Kitabı oku: «Величие. Книга 1», sayfa 3

– А мне казалось, этот вопрос уже был решён, – сухо подала голос баронесса. – Его Величество Келсий отмечал в черновиках проекта, что крепость должна быть построена на юго-восточной границе с дроу. Вам должно быть об этом прекрасно известно, Ваша Светлость. Почему же вы настаиваете на ином?

Повисло несколько неловких секунд, во время которых министр, не шелохнувшись, впервые окинул молодых чиновников жёстким, пронзительным взглядом. Янтарные глаза его сверкнули совершенно холодно и враждебно, но фавориты императора никак на это не отреагировали. Затем князь улыбнулся.

– Осмелюсь спросить, занимался ли кто-то из присутствующих данным проектом вплотную, чтобы иметь о нём полное представление?

Его голос оставался абсолютно ровным. Он даже приобрёл мягкие будничные оттенки, как если бы князь Мешерие участвовал в светской салонной беседе. Но…

– Это сейчас не имеет отношения к делу, – возразил Пьерше. – Вам известно мнение покойного императора, память которого Аурелий глубоко чтит.

– То есть вы признаёте, что нет, но при этом желаете принять серьёзное решение с далеко идущими последствиями. Весьма самонадеянно, должен сказать. – Улыбка князя стала чуть шире, точно приветственная.

– Ваше мнение в данной области совершенно без надобности, министр финансов, – с усмешкой парировал Пьерше. – Император способен самостоятельно определить компетентность каждого из нас.

– Именно поэтому я с удовольствием обсужу с вами текущее положение дел, если только Его Величество действительно сочтёт себя не в силах выполнять свой долг. – С лёгким поклоном князь отвернулся от них. – Ваше Величество, должен отметить, что имеются новые возражения, которые необходимо рассмотреть, и они могут оказаться решающими для перемены резолюции. Ваше Величество!

– Да-да, оставьте, пожалуйста, бумаги… – вздрагивая и выпрямляясь, точно вырванный силком из тяжёлого сна, ответил Аурелий. – Я сам приму решение, но чуть позже.

Больше всего в эти дни ему хотелось одиночества: ещё раз, хотя бы мысленно, обратиться к родителям. Побыть наедине с воспоминаниями. Груз невыясненных вопросов придавал утрате особо горький привкус. А вместо этого его постоянно дёргали, дёргали… хоть Аурелий и понимал, что это неизбежно.

Его друзья ещё некоторое время спорили с министром финансов. Князь Мешерие никак не желал убираться восвояси, но он был фигурой, с которой приходилось считаться или, во всяком случае, следовало соблюдать осторожность. О том, как он приобрёл славу дворцового интригана, ходили легенды. Расстались холодно, если не враждебно, и документы князь забрал с собой.

После обеда разбирали пришедшую за утро корреспонденцию и составляли план, какие задачи необходимо решить в первую очередь. Друзья здорово помогали Аурелию, проводя рядом с ним ночи напролёт и компенсируя нынешнюю рассеянность.

Поздно вечером, когда император прилёг отдохнуть, все трое вышли, чтобы сделать кружок по прилегающему к дворцу парку. Было очень свежо. Густая, прожорливая темнота скрадывала пространство и предметы, и фонари у лавочек, рассеивающие зеленоватый свет, были лишь ещё одной её частью, а не противником. Издалека, словно из другого мира, доносилось ржание лошадей. В такой обстановке разум начинает блуждать далеко-далеко, и каждый из аристократов наконец-то сбросил тяжесть прошедшего дня, погрузившись в личные размышления…

Кэрел думал о том, что каждый из них изменился за прошедшие годы. Из глубины утёкшего времени их студенческая пора теперь отдавала детской наивностью. Сепиру выросла опытной чиновницей в сфере просвещения, как о том и мечтала. Пьерше превратился в долгожданного гостя всех салонов, не говоря уж о блестящей карьере в посольстве… Сам Кэрел, как и прежде, оставался погружённым в научные изыскания. Не значило ли это, что каждый из них теперь был более незнакомцем, чем другом? Не осквернят ли они память о прежней дружбе неосторожными действиями?

