лишь тогда Савелий догадался, что странный звук не из подпола идёт, не мыши балуют, а кто-то за дверью стоит. А ещё незваному гостю очень нужна помощь.
Откуда пришла догадка, бог весть, но мастер откликнулся, рванул дверь на себя и в жарко натопленную мастерскую, прямо в подставленные руки Савелия, ввалился замёрзший мальчуган.
– Алексашка! – охнул Савелий, узнав меньшого барского сына. – Откуда ты здесь? Что стряслось?
Мальчишка не отвечал, лишь выбивал громкую дробь зубами. Замёрз. Неизвестно сколько времени провёл малец на улице, а он одет к тому же совсем не по погоде: в лёгкую рубашонку, штаны, да ботики, смешно сказать, расшитые. В таких только по коврам турецким ходить да по паркету натёртому, но точно не грязь дворовую месить.
– Обожди, я сейчас! – Савелий аккуратно усадил мальца на лавку, сунул ему в руки разомлевшего от тепла котёнка. – Ждите! – и выскочил во двор.
Вернулся он почти сразу, завернул мальчонку в принесённое из избы одеяло, снял с замёрзших ступней туфли, принялся растирать пахучей мазью детские ножки. Потом подоткнул под них край одеяла, усадил мальчонку к стене, поставил на печь котелок.
– Я, Алексашка, сейчас травки заварю, а ты выпей. Непременно выпей, чтобы не захворать. Куда ж ты, малец, к ночи да в таком наряде отправился? Почто тебе дома не сидится?
– Ой страшно дома, дядька Савелий! – с трудом разомкнув губы, прошептал мальчик, – Страшно…
И тут вспомнил Савелий, что Кузьма привёз повитуху из деревни, нахмурился, отвернулся от мальчика, боле не спрашивая его ни о чём. Поставил на верстак две железные кружки, налил отвар.
– Ну, Алексашка, давай чаёвничать? Не обессудь, угостить мне тебя нечем, – развёл руками он, понимая, не за угощением прибежал парнишка, за поддержкой. Только почему к нему, вот вопрос. До сего дня они и парой слов не перекинулись, да и не след барчуку с дворовой челядью общаться. Видно, сильно впечатлило мальчика спасение котёнка, так впечатлило, что в самый страшный момент своей жизни не к близким за поддержкой побежал, а к чужому, незнакомому мужику.
Савелий пододвинул к лавке верстак, сел рядом с гостем, протянул ему кружку.
– Пей, Саша. Это не очень вкусно, но ни одна хворь не привяжется.
Мальчик послушно протянул руки за кружкой, завёрнутой в холстину.
– Осторожней пей. Горячо…
Он кивнул, оглядел мастерскую и, глядя на работу Савелия, спросил.
– Что это?
– Это? – Савелий замялся. Негоже мастеровому время на ерунду тратить и материалы хозяйские для собственных нужд использовать, узнает – проблем не оберёшься, но всё же ответил, – Это, Алексашка, зеркало будет.
– Красиво! – оценил Саша. – Я тоже хочу научиться…
– Тебе грамоте обучаться надо, не дело это барину столярничать.
– Папенька позволит, – уверенно возразил мальчик.
Что ж… Шила в мешке не утаить, рано или поздно, а увлечение Савелия всё равно откроется.
– Ну коли позволит… Тебя искать не будут, малец?
– Не будут.
– Уверен? Может, проводить тебя до дома?
– Я тут останусь, – решил мальчик. – До утра.
– Добро, – отозвался Савелий и добавил, заметив, что у мальчугана глаза слипаются, – Ты спи, малец, а я поработаю ещё… – помог ему улечься, сунул под голову свёрнутый тулуп. Мальчишка сонно пробормотал что-то, прижал к себе котёнка и засопел. Ничего. Авось обойдётся, не захворает малец. А вот ему непременно нужно дойти до барского дома, предупредить, что мальчишка у него загостился, покуда искать сорванца не начали.
