«Куда ты пропала, Бернадетт?» kitabından alıntılar
"Истину узнать нелегко. Ни один человек не способен понять другого до конца".
В паспорте Би написано ее полное имя – Балакришна Брэнч. (Я тогда переживала сильный стресс, и мне казалось, что я выбрала дочери хорошее имя.)
У парня оказался иммунитет к моему обаянию, ну или у меня не оказалось обаяния, что больше похоже на правду.
– В Антарктике мне больше всего нравится, наверное, просто сидеть и смотреть.– Знаешь почему? Когда человек подолгу смотрит на горизонт, его мозг вырабатывает эндорфины. Это как эйфория у бегуна. А сейчас мы все живем, уставившись в экраны в двенадцати дюймах от носа. Неплохая смена обстановки.
Позвольте рассказать историю про то, как Би в первый и в последний раз сказала, что ей скучно. Это было еще до школы. Мы с Бернадетт везли Би и ее подружку на день рождения. И тут Грейс сказала: «Мне скучно». «Да, – повторила за ней Би, – мне скучно».Бернадетт остановила машину, отстегнула ремень и обернулась назад. «Это правда, – сказала она девочкам. – Вам скучно. И сейчас я открою вам маленький секрет. Вы думаете, что сейчас скучно? Дальше будет еще скучнее. И чем скорее вы поймете, что только вы сами можете сделать свою жизнь интересной, тем лучше для вас».
Они могут заинтересоваться мной и ждать, что я буду с ними любезна. При одной мысли об этом у меня начинается паническая атака. Но ведь немного социофобии еще никому не повредило, правда?
Небо в Сиэтле такое низкое, будто Бог накрыл нас шелковым парашютом.
Помню, в детстве мы в каком-то загородном клубе искали пасхальные яйца. Я нашла золотое яйцо и в качестве приза получила живого крольчонка. Не сказать, чтобы моих родителей это сильно обрадовало, но они все-таки купили клетку, и кролик поселился в нашей квартире на Парк-авеню. Я назвала его Матросом. На лето я уехала в лагерь, а родители отправились на Лонг-Айленд, оставив Матроса на попечение горничной. Вернувшись в конце августа, мы обнаружили, что Глория два месяца назад сбежала, прихватив столовое серебро и мамины драгоценности. Я ринулась к клетке Матроса, не чая увидеть его живым. Он забился в дальний угол и весь дрожал. Он пребывал в плачевном состоянии: мех от истощения страшно отрос – организм пытался компенсировать нехватку пищи замедлением обмена веществ и понижением температуры тела. Когти отросли на целый дюйм, а передние зубы спускались до самой нижней челюсти, так что он едва мог открыть рот. Кроликам необходимо постоянно грызть что-нибудь твердое, например морковку, иначе зубы у них отрастают. Я в ужасе открыла клетку, чтобы обнять своего малыша, а он в припадке слепой ярости разодрал мне лицо и шею. Шрамы до сих пор видны. Оставшись без присмотра, он одичал.То же самое произошло со мной в Сиэтле. Любого, кто приблизится ко мне, даже с любовью, я располосую – мало не покажется.
Как-то в пятницу она забрала с собой ящик очков в проволочной оправе, а в понедельник принесла их обратно, связанные проволокой. Получилась такая как бы кольчуга из очков. Но прочная и на вид потрясная! Бернадетт засадила парней за работу. Дала каждому кусачки и плоскогубцы и показала, что делать. Из тысяч старых очков они сплели ширмы, которые она использовала вместо внутренних стен.Зрелище было еще то: мексиканские мачо сидят на солнышке в креслах и вяжут. А им нравилось. Они включали эту свою музыку – ранчеру – и сплетничали, как девчонки.
Вот как выглядит безутешность: я сижу в машине на парковке детской больницы, все окна глухо задраены, на мне больничный халат, между ног двенадцать дюймов прокладок, на плечах – куртка Элджи. Сам он стоит на улице, в темноте, и пытается разглядеть меня сквозь запотевшие окна. Это была пытка адреналином. Ни мыслей, ни чувств. Во мне зрело что-то столь ужасное, что Бог понял – мой ребенок должен выжить, иначе оно вырвется наружу и миру конец.