Зато Пьерше и Сепиру, шагая по аллее чуть впереди князя, пусть и не держались за руки, но находились так близко друг к другу, что вполне могли бы это сделать. И мысли их текли в схожем направлении. Каждый вспоминал сегодняшнее утро перед похоронами, которое смутило и взбудоражило обоих.

Помощь Аурелию потребовала от друзей напряжения всех сил; немногословный Кэрел неизменно предпочитал уединение, а вот граф и баронесса нередко засыпали над документами в одной комнате. Так и в этот раз, пока Сепиру стояла перед зеркалом с щёткой, укладывая светлые волосы в деловой пучок, Пьерше выглянул за дверь и крикнул:

– Завтрак на две персоны!

Вскоре на пороге объявилась служанка, толкая перед собой тележку с горячим, дымящимся завтраком.

– Прошу вас. – Она была человеком, это чувствовалось по её почтительным, несколько робким манерам.

Взгляд девушки невольно метнулся в сторону графа Круазе, который колдовал без магии, облачаясь в траурный наряд. Матовое мерцание серебряных аксессуаров не нарушало общего угольно-чёрного тона. Шёлковый платок, повязанный вокруг шеи, был слегка надушен, и горьковатый лимонный аромат уже плыл по комнате. Лёгкими, точно небрежные мазки художника, акцентами служили бриллиантовые запонки и застёжки – им вторил спрятанный под пиджаком жилет с металлической искрой. Мало кто в свете, особенно среди дам, мог сдержать восхищённый вздох при виде этого элегантного мужчины с чуть вьющимися, чёрными, как вороново крыло, волосами, уложенными в короткую причёску! Что уж говорить о простой горничной…

С трудом оторвавшись от созерцания вельможи, служанка в замешательстве оглянулась, не зная, куда лучше поставить тарелки.

– Оставь, мы так поедим, – отрезала Сепиру, подходя и наливая кофе. – Будь добра, поменяй полотенце и воду для умывания.

– Сию минуту, Ваше Благородие.

Как и многие, раболепно склонившись перед жёсткой манерой баронессы, девушка поспешила прочь. На полпути она закашлялась, прикрываясь рукавом.

– Что с тобой? Ты простудилась?

– Не беспокойтесь, это скоро пройдёт, – виновато потупилась служанка. – Сейчас такие солнечные дни… Я слишком легко оделась.

Так и не выпив кофе, Сепиру сумрачно отставила чашку и, выпустив из пальца острый коготь, царапнула ладонь, позволяя капле крови упасть в напиток.

– Так нельзя ходить. Выпей, и через пару часов всё пройдёт². – Она устало отдала кофе девушке, которая с признательностью приняла кружку обеими руками.

– Благодарю. Благодарю вас. – Боясь случайно расплескать драгоценную жидкость, горничная осторожно, но уже несколько смелее поклонилась хмурой Сепиру и, прихватив ещё и кувшин с полотенцем, направилась прочь из комнаты. – Я принесу вам новую чашку, Ваше Благородие.

– Постой, – вдруг окликнул девушку Пьерше.

На кончиках его пальцев соткался из ниоткуда росток. Дымчато-зелёные радужки графа загорелись алым цветом – неотъемлемой особенностью любого норда во время колдовства, по которой ранее их и вычисляли среди людей. Истаивая, точно в мираже, и меняя очертания на глазах, росток превратился в гибкий стебель, вытягиваясь и обрастая шипами, и на конце его набух тугой, обтянутый бархатной оболочкой бутон. Ещё через мгновение матовые зелёные створки лопнули под тяжестью налившихся лепестков, выпуская на свет белую розу. Приблизившись к служанке, граф Круазе галантно протянул ей только что сотканный из магии цветок.

– Достойная плата за восхищённый взгляд, которым вы меня одарили, – сказал он со спокойной улыбкой. – В чём дело? Вам не нравится цвет? Я могу вырастить любой, какой захотите, – подмигнул он покрасневшей до кончиков ушей девушке.

Та быстро приняла розу, но глаз по-прежнему не поднимала.

– Что вы, не стоило, – наконец смущённо прошептала она так, что граф едва мог расслышать.

