Kitabı oku: «Узник тумана»
Пролог
Ступая босиком по сырой холодной земле, я прислушивалась к каждому шороху. Сердце билось в груди так быстро, что, казалось, оно выпорхнет птичкой. Так страшно мне не было никогда.
Стирая с глаз слезы, храбрилась и старалась не быть трусливой девочкой. Нужно идти вперёд, быть смелой и не плакать.
Слёзы, они для слабых, а я очень сильная.
Хруст сухой ветки под ногами заставил замереть. Затаив дыхание, тихо выдохнула. Вся бравада вмиг рассеялась, по щекам снова потекли крупные слезинки.
Нет, мне было страшно, жутко просто.
Крадучись, я сделала ещё несколько шагов вперёд и, вскрикнув, присела.
Над головой взлетела птица, громко хлопая крыльями.
Отец приказал бежать и не оглядываться. Спрятаться как мышка и ни за что не покидать своего укрытия.
Но куда сбежишь в тумане?
Я ослушалась его.
Впервые.
Папе нужна моя помощь. Жрицы, они пришли за мной… Хотят снова забрать меня в тот белый храм, где нельзя говорить.
Кто они, эти женщины в белоснежных одеждах, я не понимала до конца, но помнила, что они самое большое зло, которое только может водиться здесь.
Они жестокие, подлые и всегда недовольные.
Впереди громко затрещали ветви кустарника, и туман выпустил из своих молочных объятий одинокую фигуру.
Я уловила сладковатый запах гниения.
Мертвяк.
Его заметно шатало в разные стороны.
Присев у толстых корней дерева, я притаилась.
Мыча, мёртвый прошаркал совсем рядом, подволакивая ногу. Из его бедра некрасиво торчал кусок жёлтой кости, прорвавший ткань штанов.
Досчитав до двадцати, я поднялась и выглянула на тропинку из-за широкого ствола анчара.
Ушёл.
Похвалив себя за смелость, тихонько двинулась вперёд в густую пелену тумана.
Там, над сухими кронами деревьев, виднелся древний храм. Вот только добраться до белоснежных стен можно было лишь вплавь. А я жутко боялась воды и того, что скрывают её глубины. Но любовь к папе была сильнее.
Осторожно ступив в воду, задрала подол простенького серого платьица. Но оно всё равно намокло. Тяжело вздохнув, я заходила всё глубже, пока не поплыла.
Мне было так страшно и холодно.
Зубы стучали, не попадая друг на друга.
Что-то склизкое касалось ступней.
Плача и дрожа от ужаса, я продолжала грести к храму.
Казалось, я никогда не доберусь до него. Силы покидали меня. Отчаявшись, била по воде руками.
В какой-то момент моя нога нащупала илистое дно. Оттолкнувшись от него, я сделала ещё один рывок и, наконец-то, смогла встать.
Доплыла!
Утерев слёзы, обняла себя за плечи.
Куда дальше?
– Папа, – облачко пара вырвалось из моего рта. – Папочка, ты где?
На втором ярусе храма загорелись огоньки. Это единственное, что я могла рассмотреть в темноте.
Не сдерживая рыдания, побежала туда. Ноги утопали в прелой листве. Наступая на колючие ветки, чувствовала боль, но это не останавливало меня. Я стремилась найти того, кто был дороже всего на свете.
– Папа, – шептала я дрожа.
Туман, стелясь по земле волнами, отступал от моих стоп.
Звуки. Впереди громко говорила женщина.
Этот голос и непонятные слова пугали ещё больше.
Перебегая от дерева к дереву, я пыталась подобраться ближе.
Наконец, подбежав к белоснежной мерцающей в темноте стене храма, прижалась к ней.
Холодно.
Страшно.
Туман ластился к моим ногам, отскакивая каждый раз, стоило мне сделать шаг. Опустившись на колени, я поползла вдоль стены. Моё присутствие скрывал редкий кустарник и тьма. Добравшись до угла, выглянула.
На небольшой поляне стояло около двадцати женщин. Белые тряпки на их плечах трепал ветер. Жрицы!