Ночь на дворе глухая, безлунная, в такие ночи только колдовством заниматься, порчу наводить и проклятия, да и наводить нет нужды, сами прилипнут, привяжутся – не оторвать потом, не истребить. В такие ночи лихо по дворам крадётся, в окна заглядывает, жертву себе высматривая.
Но Савелий не боялся. Выходить на холод, конечно, не хотелось, но страха не было. К нему не прицепится беда, не посмеет. Плотно притворив за собой дверь мастерской, Савелий шагнул за порог, бросил взгляд на болото и вдруг увидел…
Нет, ему не показалось, по болоту скакали лошади. Две шли рядом, следом, отстав на корпус, ещё одна, и совсем молодой конёк замыкал шествие. Полупрозрачные, они будто светились в ночи, позволяя разглядеть себя во всей красе – от густой гривы до кончиков мощных копыт. Топота слышно не было, да и откуда бы, ведь призрачные лошади, ненастоящие, а вот низкое ржание Савелий слышал так же ясно, как тревожное кошачье мяуканье из-за двери.
Лошади ускакали, а Савелий, держа перед собой лампу, отправился в усадьбу. Лампа чадила, пламя плясало и билось о стекло, неровные, дёрганные тени скакали по дороге. Не к добру, ох, не к добру. Савелий покачал головой, понимая, что в усадьбе действительно происходит что-то страшное, зло то затихает и дремлет в болоте, то снова вскидывает голову, и вот тогда страшные вещи происходят в имении или поблизости. Люди сходят с ума, животные сходят с ума, причём не поодиночке, а массово, как те же лошади разбойничьи, сколько смертей было – не сосчитать. Да не обычные смерти в большинстве своём, а убийства или самоубийства, вот и сейчас что-то произойти должно.
Да что? Смерть, конечно. Савелий ощущал её дыхание, видел белые нити тумана, тянущиеся с болота к барскому дому. Нет, не выжить барыне. Да он и так это знал. Видел. Ежели повитуха за ребёночка поборется, вероятно, сможет спасти, но, если нет… Двойные похороны на погосте барин проведёт, обоих оплакивать будет. И супругу, и доченьку не родившуюся.
Отогнав мрачные мысли, Савелий зашагал быстрее, вот уже мост показался в рыжем свете лампы, и тут он снова увидел лошадь. Она стояла под мостом и пила воду, но, будто почувствовав его взгляд, вскинула голову и заржала, словно силясь сказать ему что-то. Да только не понимал он лошадиного языка, бросил сквозь зубы: «Сгинь!» и продолжил свой путь.
На стук ему не открыли. Послышался шорох за дверью, затем осторожный голос Кузьмы.
– Кому неймётся там? Ночь на дворе…
– Кузьма, это я Савелий.
– Почто бродишь, Савелий? – так и не открыл дверь управляющий.
– Ко мне мальчонка хозяйский прибился. Из дома сбежал, напуганный. Так я его у себя в мастерской оставил, спать уложил. А сам вот… предупредить пришёл.
– Добро. Иди спать, Савелий, покуда беды не случилось.
Заскрипели половицы, понял мастер, что Кузьма ушёл из сеней. Он снова хотел постучать, спросить, что в доме происходит, да передумал, опустил руку, направился по тропке к мосту. Прав Савелий, поспать надо. Мастер вздохнул досадливо, не вышло поработать сегодня, ни на дюйм не продвинулся.
А утром с мальчишкой Егоркой прилетела к его избе страшная весть.
– Барыня померла! – во всю глотку вопил мальчишка, – Дядька Савелий! Барыня померла!
Савелий как раз умывался над тазом с водой, услышав дурную весть крепко выругался шепотом и цыкнул на мальчишку.
– Цыц, Егорий! Алексашку разбудишь.
– Ой… – выдохнул Егорка, – Он тут, да? То-то давеча на глаза не попадался… Так это… мамка его померла! Дитя родила и отошла, – бубнил он, не понимая, почему мастеровой так спокоен, будто и не принёс он весть о смерти хозяйки.
– Я слышал, – заверил его Савелий. – Не след голосить на всю округу, говорю, Алексашка здесь. Малой он ещё, негоже ему от тебя страшные вести узнавать. Пусть отец расскажет.