– О, здесь всё просто, – обворожительно улыбнулся Пьерше. – Вы посмотрели на меня, я посмотрел на вас – наша разница в положении не преграда. Сдаётся мне, вы очень умненькая и знаете себе цену. Но, если желаете, мы можем свести знакомство поближе.

От такого поворота событий служанка стушевалась окончательно.

– Красная улица, дом десять. Покажете цветок, и слуги вас пустят. Разумеется, я не настаиваю. Можете заглянуть в среду, не раньше десяти вечера.

Мягкий, дружелюбный голос Пьерше не предвещал угрозы, и девушка наконец осмелела. Она улыбнулась – ещё пока слабо и в то же время многообещающе, с новым, незнакомым кокетством, поверив, что её действительно отметили. На мгновение показалось, что они вот-вот поцелуются, потянувшись друг к другу, но затем горничная, опомнившись, уже с достоинством поклонилась и поспешно вышла.

– Про полотенце и воду не забудь! – крикнул ей вдогонку Пьерше и, весело посмеиваясь, сказал уже сам себе: – Ловко притворяется… Это будет занятно.

Процесс утончённого флирта доставлял ему такое же удовольствие, как и грамотно сочинённая и распланированная до мельчайших нюансов дипломатическая нота. Предвкушая новую любовную головоломку, составляющие которой были пока неизвестны, Пьерше, улыбаясь, запустил ладонь в волосы.

И осёкся, вспомнив о Сепиру.

Деликатно отвернувшись, баронесса, как изваяние, застыла перед зеркалом – и по её прямой спине, наглухо запаянной в тёмно-синюю с золотой окантовкой ткань, точно в доспехи, было невозможно прочесть ни единой эмоции. Льдисто-белоснежные волосы. Жакет со стоячими плечами, на манер военных. Широкий пояс, как всегда оттягиваемый фамильным украшенным чеканкой кинжалом. Её бёдра выглядели у́же плеч, в свободной одежде силуэт очень напоминал мужской, и всё же тонкая и не такая мощная фигура была несомненно женской.

– Гляжу, ты всё такой же, – фыркнула она. – Разве что сменил престарелых дам на молодых. Или уже успел настрочить пачку дешёвых стихов княгине Яршис?

– Что поделать. Я давно пришёл к заключению, что невозможно найти все виды удовольствия в одном флаконе, – вальяжно улыбнулся Пьерше, хотя упоминание о княгине Яршис пробудило в нём отдалённое беспокойство.

– Флаконе? – Сепиру вопросительно вздёрнула бровь.

– Моя теория заключается в том, что в супруги мы выбираем партнёра либо для тела, либо для души. Как правило, найти всё в одном флаконе довольно трудно. Приходится определяться, что более необходимо.

– Правда? А что же выбираешь ты, флиртуя направо и налево?

– О, пытаюсь балансировать на тонкой грани, получая немного и того и другого и оставаясь в конце концов ни с чем.

– А это, видимо, уже пример мужской логики.

– Какая же ты язва! Ещё хуже, чем когда мы учились в университете. Эти чиновничьи кабинеты окончательно испортили твой характер.

– И даже не надейся на снисхождение, – усмехнулась Сепиру отражению графа в зеркале. – Кружишь головы бедняжкам. Хотя, – добавила она пренебрежительно, – они и сами те ещё дуры, если душу готовы продать за твою внешность. Когда я только встретила тебя в первый раз, сразу поняла, что ты безнадёжен.

Пропустив последнюю фразу мимо ушей, Пьерше задумчиво уставился в окно, снова вспоминая княгиню Яршис.

Постоянный успех среди дам льстил графу Круазе, но иногда тщеславие играло с ним злую шутку. Не стерпев как-то раз насмешки, что даже он не сумеет добиться благосклонности чопорной сорокалетней дамы, затянутой, точно мумия, с ног до головы в шёлк, Пьерше принял вызов. И почти победил, только под конец сам был уже не рад настойчивым ласкам, которые принялась оказывать ему «дама сердца». Приятели тайно делали ставки, чем окончится комедия, но тут командировка в составе заграничного посольства вынужденно прервала всеобщее развлечение. Наверняка княгиня Яршис примется теперь по новой стелить перед ним свои перья. Нет, решительно, трёхлетняя отлучка сыграла ему хорошую службу, и он больше не даст старухе ни малейшего повода воображать какие-либо симпатии. Глупый фарс окончен!