Я помнила их. Держа в руках факела, они все как одна смотрели на мужчину, привязанному к толстому столбу.
– Папа, – хрипло выдохнула я.
Он зло взирал на жриц. Я ещё никогда не видела на его лице столько ярости.
– Этим ты ничего не добьёшься, старая тварь, – голос папочки звучал уверенно. – Моя дочь – твоя погибель. Это её судьба!
– Я тут решаю, у кого какая судьба, – высокомерно заявила старуха. Она напоминала мне сухую тощую крысу. – Твоя девчонка выполнит то предназначение, что уготовила ей я. Мне нужно её тело.
– Не тронь мою девочку! – отец забился, пытаясь ослабить верёвки, а они только смеялись, видя его беспомощность.
В моём сердце появились чувства, которых я раньше никогда не знала.
Ненависть, злоба, желание причинять боль.
Всматриваясь в родное лицо, я пыталась запомнить каждую его морщинку, цвет глаз, их выражение.
– Они заплатят, папа, – прошипела я.
К столбу подтаскивали связанный хворост, раскладывая по кругу. Я понимала, что они хотят сделать. Впиваясь ногтями в землю, сжимала её комья, взращивая в себе лютую ненависть. Страх отступал, словно пристыженный, он утопал в глубинах моей души.
– Я вырасту, папа, и найду способ. Они умрут. Все!
– Поджигай! – этот приказ заставил меня вздрогнуть.
Поляну осветило яркое пламя. Отец молчал. Я видела, какую боль он испытывает. Как огонь лижет его ноги. Как медленно заходится одежда.
Жуткий вой оглушал.
Я кричала и за себя, и за него, выплёскивая весь ужас, страх, злость…
И ненависть!
Кто-то схватил меня за плечо. Развернувшись, я впилась в чужую руку, кусая до крови. Мне понравился её солоноватый металлический вкус.
Оттолкнув меня, женщина в белом застыла изваянием.
По её кисти стекали яркие бордовые полосы.
Облизавшись, я громко расхохоталась.
Я смеялась сквозь слёзы и страх.
Хохотала назло им – жрицам древнего храма Танука.
– А вот и наша пропавшая послушница, – раздалось надо мной. – В подземелье её.
– Она способна говорить, – прошептала укушенная, обтирая руку об подол белого платья.
– Ничего, ещё одна «печать безмолвия» заставит её умолкнуть навсегда.
Меня схватили за руки и скрутили. Но я не сопротивлялась. Обернувшись, наблюдала, как догорает костёр.
– Папа, – это последнее слово, что я произнесла за долгие годы, но речь не забывала.
Всё, чему меня учил отец, бережно хранилось в памяти.
Глава 1
Есть вещи, которые просто ненавидишь интуитивно. Я не могу смотреть на огонь, туман вызывает дрожь в ногах. Но мне приходится с этим жить день изо дня.
Поднимая голову, я всё время пытаюсь представить, как выглядит солнце, облака, тучи и дождь.
Всё то, о чём рассказывал мне в детстве отец. Но, увы, моей фантазии на это не хватало. Сложно нарисовать в голове образ того, чего никогда не видел.
Оперевшись руками о подоконник, выглянула из окна, расположенного всего в метре от земли. Сильный порыв ветра тут же бросил горсть влажного песка мне в лицо. Бушуя, он гонял по земле почерневшие опавшие листочки кустарника, веточки и одинокий розовый лепесток.
Водяная лилия, не иначе.
Все остальные цветы уже давно отцвели.
Холодало, ветер набирал силу, но это не заставило меня закрыть ставни. Несмотря на непогоду, туман был спокоен. Он настораживал своей безмятежностью, словно хищник, притаившийся за ближайшими деревьями и выжидающий неосторожную жертву.
Прикрыв глаза, я вслушивалась в тихие шорохи природы, и ждала «боя»: момента, когда дверь в нижний ярус распахнётся, и появятся жрицы. Как обычно, они поднимут жуткий шум, стуча палкой о металлический щит. Этот звук выходил глухой, но такой противный. Зубодробящий.
Стоило мне подумать об этом, как по полу потянул сквозняк.