– Понял, – закивал Егорка и попятился. – Ну я пойду, да?
– Иди. Скажи Кузьме, что я подойду скоро. Вот только мальца до дома сведу.
Егорка хлопнул глазами и, словно заяц, припустил к усадьбе.
Глава 4
Похороны Артура назначили на среду. С утра Ваня заехал за Диной и вместе они поехали к моргу. Не успели подойти, тут же их окружили коллеги. Похороны похоронами, но вид у всех был такой, будто стряслось что-то ещё, не менее страшное и непонятное. На лицах недоумение и растерянность, а ещё страх и, наверное, неприятие. И точно…
– Слышали новости?
– Вчера Володя со столярного цеха собой покончил!
– В окно вышел! Ни с того, ни с сего! Прямо на глазах у жены!
Ваня, растерявшись от множества голосов со всех сторон, замотал головой. До него с трудом доходил смысл сказанного. Володя? Добряк и балагур? Да более жизнелюбивого человека даже представить нельзя! Замелькали картинки перед глазами. Вот Володька с гитарой у костра. Сидит, задумчиво глядя на пламя, вот ударяет по струнам, вскидывает голову и затевает что-то такое, отчего хочется пуститься в пляс, ну или подпевать, как минимум. Вот он в цеху, за работой. Ваяет что-то, мурлыкая песни под нос, отступает от верстака, любуется собственной работой, и глаза горят, и улыбка с лица не сходит. Вот на лыжах летит с горы, неумело, коряво, естественно падает, да неудачно, распарывает руку веткой. И все суетятся вокруг, а он откидывается на снег и хохочет, интересуясь, заснял ли кто-нибудь его феерические кульбиты. Володя не умел грустить. Всегда и всем улыбался открыто, а конфликты… да с ним невозможно конфликтовать! Даже от сурового шефа ему не доставалось, кажется ни разу. Разве такой светлый и открытый человек мог решиться на такое?! В голове не укладывается.
– Почему это произошло? – спросил Ваня. –Был повод?
– Жена уверяет, будто говорил он с кем-то невидимым, и, якобы, этот кто-то его принудил, – пояснила подошедшая к толпе Лариса. – Ваня, ты видишь, что происходит?
– Вижу, – сдавленно пробормотал Ваня. Он пробился к Ларисе сквозь толпу, взял её за локоть, решительно отвёл в сторону. – Это из-за зеркала, да? Ладно, когда один ума лишился, но, чтобы двое… так не бывает! Это всё зеркало?!
– Да. Я предупреждала.
– И что теперь?
– Теперь подобная участь ждёт каждого, кто касался рамы инструментом, а также моих сыновей.
– Как всё это можно остановить? – спрашивая, Ваня не смотрел на Ларису, только на коллег. Кто? Кто будет следующим? К реставрации этого чёртова зеркала руку приложил почти каждый, ну кроме бухгалтерии и кадровички, конечно. Даже Динка… как декоратор. Да и сам он не удержался, что-то подправил в самом конце. Что же? Да конечно, подпись мастера сбоку.
– Не знаю. Мы об этом зеркале вообще почти ничего не знаем, разве, что хранилось оно до времени в какой-то старой усадьбе, а потом предки Артура его забрали.
– В какой усадьбе?
– Да не знаю я! Я ещё в тот раз говорила, что никто не знает, откуда оно взялось!
– Кто-то из Артуровых родственников остался в живых?
– Нет.
– Так… понятно. А фотографии старые есть дома? Ну хоть какие-то.
– Это да. Артур бережно хранил семейный архив, – не скрыла сарказма она.
– Ну хоть что-то. Сегодня не до того, а завтра мы с Диной подъедем прямо с утра. Будем искать хоть какую-то информацию.
– Да, Вань. Я подготовлю архив.
– Договорились.
Ехать на поминки и Ваня, и Дина отказались. Лариса принялась уговаривать, но Ваня ответил категорическим отказом, сославшись на то, что поутру большое дело предстоит. Лариса кивнула и отстала, укор в её глазах сменился пониманием.