Вернувшись в реальность, Пьерше перевёл взгляд на умывающуюся с шумными всплесками Сепиру. Та скинула жакет, и граф отчётливее, чем прежде, смог проследить её не слишком рельефную фигуру. Последние часы они вместе ели, спали и иногда пили по ошибке из одного стакана – совершенно не обращая внимания на отличия друг друга. Теперь они проступили как будто бы ярче.

Сепиру чувствовала, что Пьерше глядит на неё, и почему-то не спешила завершать утренний туалет.

«Что, если бы я решила раздеться, – как бы он отреагировал?»

«Что, если бы она сейчас сняла рубашку, – что бы я почувствовал?»

Эти небрежные мысли в их головах возникли и рассеялись, как рассеивается туман над рекой и на смену ему заступает яркое солнце здравого смысла. Слишком многое им предстояло, чтобы была возможность прислушиваться к самим себе.

А теперь, ночью, они вновь и вновь прокручивали это воспоминание, спрашивая у самих себя: что же это всё-таки было?..

Глава 3. Страх

– Ваше Величество. – Князь Мешерие проник в кабинет так неслышно, что молодой император вздрогнул.

Аурелий пытался было немного поспать, но его начали одолевать образы убитой матушки. Её посиневшее лицо и жуткий, невидящий взгляд… Кошмары преследовали и во сне, и наяву, лишая рассудка. От отчаяния Аурелий снова принялся за работу. И вот, его уже тут как тут дожидаются… Разве этот чиновник не приходил ранее?

– Могу я с вами переговорить лично?

– Да… да, разумеется. Присаживайтесь. – Аурелий излишне торопливо – быть может, сказывались нервозность и подавленное настроение – предложил министру кресло и уставился на него, сжав в пальцах автоматическое перо. – Мне просто сегодня действительно было очень…

– О, что вы, – оборвал его Мешерие, покровительственно улыбнувшись. – Я же понимаю, как это трудно: вы только начали обучение под заботливым крылом отца, который всегда поможет, подскажет, возьмёт дело в свои руки, в конце концов. А теперь вы совсем один, и за все последствия отвечать только вам! Ваше Величество, я всегда почитал Его Величество Келсия. Я благоговел перед ним. Такое высокое дарование, такая проницательность – больше никто ими не обладает! И вы его сын. Я… – Голос вельможи охрип от торжественного волнения. – Я чувствую себя обязанным уберечь вас от скоропостижных ошибок. Помочь. Я склоняю перед вами голову, предлагая весь свой опыт и знания, всего себя, Ваше Величество! Ведь, я надеюсь, вы не будете отмахиваться от знаний старого министра, проработавшего целых десять лет рука об руку с вашим уважаемым отцом?

– Нет… что вы. Наоборот, я очень благодарен, – смущённо кивнул Аурелий.

От столь горячих похвал усопшему отцу его охватила лишь ещё большая робость. Внезапно он ощутил себя мальчишкой, отвечающим невыученный урок.

– Крайне признателен вам. Тем более уже пора бы начинать править, не правда ли? Негоже перекладывать всю ответственность на друзей, которые ещё менее опытны, чем вы сами.

Аурелий внутренне передёрнулся: министр будто отчитывал его, хотя внешне оставался учтив. В душе поднялась иррациональная, мешающая сосредоточиться паника. «Успокойся. Ты монарх. Ты неприкосновенен», – зачем-то твердил он сам себе, а князь Мешерие тем временем продолжал:

– Мой визит по-прежнему касается строительства крепости. Вам может показаться, что вопрос уже решён. Но всё-таки ваш отец не подписал проект, так?

– Да, – снова кивнул император.