Вот и подземелье проснулось, значит, новый день настал.
Устало вздохнув после очередной бессонной ночи, громко зевнула. Мне нравился этот звук, потому как издать другие я была неспособна. Моего острого слуха коснулся протяжный скрип открывающихся дверей нижнего яруса.
Я поморщилась, храм наполнял липкий сладковатый запах тлена.
Никогда не понимала, как жрицы могут добровольно жить под землёй, как они засыпают там. Словно в могиле, заживо погребённые. В полном мраке. В комнатах без окон, без глотка свежего воздуха. Как их не мучает тяжёлая, почти осязаемая вонь плесени.
Меня передёрнуло.
Где-то вдалеке послышался одинокий вой.
Там проходила граница туманного мира, и начинались деревни.
Кто в них проживал? Люди? Гуроны? А, может, и мертвяки. Где-то же они должны обитать.
У всех должен быть дом. Во всяком случае, я хотела, чтобы так было.
Снова выглянув в окно, заметила крадущуюся под стенами послушницу. Присмотревшись, признала в ней малышку Клэти. Похоже, она опять проснулась посреди ночи и решила прогуляться. Забыла, наверное, где она. С ней такое бывало. Высунувшись в окно, я громко хлопнула. Она замерла и обернулась. Нашла меня взглядом и разрыдалась. Ну, как дитя.
Как есть, потеряшка.
Махнув рукой, подозвала её к себе и помогла забраться в комнату. Она беспомощно показывала свои грязные руки, растирая ими заплаканное лицо.
«Ничего, бывает» – беззвучно произнесла я губами.
Подведя девушку к тазу, помогла умыться, а после вывела в коридор. Сгорбившись, Клэти побрела в свою комнату. Ей становилось всё хуже. Скоро она совсем потеряет связь с реальностью, и не приведи светлые души тумана, её поведут вниз в подземелье.
Меня снова передёрнуло, но на этот раз всё же от холода.
А, может, и нет.
Я ненавидела даже подходить к дверям, ведущим в сердце храма, хотя мне и приходилось туда спускаться дважды в неделю на работы в погребах и в библиотеке. Последнее казалось мне сущим наказанием. Этот запах тления и сырости, и чего-то неуловимого, но жуткого. Все боялись библиотеку, словно там притаилось само зло.
Но более всего ужас на послушниц наводил алтарь, расположенный на самом нижнем третьем ярусе.
Алтарь, к которому мы спускались несколько раз за всю жизнь: пройти посвящение, зачать ребёнка и родить его.
Такой путь послушниц.
Некоторые девушки, кому не повезло родить сына, спускались туда снова и снова пока стены храма не огласит плач их девочки.
А сыновья?
Мои руки сжались.
Этого я боялась больше всего – родить сына.
И не только я одна: наверное, это ужас для каждой девушки-послушницы, ведь тогда малыша заберут и увезут за небольшой остров, над которым всегда клубился смертельный туман. А дальше…
Мы надеялись, что малышей забирают жители ближайших деревень. Лелеяли эту веру. Хоть сомнения и терзали наши сердца.
Пару раз я находила свитки, в которых было указано, что там, на том острове, расположен древний алтарь. Но никто его не видел. Туман не пускал.
Никого. Никогда.
Из коридора раздался «бой».
Нас призывали к подъёму.
Оставив в покое свои невесёлые думки, я подошла к стене, чуть отогнула висевшую на ней тёмную изъеденную сыростью тряпку, которая некогда называлась гобеленом, и, взяв нож, начертила ещё одну палочку.
Так по дням я отмеряла свой возраст, с ужасом понимая, что недалёк тот час, когда мне придётся спуститься со жрицей в алтарный зал и пройти ритуал зачатия с тем пленным, на которого укажет старуха, только так я про себя называла верховную этого храма.
Мерзкий обряд. Неправильный. Но слово старухи неоспоримо.
С каждым годом моя ненависть к этой женщине только росла, съедая мою душу и отравляя жизнь. Но это же чувство помогало мне удержать свой рассудок в этом мире и окончательно не сойти с ума.