– Почему она с тобой так общается? – спросила Дина, едва они сели в машину и отъехали от кладбища. – Не так, как с остальными, ближе что ли…
– Я их с Артуром когда-то познакомил. Так вышло. У нас корпоратив новогодний намечался, нужно было с парой приходить. А я один. Предложил Лорке со мной пойти, она соседка наша, через этаж жила, мы не то чтобы дружили, так… общались. Там они и познакомились.
– Почему ты один?
– Да как-то… – Ваня улыбнулся, – Не складывалось, знаешь… У меня бабушка суровая была, гоняла девчонок только в путь! И, как ни странно, в своих суждениях ни разу не ошиблась. Поначалу я обижался, а она только плечами пожимала: «Помни, Ванюша, хороших девушек мало! Чтобы разглядеть ту единственную, что тебе подходит, особым зрением обладать надо! А твои подружки – шелуха. Карьеристки и иждивенки. Вот эта с «г» характерным, видел, как квартиру по-хозяйски разглядывала? А та, каланча громом гремела, что муж при жене должен быть, а не в гараже или на стадионе? Думаешь, легко с ней ужиться будет? Писаться по углам от страха через месяц начнёшь. Не твоё это всё, Ваня, ищи. Сердцем ищи, оно прозорливее глаз».
– Какая мудрая бабушка!
– Да. Дин, ты завтра со мной к Ларисе?
– Разумеется. Мы вместе в эту игру вписались, соответственно, до конца вместе пойдём.
– Вот только куда идти – не ясно. Знаешь, что странно… То зеркало, что в доме Артура, и то, что мне старуха в лесу подарила – изделия рук одного мастера. Мы говорили уже об этом, но мне почему-то сей факт покоя не даёт. По теории вероятности, каков процент того, что я увижу оба зеркала? Более того, стану «счастливым» – Ваня с сарказмом хмыкнул, – обладателем одного? Мизерный! Почти ничтожный!
– Это знак, Вань, – уверенно ответила Дина. – Указание что ли. Именно тебе выпало разгребать весь этот кошмар.
– Спасибо! – с горьким смешком отозвался парень, – Я так об этом мечтал! Вот прям с детства.
– Может быть, тебя утешит тот факт, что ты не останешься один-на-один с этой шарадой? Я буду рядом, я помогу.
– Спасибо, Дин. Правда, спасибо. Если я предложу сейчас поехать ко мне, это уместно будет? – Ваня с надеждой посмотрел на девушку. – Ты не подумай ничего такого, просто посидим, подумаем… Может, сумеем решить уравнение со всеми неизвестными.
– Уместно. Поехали.
Расположились на кухне. Маши не было дома, усвистала куда-то, оставив полную раковину грязной посуды и недопитую кружку кофе на столе.
– Ничего нового, – вздохнул Ваня и заглянул в холодильник. – Ну хоть еды наготовила. Дин, ты посиди пока, я приберусь и на стол накрою.
– Могу помочь, – предложила Дина. – Вань… я не стала говорить утром, но мне снова снился Артур. Он будто по болоту шёл. Осторожно так, выбирая, куда наступить, оглядывался, а вокруг, куда ни глянь, сплошная топь. А потом рядом с ним возникла лошадь. Из ниоткуда, словно из болота или из воздуха соткалась, Артур протянул руку, уцепился за гриву и так, наполовину вися на лошади, пошёл вперёд. Они уходили всё дальше и дальше, прямо по топи, а я будто всё это видела в реальном времени, будто стою на болоте, они уходят, я остаюсь одна. И так мне стало страшно! Проснулась в ужасе. Вот к чему такой сон может сниться?
– Не знаю, Дин, – замерев с грязной тарелкой в руках, отозвался парень. – Это бабушка была мастерица сны угадывать, а я не умею. Но однозначно, не так просто он тебе приснился.
Какое-то время оба молчали. Ваня мыл посуду, Дина смотрела в окно.
– А где зеркало? – вдруг спросила она.