Было трудно ответить что-то ещё этой мощной, стальной фигуре царедворца, который провёл годы, принимая участие в сложнейших государственных делах. Его послужной список был необъятным. В конце концов, он начинал свою карьеру ещё при дедушке Аурелия и затем работал в разных отделениях Министерства при отце, пока не дослужился до должности министра… Самому Аурелию было только двадцать пять лет. Что он знал и умел по сравнению с этим титаном? Нет, даже мысль о сравнении была невозможной. И поэтому Аурелий кивнул.

– Перед финальным заключением должно было быть ещё одно слушание, Ваше Величество. На нём я собирался изложить Его Величеству Келсию новые сведения, которые мне удалось получить. Согласно последним данным, воинственность нагов на севере сильно повысилась. Они могут вновь проявить неповиновение, а это создаст большие трудности для морского промысла. Крепость необходима, чтобы упрочить нашу мощь и внушить диким племенам уважение.

Мешерие протянул Аурелию неподписанный указ. Тот смущённо принял его, делая вид, что просматривает на соответствие, затем аккуратно отложил.

– Да, оформлено верно… – Император вопросительно взглянул на старика, но тот качнул головой.

– Ваше Величество, подпишите указ. – Голос князя стал настолько тихим, что в него приходилось напряжённо вслушиваться.

– Прямо сейчас? – неуверенно пробормотал Аурелий.

Он отчётливо сознавал, что принимать решение без друзей, когда они столько ему помогали с прочими вопросами, было некрасиво. Кроме того, доводы в пользу границы с Королевством Дроу казались более убедительными и Аурелию. И всё-таки ему почему-то было неловко спорить с князем Мешерие. Или даже страшно?

Он почувствовал, как учащается пульс от смятения, и ему стало трудно сосредоточиться на чём-либо, кроме мысли, что он не знает, как отказать. В спокойных, размеренных манерах министра крылось нечто подавляющее.

«Ты неприкосновенен».

– Я считаю… – «нужно провести полноценное совещание», хотел добавить Аурелий, но князь Мешерие вдруг перебил его, заговорив сердито и резко:

– Ваше Величество, дело не терпит отлагательств. Мы не можем позволить процессу затянуться ещё на пару лет. Я знал вашего отца очень долго. Мы были соратниками. Я не хочу сомневаться в вашей с ним близости, но полагаю, что в деловых вопросах знал его лучше. – Голос министра поплыл, исказился, достигая громовых высот в сознании Аурелия. Сама его фигура вспухла, заполняя всё пространство огромной комнаты, и на какое-то мгновение императору померещилось, что он вновь видит перед собой отца. – Та резолюция – всего лишь первоначальные мысли. Мы много обсуждали с ним этот вопрос вместе. Я понимаю, что вы молоды, а молодость диктует свои взгляды. Но, как главнокомандующий огромной страны, на котором лежит вся ответственность, вы должны помнить, что разрушить достигнутое чужим трудом гораздо легче, чем построить своё. Это, безусловно, ваше решение, я не собираюсь ничего навязывать – но, как друг вашего родителя, считаю необходимым строить крепость на севере.

Упоминание об отце и об ответственности окатило Аурелия мертвенным холодом. Действуя, как в бреду, он потянулся к указу, ставя свою подпись.

– Благодарю, Ваше Величество. – Граф Мешерие почтительно поклонился, забирая бумагу.

Когда министр вышел, император безвольно откинулся в широком кресле. Его волосы и рубашка промокли от испарины. Сложившаяся ситуация отдавала поганым привкусом, а как теперь смотреть в лицо друзьям, Аурелий и вовсе не представлял. С другой стороны – быть может, старый князь прав? Мысли метались от одного полюса к другому, не находя опоры, и именно это изматывало больше всего.

От переживаний его начало клонить в сон с новой силой. Аурелий поднялся и побрёл в сторону спальни. В больной голове плыл горячий туман. Хотелось перестать существовать, и на этот раз тело сжалилось над императором: едва прижавшись щекой к подушке, он почувствовал, как сознание растворяется в глухом беспамятстве, где нет ни смеха, ни любви, но нет и режущей сердце тревоги.