В верхнем наземном ярусе храма оживились послушницы. В вечно царившей тишине загремели тазы для умывания, раздались шаги и заскрипели крышки сундуков.
Я же уже ополоснула тело и оделась.
На моих худых плечах тряпкой висело серое платье послушницы. Короткий шерстяной плащ я по привычке перевесила через довольно длинную ручку двери, чтобы не забыть выходя.
Поправив покрывало на кровати, прошлась по узкой комнатке и села на сундук. Больше мебели здесь не наблюдалось.
Закрыв ладонями лицо, вспомнила наш дом с отцом. Столько лет уже прошло, а боль не утихала. Разум цеплялся за каждое воспоминание, скрашивая мрачные будни.
Если бы не «печать безмолвия» я вопила бы от лютой ярости.
И, может быть, мне стало бы легче. Но нет, со дня смерти отца я не проронила ни слова.
Хлопнула первая дверь, за ней – вторая.
Больно прикусив нижнюю губу, снова выглянула в окно. Старенькие, но ещё крепкие длинные узкие лодки стояли у берега, ожидая послушниц.
Каждое утро мы отплывали на них в туман, блуждали по устью реки, впадающей в бескрайний океан, и добывали провизию. Змеи, рыба, мелкие животные, редкие птицы. Водоросли, но за них нас больше ругали. Поэтому они шли в ход, если уж совсем ничего не нашли.
Иногда нам попадались черепахи.
Но это была такая редкость.
А порой… мы сами становились добычей. И кто-то из нас не возвращался.
Но каждый год гуроны пригоняли новых девушек и меняли на пленных: тех несчастных путников, что ловили жрицы. Как правило, это были мужчины. С ними обращались как со скотом. В основном они нужны были для ритуала зачатия, а после – как разменная монета дикарям.
Этих разукрашенолицых я ненавидела особенно люто.
Бездушные твари. У женщин, что они пригоняли сюда, наблюдалось лёгкое безумие. Всегда. Часть их умирала в первые дни. К берегу возвращались пустые лодки. Имена девушек так и оставались неизвестными. Безымянные жертвы тумана.
На улице раздался звонкий одиночный удар. Колокол!
Моргнув, я поняла, что опаздываю. Метнувшись к двери, схватила плащ и понеслась на выход. Наверху кто-то истерично закричал. Один из пленных. А сегодня к вечеру жрицы должны были вернуться с новыми жертвами. Чтобы им нарваться на неупокоенных.
Выбежав на улицу, понеслась к своей лодке. Около неё уже стояла младшая жрица. Заметила же, что я замешкалась. Под её тяжёлым взглядом, я прошла до кромки воды и перелезла через бортик своего шаткого судёнышка. Потянулась за веслом. И тут же ощутила хлёсткий удар прутиком по спине. Зашипев, я мысленно выругалась самыми крепкими словами.
Боль ослепила, но быстро схлынула. Оскалившись, я легко поддалась ярости.
Глава 2
Мне потребовалось несколько долгих мгновений, чтобы взять себя в руки. Красная пелена ярости, застилающая глаза, рассеялась, и я смогла сделать глубокий вдох.
– Ещё раз опоздаешь, Сонья, я с тебя шкуру спущу, – прошипела надо мной пожилая жрица.
Туман медленно отполз от моих ног, словно испугавшись.
На кончиках пальцев появился тусклый свет, робко прося дозволения спалить эту гадину дотла. О, как я хотела выпустить его и заставить эту…
Я снова сделала глубокий вдох.
Свет на моих ладонях погас, будто и не было его вовсе.
Распрямившись, я взглянула жрице в глаза, пытаясь хоть так передать ей всю свою ненависть. Она и не подозревала, как близко ходит её смерть. С каждым днём мне всё сложнее было удержать своё безумие.
– Что зыркаешь, лютая, скоро твой день настанет, – захохотала дряхлая тварь. Жиденькие волосёнки сосульками свисали с её головы, обрамляя дряблое лицо. Тонкие сухие губы кривились. – Ляжешь под мужика, как и всё прочие. Вы послушницы только для того и нужны.