– Зеркало? – Ваня слегка растерялся. Вот уже несколько минут, занимаясь делами, он думал о том, что ему очень хочется взять в руки зеркало. Дина словно озвучила его мысли. Убрав в сушку последнюю тарелку, он открыл старинный сервант, нажал невидимую глазу кнопку и из-под нижней полки выехал узкий ящичек.
– Ого! – воскликнула Дина. – Потайной ящик!
– Что-то типа того, – согласно кивнул Ваня, доставая из ящика завёрнутое всё в ту же холстину зеркало. – Припрятал на всякий пожарный. Что-то подсказывает мне, что это зеркало беречь нужно, хотя бы до тех пор, пока не поймём, как оно связано с тем, вторым.
Ваня развернул холстину, взял зеркало в руки и чуть не выронил его от неожиданности. Поверхность зеркала больше не была чёрной, вот только не своё отражение увидел в зеркале Ваня, а Артура, стоявшего у него за спиной.
– Ты?! – невольно вырвалось у Вани.
Начальник кивнул, подтверждая.
– Что с тобой случилось?
Тот лишь плечами пожал, видимо, не зная, как ответить. Зеркало не тот прибор, что умеет голос передавать.
– Давай так… Ты погиб из-за зеркала? – и, дождавшись кивка, продолжил, – Эти зеркала связаны? Мне его беречь нужно? – снова Артур кивнул два раза, поднял руку и показал Ване три пальца. – Что? Три? Я не понимаю! Три дня? Три смерти? – и, поймав взгляд Артура, указывающий на зеркало, догадался, – Три зеркала? Их три и нам надо найти третье? – Отражение ответило сдвоенным кивком и пропало, зеркало снова стало чёрным и матовым.
Ваня положил его на стол и без сил опустился на кухонный диванчик. Сердце бухало набатом, казалось, вот сейчас пару рёбер сломает, пот струился по лицу, а губы противно дрожали. Сообразив, что находится на кухне не один, Ваня подхватил полотенце, утёр пот со лба и попытался сосредоточиться. Вдох – выдох, вдох – выдох. Только тогда он смог поднять глаза на изумлённую девушку.
– Дина… я не сошёл с ума, крыша на месте, кукуха… гнездо вьёт. Всё хорошо.
Она моргнула, недоумённо пожала плечами.
– Вань, ты о чём? Я в курсе, что тебе помощь психиатра не требуется. Рассказывай, что видел? Я так понимаю, Артура?
– Как легко с тобой, – со смешком ответил парень, – Ничего объяснять не приходится. Ни паники, ни испуга… Ладно. Да, я в зеркале видел Артура. Он, ну как смог, конечно, дал наводку. Оказывается, зеркал всего три, и мы должны найти третье.
– Зачем?
– Не знаю. Погиб Артур из-за проклятия, наложенного на род через зеркало, ну как я это понимаю, следовательно, смерти будут повторяться. Это мы тоже уже поняли. Для того, чтобы избежать подобного развития событий, мы должны собрать все зеркала. Два у нас есть. А третье…
– Поди туда, не знаю куда?
– Похоже… Дин, тебе снилось болото. Думаю, всё что мы видим, и всё, что плывёт нам в руки – это детали одного пазла. Что мы имеем? Три зеркала, одно из которых нужно найти, болото…
– И лошадь! – насмешливо закончила Дина. – С чего начнём? Болот в нашей стране ужас как много, лошадей… ещё больше, про зеркала вообще промолчу. Начнём мы, Ваня, с архива. Поедем завтра к Ларисе и всё проверим.
– Нет. Не завтра. Я позвоню.
– Куда такая спешка, Вань? Лариса, скорее всего, на поминках ещё.
– Вряд ли. А спешка необходима. Двоих мы уже потеряли…
На звонок Лариса отозвалась почти сразу, сказала, что уже дома и готова предоставить Ване архив мужа. Ваня уточнил, смогут ли они на время этот архив забрать и, получив согласие, уточнил, сколько времени понадобится Ларисе, чтобы всё подготовить.