* * *

Зато наутро дурное настроение накатило в удвоенном размере. Не хотелось выслушивать никаких упрёков, не хотелось оправдываться и что-либо доказывать. Предвосхищая упрёки друзей, Аурелий уже заранее чувствовал себя усталым, загнанным, и оттого в нём быстро вспыхнуло раздражение. Оно свернулось, точно зверь на краю своей берлоги, и не сводило взгляда с окружающего мира.

Дождавшись, пока слуга оставит в спальне свежие фрукты и чистое бельё, Аурелий оделся и направился в морскую гостиную. Эта комната всегда была ему приятнее остальных. Малых размеров, предназначенную лишь для близкого круга, её украшали аквамариновые, под цвет морской волны, обои, которые придавали помещению простор и свежесть, и перламутровые, точно распахнутые ракушки, кресла. Вдоль стены протянулся прозрачный аквариум с алыми переливчатыми рыбами. Комната была яркой и воздушной, как кусочек неба над бескрайним океаном, внушая чувство покоя. Когда-то Келсий специально переменил её облик в качестве подарка для сына. Сейчас Аурелий пришёл сюда почти бессознательно, точно ища успокоения.

Вздохнув, сделал несколько шагов вдоль резных шкафов, где блестели корешками альбомы с иллюстрациями морских существ. Полистал пару изданий.

– Ваше Величество, граф Круазе, – тут как тут доложил камердинер.

– Проси, – сухо разрешил Аурелий.

Всё спокойствие как рукой сняло, нервы натянулись подобно струне.

– Привет! Я уже сегодня поеду перенимать дела в Министерстве. Но вечером обязательно к тебе загляну. Как себя чувствуешь? – наигранно бодро позвал друг, едва возникнув в поле зрения.

– Сам не пойму.

– Ого, что-то твои подводные угодья заросли, скоро будет настоящий лес. Слуги, похоже, отлынивают. Может, мне распорядиться насчёт чистки водорослей? – Пьерше уже подскочил к аквариуму, подзывая рыбок стуком пальцев по стеклу. – Слушай, ты в состоянии сегодня обсудить проект о крепости? Если нет, мы с Кэрелом и Сепиру сами всё сделаем, ты только подпись поставишь.

– Я его уже подписал, – слабо бросил Аурелий.

– В самом деле? – смущённо рассмеялся Пьерше. – Надо же… Когда это ты успел?

– Пьерше, я подписал, чтобы крепость строили на севере, – глухо проговорил Аурелий, отводя взгляд.

Тот нахмурился и вспыхнул.

– Зачем?!

В тоне друга прорезалось что-то очень похожее на злость. Раздражение разгорелось с новой силой; казалось, Аурелий не сможет сделать вздоха, если оно немедленно не выплеснется наружу.

– В смысле зачем? Я император или нет? Я должен всегда перед вами отчитываться? Подписал и подписал, ты можешь не мучить меня тем, что уже сделано?!

Пьерше опешил – это было непохоже на мягкого, тактичного кронпринца, когда-то мечтающего править вместе с друзьями. Хотя, что уж говорить, теперь Аурелий всё время был сам не свой.

– Прости, я не хотел ставить вопрос таким образом. – Граф решил действовать осторожно, чувствуя: что-то не так. – Разумеется, воля Табриесса священна и превыше всего… просто на севере строить бесперспективно, ты ведь знаешь. Наги исправно платят дань вот уж сколько лет. А военная активность дроу вызывает гораздо больше опасений. Твой дядя жизнь положил на то, чтобы хоть немного замедлить нарастающий конфликт.

– Мой дядя исчез десять лет назад. С тех пор многое изменилось, – устало отмахнулся император. – Послушай, я не уверен, что мы сейчас в силах правильно оценивать обстановку. Князь Мешерие долго служил непосредственно при отце. Я не могу не прислушиваться к нему.

– Так он приходил к тебе? – Пьерше в волнении заметался по гостиной. – Когда?

– Вчера ночью, пока вы гуляли… – нехотя признался Аурелий.

Ему всё-таки было стыдно, граф это видел, но, несомненно, старый министр успел каким-то образом повлиять на Аурелия. Хитёр, нечего сказать – за одну ночь склонить чашу весов на свою сторону!

– У него действительно огромный опыт. А я боюсь поступить опрометчиво и разрушить то, чего достиг отец.