Я оскалилась в ответной улыбке.
«Сдохни» – чётко произнесла одними губами.
Она меня прекрасно поняла. Затряслась. Сморщенное лицо исказил гнев. Размахнувшись, жрица ударила меня хворостиной снова. И снова. И снова…
Удары сыпались градом на моё тело, я же звонко смеялась, понимая, насколько она бессильна и беспомощна.
– Тлара! – появление верховной жрицы только ещё больше распалило мой гнев. – Сколько раз тебе говорено, не тронь её тело.
Младшая жрица опустила руку и отошла, виновато склонив голову.
Не дожидаясь развязки, я схватила весло и с силой оттолкнулась от берега.
Конечно, я знала, что никто не бросится вдогонку, потому как буквально в шаге начинался обрыв и глубина там по горло.
Кто же туда полезет, в тот омут? Никто.
Спокойно сев на банку, крепче ухватилась за весло.
Верховная, открыв рот, так и замерла на берегу, не смея приказывать мне вернуться. Знает, тварь дряхлая, что я не послушаюсь.
Младшая жрица же обернулась, я по взгляду поняла: она у меня улов принимать будет.
И отыграется. Костьми ляжет, но добьётся моего наказания.
Кровь из носу, а чего-нибудь мне поймать нужно. Нет, физической расправы я не опасалась. Но были и иные наказания: оставят на ночь, привязанной к столбу у воды, или погонят в библиотеку, а, может, и на нижние склады.
А быть так рядом с этим проклятым алтарём я была не готова.
Сев ровнее, всё же не удержалась и показала Тларе свои зубы, демонстрируя клыки. Её передёрнуло. Костлявые морщинистые ладони сжались в кулаки. Злится, гадина.
Усмехнувшись, я выровняла лодку и легко поймала течение.
Медленно оно вынесло меня на середину реки.
* * *
Туман стелился над самой водой. Клубился словно живой, огибая препятствия. Медленно расступаясь, он выпустил из своих объятий тонкий ствол дерева. И ещё один. И ещё…
Затопленный лес!
Это немного озадачило.
Работая одним веслом, я пыталась сориентироваться и понять, где я.
По внутреннему ощущению уже полдень, а я не нашла ничего хоть сколько-нибудь пригодного в пищу. Даже зарослей водорослей, которых чуть подальше от нашего острова было в избытке, и тех мне не попадалось.
Словно вымерло всё.
Мне становилось не по себе. Мурашки щекотали затылок.
Перестав грести, притаилась. Даже не дышала.
Лодка не двигалась. Её медленно крутило на месте.
Крепче схватив весло, я принялась активно им работать. Но моё судёнышко всё одно – возвращалась к торчащим из воды покрытым зелёными наростами стволам.
Понятно! Меня просто водило по кругу.
Это означало только одно – я заплыла в смертоносный туман.
Течение порой бывает таким коварным.
Взяв ориентир на торчащие из воды крайние затопленные деревья, подплывала к каждому и ножом делала острые насечки.
Время. Оно играло против меня.
Вокруг стелился тяжёлый молочный туман, и чем дальше я гребла, тем гуще он становился. Вытянув руку, с трудом различила очертания ладони.
А мгла всё сгущалась.
Моё платье отсырело, по лицу стекали капли воды. Казалось, я могу просто схватить эту дымку и выжать.
В какой-то момент подумала, что всё – это конец. Что обратной дороги мне больше нет. Но страх не пришёл, только усталость.
А ещё желание завыть.
Закрыв глаза, прислушалась.
Туман безмолвствовал. Ни птиц, ни всплеска рыбы. Ни шороха ветвей.
Мир затаился и выжидал. Замер, с интересом наблюдая за немой охотой.
Да только жертву туман выбрал не ту.
Поднявшись с банки и не выпуская весло из рук, я глубоко вдохнула и выдохнула. А затем медленно подалась корпусом вперёд и выпустила свой свет. Яркая вспышка разорвала пространство. В груди стало невыносимо больно.
Магия жизни прожигала мою душу, но давала надежду на спасение.
Свет искал себе подобных.