– Князь Мешерие тоже не застрахован от ошибок. Кроме того, ты должен быть уверен, что он не преследует этим указом личные выгоды.

– Я понимаю, вы разных взглядов, но вы должны с ним сработаться. Мне нужен каждый из вас. Прошу, ради меня!

– Хорошо, допустим, тебе как императору мнения полезны, – нервно усмехнулся Пьерше. – Но ты видел, как князь вчера на нас смотрел? Он нам и слова не даст при тебе сказать! Ты сможешь удерживать этот баланс?

Аурелий внезапно взорвался:

– Откуда я знаю? Как я вообще могу править, когда не понимаю, что происходит?! Вы все давите на меня, но не представляете, как я себя чувствую! Я просыпаюсь каждую ночь в холодном поту, а утром не успеваю позавтракать, как вы все накидываетесь на меня! Тебе нужен баланс? Вот сам и поддерживай его!!

Злость клокотала в императоре, искажая черты лица до неузнаваемости. Пьерше в растерянности отшатнулся, чувствуя, как между ними рушится что-то важное. Однако надолго Аурелия не хватило, в следующий момент горькое раскаяние затопило его.

– Прости… прости меня. Я не должен был кричать… – Он удручённо отвернулся, показывая, что не хочет продолжать диалог.

Ситуация выходила из-под контроля. Пьерше не покидало пугающее ощущение: что-то внутри друга безвозвратно сломалось, а помочь ему ни он, ни Сепиру, ни Кэрел не в силах. Самое мудрое, что он мог сейчас сделать – это действительно оставить императора в покое.

– Не переживай, я тоже виноват перед тобой, – дипломатично произнёс Пьерше. – Отдыхай, пожалуйста.

* * *

Всё ещё не в себе после произошедшего, Пьерше остановился на вершине парадной лестницы, у подножия которой его поджидала карета. Несколько горожан прогуливались в этот погожий денёк перед дворцом, с затаённым любопытством поглядывая на закрытые окна. Одежду трепал порывистый, грубый ветер, но солнце прибавило жару, обещая скорое наступление настоящего лета. Пьерше поморщился, сумрачно раздумывая, что же делать. Хотелось бы предупредить Сепиру, чтобы она не тормошила Аурелия, но где её искать? Ему самому пора было перенимать дела, портфель министра – не шутки, хоть и великая честь. Велев в конце концов страже, чтобы направляли баронессу Шертхесс прямо к нему, граф Круазе направился в своё Министерство иностранных дел.

Ему повезло: нынешний министр был уже в преклонных летах и сам подумывал уйти в отставку, поэтому воспринял указ императора спокойно. Они только-только выпили кофе, обсуждая очередное заявление Королевства Дроу, как доложили о приезде Сепиру. Извинившись, Пьерше увлёк подругу в переговорную.

– Что случилось? – с присущей ей прямотой спросила она.

– Вот, прочти сначала. – Пьерше протянул ей утреннюю газету.

Сепиру резким движением, отчего громко зашуршали страницы, раскрыла издание.

«Королевство Дроу отказалось праздновать столетие суверенитета Приморской Республики.

Сегодня в национальной газете дроу появилось утверждение, что возвращение Республики в лоно Королевства – вопрос не только национального единства, но и государственной безопасности. “Мне грустно в этот день, так как он напоминает мне о чёрном варварстве, насильно разделившем нашу страну целый век назад. Позволить стране опуститься в хаос – постыдный поступок моих предшественников, и я вижу своим долгом восстановить историческую гордость своего народа”, – официально заявил министр иностранных дел Королевства Дроу. Посольство Республики составило в ответ ноту протеста».

Сепиру швырнула газету обратно на стол.

– Дело скверное, Королевство продолжает наглеть. Ну так что? Ты же меня не за этим позвал?

– Аурелий пошёл на поводу у князя Мешерие. – Пьерше сделал паузу, чтобы до неё дошло. – Чтобы строить крепость на северном побережье.

– Что? Что-о-о?

– Только не беги к нему, он и так кричал не своим голосом. Я всерьёз опасаюсь за его рассудок.

Сепиру бессильно выругалась.

– Как вообще всё произошло? – Её кулак в ярости врезался в стену. – Этот мерзкий старикан… да что он себе позволяет?! Совсем голову от жадности потерял: я уже узнала, он вложил средства в северную сеть дирижаблей, но просчитался. И теперь хочет покрыть расходы, прогоняя через неё материалы для крепости.

– Вот бы ты это сказала Аурелию вчера!

– Как же он его послушался? Он же прекрасно понимает, что нам нужно укреплять границы с дроу. Его отец только этим и занимался: в армию вкладывался, всё старался приструнить Королевство. Если Республика потеряет суверенитет, мы лишимся льготного выхода в Торговое море. Это будут не только колоссальные убытки, но и падение международного престижа!

Пьерше вздохнул, соглашаясь. Кофе во рту потеряло свой приятный привкус. Граф был зол сам на себя, на свою оплошность минувшей ночью. Князь Мешерие очень хитёр, он это знал. Знал и допустил халатность! Нельзя было оставлять Аурелия одного!..

– Сепиру, я не знаю, что происходит с Аурелием, честно. Возможно, об этом лучше поговорить с Кэрелом, он же занимается этими… социальными исследованиями. Пока что я сделал только один вывод: мы должны поддерживать Аурелия. Иначе всё потеряем. Пусть что-то идёт не так, как нам хочется, нельзя сейчас наседать на него. Он не в том состоянии.

– Иначе князь Мешерие воспользуется этим и совсем оттеснит нас, – мрачно закончила Сепиру.

– Да, – кивнул Пьерше. – Пока что затаимся и попробуем собрать на него какой-нибудь компромат. С таким противником с наскоку не справишься. Ладно, прочитай-ка ещё вот это. – Улыбнувшись, он развернул газету в другом месте.

С превеликим удовольствием граф наблюдал, как сошедшиеся на переносице брови Сепиру секунда за секундой в изумлении поднимаются: «…Несмотря на то количество прошений и вопросов, которые мы ежедневно направляем нашему правительству, сегодня можно с уверенностью сказать, что в нашей стране сделан шаг вперёд. С первого числа второго летнего месяца на должность министра просвещения будет назначена баронесса Сепиру Шертхесс. Напомним, что баронесса Шертхесс всегда была активна в прессе, как никто другой, – её статьи “О плачевности женского образовании” и “Школьный досуг” не читал только тот, кто не интересуется общественной жизнью вообще. Мы желаем новому министру побед и энергии на её нелёгком, но, без сомнений, благородном пути оздоровления родины. Остаётся лишь надеяться, что изменения коснутся не только образования, но и жизни в Белой империи в целом. А как же иначе, если молодой император подаёт для этого самые яркие надежды, отметив своё правление первым министром-нордианкой? Да благословят Близнецы-Создатели своим дыханием путь Аурелия Табриесса!»

– Это так мило, – рассмеялась Сепиру от радости. – Кэрел старается изо всех сил.

– Да, расхваливает, как только может, так что нам тоже следует стараться. Ну что, кофе выпьешь?

– Нет, я лучше поеду. И так задержалась у тебя, – помотала головой баронесса. – Мне ещё с моим министром воевать, а то, говорят, он за сердце схватился, когда узнал, что на его место женщину посадят.

– Да ты их одной силой взгляда построишь, и Дара никакого не надо, – хохотнул Пьерше. – Вообще я отчасти с ним согласен: тебе точно нельзя в начальники. Уж больно сурова. Ай!

И, увернувшись от шутливого замаха Сепиру, граф проводил её весёлым взглядом. Всё-таки день начинался неплохо.

* * *

Башня, на вершине которой проявляли лунные чернила, представляла собой высокое тонкое сооружение, почти шпиль, отстоящий от дворца на несколько метров и соединённый с ним узким мостом. На огороженной перилами открытой площадке всегда было ветрено, и лист бумаги, найденный в тайнике, дёргался в руках Аурелия и трепетал. Борясь с непослушной бумагой, император зафиксировал её на специальном возвышении, выточенном из цельного куска гранита. Стол матово мерцал в ярком сиянии восходящей луны, окружённой синей дымкой.