Белых, что являлись на мой зов.
Силы были на исходе, когда впереди, всколыхнувшись, появился призрак. За ним выплыл из молочного марева ещё один, и ещё. Окружив лодку, они мягко подтолкнули её чуть в сторону.
Быстро упав на лавку, я принялась грести туда, куда указывали души мёртвых.
Что-то влажное покатилось по моей щеке.
Слёзы.
Я давно перестала обращать на них внимания.
Сейчас я хотела просто ещё немного пожить и не становиться одной из этих чистых сердцем, что навсегда поработил туман.
Кто они?
Души послушниц, что погибли в этих водах.
Путники, сбившиеся с пути.
Я никогда не вглядывалась в их лица, боясь, что не забуду их облик.
Призраки кружили вокруг меня, не давая сбиться с верного пути.
Я проплыла рядом с деревом, на котором виднелась моя свежая насечка. Мне стало ясно, я изначально выбрала неправильный путь.
Лодка скользила по реке в полном безмолвии.
Подняв взгляд, поймала себя на том, что слежу за плавными движениями светлых. Души будто водили хоровод, то поднимаясь выше к кронам деревьев, то опускаясь к самой воде.
Улыбнувшись, чуть не выронила весло, но быстро спохватилась, крепче вцепившись в него.
Туман рассеивался и, наконец, мы выплыли на относительно чистый участок воды.
Светлые, сделав ещё один круг вокруг лодки, взвились вверх и исчезли где-то в туманных небесах.
«Спасибо» – безмолвно шепнула я одними губами.
Но им не нужны были мои слова. Они спасали своих. Я понимала, что когда-нибудь присоединюсь к ним. Это моя судьба и иначе не будет.
Но это потом…
А сейчас мне нужно было поймать хоть пару рыбёшек.
Глава 3
Раз за разом закидывая в воду плетёную верёвку, на конец которой был привязан довольно острый крючок с насаженным на него кусочком несвежей рыбы да совсем тупое остриё ножа, служившее грузилом, я ждала хоть какого-нибудь намёка на поклёвку.
Но палочка-поплавок, словно издеваясь надо мной, оставалась неподвижна.
Раздражаясь от неудач, я в очередной раз вытащила из воды свою самодельную снасть и поджала губы. Вспомнился взгляд жрицы, что она послала мне «в спину». От него становилось откровенно страшно.
Вернусь ни с чем, и меня выпорют.
Даже верховная не остановит.
Есть правила, которые нарушать никому нельзя. Послушница должна вернуться с добычей или сгинуть в тумане.
Обтерев ладонью лицо, покрутила в руках тупое лезвие. Нужно было что-то придумать. Но вариантов особо и не было. Задрав платье, ухватилась за и без того короткий подол сорочки. Надорвав зубами ткань, оторвала узкую полоску. Я делала это и раньше, и не раз. Обмотав ткань вокруг грузила, тяжело вздохнула.
Я очень рисковала, но по-другому мне просто не вернуться в храм.
Возможно, именно так и погибали другие послушницы. Понимая это, я всё же выдернула из-под лавки, на которой сидела, небольшой нож. Зажмурившись, полоснула им ладонь и прижала её к лоскуту ткани. Она стремительно окрашивалась в бордовый цвет.
Рана щипала и дёргала.
Но я терпела, уверяя себя, что так надо.
Это, чтобы выжить! Чтобы у меня был ещё один завтрашний день.
Наконец, убрав кровоточащую ладонь от грузила, размахнувшись, закинула снасть в воду и замерла, прожигая взглядом простую палочку. Я молила её дёрнуться. Но всё тщетно. Рыбы не было.
Непонятно откуда подул пронизывающий ветер.
Палочка качнулась и замерла.
Крепко сжимая верёвку, я почувствовала слабый рывок. Ещё один.
Запрещая себе верить в удачу и надеяться на улов раньше времени, я резко дёрнула и потащила снасть. Шла она тяжело. Несколько раз мне приходилось ослаблять верёвку, чтобы не порвать. Наконец, над поверхностью показалось белое брюхо крупной клыкатки. Проклиная свою удачу, я подтащила рыбу ближе к борту лодки. Змеевидное тело извивалось, не позволяя мне ухватить свою добычу под неострые жабры или за глаза.
Одно неловкое движение, и эта тварь намертво впилась в мою кисть. От резкой боли я зашипела и, схватившись второй рукой за добычу, надавила ей на глаза, втаскивая в лодку. Клыкатка продолжала сжимать челюсти, грозясь оставить на моей коже ещё пару шрамов, коих там и так было в избытке. Нащупав под банкой короткую дубинку, выдернула её левой рукой и без сожаления нанесла удар по голове рыбы.
Эти твари на моих глазах однажды тонущую послушницу сожрали.
Мы даже подплыть не успели, как они, вцепившись ей в лицо и обвив шею, уволокли на дно. Только вода, окрашенная в алый цвет, бурлила, прямо намекая, какой пир там творится.
От этого воспоминания мне стало не по себе и я ещё раз двинула твари по голове, чтобы наверняка.
Клыкатка обмякла и разжала челюсти.
Выдернув из её пасти крючок, насадила на него кусочек дурно пахнувшего мяса её же сородича.
И снова ожидание.
Порывы ветра создавали на воде рябь. Туман рассеялся, и показались лодки. Они плыли в полной тишине. Взявшись за весло, я приготовилась спешно удалиться с этого места. Причиной тому были те, кто сидел в этих ветхих судёнышках.
Мёртвые.
Нет, не те неразумные умертвия, что слоняются по лесам, и не утопленники, что порой, мыча, ползают на отмелях. Этих коренных жителей тумана называли «обречённые».
Много ходило вокруг них легенд.
Не раз я раскрывала свитки, в которых рассказывались истории о целых деревнях, которые захватывал смертоносный туман. Их несчастные жители просыпались наутро мёртвыми. Все как один: и старики, и дети.
Время шло, их тела усыхали, но они продолжали мыслить, чувствовать, порою даже сострадать.
Я не особо боялась обречённых, но всякое бывает. И среди них хватает последователей Танука, которым за честь возложить на алтарь живую.
Внимательно следя за караваном лодок, пропустила момент поклёвки. Только когда верёвку дёрнуло, я опомнилась и, выпустив весло, тихо рванула её на себя. Всплеск воды, и один из обречённых обернулся, заметя меня. В его пустых глазницах вспыхнул зелёный огонёк.
Я скорее инстинктивно продолжала тянуть верёвку на себя. Рыбина снова показалась на поверхности и сделала «свечку».
И снова громкий всплеск воды.
Мёртвый покачал головой и поднёс к безгубому рту палец, призывая меня к тишине. Замерев, я разжала руки и позволила своей добыче уйти на дно. Палочка продолжала дёргаться, давая мне понять, что рыба ещё на крючке.
Наконец, последняя лодка скрылась в тумане. Скорее по привычке я досчитала до двадцати и выдохнула.
Вцепившись в верёвку, взмолилась, чтобы рыба не ушла под коряжник. Тогда я потеряю и крючок, и грузило. Осторожно выуживая свою добычу, непроизвольно озиралась по сторонам. Неспокойно на душе было.
Туман, то наползал на нос лодки, то медленно пятился назад.
Подтащив к борту некрупную клыкатку, не стала рисковать и, размахнувшись, ударила её дубинкой.
Затащив рыбу в лодку, сплюнула от досады. Крючок эта зубастая заглотила знатно. Пришлось хорошенько повозиться, чтобы выдернуть его обратно.
Утерев ладонью влажное лицо, устало вздохнула. Определённо сегодня не мой день. На дне лодки лежало всего две клыкатки. С таким уловом радушно меня не встретят.
Я снова забросила снасть в воду.
Ещё дважды мне посчастливилось выудить длинных змеевидных рыбин, размером, правда, они были поменьше первой.
Возвращалась в храм я не с пустыми руками, но, к сожалению, последней.
Все лодки уже стояли, привязанные к колышку у берега. Кажется, наказания мне не избежать, а если я ещё и привезла меньше всех, так и вовсе показательно выпорют за лень.
